Так, начну выкладывать "Гармонику" свою любимую. По главам и по частям.

Часть первая. "Немножко меня в тебе".

Автор: Aoe

Перевод: elinorwise

Редактор: Pandorra

1.

Это должна была быть обычная миссия.
Цель не представляла собой ничего особенного, просто местный наркодилер – по совместительству торговец органами – с амбициями, решивший добиться славы при помощи шантажа. Он собрал значительное количество информации, порочащей нескольких политиков, которые покровительствовали его скромному бизнесу. Это-то и привлекло к нему внимание Критикер. Возросшее влияние шантажиста могло создать проблемы, поэтому Персия послал Вайсс убить его.
Ни Вайсс, ни Критикер не знали, что в ту же ночь их цель должна была впервые встретиться с представителями потенциального союзника – Реджи Такатори.
Йоджи тихо выругался, на бегу собирая леску затянутыми в перчатки руками. Этот немецкий паранорм был у него на хвосте, и стряхнуть Шульдиха не представлялось ни малейшей возможности. Единственное, что можно было сделать – приготовиться к атаке, когда рыжий Шварц обрушится на него, и постараться не думать о том, что делаешь. Когда имеешь дело с телепатом, излишнее обдумывание может свести на нет все усилия.
Поэтому Йоджи сконцентрировался на том, чтобы перебирать ногами, увлекая Шульдиха в веселые «догонялки» по крышам складов, инстинктивно вытягивая леску из часов. К тому времени, как услышал позади себя знакомый раздражающий смешок, Йоджи был в полной готовности.
Он подпрыгнул, оттолкнувшись ногами от крыши и разворачиваясь в прыжке, чтобы оказаться лицом к лицу с Шульдихом. Рыжий тоже остановился, глядя на Кудо с широкой ухмылкой.
«Как это может быть, что он даже не запыхался? – раздраженно подумал Йоджи. – Я знаю, что он курит не меньше меня». Его собственная грудь тяжело вздымалась, и он уже чувствовал приближение приступа изнурительного кашля.
Он не стал ждать. Если он задумается о том, что собирается делать, Шульдих узнает.
Йоджи инстинктивно выбросил леску. Немец внезапно задохнулся и захрипел, и Йоджи понял, что ему удалось застать телепата врасплох. Шульдих пытался поднырнуть под летящую леску, но одной его скорости, без той информации, которую давало чтение мыслей противника, оказалось недостаточно. Йоджи мрачно усмехнулся. Он всегда думал, что в этом и состоит слабость Шульдиха. Парень слишком полагался на свою телепатию. Кроуфорд тоже использовал свои способности, но перехитрить оракула было и вправду невозможно. Он знал о вражеских намерениях задолго до их осуществления. А вот Шульдих не мог узнать о них, если враг оказывался достаточно сообразительным, чтобы не обдумывать свои действия. А узнав, полагался на свою скорость и рефлексы, помогавшие избежать атаки.
Но если застать его врасплох, скорости оказывалось недостаточно. Шульдих, всегда рассчитывавший только на свой дар, не умел предугадывать действия противника по положению его тела.
Немцу никогда не приходилось развивать такое умение.
- Очень умно, Кудо, - оскалился Шульдих, слегка согнувшись, опутанный сплетениями Йоджиной лески. К сожалению, Балинезу не удалось накинуть петлю ему на шею, так что он не мог придушить телепата. Зато мог поранить его. Для пробы Йоджи потянул леску и увидел, как Шульдих вздрогнул, когда острый металл разрезал ткань, добравшись до нежной плоти. Темные пятна крови выступили на одежде немца. Шульдих зашипел и быстро шагнул вперед, чтобы ослабить натяжение лески.
- Эй, эй, Шульдих, - предостерег Йоджи, потянув сильнее, что вызвало у немца вскрик боли. – Ты, конечно, быстрый, но все-таки ты не успеешь добраться до меня прежде, чем я нарежу тебя на ломтики, - заверил он с самодовольной усмешкой. Шульдих зарычал на него, вполголоса ругаясь по-немецки.
Противостояние продолжалось несколько секунд. Противники смотрели друг на друга. Йоджи старательно гнал от себя любые мысли, чтобы еще больше вывести Шульдиха из себя. Устав от переглядываний, немец огрызнулся:
- Ну ладно, ты меня поймал. Но как ты собираешься удержать меня?
Йоджи нахмурился, сильнее сжав леску в руке, и по лицу Шульдиха разлилась злобная усмешка. Это внезапно встревожило Йоджи. Он надеялся, что остальные Вайсс поторопятся и поддержат его.
- Они заняты, - промурлыкал Шульдих, и Йоджи выругал себя за то, что нарушил ментальное молчание. Шульдих фыркнул, очевидно, в ответ на эту мысль.
- Ментальное молчание, - ухмыльнулся он. – Как будто такая вещь вообще существует. Ты можешь оставаться бесстрастным на поверхности, но все, что мне нужно сделать – это задержать дыхание... – немец говорил тихо, продолжая неприятно улыбаться, - ...и нырнуть глубже.
Глаза Шульдиха вдруг сверкнули в темноте, как у кота, и Йоджи почувствовал, что больше не один в собственной голове.
Он попятился, задрожав от странного ощущения ментального насилия. Йоджи чувствовал в своем разуме ненавистное присутствие Шульдиха, перебирающего воспоминания, заглядывающего в темные уголки и за высокие стены, воздвигнутые не на пустом месте.
От этого невозможно было защититься. Не было способа удержать Шульдиха снаружи, не было способа выгнать его наружу теперь, когда он уже пробрался. Призрачная тень телепата мелькала перед мысленным взором Йоджи, заполняя собой все его существо.
Шульдих смеялся над ним.
Йоджи почувствовал, что его хватка на леске ослабла. Он с ужасом смотрел на собственные руки и... ничего не мог поделать. Он больше не контролировал себя. Стиснув зубы, Йоджи попытался собраться с силами, с разумом, восстановить власть над собственным телом, выгнать захватчика.
Шульдих тихонько хохотнул.
- Ты думал, что поймал меня в свою паутину, правда, белый охотник? Но твои мысли трепещут, как крылья бабочки в сетях моего разума. Ты не сможешь спастись от меня, Йоджи. Я внутри тебя, - прошептал телепат, поблескивая зелеными глазами в полумраке. Его смех эхом отразился в мыслях японца.
А потом Йоджи почувствовал внезапную пронизывающую боль в животе.
Он закричал, смутно осознав, что Шульдих почему-то кричит вместе с ним, и увидел окровавленное лезвие, проткнувшее живот. С ужасом заметил, как кровь густым темным потоком хлынула из раны. Колени подкосились, и он рухнул на крышу, слыша собственные мучительные стоны. Боль была невероятной, невыносимой, а потом нож вырвали из его тела, и он подавился кровью и собственным криком, и тогда темнота хлынула волной из глубин разума, унося к забвению.
***
Когда спустя несколько минут появился Кроуфорд, Шульдих стоял на коленях, тяжело дыша и постанывая. Кроуфорд предвидел странное поведение немца, но не понимал его причины.
- Освободи его и пошли, - приказал он Фарфарелло.
Ирландец нагнулся над распростертым телом Балинеза, под которым медленно растекалась лужа крови. Фарфарелло слизнул кровь Кудо с ножа, глядя на Кроуфорда единственным золотистым глазом. Оракул нахмурился.
- Освободи Шульдиха, - нетерпеливо повторил он, пытаясь мысленно проследить быстро возрастающую вероятность того, что Вайсс появятся здесь прежде, чем Шварц успеют уйти. Он оставил потерявшего сознание Наги в машине, предвидя, что у Шульдиха возникнут затруднения. В погоне за Кудо немец удалился на несколько кварталов от места, где произошло столкновение с Вайсс. Мерзкий кусок дерьма, который Такатори собирался оценить, был убит – о чем, по мнению Кроуфорда, не стоило жалеть. Такатори согласился встретиться с наркодилером только для того, чтобы определить, стоит ли хлопот заставить его служить себе, или же следует просто устранить. Если бы Вайсс не взяли на себя труд убрать этого «криминального босса на час», вероятно, Шварц получили бы то же задание завтра. Впрочем, им удалось спасти большую часть коллекции компрометирующих фотографий, что было, по крайней мере, маленьким успехом сегодняшнего вечера.
Однако Кроуфорд не предвидел появления Вайсс, и это беспокоило его. Столкновение превратилось в полную неразбериху, оставившую Наги выжатым и обессиленным, а теперь еще и у Шульдиха возникла какая-то непонятная проблема. Возможно, он пострадал от лески Кудо. Кроуфорд не был в этом уверен, но он знал, что если Фарфарелло продолжит сидеть здесь и облизывать свой проклятый нож, Вайсс не замедлят прибыть.
На секунду он подумал о том, чтобы пристрелить Шульдиха и оставить здесь его труп, но немец, каким бы несносным он ни был, являлся вторым сильнейшим членом Шварц. Наги слишком молод, а Фарфарелло слишком нестабилен. У Шульдиха тоже не все дома, но на него хотя бы можно было положиться в том, что касалось выполнения работы.
Обычно.
Зарычав, Кроуфорд выхватил окровавленный нож из руки ирландца и шагнул к скорчившемуся Шульдиху. Рыжий сжался в комок, всхлипывая, как ребенок в темноте. Кроуфорд с отвращением нахмурился при виде этого зрелища, но принялся деловито кромсать леску, опутавшую конечности телепата. Потом швырнул нож Фарфарелло и встал, перекинув длинное тело Шульдиха через плечо. При всем своем росте немец хотя бы был легким. Свободной рукой Кроуфорд схватил Фарфарелло за шкирку и нырнул в тень, каким-то чудом умудряясь сохранить почти кошачью грацию движений, несмотря на полубессознательного напарника, свисающего с плеча, и на другого, тащившегося сзади и изысканно матерившегося по-английски.
К тому времени, как остальные Вайсс появились на затемненной крыше, Шварц уже исчезли.
***
Кен повесил фартук и провел рукой по волосам, тяжело вздохнув.
- Ты куда? Твоя смена не окончена, - спокойно заметил Айя, на секунду оторвавшись от композиции, над которой работал.
Кен нахмурился, сердито сверкнув глазами.
- Пойду в больницу, - отрезал он. – Навестить Йоджи.
Айя слегка прищурился в ответ на скрытый упрек, потом пожал плечами и снова повернулся к своим цветам. Кен тихо выругался и бросился прочь из магазина, не потрудившись даже найти Оми, чтобы сказать ему, что уходит.
Черт бы побрал этого Айю. Почему он такой холодный? Прошлой ночью, когда они наконец-то отыскали Йоджи по сигналу рации, Абиссинец заметил только, что Балинезу не следовало так удаляться от напарников, тогда они могли бы услышать его крик.
«Мы даже не знаем, кричал ли он», - подумал Кен. Злость в нем утихла, уступив место страданию. Они знали вчера, что Шварц не успели далеко уйти, и что, по крайней мере, Наги неспособен сражаться, но когда обнаружили Йоджи, то оставили всякую мысль о погоне. Его отвезли в больницу так быстро, как это было возможно, но он был уже смертельно бледным, с нитевидным пульсом, и пугающе густая, почти черная кровь безостановочно сочилась из раны...
Кен, как самый сильный, нес Йоджи на руках, и кровь пропитала его куртку и рубашку, так что по возвращении домой ему пришлось буквально сдирать ее с тела. От этого на глазах появились слезы, которые оказалось невозможно остановить. Кен стоял под душем почти час, пытаясь совладать со своим горем, но еще и сегодня весь день чувствовал, что близок к слезам, стоило ему только оглядеться по сторонам и в очередной раз осознать, что Йоджи нет в магазине.
И возможно, никогда больше не будет.
Кен глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы избавиться от комка в горле. Жизнь Йоджи буквально висела на волоске. Конечно, они нередко грызлись, и Йоджи действовал Кену на нервы своим курением, развратом и своей нескрываемой склонностью к лени, но тем не менее... Просто это был Йоджи. Что-то вроде старшего брата, которого ты терпеть не можешь, но втайне обожаешь.
Кен вздохнул, созерцая больничную дверь. Ему не хотелось входить. Не хотелось видеть Йоджи – яркого, блестящего Йоджи – бледным и тихим, лежащим в больничной кровати, с прицепленными к нему трубками и проводами, в окружении попискивающих приборов, живущих своей искусственной жизнью...
Он вошел. Сказал в приемном отделении, что он брат Йоджи, потому что в палаты интенсивной терапии допускали только родственников.
Это даже не было ложью.
Хидака замер на пороге. Картина, представшая его глазам, была настолько ужасной, насколько он и ожидал. Конечно, он уже видел Йоджи вчера, подключенного к мониторам и капельницам. Но видеть это было как будто еще хуже, чем вспоминать об этом. Кен вошел в палату и подтащил к кровати единственный неудобный стул.
Он не знал, сколько просидел здесь, глядя в бледное застывшее лицо Йоджи, прежде чем в дверях послышался негромкий кашель.
- Мистер Кудо, - произнес мужской голос, и Кену потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что он действительно назвал себя Кеном Кудо прошлой ночью. Медики всегда рады иметь под рукой кого-нибудь из родственников больного. Оми был слишком расстроен, чтобы вызваться на эту роль и ответить на все необходимые вопросы, а Айя, этот хладнокровный ублюдок, отказался даже войти в здание больницы.
Кен обернулся навстречу доктору, которого уже видел вчера. Мужчина улыбнулся скупой профессиональной улыбкой из разряда тех, что предлагают утешение, но не надежду. У Кена сердце замерло в груди.
- В чем дело? – хриплым шепотом спросил он.
Доктор слегка нахмурился, очевидно, огорченный тем, что его обнадеживающий вид не обманул собеседника. Потом улыбка снова возникла на прежнем месте. Теперь она была чуть теплее, чем в первый раз.
- Мистер Кудо, - медленно повторил доктор, опустив глаза на карту, которую держал в руке, а потом быстро взглянув на показания мониторов. – Боюсь, мне нелегко будет сказать это, мистер Кудо. Мы считаем, что у вашего брата наступила смерть мозга.
Кен молча смотрел на доктора. Этого не может быть, это просто невозможно... Только не Йоджи, насмешливый, самоуверенный Йоджи, не хитроумный детектив, всегда контролировавший себя и обстоятельства, не тот, кто корчил рожи над здоровыми завтраками Кена, потягивая свой кофе вперемешку с сигаретным дымом...
- Нет, - решительно возразил Кен. – Это невозможно.
Доктор снова нахмурился, теперь почти раздраженно, но тут же умело вернул улыбку, добавив в нее немного сочувственного беспокойства.
- Я понимаю, что это ужасный шок, мистер Кудо, но постарайтесь понять. Даже если бы не было существенного повреждения внутренних органов, такая большая кровопотеря... травма... мозг может выжить только в течение... недостаток кислорода...
Слова доктора доносились до Кена словно бы из длинного гулкого туннеля, и он просто отказывался понимать их. Нет. Это неправда. Это просто не может быть правдой. Йоджи не может умереть...
Йоджи не может умереть, потому что Кен упустил Фарфарелло, слишком озабоченный Айиной схваткой с Кроуфордом.
Ножевая рана зияла в животе Балинеза, как черная дыра, и из нее хлестал неостановимый поток темной, темной крови, одновременно ужасающий и завораживающий, как знак того, что Йоджи все еще жив, что еще есть время...
Кен сжал кулаки, вспомнив ощущение разорванной Йоджиной кожи под своей ладонью, а доктор все продолжал свое подробное объяснение.
- ...несколько необычных сигналов, которые могут указывать на остаточные проявления высшей нервной деятельности, но в действительности...
- Что? – перебил Кен, встряхнувшись от своих мучительных воспоминаний.
Доктор нахмурился.
- Я сказал, что мы зафиксировали несколько необычных вспышек мозговой активности, которые могут указывать на остаточные проявления высшей нервной деятельности, но их недостаточно для того, чтобы определить...
- Но вы видели их, - перебил Кен, обеими руками ухватившись за эту призрачную надежду. – Это и есть проявления высшей нервной деятельности!
Доктор нахмурился еще сильнее, и Кен удивился, что у мужчины хватило честности признать такую возможность, несмотря на то, что он явно не хотел обнадеживать собеседника.
- Всего лишь несколько случайных пиков, - уточнил доктор. – Недостаточных для оптимистических прогнозов относительно возможности выживания.
«Выживания. Не выздоровления, - мрачно отметил Кен. – Возможность выздоровления даже не рассматривается».
- А есть тут кто-нибудь, кто думает, что эти пики достаточны для оптимистических прогнозов? – спокойно спросил он.
Доктор без выражения взглянул на него.
- Доктор Ишихара. Но она молода и все еще думает, что медицина способна творить чудеса.
- Я понимаю, - тихо сказал Кен. С минуту он смотрел на хмурящегося доктора, а потом обернулся к Йоджи. Лицо мужчины, утратившее свое обычное самодовольное выражение, казалось сейчас почти утонченно прекрасным. Обольщаешь девушек даже во сне, а, Йоджи?
- В таком случае, я хочу, чтобы доктор Ишихара занялась им.
Доктор раздраженно проворчал что-то, а потом испустил вздох долготерпения.
- Это только усложнит вам задачу примирения с фактом, - предупредил он, но затем повернулся и вышел из палаты без дальнейших споров.
Кен оставался, пока не закончились часы посещений, и все это время смотрел на мониторы.
Он не увидел никаких пиков.

3.
Шульдих промчался по коридорам больницы, щедро используя свои ментальные способности для того, чтобы предотвратить нежелательное внимание со стороны врачей и медсестер. Йоджи вздохнул, переживая об упущенных возможностях для флирта, но Шульдих только презрительно фыркнул в ответ.
«Да ладно, Шу, с твоим складом ума ты просто обязан быть бабником», - подколол Йоджи.
«Нет, не обязан. И не называй меня Шу», - коротко бросил телепат, сосредоточенно удерживая ментальную ширму.
«Шу-шу? Шульдинатор? Шумайстер?» - предложил Йоджи, наслаждаясь растущим раздражением немца.
«Почему ты не можешь просто называть меня Шульдихом?» - наконец спросил тот.
«По двум причинам, - охотно объяснил Йоджи. – Во-первых, это звучит слишком формально, учитывая, что мы сейчас... вроде как... соседи по комнате, - он хохотнул, когда Шульдих мысленно передернулся от такого определения. – А во-вторых... – Йоджи помолчал, а потом продолжил задумчиво, - потому что я раньше не понимал по-немецки».
«И что?» - с любопытством спросил телепат.
Йоджи нахмурился.
«Поэтому я не знал, что твое имя означает «виновный». Это... не знаю, как-то странно - звать тебя так».
Шульдих равнодушно пожал плечами.
«Это мое имя».
«Не настоящее имя», - тихо подумал Йоджи. Немец то ли не услышал его, то ли предпочел не отвечать, так что остаток пути до Йоджиной палаты они молчали.
Шульдих остановился на пороге и тактично прикрыл глаза, едва взглянув на шокирующую картину. Йоджи скорчился в глубине его разума, дрожа от тошнотворного ужаса при виде собственного опутанного трубками и проводами тела, неподвижно лежащего на постели.
«Эй, прекрати. А то меня сейчас стошнит», - грубо встряхнул его Шульдих. Тем не менее, он не открыл глаза, пока Йоджи не взял себя в руки.
«О’кей. Я в порядке. Спасибо, что... подождал», - слабо отозвался Йоджи. Шульдих кивнул и вошел в палату.
Они осмотрели прикрепленное к Йоджиному телу оборудование и текущие по трубкам жидкости, по обоюдному молчаливому соглашению сведя разговор к беспристрастной научной дискуссии.
Наконец, Шульдих остановился у изголовья кровати, рядом с маленькой тумбочкой, на которой возвышался изысканный букет, опознанный Йоджи как творение рук Оми. Шульдих открыл ящик тумбочки.
«Что, черт возьми, это делает здесь? - поразился Йоджи, увидев в ящике свои часы – те самые, с леской. – Они специально их здесь оставили, чтобы кто-нибудь стащил?»
«Ты имеешь в виду, кто-нибудь вроде меня?» - негромко проговорил Шульдих, с усмешкой вытащив часы из ящика и ловко застегнув ремешок на собственном узком запястье.
«Погоди...» - слабо подумал Йоджи, испытав внезапный приступ головокружения. Ощущение было таким, словно он сам надел часы...
«Ты и надел, - легко согласился Шульдих. – Я одолжил тебе свою руку на минутку. Это ведь твое оружие, а не мое. Я мог порезаться, а этого ни один из нас не хочет, - мысли немца звучали невыносимо самодовольно. Йоджи сердито зарычал и почувствовал, как Шульдих нахмурился. – Эй, я просто стараюсь быть гостеприимным. Я подумал, что ты будешь чувствовать себя лучше с чем-то, принадлежащим тебе».
Йоджи не слишком-то поверил в альтруистические мотивы телепата.
«Я не собираюсь учить тебя обращаться с моей леской, чтобы ты мог убивать невиновных или использовать ее против моих друзей», - решительно предупредил он.
«Параноик», - пробормотал Шульдих, отворачиваясь, чтобы взглянуть в бледное лицо Йоджи.
«Знаешь, Кудо, а ты ничего», - беспечно заметил он.
Йоджи потрясенно увидел, как тонкая рука немца нежно коснулась бледной щеки. Шульдих поделился с ним ощущением, и было невероятно странно чувствовать собственную кожу кончиками чужих пальцев.
«Гладкая, - одобрительно констатировал телепат. – Кто-то побрил тебя, кто-то любящий и заботливый. Есть предположения?»
«Завидуешь? – рассеянно спросил Йоджи, все еще сосредоточенный на ощущении своей щеки под странно нежными касаниями Шульдиха.
Немец фыркнул.
«О да, Кудо, я сам хотел бы прижать лезвие к твоему горлу, - раздраженно огрызнулся он, сжав пальцы на Йоджиной щеке и слегка толкнув, так что голова Йоджи мотнулась на подушке. – Оо, смотри, у тебя слюна течет. Как эротично» - поддразнил Шульдих.
«Я имел в виду, завидуешь, что обо мне кто-то заботится?» - спокойно спросил Йоджи. Воспользовавшись тем, что немец отвлекся, он установил контроль над рукой и осторожно вернул свою голову в прежнее положение.
«Засранец», - с горечью пробормотал Шульдих. Йоджи начал доставать салфетку, чтобы вытереть слюну с лица, но обнаружил, что руки телепата больше не подчиняются ему.
Шульдих вытащил салфетку и вытер ему лицо.
«Благодарю», - тихо сказал Йоджи.
Они постояли молча, размышляя.
«Ну, - наконец поторопил Шульдих. – Ощущаешь какое-нибудь... притяжение? Хочешь вернуться в собственное тело?»
«Я бы с удовольствием, - честно сказал Йоджи. – Но... нет, ничего не ощущаю. Не знаю, что делать...»
Шульдих вздохнул.
«Ну, раз мы ничего не можем придумать, лучше уйти, пока...»
- Шульдих! Какого хрена ты здесь делаешь? Убирайся прочь от Йоджи, или я пристрелю тебя к чертовой матери!
«Пока не появился кто-то из твоих друзей», - саркастически закончил Шульдих.
***
Кен стоял на пороге палаты, нацелив пистолет на Шварцевского убийцу, угрожающе склонившегося над Йоджиной кроватью.
«Как, черт возьми, этот парень проник сюда? – с отчаянием подумал Хидака. – У них что тут, вообще охраны нет? Хотя, конечно, против Шварц обычная охрана не поможет... Черт, я должен был подумать об этом! Теперь жизнь Йоджи в опасности! Остается только надеяться, что Шульдих не понимает, что я не могу пристрелить его без риска задеть Йоджи или повредить аппараты...».
Он тут же мысленно выругал себя. Если Шульдих и не понимал до сих пор, то теперь-то Хидака сообщил ему об этом!
Но телепат, повернувшийся к нему со своей обычной мерзкой ухмылкой, внезапно схватился за голову, ругаясь по-немецки.
- Ты мешаешь! - прошипел он.
- Конечно, мать твою, мешаю, - отрезал Кен, внимательно оглядывая его. Если выстрелить пониже, то пуля, даже пролетев насквозь, не повредит ничего жизненно важного в комнате. В Шульдихе – это другое дело.
- Кен, нет, baka! Ты не можешь стрелять посреди больницы! – рявкнул Шульдих. Рука Кена с зажатым в ней пистолетом на мгновение дрогнула. Интонации немца поразительно напоминали Йоджины, когда он... Кен снова нахмурился, покрепче ухватив пистолет.
- Ты хочешь, чтобы мы оба погибли? – напряженно прошептал Шульдих. Кен в замешательстве уставился на него. Конечно, он попадет в переделку за стрельбу в больнице, но пока Йоджи в безопасности...
- Ну тогда ты сделай что-нибудь! – огрызнулся Шульдих.
Кен с удивлением заметил, что поза немца вдруг изменилась. Это по-прежнему было тело Шульдиха, но то, как он держался...
Почти как Йоджи.
- Кенкен, - ласково сказал он, так точно имитируя голос Йоджи, что у Кена мурашки пошли по коже. – Ну же, Кен-кун, положи пистолет, и давай поговорим. Ты же не хочешь устроить стрельбу в публичном месте, полном невинных людей...
- С каких это пор Шварц беспокоятся о невинных людях? – хрипло рассмеялся Кен, держа палец на курке. – Я не знаю, в какую грязную игру ты играешь, притворяясь Йоджи-куном, но я не дам тебе уйти! – его голос вдруг оборвался, и слезы потекли по щекам. Шульдих, который казался подавленным, но не испуганным, молча смотрел на него.
Без предупреждения телепат выбросил руку, и Кен с изумлением увидел, как леска обвилась вокруг ствола пистолета. Шульдих рванул леску, и пистолет вылетел из руки Хидаки, загремев по полу. Это был прием Йоджи.
Но Шульдих никогда прежде не использовал такое оружие. Это была... Йоджина леска...
Прежде чем Кен успел оправиться от шока, Шульдих подскочил к нему. Кен почувствовал руку на затылке, внезапное сжатие, а потом наступила темнота.
***
Шульдих бежал прочь от больницы, не выбирая направления. Длинные ноги несли его вперед со скоростью, неподвластной нормальному человеку. Йоджи, невольный соучастник забега, слышал, как стучит кровь в ушах немца, как сокращаются его легкие... Шульдих едва успевал избегать столкновений с прохожими и транспортом, стремительно несясь по городским улицам, не куда-то, а просто прочь, прочь, прочь...
Наконец он остановился на окраине города, устало привалившись к стене заброшенного склада и пытаясь отдышаться. Дрожащими пальцами вытащил пачку сигарет из кармана зеленого пальто, и следующие несколько секунд сосредоточенно дышал дымом.
«Шульдих?» - нерешительно позвал Йоджи. Разум немца кружил вокруг него взволнованным вихрем.
«Ты помешал мне использовать мою силу, - надорвано прошептал Шульдих. – Я пытался отключить его сознание, чтобы мы могли уйти, а ты остановил меня».
«Я... Извини. Я не знал... Я испугался, что ты причинишь ему вред», - неуверенно пробормотал Йоджи, пытаясь пробиться сквозь кружение эмоций телепата.
«Ты... остановил... меня, - проскрежетал Шульдих. Смешанные эмоции вдруг объединились во вспыхнувший гнев. – В моем собственном разуме, где я – хозяин, ты пытался управлять мной! – Волны ярости обрушивались на Йоджи с ураганной силой. – Никто не будет управлять мной!» – заорал Шульдих.
А потом занавес поднялся.
Йоджи закричал от ужаса, когда пульсирующий шум хлынул в его сознание. Эмоции загрохотали по венам, мысли всего Токио ударились в него одновременно, с силой тысяч громовых раскатов, терзая разум, разрывая его в клочья, полосуя его на крошечные бессмысленные лоскутья, уносимые ревущим потоком...
А потом, так же внезапно, все закончилось.
Йоджи скорчился в благословенной тишине разума Шульдиха, тихонько всхлипывая, как испуганный ребенок.
«Никогда не оспаривай мою силу», - хрипло предупредил Шульдих. Его внутренний голос упал до слабого шепота после натиска, который ему и самому пришлось выдержать, чтобы преподать Йоджи урок.
Мягкие пряди успокаивающих мыслей ласкали сжавшегося в комок Йоджи. Он покорился их объятиям, обернув их вокруг себя, но даже в теплом коконе нежности услышал гулкое эхо предупреждения.
«Никогда не оспаривай мою силу, - мрачно повторил телепат. – Помни, что моя сила – единственное, что защищает тебя от этого».
И чуть погодя, когда Йоджи уже сдавался темноте, обнимающей сознание, до него донеслось чуть слышно:
«Моя сила – это единственное, что у меня есть».
***
Кен кивнул Айе и повернулся, чтобы выйти из приемного покоя. Фудзимия выглядел не на шутку потрясенным мыслью о том, что ему придется проторчать здесь следующие восемь часов.
«Что ж, Айе придется примириться с этим», - мрачно подумал Кен.
Они решили не привлекать ничьего нежелательного внимания рассказом о том, что Йоджи пытались убить, а обойтись поочередным дежурством в приемном покое реанимации. Большего они не могли сделать, потому что время посещений в самом боксе было строго ограничено.
Кен вышел из больницы и хмуро зашагал по затененным улицам. Он устал, но был все еще на взводе после столкновения с Шульдихом. К тому же ему никак не удавалось осмыслить то, что произошло в Йоджиной палате.
Он сунул руку в карман и нашарил пистолет, который Шульдих вырвал из его руки Йоджиной леской. Как, черт возьми, немец сделал это? Йоджи давал однажды Кену потренироваться с леской, просто для развлечения, и Кен тогда намотал больше вокруг себя, чем вокруг мишени.
Он вспомнил, как Йоджи смеялся при виде этого зрелища, и почувствовал, как сердце сжалось.
«Йоджи... Мы уже чуть не потеряли его, а тут еще Шульдих...».
Кен не хотел даже думать о том, что могло бы случиться, не подоспей он вовремя, но в мозгу все равно вспыхнуло несколько пугающе ярких картинок.
«Не то чтобы Шульдиху понадобилось что-то изобретать, - мрачно напомнил он себе. – Все, что ему нужно сделать сейчас, это перекрыть кислород. Доктор Ишихара надеется на лучшее, но она слишком опытна, чтобы не признать, как все плохо на самом деле».
Кен вздохнул, решительно отбрасывая беспокойство. Доктор Ишихара сделает все от нее зависящее, чтобы спасти Йоджи. А дело напарников – не дать Шварц убить его.
Кен рухнул на скамейку, внезапно ощутив усталость. Адреналиновая горячка стихла, уступив место опустошению. Поэтому он просто сидел, в очередной раз прокручивая в мозгу сегодняшнее столкновение с Шульдихом.
Было во всем этом что-то чертовски странное.
***
Шульдих обшаривал карманы в поисках ключей, рассеянно хмурясь. Йоджи все еще прятался в глубине его подсознания, не оправившись от какофонии, которую самому Шульдиху приходилось выдерживать на протяжении всей своей жизни. Немец был слегка раздражен этой очевидной слабостью, хотя и понимал, что для непосвященного ощущение должно было быть довольно... шокирующим.
Йоджи сравнил это с тысячей грозовых раскатов. Шульдих подумал, что это немного чересчур, но, в конце концов, он-то привык к этому с самого детства. К тому же, вероятно, его мозг чем-то отличался от мозга обычного человека – чем-то, что и делало его телепатом и давало силы противостоять шуму, которого обычный человек не мог выдержать.
А все-таки у Кудо есть характер.
Прежде, чем Шульдих успел вставить ключ в замок, дверь резко распахнулась, явив его взору очень разозленного Кроуфорда.
Шульдих почувствовал, что колени задрожали. «Так что там насчет Йоджи и его характера?» - немного истерично спросил он себя.
Он открыл рот, чтобы сказать что-то остроумное, но прежде, чем он заговорил, Кроуфорд вцепился ему в горло и втащил в дом. Там американец отпустил его на секунду, чтобы закрыть дверь, а потом толкнул так, что Шульдих влетел головой в стену, не успев вовремя затормозить.
Он пытался собраться с выдержкой, сидя на полу, когда тень нависла над ним. Шульдих поднял голову. Фигура Кроуфорда, освещенная сзади, казалась черной, и только поблескивавшие линзы очков выделялись на лице.
- Ты ходил навещать Кудо, без приказа, - спокойно заметил Кроуфорд, снимая пиджак. Шульдих молча смотрел на него. – Теперь Вайсс знают, что нам известно, где он. Они будут охранять его, и мы не сможем закончить дело, начатое Фарфарелло. Что, между прочим, должно было стать твоим первоочередным заданием. Ты напортачил, Шульдих. Усложнил мою работу.
Шульдих вздохнул и закрыл глаза, ожидая наказания.

5.
Айя кивнул вошедшему в приемный покой Оми, потом встал и потянулся, слегка поморщившись. Мышцы онемели оттого, что он всю ночь просидел на неудобном стуле.
- Есть изменения? – с надеждой спросил Оми.
Айя пожал плечами. Он не заходил посмотреть на Йоджи.
Оми неодобрительно нахмурился.
- Айя, - сказал он. – Я уверен, Йоджи хотел бы, чтобы ты тоже его навестил.
Фудзимия тихо фыркнул, в свою очередь, нахмурившись. Оми вздохнул, пожал плечами и направился ко входу в палаты реанимации. Уж он-то явно намеревался нанести визит напарнику.
Айя покачал головой и пошел к лестнице, но вместо того, чтобы спуститься вниз к выходу на улицу, украдкой оглянулся - не смотрит ли Оми. Убедившись, что тот ушел, Айя начал подниматься наверх.
Поднявшись на два пролета, он вышел в тихий коридор педиатрического отделения. Дежурная медсестра устало улыбнулась ему и приглашающе махнула рукой. Вообще-то до начала посещений оставалось еще два часа, но медсестры привыкли к Айе и его странному расписанию и давно уже впускали его, когда бы он ни появился.
Фудзимия задержался у двери, ощутив знакомый всплеск надежды, что, когда он войдет, она откроет глаза и улыбнется.
Но когда он открыл дверь, ее неподвижное тело даже не вздрогнуло.
Айя вздохнул и медленно подошел к кровати. Поначалу он еще мог цепляться за мечту, что когда-нибудь она поправится, но по мере того, как дни складывались в недели, месяцы и, наконец, годы, он начал осознавать суровую реальность. Он потерял сестру. Отмщение, которого Айя искал для нее, было нужно только ему самому. Это был единственный способ избавиться от ярости и боли, которые по-прежнему жгли его.
Фудзимия сидел у кровати в своей привычной позе и смотрел в окно, за которым разливался утренний свет. Цветы, принесенные в прошлый раз, уже начали вянуть. Он забыл принести новые. Айя взял руку сестры в свою, нежно сжав холодные неподвижные пальцы.
Оми и Кен не могли понять, почему он отказывался навестить Йоджи. Они знали, что Айя-чан находится в той же больнице, в таком же состоянии, и Айя регулярно навещает ее. Почему же Йоджи он игнорирует?
Фудзимия погладил волосы сестры, убрал челку со лба. Она выглядела такой спокойной, лежа здесь. Как будто уснула... или умерла.
Глубоко в душе Айя понимал, что уже начал оплакивать ее. Большая часть направленной против Такатори ярости была вызвана потерей Айи-чан. Каждый раз, когда Ран входил в эту палату, а сестра не открывала глаза, он еще на шаг приближался к признанию неизбежного. Казалось, она даже не повзрослела за все это время. Хотя прошло уже почти два года, Айя-чан по-прежнему выглядела так же, как в тот ужасный день. Как будто просто... замерла. Иногда Айя думал, не означает ли это, что она умерла в тот день, и не является ли искусственная жизнь, подаренная ей медициной, всего лишь извращенной шуткой. Он не мог перестать думать о том дне, не мог отпустить ее, поэтому ей пришлось задержаться до тех пор, пока он не поймет, что упорствовать бессмысленно.
- Айя-чан... – прошептал он, неуверенно коснувшись ее гладкой прохладной щеки.
Нет, этот день еще не наступил. Он еще не готов проститься с ней. Не готов принять холодную, жестокую правду.
Вот почему он не хотел видеть Йоджи.
Кен и Оми были исполнены надежды и оптимизма, и доктор Ишихара, хотя и более осторожная и умеренная в своих ожиданиях, казалось, тоже верила в возможность Йоджиного выздоровления.
Но доктор Ишихара была молода, и она все еще верила в чудеса. А Кен и Оми... ну, может, они и были чуть более искушенными, но в них по-прежнему жила юношеская вера в собственное бессмертие. О, конечно, они знали, что такое смерть, они слишком часто видели ее, чтобы не узнать. Но существовали определенные степени смерти, которых, Айя был уверен, они распознать не могли.
Да, тело Йоджи оставалось живым там, в палате реанимации. Но был ли Йоджи жив?
Была ли жива Айя-чан?
Ран задумчиво взглянул на сестру и признался себе, что не может с чистой совестью сказать «да». В то же время, он пока не был готов сказать «нет».
Тяжело, когда человек, который тебе дорог, находится между жизнью и смертью. Айя привык к такому состоянию сестры. Начинал примиряться с болезненной реальностью ситуации. Но у него ушло на это почти два года.
Он не был уверен, что выдержит это во второй раз.
Конечно, существует вероятность, хотя и небольшая, что состояние Йоджи не так безнадежно, как у Айи-чан. Может быть, в том теле, что лежало двумя этажами ниже, еще осталось что-то от человека, которого Айя успел узнать и полюбить.
Но возможно, что и не осталось.
И Айя знал, что поймет это в тот же миг, как увидит Йоджи. Он слишком хорошо изучил все признаки за то время, что приходил сюда. Он не хотел видеть в Йоджи то безжизненное спокойствие, которое заставит его понять, глубоко в душе, что улыбчивый плейбой ушел безвозвратно. Никогда больше не будет дразнить Айю и нежно подшучивать над ним.
Никогда больше не покачает головой с насмешливой укоризной, как это делала сестра.
- Я люблю тебя, Айя-чан, - шепнул Ран, снова взяв ее за руку.
Йоджи-кун...
Это нечестно. Он уже почти потерял сестру. Неужели он должен еще потерять того, кто больше всех подходил на роль старшего брата?

***
Кроуфорд закрыл файл, который просматривал на компьютере, и задумчиво уставился в пустой экран. Костяшки пальцев на руке, лежавшей рядом с клавиатурой, были содраны от небольшой взбучки, устроенной Шульдиху прошлой ночью. Интересно, немец уже проснулся?
Это было непохоже на Шульдиха – вырубиться от нескольких легких ударов. Немец с детства научился выдерживать избиения, сохраняя на лице эту проклятую усмешку. То, что на этот раз он так быстро сломался, означало, что телепат находится в состоянии какого-то дополнительного стресса, а по тому, как неестественно быстро двигались зрачки под опущенными веками парня, когда Кроуфорд нес его наверх, нетрудно было догадаться, что это за стресс.
Контроль никогда не был сильной стороной Шульдиха. Телепат производил хорошее впечатление, и временами довольно уверенно владел ситуацией, но это были редкие времена, и всякий, кто знал немца так же долго, как Кроуфорд, не мог не понять, насколько обманчиво такое впечатление. Кроуфорд был отлично знаком с признаками, означавшими, что пробиты ментальные щиты, защищавшие телепата от попадания в водоворот коллективного бессознательного всего Токио. Такое иногда случалось. Чем выше была плотность населения той страны, где они работали, тем более склонен был Шульдих к таким маленьким происшествиям.
Он становился очень ранимым после этого. Уязвимым, как никогда. И это давало Кроуфорду уникальную возможность утвердить свою власть над ним.
Это всегда было довольно рискованным занятием - выяснять с Шульдихом вопросы доминирования. Во-первых, немец ненавидел подставлять горло кому бы то ни было. Даже несмотря на то, что динамика их отношений была твердо определена много лет назад, Шульдих продолжал временами восставать против команд Кроуфорда, и никогда нельзя было быть уверенным в его повиновении. Не обладай немец таким мощным даром, возможно, Кроуфорд давно уже счел бы усилия по управлению им не оправдывающими себя.
Но Шульдих был сильным. Гораздо сильнее, чем понимали Эсцет. Так что если он и был иногда... трудным... что ж, этого следовало ожидать.
Но также с этим нужно было справляться.
Кроуфорду приходилось вести с Шульдихом тонкую игру, но он делал это так долго, что почти довел до автоматизма. Система требований и уступок, наказаний и вознаграждений была выстроена так давно, что практически превратилась в формальность. Дежа вю, снова и снова. Иногда Кроуфорд развлекался мыслью о том, чтобы откровенно сказать Шульдиху: «Давай просто представим, что я всыпал тебе по первое число, позволил тебе немного подуться, потом пришел, извинился и помирился с тобой. А ты простил меня, вспомнил свое место, и теперь мы можем снова заняться делом. Давай пропустим всю эту мыльную оперу!»
Но, разумеется, ничего такого он не говорил. Потому что обозначить ритуал так открыто – означало нарушить его, а каким бы утомительным и раздражающим ни был этот ритуал, он работал. Уже в течение семи лет.
Семь лет.
Кроуфорд задумчиво хмурился, глядя в экран компьютера.
Семь лет.
Семь лет, как он вытащил Шульдиха с берлинских улиц, вернув его под начало Эсцет. Семь лет прошло с того дня, как тот занял свое место при Кроуфорде.
Но на самом деле все началось гораздо раньше.
Семнадцать лет, в общей сложности. Шульдих поступил в распоряжение Кроуфорда семнадцать лет назад.
Дар Кроуфорда позволял ему ясно видеть только ближайшее будущее. Но даже хозяева Эсцет не понимали, что, хотя он и не мог разглядеть детали отдаленных событий, иногда у него возникали... ощущения. Чутье. Интуиция. Что бы это ни было, оно всегда оказывалось правильным. Это был талант, который приносил ему немалую прибыль на фондовом рынке. И этот талант дал ему в руки козыри, необходимые для успешного удовлетворения его амбиций.
Шульдих вырос в тренировочном лагере Эсцет. Его привезли туда одновременно со старшим братом Отто, довольно сильным пирокинетиком. Конечно, тогда мальчик еще не был «Шульдихом», но, кроме брата, никто не называл его по имени. Все остальные звали его просто «малыш». В то время он не обнаруживал наличия какого-либо дара, но ему было всего пять лет, и, учитывая силу способностей Отто, Эсцет решили понаблюдать за младшим из братьев, на случай, если его дар проявит себя позже. Согласно данным исследований, паранормальные способности обычно выявлялись у детей примерно в десятилетнем возрасте.
В тот же момент, как Кроуфорд увидел маленького рыжего мальчишку с растерянными зелеными глазами, его поразила ошеломляющая уверенность, что в малыше есть сила, с которой придется считаться. И лучше, если ею можно будет управлять.
Конечно, ему и самому тогда было всего десять, так что его размышления, вероятно, не были такими ясными. Но он ощутил побуждение пообщаться с мальчиком, а Кроуфорд давно уже научился не игнорировать свои побуждения.
Он опасался, что будет нелегко установить контакт с ребенком, который, очевидно, постарается держаться рядом со старшим братом – единственным, кто остался у мальчика в этом мире. Их мать погибла, а личность и местонахождение отца были неизвестны. Но мальчик, как ни странно, избегал брата. Отто казался озадаченным и уязвленным таким отношением к себе, но Кроуфорда это не особенно заботило. У него не было ни малейшего желания иметь дело с пирокинетиком, и отчуждение между братьями только облегчило ему задачу по завоеванию доверия малыша.
Это было почти слишком легко. Ребенок отчаянно нуждался в друге. Большинство других детей в лагере были слишком поглощены собственными амбициями и борьбой за власть, чтобы интересоваться замкнутым малышом, у которого даже еще не было – а возможно, и не будет - никакого дара. Все их маленькие банды и клики постоянно меняли союзников и дрались за место на игровой площадке и контроль над графиком дежурств. Лагерь Эсцет немного напоминал не то армию, не то тюрьму, и отношения между детьми были довольно жестокими. У одинокого ребенка не было здесь никаких шансов без сильного защитника.
Кроуфорду оставалось только дождаться, пока одна из банд выберет мальчика своей мишенью в отсутствие Отто, всегда защищавшего брата – а потом вмешаться и заставить детей отступить. Американец уже заслужил репутацию опасного и безжалостного противника. В отличие от других, он не окружал себя подхалимами, предпочитая полагаться только на себя и ни с кем не делить авторитета. Но с того дня мальчик ходил за ним по пятам, с обожанием глядя на него своими широко открытыми глазами.
Кроуфорду пришлось принять несколько вызовов от ровесников, которые думали, что он стал слишком мягким. Но американец быстро объяснил сверстникам их заблуждения, и его снова оставили в покое. Отто приходил поговорить, благодарил за помощь брату, очевидно, смущенный тем, что кто-то занял его место защитника малыша. Эта встреча позволила Кроуфорду мельком увидеть в своем новом приобретении человека, который впоследствии будет известен как Шульдих. Все то время, что Отто находился поблизости, ребенок смотрел на старшего брата с такой жгучей ненавистью, что чуть не превратил его в ледяную глыбу.
Ненависть мальчика была холодной, и это вполне соответствовало обстоятельствам, учитывая, что элементом Отто был огонь. Кроуфорд с легкой иронией подумал о том, что из двух мальчиков именно у младшего были огненно-рыжие волосы. Отто - голубоглазый блондин - даже в свои восемь лет носил на лице маску доброжелательного спокойствия, а вот его брат выглядел настоящим маленьким смутьяном.
И он действительно был им. Кроуфорд довольно скоро убедился, что его юный товарищ - сплошная ходячая проблема. Оправившись от шока, вызванного потерей матери, рыжик очертя голову ринулся в борьбу за власть в школе Эсцет. Чаще всего он оказывался по уши в дерьме, и Кроуфорду приходилось вытаскивать его оттуда. Это раздражало американца, но не особенно напрягало. А поскольку он заранее знал, какие столкновения могут причинить мальчику серьезный вред, а какие не зайдут дальше легкой потасовки, то мог регулировать степень своего вмешательства, разыгрывая рыцаря в сверкающих доспехах, когда это было нужно. Малыш быстро понял, что Кроуфорд не будет спасать его из любых неприятностей, навлеченных им на свою голову, но это так и не заставило маленького немца вести себя осторожней.
К тому времени как мальчику исполнилось десять, он одинаково хорошо умел как ввязываться в драку, так и сбегать, если победить было невозможно. Однако он по-прежнему не проявлял никаких признаков паранормальных способностей. Кроуфорд уже начинал думать, не подвело ли его на этот раз предвидение. Но он был самонадеянно уверен в своих способностях и отказывался признать ошибку, даже когда наставники начали забирать мальчика для «особого тестирования», длившегося часами. Кроуфорд знал, конечно, что это означает. Все знали. В возрасте десяти лет дети, не добившиеся сколько-нибудь значительных успехов в развитии своих способностей, подвергались «тестированию». Если их дар обнаруживал себя в экстремальных условиях, они проходили тест. Если нет... они погибали в ходе испытаний.
Большинство детей были уверены, что рыжик не пройдет тест. Но Кроуфорд по-прежнему верил в свое предчувствие.
А потом, однажды ночью, мальчик пришел к нему.
В этом не было ничего необычного. У ребенка часто бывали кошмары, в основном связанные с той травмирующей, безнадежно заваленной операцией, затеянной с целью забрать Отто, в результате которой дом мальчиков превратился в груду тлеющих углей. Помня о будущем, Кроуфорд, стиснув зубы, старался сделать все возможное, чтобы успокоить малыша. Но в ту ночь все было не так, потому что мальчик, проходивший тестирование, спал в запертой комнате под постоянным наблюдением «наставника», и то, что он оказался у постели Кроуфорда, перепуганный и задыхающийся, означало, что ему каким-то образом удалось сбежать.
Оценив ситуацию, Кроуфорд впервые подумал о том, чтобы махнуть рукой на предчувствия и просто вернуть мальчика наставникам. Если бы ребенка обнаружили в его комнате после отбоя, Кроуфорд в лучшем случае оказался бы на улице. Этот вариант мог обернуться для него серьезным просчетом.
Но дар по-прежнему нашептывал ему не отказываться от мальчика. Поэтому, вздохнув, он велел ребенку успокоиться и рассказать, что случилось.
Случилось то, что способности мальчика наконец-то проявили себя.
Он сам еще не понимал этого, рассказывая о том, как лежал в постели, под неусыпным наблюдением наставника, и как постепенно начал видеть странные картины, видеть самого себя, привязанного к кровати, обнаженного, кричащего... слышать мысли о том, каким хрупким он выглядит, какие красивые у него глаза... но интуиция Кроуфорда тут же разложила по местам кусочки этого паззла.
Мальчик оказался телепатом.
Он был потрясен, смущен и испуган, но, в конце концов, Кроуфорд вытянул из него всю историю. Малыш не был семи пядей во лбу, когда дело касалось учебы, но не был и идиотом. У него было какое-то врожденное понимание человеческих мотивов и слабостей, вполне объяснимое теперь, когда дар проявился. И для десятилетнего ребенка он удивительно хорошо умел распознавать насилие. В любом случае, ему не понадобилось много времени, чтобы понять смысл образов, хлынувших в сознание. Чего мальчик не мог понять, так это источника пугающих мыслей. Он никогда не был мазохистом – уж точно не настолько, чтобы начать фантазировать об изнасиловании. Поэтому сделал единственное, что пришло ему в голову – сфокусировался на этих мыслях и порвал их в клочки, как непристойные фотографии.
Малыш не был готов к тому, что охранник закричит от боли, и удивленно смотрел, как взрослый мужчина обмяк и соскользнул на пол со стула.
Потрясенный и испуганный, он выскочил из комнаты и прямиком побежал к единственному источнику утешения и защиты, который знал на протяжении последних пяти лет.
Кроуфорд, скрупулезный во всем, заставил мальчика вернуться вместе с ним в комнату. Охранник неподвижно лежал на полу. Повинуясь наитию, Кроуфорд наклонился и проверил его пульс. Можно было не утруждаться. Мужчина был мертв так давно, что уже начал остывать.
Кроуфорд медленно выпрямился, стоя спиной к мальчику, которого опекал в течение пяти лет в ожидании этого момента. Ребенок был телепатом. И достаточно сильным, чтобы в десятилетнем возрасте убить человека.
Пятнадцатилетний американец позволил себе быструю победную усмешку, прежде чем надеть маску мрачного беспокойства.
Он сказал мальчику, что охранник мертв. Вместо того чтобы заплакать или устроить истерику, тот просто взволнованно выругался. Все лучше и лучше. Кроуфорд положил руку ему на плечо и заговорил очень убедительно. Ему нельзя оставаться в лагере. В любую минуту кто-нибудь может войти, чтобы проверить его, и когда обнаружится, что охранник мертв...
Малыш закусил губу, глядя на Кроуфорда расширившимися от страха глазами. Что же ему делать?
Уходить, сказал Кроуфорд. Он обещал помочь мальчику сбежать в город, где тот будет в относительной безопасности, если ему удастся избежать агентов Эсцет. Тем временем он, Кроуфорд, постарается все уладить. Он уверен, что через некоторое время сможет убедить наставников принять мальчика назад.
Один? Он должен уйти... один?
Да. Это единственный способ.
Но он никогда не был один.
Кроуфорд ободряюще улыбнулся и сказал маленькому доверчивому дурачку, вполне искренне, что у него будет полно товарищей.

Американец откинулся на спинку стула, вытянув руки над головой, так что онемевшие плечи хрустнули. Знал бы он, что пять лет, проведенные в заботах о маленьком несносном сорванце, ходившем за ним по пятам, окажутся самым легким периодом их взаимоотношений.
В последующие пять лет он нечасто видел мальчика. Кроуфорд должен был усиленно заниматься собственными тренировками теперь, когда ему предстояло стать полноценным агентом Эсцет и покинуть лагерь, который был его домом с восьми лет. На десятом году обучения еще один кусочек его персонального паззла занял свое место с прибытием светловолосого ирландца. Ребенок, которого звали Джей и который отказывался отзываться на это имя, не выказывал никаких признаков паранормальных способностей, но был абсолютно нечувствителен к боли.
Фактически, как вскоре узнали все обитатели лагеря, он даже любил ее.
Подивившись своей участи собирать под крыло безымянных, не наделенных даром детей, Кроуфорд попытался «купить» Джея, как маленького рыжика несколько лет назад.
Это не сработало. Немцем было легко манипулировать эмоционально, но Джей оказался совсем другим случаем. Он явно был немного сумасшедшим, причем очень опасным. Если рыжик любил создавать проблемы, то ирландец любил причинять увечья, а при возможности и смерть.
Кроуфорд сломал голову, придумывая способ управлять безумным ребенком. Интуиция кричала, что Джей необходим для его планов, но Кроуфорд знал, что в тот же момент, как мальчику действительно удастся убить кого-нибудь из детей, его пристрелят, как бешеного пса. Внутри школы, в которой многое было позволено, существовал всего один закон: нельзя убивать своих.
К счастью для прежнего, рыжеволосого товарища Кроуфорда, охранники, как правило, не являлись настоящими агентами и не имели дара. Обычные люди не представляли ценности для хозяев, так что на самом деле не было ничего страшного в том, что мальчик убил одного из них. Скорей, это даже улучшило мнение хозяев о ребенке.
Но Джею должно было повезти гораздо меньше, если бы он, наконец, нашел жертву.
Кроуфорд перенапряг свой дар, пытаясь уследить за ирландцем, но ему не всегда это удавалось. Он не мог сфокусироваться на самом Джее, потому что тот не планировал своих действий рационально. Именно в то время Кроуфорд обнаружил, что в его даре есть немного от телепатии, так как для своих видений ему было необходимо, чтобы действия человека были преднамеренными. Но в распоряжении оракула была ещё и так хорошо послужившая ему в деле с немцем интуиция, которая определённо была частью его провидческих способностей. Он научился следовать чутью, предупреждавшему о проблемах с Джеем. Но не всегда успевал вовремя.
Однажды ему пришлось буквально оттаскивать ребенка от девочки, на которую тот напал. Она кричала, схватившись за голову, и кровь текла у нее по щеке. Маленький звереныш прокусил ей ухо.
- Зачем ты это сделал? – удивленно спросил Кроуфорд.
Джей молча пожал плечами, совершенно безразличный ко всему теперь, когда больше не чувствовал вкуса крови.
- Что случилось? – обратился Кроуфорд к испуганной девочке, раздраженный ее истерикой. Ей было не меньше двенадцати, и если бы ее так легко было вывести из себя, она не прожила бы в лагере так долго. Под холодным взглядом американца девочка проглотила всхлипы, хотя слезы по-прежнему текли по ее щекам, смешиваясь с кровью.
- Я... я просто думала... он выглядел таким одиноким. Я спросила его... не хочет ли он дружить... – выдавила она, глядя широко раскрытыми испуганными глазами на равнодушное лицо ирландца.
Кроуфорд с минуту смотрел на нее. «Дружить». Вряд ли. Дружба не являлась приоритетом в стенах школы. Скорее, альянс. Он увидел, как напряглась девочка, избегая его взгляда, и понял. Она была слабой. Имела небольшой дар, или не обладала физической силой, и никто не хотел брать ее в свою группу. Она искала союзника и оценила силу Джея.
- О-он сказал, что у меня улыбка... как у ангела. Божьего ангела. Он спросил, верю ли я в бога, и я сказала «да»...
Вранье, конечно. Никто, выросший в школе Эсцет, не верил в силы более могущественные, чем у их хозяев. Ну разве что в Того, кого они однажды вернут в мир.
Джей снова с интересом повернулся к девочке - в его диких, желтых, как у волка, глазах горело безумие, полные губы искривила усмешка.
- И тогда он... напал на меня, - закончила девочка, вытирая слезы. Кроуфорд окинул ее задумчивым взглядом, а потом велел пойти в больницу и сказать, что она угодила в драку на игровой площадке. Девочка нахмурилась, но не стала возражать. Она ушла. Джей смотрел ей вслед, как хищник, выслеживающий добычу. Что, подумал Кроуфорд, вполне соответствовало истине.
- Не любишь Бога, хмм? – спросил Кроуфорд.
В странных золотистых глазах полыхнула ярость.
- Бог убил мою семью. Он мой враг, - прорычал мальчик.
Кроуфорд без выражения смотрел на него, переваривая информацию. Он узнавал о Джее и выяснил, что мальчик собственными руками убил свою семью, заслужив тем самым внимание Эсцет. Американец чувствовал, что неблагоразумно будет открыть правду находящемуся в заблуждении ребенку.
- Бог – твой враг, - задумчиво повторил Кроуфорд. Легкая усмешка мелькнула на его лице. – И мой тоже, - тихо добавил он.
Тогда Джей впервые взглянул на него с интересом. Ирландец провел языком по бледным губам, блеснув золотистыми глазами. – Я накажу Бога, - горячо прошептал он. – Уничтожу Его прекрасные создания. Тех, кто любит Его. Заставлю их страдать, чтобы Ему было больно. Я заставлю их ненавидеть Его, за то, что Он их покинул.
Кроуфорд медленно кивнул, усваивая безумную программу ирландца.
Да, с этим можно будет работать.
- Бог заслуживает наказания, - согласился он. – Но сможешь ли ты справиться с этим один?
Джей смущенно нахмурился.
- Я тоже хочу причинить боль Богу. Хочу уничтожить Его. Но я не могу сделать это один. Ты поможешь мне, Джей?
- Не называй меня так, - угрожающе прорычал мальчик. – Джей умер.
Кроуфорд удивленно приподнял бровь.
- Тогда кто ты? – с любопытством спросил он.
Золотистые глаза слегка затуманились.
- Я не знаю... Не знаю... Бог мой враг... – тихо забормотал мальчик.
- Может, тогда называть тебя Сатана? Люцифер? Вельзевул? – предложил Кроуфорд, выискивая в памяти имена дьявола.
- Эти имена Бог дал своим противникам, - со злостью возразил мальчик. – Я не хочу от Бога ничего, кроме боли! Я не приму имя от Него!
- Хорошо, хорошо, - согласился Кроуфорд, обдумывая ситуацию. Он сам не знал, почему занимается этой проблемой, но... он просто чувствовал, что это важно. Как же ему называть мальчика, который не хочет имени от Бога?
Кроуфорд улыбнулся внезапному озарению. Слава... хм, Эсцет, он получил классическое образование.
- Как насчет Фарфарелло? – предложил он.
Джей удивленно моргнул.
- Фар... фа... релло? – медленно повторил он.
Кроуфорд кивнул.
- Это имя, данное одному из слуг Нечистого человеком по имени Данте, - объяснил он.
- Человеком, - прошептал мальчик. – Имя от человека, не от Бога... – широкая безумная усмешка снова появилась на его лице. – Я Фарфарелло, - объявил он, пробуя звучание этого имени. Потом засмеялся гулким пугающим смехом.
Да, похоже, имя ему подошло.

Кроуфорд сдвинул брови и, сняв очки, потер глаза. Что-то он сегодня рассеян, мысли перескакивают с одного на другое. О чем же он думал? Ах, да, о Шульдихе.
Он почти не видел маленького немца на протяжении последующих пяти лет, хотя было несколько случаев, когда ему пришлось защищать свое приобретение в вонючих трущобах, где тот обычно обитал. Мальчику вечно нужен был опекун. Впрочем, к пятнадцати годам он научился довольно хорошо управляться со своим даром. Оказавшись на улице, ребенок должен был или утонуть, или выплыть. Он выжил, более-менее сохранив рассудок, и дар его расцвел в результате этого эксперимента сильнее, чем мог бы развиться в условиях относительно безопасных тренировок лагеря Эсцет. Когда Кроуфорд, в конце концов, привел его назад, слабый и непослушный ребенок превратился в опасного и злобного уличного зверя.
И он тоже выбрал себе новое имя.
Кроуфорд никогда не спрашивал, почему немец решил назвать себя «виновным». Это не касалось его, да и не имело значения. Единственным, чем такая замена обеспокоила его, был выбранный Шульдихом способ ее осуществления.
Кроуфорд привел парня в лагерь к обеду, и когда тот сидел за столом, жадно заглатывая больше еды, чем, вероятно, видел за последнюю неделю, другие юноши и девушки, знакомые с ним раньше, начали узнавать его. Несмотря на рваные грязные лохмотья и длинную спутанную копну волос, свисавших на настороженно застывшее лицо и сощуренные глаза, в нем по-прежнему оставалось что-то от мальчика, исчезнувшего пять лет назад.
Они начали узнавать его. Они начали шептаться и строить догадки. И, наконец, не подозревая о его силе, они начали смеяться. Кроуфорд наблюдал, гадая, какой будет реакция парня. Немец терпеть не мог, когда над ним смеялись, но прежде не был способен помешать этому.
В течение нескольких минут он, казалось, игнорировал издевательские возгласы и насмешки. Но, закончив есть, спокойно вытер руки и встал на стул, холодно оглядываясь вокруг.
Под этим замораживающим взглядом окружающие довольно быстро затихли, и в полной тишине раздался знакомый немного гнусавый голос, врезаясь в мысли всех присутствующих.
«Мальчика, которого вы знали, больше нет, - бесстрастно объявил рыжий. – Вам не следует недооценивать меня, а то пожалеете. Я – Шульдих. Вам не захочется быть моим следующим преступлением».
После этого долговязый парень соскочил со стула и, ослепительно улыбнувшись Кроуфорду, направился к двери.
Кроуфорду потребовалось несколько секунд, чтобы придти в себя и последовать за ним. Шульдих. Виновный. Виновный в чем?
Это не имело значения. Тем, что имело значение, что смутно беспокоило Кроуфорда на протяжении всех этих лет, являлся сам факт, что у Шульдиха было когда-то другое имя. Они называли его малышом, но... они знали, как его зовут. Все знали. Но с того дня... никто не мог вспомнить. Никогда. Имя стерлось из их памяти, как мел со школьной доски.
Даже из памяти Кроуфорда.
Он сам не ожидал, что столкнется с даром, равным по силе, а может, даже превосходящим, его собственный. С Шульдихом нужно было обращаться очень осторожно.
Методом проб и ошибок, в ходе взаимных трений, Кроуфорд, наконец, вывел формулу их отношений, выработал ритуал, который стал для обоих привычным. Шульдих сохранил детское восприятие Кроуфорда как сильнейшего, несмотря на то, что истина стала спорной. Это было единственное преимущество, помогавшее американцу справляться с крайне независимым Шульдихом. Немец не признавал никаких авторитетов, кроме авторитета Кроуфорда, да и тот постоянно проверял на прочность. Впрочем, он никогда не заходил слишком далеко, потому что не хотел потерять Кроуфорда, который был для него единственным источником... близости. Можно сказать, привязанности. Чего-то, в чем немец, очевидно, нуждался.
Кроуфорд не испытывал привязанности к рыжему. Шульдих был полезен для его амбиций. Помимо этого, он находил эмоциональные запросы и демонстративное поведение немца довольно раздражающими. Но, в то же время, он опасался слишком сильно оттолкнуть Шульдиха. Телепат не хотел быть один, и, помня о его силе, Кроуфорд опасался в один прекрасный день встретиться с ним как с соперником.
Поэтому они и танцевали этот слаженный танец взаимных требований и уступок, соглашений и отпоров, который был если не приятным, то, по крайней мере, приемлемым для обоих.
Фарфарелло не интересовался этим танцем. Ему не нужна была эмоциональная связь с товарищами по команде. Как ни странно, с Шульдихом они ладили довольно неплохо. Лучше, чем с Кроуфордом. Сначала это беспокоило американца, но, окончательно убедившись в лояльности Шульдиха, он перестал волноваться насчет Фарфарелло. Держать ирландца на поводке стало обязанностью телепата. И хотя тот иногда возмущался, а иногда и увиливал от своих обязанностей к несчастью Божьих созданий, до которых Фарфарелло добирался раньше, чем Шульдих – до него, в целом он справлялся неплохо.
Кроуфорд спросил Фарфарелло однажды, почему ему нравится Шульдих. Когда ирландец, наконец, понял вопрос, он пожал плечами и сказал:
- Он виновный. Бог не любит его.
Это было единственным, что Фарфарелло когда-либо говорил о Шульдихе.
Телепат, вечный источник бесполезной информации, не говорил об ирландце ничего.

Кроуфорд снова нацепил очки и поднялся со стула, недоумевая, почему он вспомнил опять эту древнюю историю. Все это больше не имело значения. Давно уже не имело, с той самой ночи, когда, проснувшись, он увидел испуганные глаза маленького немца.
Мальчик пришел к нему. С того момента он стал собственностью Кроуфорда. Шульдих принял ошейник, как бы тот ни натирал ему шею. Сам решил служить Кроуфорду. Все, что случилось после, являлось лишь подтверждением этого факта.
Как и то, что случится в дальнейшем.
Он наказал Шульдиха за проступок. Дал ему время подумать о своем поведении. Теперь он пойдет и заверит немца, что тот по-прежнему занимает место в его планах, если не в сердце.
Кроуфорд вышел из дверей Полуночного Кабинета, направляясь в жилую часть дома, который делил с остальными членами Шварц. Он знал, что Шульдих будет в ванной. На этот раз все произойдет в ванне. Кроуфорд почувствовал всплеск интереса к тому, как это будет. Но потом он узнал, и интерес прошел.
Без особого энтузиазма американец поднялся по лестнице. Он сделает то, что нужно, и даже с удовольствием. Ему не нужен дар, чтобы знать, что произойдет сейчас. Он уже делал это раньше. Дежа вю.
Снова и снова.

7.
Утро было в самом разгаре, когда Айя вошел в магазин. Звук колокольчика вырвал Кена из полудремы, в которой тот пребывал, сидя за кассой. Это было самое спокойное время в магазине, а он плохо спал прошлой ночью. Когда адреналиновая горячка, наконец, отпустила его, он лег в постель, но вместо того, чтобы уснуть, снова и снова прокручивал в мозгу столкновение с Шульдихом.
Это было странно. Кен не понимал, как мог Шульдих, даже с его способностями, так пугающе точно имитировать Йоджи. А тем более не понимал, зачем немцу было это нужно. И почему он ничего не сделал Балинезу? До появления Кена он находился в палате достаточно долго, чтобы найти и надеть Йоджины часы, так что...
Кен вздохнул, снова отбросив бесплодные размышления, от которых уже болела голова, и посмотрел на Айю. Фудзимия подошел к вешалке, где на крючках висели их фартуки, и потянулся к своему зеленому, но потом его рука вдруг задержалась, и пальцы коснулись черного фартука Йоджи.
Айин рот сжался еще сильней, чем обычно, и рука смяла черную ткань в кулаке.
- Айя? – робко окликнул Кен. Фудзимия обернулся, и Кен подавился воздухом, увидев его лицо. Айины фиолетовые глаза обычно были жесткими и холодными, иногда горели яростью, но сейчас они были темными и странно пустыми. – Айя, что...
Кен невольно протянул руку, чтобы коснуться его, но когда он заговорил, Айя отпустил Йоджин фартук и подошел к двери. С твердой решимостью Фудзимия перевернул табличку на надпись «Закрыто» и запер дверь.
Потом вернулся и, встретив взгляд Кена, кивнул головой в сторону задней двери.
- Пошли. Надо поговорить.
Кен нахмурился, взволнованно закусив губу. Было совсем непохоже на Айю закрыть магазин ради какого-то разговора. Конечно, Оми в больнице, а Момое-сан навещает родственников в деревне, но все-таки...
Пожав плечами, он последовал за Айей. Вместо того чтобы спуститься вниз, в штаб Вайсс, как ожидал Кен, Фудзимия направился в маленькую комнату отдыха при магазине. Войдя, он тут же начал хлопотать у стойки, очевидно, готовя чай.
Это было совсем непохоже на Айю.
Крайне взволнованный, Кен сел за маленький столик, глядя на товарища. Айя держался очень прямо, и его плечи сильно напряглись под знакомым оранжевым свитером. Вскоре чай был готов. Фудзимия сел за стол напротив Кена, глядя в кружку.
- Айя? Что случилось? – с беспокойством спросил Кен. За последние пятнадцать минут лидер Вайсс обнаружил столько явного душевного смятения, сколько Хидака не видел с момента их знакомства.
Айя глубоко вздохнул и поднял голову от кружки, глядя Кену прямо в глаза.
- Йоджи умер, - тихо сказал он.
- Что? – закричал Кен, вскочив со стула. Он вцепился пальцами в волосы и принялся яростно расхаживать взад-вперед. Айя следил за ним, не отрывая глаз.
- Черт! Черт! Как, мать твою... Почему, мать твою... Почему ты не позвонил мне из больницы? Почему Оми... Где Оми? Что за дерьмо, Айя! Этого не может быть... – Внезапно силы иссякли, и он снова рухнул на стул, глядя в Айино лишенное всякого выражения лицо. – Когда..? – попытался он спросить, но не смог закончить фразу.
Айины губы слегка искривились.
- Ну, я... наверно, я неправильно выразился. В его состоянии нет изменений.
С минуту Кен потрясенно смотрел на него.
- Это какая-то идиотская шутка, Фудзимия? – прорычал он, наконец, сжав лежавшие на столе руки в кулаки.
- Нет, не шутка, - бесстрастно ответил Айя.
- Ты сказал, что он умер!
Айя кивнул.
- Теперь ты говоришь, что в его состоянии нет изменений!
Айя снова кивнул.
Кен врезал кулаком по столу, почти расплескав Айин чай.
- Ну, так что же из этого - правда, ты, идиот? – заорал он, с трудом подавив желание перепрыгнуть через стол и придушить Фудзимию.
- И то, и другое, - спокойно заявил Айя.
- Твою мать! – завопил Кен, вскочив так резко, что стул опрокинулся и заскользил по полу. Хидака отступил на несколько шагов, опершись рукой о стену, а затем ударил по ней кулаком с такой силой, что в гипсокартоне образовалась дыра.
Кен вытащил кулак из стены и с минуту молча смотрел на него. Потом подошел к раковине и смыл гипсовую пыль и кровь, поставил стул на место и снова уселся напротив Айи.
Все это время Айя молча сидел за столом, прихлебывая свой чай.
- Объясни, - хрипло потребовал Кен, злобно глядя на него.
Айя со вздохом поставил кружку.
- Я знаю, что ты и Оми недоумевали, почему я не хожу навещать Йоджи, - начал он спокойно. Кен молча кивнул, не доверяя собственному голосу. Айя еще раз вздохнул. – Ну вот. Ты знаешь о моей сестре... Айе-чан. Она... тоже в коме. Уже два года. – Фудзимия опять взял кружку, но вместо того, чтобы пить, просто медленно вертел ее в руках, словно согревая пальцы. – У меня ушло много времени на то, чтобы начать понимать признаки. Конечно, я надеялся. Цеплялся за надежду. Она – единственное, что у меня осталось, ради чего я живу. Она должна выжить, и однажды она очнется. Я верил в это всем сердцем. – Айя снова отставил кружку и сложил руки на столе, глядя на собственные пальцы. – Но прошло два года. Это много. Слишком много, чтобы продолжать надеяться. Слишком много, чтобы продолжать лгать себе.
- Лгать? – недоверчиво переспросил Кен. Его недавний гнев стих перед лицом Айиной странной хандры. Хидака потянулся через стол и коснулся мокрой ладонью Айиной руки, забыв о крови и содранных костяшках. – Айя-чан обязательно очнется. Она вернется к тебе.
Айя посмотрел на его руку. Странная, печальная улыбка мелькнула на его губах.
- Видишь? – пробормотал он, обращаясь не то к Кену, не то к себе самому. – Ты все еще веришь. Ты все еще думаешь, что произойдет чудо. – Он поднял голову, встретив открытый взгляд товарища пустыми фиолетовыми глазами. – Ты ведь не ждал два года, - добавил он тихо.
Кен смущенно сдвинул брови. Айя покачал головой, снова опустив глаза.
- Я убийца, Кен. Мы все – убийцы. Мы знаем, как выглядит смерть, когда она приходит внезапно, мы видим это каждый день. Но узнаешь ли ты ее, когда она наступает тихо и незаметно? Сможешь ли узнать?
- Я... – неуверенно начал Кен.
- Я узнаю, - тихо проговорил Айя. – Узнаю, потому что я видел и такую смерть. Каждый раз, когда я вхожу в палату, а она не открывает глаза...
- Айя, - решительно перебил Кен, сильнее сжав его руку. – Не понимаю, с чего ты это взял, но... Йоджи не умер. Айя-чан не умерла. Они просто... вроде как спят. Однажды они проснутся, и все будет как прежде.
Айя недоверчиво посмотрел на него.
- Не может быть, что ты в это веришь.
- Конечно, верю.
Айя покачал головой.
- Ничего не бывает как прежде, - пробормотал он. – И в остальном ты тоже ошибаешься. У меня было достаточно времени, чтобы примириться с правдой, а правда в том, что Айя-чан... что она...
- Видишь? Ты даже выговорить этого не можешь, - заметил Кен, когда Фудзимия оборвал фразу. – Слушай, Айя, ты просто устал, и, похоже, ты все-таки волнуешься о Йоджи, раз так завелся, но тебе просто надо отдохнуть, и ты успокоишься...
- Она умерла, - ровно сказал Айя.
Потрясенный, Кен ослабил захват на руке товарища и почувствовал, как дрожат тонкие пальцы под его ладонью.
- Она умерла, - повторил Айя более резко. – Она мертва, как и Йоджи.
- Не говори так! Никогда не говори так! – закричал Кен, до боли сжав его руку. Айя молча, неумолимо смотрел на него.
- Их тела все еще живы. Наука способна на это. Но их души... то, что делало их такими, какими они были... Это исчезло, Кен.
- Ты ошибаешься, - проскрежетал Кен, внезапно почувствовав влагу на своих щеках. – Черт побери, Айя, зачем ты это говоришь?
- Потому что это правда, - спокойно заявил Фудзимия. – Два года, Кен. Я могу узнать пустую оболочку, когда вижу ее. Вот почему я не хотел навещать его, но теперь я сходил... и я не могу притворяться. Не могу врать тебе или Оми. Мне очень жаль разбивать ваши надежды, но тут не на что надеяться. Он ушел, и больше не вернется. Мы должны признать это и подумать о том, как нам жить дальше...
- Без Йоджи? Айя, мать твою, как? Может, тебе легко, ты ведь никогда не любил его, да ты едва ли знал его! И прежде всего, ты – хладнокровный ублюдок! Но я и Оми, мы знали Йоджи дольше, чем ты, и для нас он важен, черт возьми! Мы не собираемся бросать его, что бы ты ни говорил!
Кен чувствовал под своей судорожно сжавшейся ладонью тонкие кости Айиной руки, но Фудзимия не подавал никаких признаков боли или протеста, только капельки пота, выступившие над верхней губой, выдавали тот факт, что он вообще чувствует хватку Хидаки. Это только сильней разозлило Кена.
- Ты бессердечный сукин сын! Думаешь, мы просто отключим его, потому что ты сказал, что надежды нет? Забудьте о докторах, забудьте о своей вере в него, Айя сказал, что это пустая трата времени, так что давайте просто сдадимся! – Кен снова кричал. Айя бесстрастно смотрел на него.
Когда Хидака замолчал, тяжело дыша, Айя сказал в напряженном молчании:
- Нет, я не жду, что вы просто... отключите его. Я даже не жду, что вы мне поверите. Отрицание – это первая стадия горя. Я просто хотел, чтобы вы не цеплялись так крепко за ложную надежду. – Он помолчал, пристально взглянув в злые сузившиеся глаза Кена. – Потому что потом будет слишком больно, когда придется отказаться от нее.
Кен медленно покачал головой в опровержение Айиных слов и всего, что они означали.
Йоджи не умер. Нет. Он просто... Просто...
Кен смотрел в стол, ошеломленный разговором. Айя вытащил руку из его расслабившейся ладони, встал и направился к двери, ведущей в жилые комнаты. На пороге он остановился и оглянулся.
- Может, я и не знал Йоджи так долго, как вы, но... я любил... люблю его. Для меня он тоже важен. Я не хочу бросать его. Но постарайся понять, Кен. Я думаю, это единственное, что я могу еще сделать для него.
Айя вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Кен по-прежнему смотрел в стол, мысли скакали хаотично и бестолково. Кое-что из того, что Айя говорил, определенно имело смысл. Но... Йоджи...
Йоджи не может быть мертв. У него есть пульс. Есть дыхание. Это означает, что он жив, так?
Так?
Так, мрачно решил Кен. Айя, может, и прав кое в чем... насчет своей сестры. Если все действительно так, и если это помогает ему примириться с ее потерей – пусть.
Но насчет Йоджи он ошибается.
Кен и сам не знал, почему, но был абсолютно уверен, что долговязый плейбой не ушел. Он – не оболочка, как назвал его Айя. Кен только не знал, как доказать это.
Айе... или себе.

***
«Что мы здесь делаем?»
Шульдих чуть не подпрыгнул от мысленного обращения. Он досадливо скривился, и Наги, который не видел, с чего бы немцу беситься, странно взглянул на него. Шульдих ободряюще усмехнулся ему в темноте. Наги пожал плечами и ускользнул на свою позицию.
«Надоело дуться? – насмешливо поинтересовался телепат. Йоджи ответил бессловесным ощущением раздражения и отвращения. Шульдих безмолвно рассмеялся. – Мне так жаль, что я поставил тебя в неловкое положение, Кудо. Может, в следующий раз ты послушаешься моего совета».
«В следующий раз? Ты хочешь сказать... это... может случиться снова?» - взволнованно спросил Йоджи. Шульдих полуприкрыл глаза, наслаждаясь вкусом Йоджиного страха и подавленного возбуждения.
«А ты думал, это случайный перепихон?» - весело поинтересовался немец.
«Я не знаю! Как, черт побери, я могу знать? Я даже не знал, что вы... так!» - мысленный голос Йоджи был напряженным от злости и какого-то испуганного смущения.
«Как?» - с притворной наивностью уточнил Шульдих.
«Так... так... сам знаешь, как!» - расстроено простонал Йоджи.
Шульдих ухмыльнулся в темноту пустого коридора, наслаждаясь игрой.
«Нет, не знаю, Кудо».
«Ты же телепат, - рявкнул Йоджи. – Прочитай меня».
Шульдих снова расхохотался.
«Тебе не следует так беспечно раздавать полномочия, Кудо» - предупредил он.
Йоджи молча бесился в глубине его сознания. Шульдих бросил взгляд на часы и вздохнул, поняв, что время прекращать игру.
Пора было заняться делом.
«Делом? Каким еще делом?» - подозрительно спросил Йоджи.
Шульдих закатил глаза и рванул вперед по погруженным во мрак коридорам заброшенного дома. Наги и Фарфарелло, должно быть, уже заняли свои позиции. Телепат мельком коснулся сознания товарищей, чтобы определить их местонахождение. Да, все идет по плану.
«Где мы, черт побери? – снова спросил Йоджи с заметным беспокойством. Шульдих почувствовал привычное приятное покалывание в позвоночнике, когда мысли японца снова окрасились страхом. – Черт. Черт. Ты собираешься убить кого-то, так?».
Мысль прозвучала так тихо, что Шульдих даже не был уверен, что она адресована ему. Скорей, это был риторический вопрос. Но он все равно решил ответить.
«Это моя работа, Кудо. И твоя тоже, если ты забыл», - мстительно уточнил он.
«Я – другое дело. Я – Вайсс, мы не охотимся на невинных, только на...»
«Невинных не существует», - огрызнулся Шульдих, прерывая самооправдания Йоджи. Если и было что-то в Вайсс, что выводило немца из себя, то это было их лицемерное представление о себе как о каких-то неусыпных мстителях, несущих правосудие неуловимым криминальным подонкам всего мира.
«Конечно, существуют, - тоже огрызнулся Йоджи, раздраженный самой мыслью о том, что Шульдих посмел сравнить себя с ним и его товарищами. – Ты их просто не знаешь, потому что ты - один из тех, кто охотится на них. Зачем бы еще тебе называть себя «виновным»?».
Шульдих остановился перед закрытой дверью – точно такой же, как те, мимо которых они прошли, за исключением того, что из-под этой пробивалась полоска света.
«Невинных не существует, - повторил он тихо, занятый очередной ментальной проверкой соратников. – Они просто не могут выжить в этом мире. Он бьет их, ранит, обжигает и, в конце концов, ломает. А если они выживают, то сами становятся темными тварями. Как все мы, «белый охотник», - спокойно заключил он.
Йоджи молча обдумывал эту речь.
«И, кстати, ты ошибаешься насчет моего имени», - добавил Шульдих.
Потом он ударил ногой по двери, выбив ее, и ворвался в комнату.

Йоджи, сбитому с толку и растерянному, понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в спутанных и смазанных сенсорных ощущениях, полученных им от Шульдиха. Немец сполна использовал свои обостренные рефлексы, и сознание Йоджи просто не успевало за его ускорившимися мыслями. Ментальное присутствие телепата стало неуловимым, как ртуть, и японец почувствовал себя странно одиноким посреди того, что, как он начал понимать, было жаркой заварушкой.
Шульдих, Наги и Фарфарелло прекрасно спланировали атаку при помощи ментальной связи, обеспеченной телепатом, и ворвались в комнату одновременно с трех разных направлений. В то время как Шульдих проник сквозь дверь, Наги просочился по вентиляционной трубе, а Фарфарелло влетел в окно. Йоджи успел ухватить душераздирающее изображение ирландского безумца, стоящего на груде осколков, многие из которых застряли в его теле, образовав раны, из которых беспрепятственно сочилась кровь. Кудо был уверен, что блеск в единственном золотистом глазу Берсерка надолго лишил его сна.
Наги выбрал целью двоих мужчин, пытавшихся ускользнуть с поля боя. Телекинетик бросился за ними. Остальные четверо мужчин и две женщины разбежались, и Фарфарелло погнался следом, разразившись боевым кличем.
Настигнув одну из женщин, он вырвал из собственной руки торчавший там осколок стекла и перерезал ей горло. Шульдих смутно заметил, как фонтаном хлынула кровь, и как тело женщины словно зависло, прежде чем безвольно рухнуть на забрызганный кровью и усыпанный стеклом пол. Йоджи был захвачен этой картиной, она просто врезалась в его сознание, так что голова закружилась от ужаса.
Что она сделала, эта женщина? Что сделали все эти люди? Чтобы навлечь на себя гнев Шварц, вряд ли нужно было совершить злодеяние.
Аска вот так же застыла на долю секунды, как подвешенная на ниточках марионетка, прежде чем упасть на тротуар...
Еще одно сенсорное ощущение ударило его, на этот раз ощущение чего-то горячего и влажного, и он с содроганием понял, что это кровь брызнула на лицо Шульдиха, когда немец выстрелил в лоб мужчине. Йоджи увидел сквозь красную дымку испуганные глаза человека, уже подернутые пленкой.
Фарфарелло прикончил другого мужчину, и, когда Шульдих взглянул на него, яростно всаживал нож в живот еще одного. Ирландец ликующе расхохотался, провернул лезвие и выдернул его. Мужчина упал на колени, кашляя кровью. Его смерть не будет ни легкой, ни быстрой. Но он умрет.
Внимание Шульдиха вернулось к женщине, которую он загнал в угол. Йоджи с ужасом увидел, как немец поднял пистолет.
Женщина была не особенно красива – худая и низкорослая, одетая в мужскую одежду, которая ничем не могла украсить ее неразвитую фигуру, она казалась бы молодой, если бы не морщинки в уголках глаз и рта. Ее губы дрожали от страха, почти осязаемого для Йоджи. Он чувствовал, как ее страх расходится в нем волнами, чувствовал свою власть над ней, чувствовал огромное удовольствие...
Нет! Не он чувствовал... Это были чувства Шульдиха. Шульдиху нравился ее страх. Шульдих выжидал, держа палец на курке, чтобы подольше насладиться вкусом ее ужаса.
У нее были большие карие глаза, и она кричала.
Сознание телепата замедлилось настолько, что Йоджи снова синхронизировался с его мыслительным процессом.
Шульдих нахмурился, его палец на курке пистолета не двигался.
«Какого черта?» - возмутился он.
«Я тебе не позволю, - угрожающе подумал Йоджи. Он почувствовал новую волну паники, но на этот раз она шла от Шульдиха, а не от женщины. – Я не дам тебе убить ее».
«Кудо, не будь идиотом!» - прорычал Шульдих, набрасываясь своим сознанием на сознание удерживавшего его японца. Нападение было болезненным, телепат знал, куда бить, но Йоджи умел терпеть боль. Если Шульдих опустит щиты, как в прошлый раз, Кудо может потерять контроль над его руками, но вряд ли немец это сделает. Для него это будет почти так же тяжело, как для самого Йоджи.
«Тебе не вырваться, - уверенно сказал Йоджи. – Я не могу заставить тебя бросить пистолет, но выстрелить ты не сможешь».
«Я говорил тебе... не оспаривать... мою силу!» - яростно закричал Шульдих, и японец сжался, когда ментальная энергия обрушилась на него, пытаясь разорвать, раздавить, сломать...
Но он выстоял.
Разум Шульдиха разразился бессловесными воплями, и Йоджи отбросило назад ментальным эквивалентом штормового ветра, грозовой лавины, разрушительного цунами.
Он думал о ее глазах, огромных и умоляющих.
Неизвестно, длилось ли это тупиковое противостояние секунды или часы, пока, наконец, другой голос не пробился сквозь какофонию:
«...льдих! Шульдих! Где ты? Пожалуйста... ответь... Я на пределе... Один из них ушел от меня... Не знаю, где Фарфарелло... Больно... ты должен был меня поддержать... Шульдих... ты мертв?...».
«Наги? – обеспокоено подумал Шульдих. Забыв о Йоджи, он мысленно потянулся к мальчику. – Наги, я здесь. Прости, я... отвлекся. Ты ранен?».
Йоджи нахмурился, раздраженный тем, что Шульдих беспокоится о телекинетике. Почувствовав, как немец наслаждается страхом женщины, Кудо готов был считать его законченным монстром, маскирующимся под человека. Но телепат продолжал удивлять его.
«Ты не умер, - облегченно подумал Наги. – Я ранен в ногу, не сильно, но мне потребуется помощь, чтобы выбраться отсюда. Не знаю, где Фарфарелло...».
«Он в порядке, не волнуйся, - отозвался Шульдих. – Он как собака – придет домой, когда проголодается. Ты сказал, что упустил одного?».
«Да. И я не знаю, куда он побежал. Черт! Я облажался, да?» - голос мальчика звучал очень жалобно.
«Возможно, потому, что ему уже приходилось расплачиваться за свои ошибки, - раздраженно пояснил Шульдих. Когда он снова обратился к Наги, тон его был успокаивающим. - Слушай, малыш, это моя вина, ясно? Я должен был координировать наши действия, но я позволил себе... отвлечься. Ты не будешь отвечать за это, ясно?».
«Но... Шульдих...»
«Сиди тихо. Мне тут нужно доделать кое-что, а потом я приду за тобой».
С другого конца связи пришло молчаливое согласие вместе с ощущением вины и тревоги, и голос Наги исчез из сознания телепата.
«Отличная работа, Кудо, - злобно прошипел Шульдих. – Мальчика могли убить, пока я тут с тобой играл в считалки, выясняя, позволишь ты мне или нет сделать мою работу!».
«Почему тебя так волнует, что случится с Наги? Уж он-то точно не невинный, а?» - огрызнулся Йоджи, все еще злясь.
«Он моя ручная черная овечка, - отрезал Шульдих. – А теперь кончай играть и дай мне пристрелить эту суку, чтобы мы могли съебаться домой!».
«Нет, не дам. Я не позволю тебе убить женщину», - твердо заявил Йоджи.
«О, и что же, черт побери, в женщинах такого святого и непорочного? Ты думаешь, она что-то вроде ангела, только потому, что у нее есть сиськи и пизда?» - рассерженно поинтересовался Шульдих.
«У тебя есть хоть какие-нибудь человеческие чувства? – возмутился Йоджи. – Она женщина! Женщин трогать нельзя! Это просто неправильно!».
«Для меня она не женщина, Кудо, а цель! – раздраженно парировал Шульдих. Детектив в Йоджи ухватился за эту мысль и последовал за ней в поисках более полной информации.
«Критикер! Она – Критикер! Все они! Черт, Шульдих, я сидел тут и смотрел, как вы громите базу Критикер и убиваете агентов Критикер...».
«И что?» - безразлично спросил Шульдих.
«А то, что я, мать твою, работаю на этих людей!» - заорал Йоджи.
Шульдих дернул плечом, продолжая сжимать в другой руке пистолет, нацеленный на съежившуюся женщину.
«Не то чтобы у тебя был выбор. И не то чтобы ты делал что-нибудь. В основном ты просто торчал тут, как чурбан. И в данный момент ты определенно не готов к сотрудничеству».
«Ты ждал, что я буду сотрудничать?».
«Взгляни на это с другой стороны, Кудо. Они не знают, что ты тут со мной. Для них я просто враг, которого они хотят убить. Если они убьют меня, то убьют и тебя. Так что дай мне сделать мою работу и не мешай. Тебя это не касается», - немец старался сохранять спокойствие, но Йоджи ощущал, как его сознание ходит волнами от напряжения, страха и нетерпения.
«Я не могу... просто позволить тебе убить их... Это касается меня. Я...» - Йоджи смешался. Он чувствовал, что контроль начинает ослабевать, палец Шульдиха слегка подергивался на курке пистолета. Телепат был готов вернуть себе управление собственными пальцами, когда неожиданно раздавшийся звук заставил обоих обернуться.
Плечо стоявшего в дверях мужчины было залито кровью, но глаза оставались ясными, а рука, в которой был зажат нацеленный на Йоджи пистолет – твердой. Не думая, на одних инстинктах, натренированных под началом Критикер, Йоджи выбросил руку, леска выстрелила вперед, крепко обвившись вокруг шеи человека, врезаясь в плоть. Глаза мужчины выкатились, пальцы царапали горло, и из-под них уже текла кровь. Одного сильного рывка оказалось достаточно, чтобы раздавить ему трахею.
Умирающий агент соскользнул на пол, вцепившись в горло и безуспешно пытаясь вдохнуть. Струйка окровавленной слюны стекала из уголка его рта, глаза уже начали тускнеть.
Йоджи потрясенно смотрел, начиная понимать, что он наделал.
Агент Критикер. В бездумном порыве, продиктованном инстинктом самосохранения, он только что убил агента Критикер.
Скребущий звук и случайная мысль сзади стали единственным предупреждением, что женщина-агент приготовилась к атаке. Но большего предупреждения Шульдиху и не было нужно. Он мгновенно развернулся, уходя от ее неловкого броска, и послал пулю ей в висок.
Она упала на пол, уже мертвая, рядом с агонизирующим мужчиной, которого Йоджи задушил леской.
Охваченный ужасом от собственного поступка, Йоджи сжался в комок, спрятавшись в темные глубины сознания Шульдиха. Его жизнь, нелегкая, но терпимая несколько дней назад, превратилась в полнейший кошмар. Больше всего на свете ему хотелось проснуться.
«Нет, не проснуться, - негромко поправил Шульдих. – А увидеть более приятный сон».
На это нечего было возразить.

9.
Когда Айя вернулся со своего дежурства в больнице, Кен сидел в коридоре около его двери. Он поднял голову, глядя в холодное безразличное лицо Фудзимии в поисках печали, усталости, досады... хоть каких-нибудь эмоций. Ничего. Фиолетовые глаза даже не сощурились от раздражения, когда Кен вошел в комнату вслед за Айей.
Сибиряк прислонился к двери, молча глядя на товарища. Они не общались со времени того... разговора о Йоджи. Конечно, они работали в разные смены, да Айя и вообще был не особенно разговорчивым - но сейчас это было другое молчание. Айя не просто сохранял свою обычную отстраненность, он как будто совсем ушел в себя. Если раньше Фудзимия бывал замкнутым и несдержанным, то сейчас он... просто был где-то не здесь.
Сначала Кен слишком злился на Айю за то, что тот сказал о Йоджи, чтобы задуматься об этом молчании или хотя бы заметить его. Мрачная отстраненность была Айиной характерной чертой, поэтому даже когда Хидака перестал злиться, то не сразу отметил перемену. Он понял, что что-то не так, только когда Айя пришел заменить его в больнице прошлым вечером.
Кен провел еще одну бессонную ночь, размышляя об этом. И когда, наконец, в четвертом часу утра он догадался, то почувствовал себя полнейшим идиотом.
Остаток ночи он пытался сообразить, как бы половчее и потактичней начать разговор с Айей. Около шести Хидака понял, что это дохлый номер. Тонкость и такт были просто не в его стиле. Оставалось только ринуться вперед, очертя голову, как он обычно и делал.
Сейчас ему казалось, что это было отличное начало. Особенно учитывая, где ему предстояло оказаться к концу разговора.
- Ты что-то хотел? – спокойно поинтересовался Айя, вопросительно приподняв бровь. – Если нет, то я не отказался бы поспать.
Кен моргнул, удивленный так неожиданно нарушенным молчанием. Оказывается, это Айя ринулся вперед, да еще без предупреждения, оставив Хидаку барахтаться позади.
Он несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь собраться с мыслями. Наконец, какая-то мозговая извилина вяло шевельнулась, и Кен ляпнул первое, что пришло ему в голову:
- Ты на самом деле не веришь, что твоя сестра умерла.
Ага, все-таки какая-то искорка ярости горела под этой ледяной коркой. Вернее, тлела. Кен сдал назад, пока его не обожгло.
- Я... то есть... Я понимаю, что ты хотел сказать вчера. И спасибо, что пытался... ну... помочь мне, что ли. Но, Айя... мне кажется, это именно ты врешь себе, - откровенно заявил он.
Айины глаза превратились в две полыхающие фиолетовым щелки, губы крепко сжались.
- Что ж, спасибо, что высказал свое мнение. Теперь, когда мы окончательно выяснили наши позиции, не мог бы ты уйти, чтобы дать мне отдохнуть? – отрезал Фудзимия.
Кен вздохнул и потер глаза.
- Айя, - умоляюще пробормотал он. – Я не хочу обвинить или взбесить тебя, или... или обидеть... – он осторожно взглянул из-под руки, гадая, как отреагирует Айя на это утверждение.
Айя еще крепче сжал губы, и на его переносице появилась знакомая Кену морщинка.
Хидака вздохнул еще раз и убрал руку от лица.
- Слушай, просто дай мне сказать, а потом я уйду, ладно? – тихо попросил он.
Айя сердито взглянул на него, потом пожал плечами, отошел вглубь комнаты и начал раздеваться.
Кен взволнованно провел языком по губам. Он не ожидал, что его будут так отвлекать во время этого разговора. Но Айя, разумеется, совершенно не подозревал о Хидакином более чем дружеском интересе к нему. Оми и Йоджи давным-давно все поняли, но Фудзимия оставался в блаженном неведении того, как действовал на Кена вид его обнаженной спины, белизна его кожи, под которой во время движения отчетливо вырисовывались мускулы.
Кен встряхнул головой, пытаясь прогнать несвоевременное возбуждение. Сейчас у него есть дело поважнее, чем рассматривать Айины стройные мускулистые ноги...
- Так что ты хотел сказать? – досадливо поторопил Фудзимия, швыряя одежду в корзину. Он обернулся, выжидающе глядя на Хидаку. На нем были одни только темные боксеры – Кен не мог определить, какого цвета, из-за полумрака, царившего в комнате. Может быть, фиолетовые?
Айя положил руки на бедра, всем своим видом выражая нетерпение. Кен мысленно хлопнул себя по голове и попытался вернуть к работе свой затопленный гормонами мозг.
- Да. Ну... Значит, я хотел сказать... – Кен встретился с Айей глазами и увидел, что лед где-то как-то чуть-чуть подтаял. Может, из-за злости, вызванной бестактными словами Кена, а может, просто потому, что Айя находился сейчас в собственной комнате и чувствовал себя свободней – как бы там ни было, фиолетовые глаза не были сейчас такими уж равнодушными и непроницаемыми. В них была затаенная боль, одиночество и сожаление, и еще, возможно, слабый проблеск желания...
Кен едва ли мог бы объяснить, что это было. Фудзимия выглядел в точности таким же раздраженным, как минуту назад, стоя посреди комнаты в своих боксерах, но возбуждение Кена враз исчезло, когда он осознал, как отчаянно Айя цепляется за надежду, словно утопающий за соломинку.
- Айя... – прошептал Кен, и Айины губы дрогнули при звуке собственного имени. «Конечно, это ведь ее имя», - подумал Сибиряк.
- Айя-кун, - снова начал он, желая дать товарищу возможность сохранить дистанцию между ними. Лицо Фудзимии чуть заметно смягчилось. Кен решил рвануть напрямик. – Знаешь, ты единственный из нас все еще жив, - начал он. Если Айя и был удивлен этим утверждением, то никак не показал этого. – Я погиб в пожаре на складе, Йоджи – во время той вылазки в Корин вместе с Аской. Оми погиб, когда отец отказался заплатить за него выкуп.
Да, они являлись великолепными кандидатами в киллеры, потому что официально были мертвы. Все нити, связывавшие их с миром, были отрезаны, и жизни вне Критикер для них не существовало.
– Но ты... – продолжал Кен. - Ты – другое дело.
- Я погиб во время взрыва вместе с родителями, - бесстрастно напомнил Айя.
Кен пожал плечами.
- Формально да. Но все-таки ты не такой, как мы, потому что у тебя есть кое-что, связывающее тебя с прошлой жизнью. Твоя сестра.
Фудзимия вздрогнул при этих словах, но Кен счел это хорошим знаком. Если Айя расслабился настолько, чтобы выдать какую-то реакцию, то, возможно, он и вправду слушает.
- Айя-чан всегда заставляла тебя держаться. Заставляла тебя жить. Вот почему... почему ты так и не сблизился ни с кем из нас, - Кен внимательно посмотрел на Айю, ожидая ответа. Фудзимия нахмурился, его губы чуть приоткрылись, но он ничего не сказал. Кен тихо вздохнул. – У тебя есть Айя-чан. Ты не умер, в отличие от нас. У нас никого нет, кроме нас самих, но у тебя по-прежнему есть другая жизнь, отдельная от всего этого, - Кен слабо повел рукой вокруг, подразумевая эту комнату, магазин, жизнь в целом. – Мы... знаешь, мы понимаем это. Конечно, мы бы не возражали, если бы ты был чуть более открытым с нами, но мы принимаем твой выбор. Я хочу сказать, зачем тебе связываться с компанией ходячих мертвецов, когда у тебя есть живая, дышащая связь с реальностью?
Кен услышал нотку горечи в собственном голосе, несмотря на свое заявление о том, что понимает Айю. А может, причиной горечи было как раз то, что он понимал слишком хорошо. Юрико... Ему вдруг подумалось – интересно, какая сейчас погода в Австралии?
Но Йоджи был прав, как бы ни было тяжело это признать. Юрико не могла вернуть его к жизни. Что умерло – то умерло.
- Ты мертв только на бумаге, - тихо возразил Айя.
Кен пожал плечами.
- Ну да, и все может быть, как прежде, - заметил он с усталой самоиронией. Айя смотрел в пол. – Слушай, Айя, мы отклонились от темы. Дело в том... Ты не хочешь сближаться ни с кем из нас. Ладно, мы понимаем. Это ведь из-за Айи-чан. Мы не нужны тебе, потому что у тебя есть она. Но... если ты бросишь ее... А ты именно это и делаешь, Айя. Бросаешь ее, - решительно подчеркнул Кен. Айя по-прежнему не поднимал глаз. – Если ты бросишь ее, у тебя не останется ничего. Потому что нас ты не примешь. Ты ведь не хочешь снова привязываться к кому-то, потому что боишься опять потерять.
Айя наконец поднял голову, глаза его, потемневшие от какого-то непонятного чувства, не казались больше пустыми и холодными.
- Ты ошибаешься, - негромко сказал он.
Кен вопросительно приподнял брови. Айя, в свою очередь, вздохнул, подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы впустить в комнату утренний свет. Потом сел на аккуратно застеленную кровать, набросив на плечи одеяло. Кен подошел ближе и присел на залитый светом диван. Айина поза и освещение мешали ему разглядеть лицо товарища, да и вряд ли это помогло бы ему.
Поэтому он просто сидел и смотрел на Фудзимию, ожидая, что тот продолжит разговор.
Айя еще раз вздохнул и признался:
- На самом деле я хочу сблизиться с вами.
Кен даже охнул от удивления. Из всех его теорий эта казалась ему наиболее убедительной: кроме поддержки на миссиях, Айе ничего не нужно от других членов команды. Это было ясно как день.
- Мне нелегко... заводить друзей, - сказал Айя медленно, как будто с трудом вытягивая из себя слова. – И у меня... был плохой опыт в других командах. Люди погибали. Но... с тех пор как я вступил в Вайсс... – Айя задумчиво потеребил длинную серьгу, которую носил все время. – Все шло... хорошо. Иногда кто-нибудь бывал ранен, но... ничего по-настоящему ужасного. Никто никогда... Так что я начал думать, что все будет нормально. Что, может, вы все сумеете остаться живыми и здоровыми, что никто не сможет добраться до вас. – Он помолчал, потом решительно тряхнул головой и добавил: - Но так не бывает. Кто-нибудь всегда...
- Значит... ты и правда волнуешься за Йоджи, - сказал Кен, все еще пораженный этим открытием. Айя Фудзимия, хладнокровный ублюдок, оказался не таким уж и хладнокровным. – Значит, когда его ранили, это не было для тебя предлогом, чтобы избавиться от него...
- Это как с Айей-чан, все сначала, - перебил Айя. – Ты не понимаешь... Все, что они говорили, я уже слышал раньше. Видел все это. Дежурил у постели, но... бесполезно. Это не вернуло мне ее. Прошло два года, Кен. Вряд ли ты сможешь это понять. Два года. Все проходит, жизнь продолжается, а ты оглядываешься и понимаешь, что все это время был один... Понимаешь, что начал привыкать. Тогда тебе становится... страшно, ты смотришь вокруг, пытаясь найти что-нибудь или кого-нибудь, кто поддержал бы тебя. Просто чтобы не быть одному. Только этот «кто-то» должен быть пуленепробиваемым. Неуязвимым. Потому что он будет единственным, что держит тебя, так что если он погибнет...
Айя говорил все тише, все неразборчивей, и Кен в волнении подался ближе к краю дивана, чтобы расслышать его. Он не подозревал, что Айя может испытывать такие чувства. Боже мой, он говорит так, будто сейчас сорвется... Кен отчаянно хотел подойти и обнять Айю, предложить единственное утешение, на какое был способен, но... никогда ведь не знаешь, как он отреагирует. Меньше всего Кену хотелось расстроить Фудзимию еще сильней.
- Я начал зависеть от него, - признался Айя. – От всех вас. Я начал думать, что все будет хорошо. Знаешь, почему я так расстроился, когда узнал, что Оми на самом деле – Такатори?
Кен молча покачал головой, взволнованный и сбитый с толку этим странным монологом.
- Не потому, что он оказался связан с Реджи Такатори. Он ведь в этом не виноват. У него не было выбора. А потому, что он пошел против нас, против тебя и меня, чтобы дать Хирофуми уйти. Чтобы спасти своего «брата». Реджи Такатори отнял все, что у меня было – мою жизнь, мой дом, мою семью... и теперь он делал это снова. Оми предпочел его... нам. Тогда я понял, как сильно влип. Я уже решил, где-то в душе, что Вайсс – моя семья. И это было так... больно – понять, что кто-то из вас может уйти. Что вы можете. Потому что я знал уже тогда, что я не могу. И я... пытался смириться с этим, а потом... – Айя замолчал, по-прежнему теребя сережку.
Кен перестал бороться с собой, подошел и, сев на кровать, осторожно убрал его руку от уха. Фудзимия не поднял голову, только быстро глянул исподлобья.
- Поранишь мочку, - предупредил Хидака. Айя пожал плечами в знак того, что это неважно, и отвернулся, разглядывая пятна солнечного света на голом полу.
Забыв о собственном предупреждении, Кен протянул руку и потрогал теплый металл, согретый Айиными пальцами.
- Ты и спишь с ней? – спросил он с любопытством.
- Иногда, - ответил Айя. – Если забываю снять.
- Я бы хотел, чтобы ты не забывал, - пробормотал Кен, осторожно расстегивая сережку и вытаскивая ее из Айиного уха. – Вот так.
Он положил сережку на почти пустую тумбочку и сел обратно, удовлетворенно хмыкнув. Айя чуть повернул голову, так что Кену был виден его бледный профиль.
«Я не понимаю тебя, - подумал Хидака не в первый и даже не в сто первый раз. – Как только я начинаю думать, что понял, ты опять удивляешь меня. Как только мне, наконец, удается убедить себя, что у тебя вместо сердца кусок льда, ты обнаруживаешь новое чувство, которого, как я был уверен, у тебя нет».
Плюнув на осторожность, Кен обнял Айю за напряженные плечи и прижался к нему.
- Я не могу обещать тебе, что все будет хорошо, - тихо сказал он. – Это правда, что мы живем опасной жизнью, в которой нет никаких гарантий. Но есть сегодняшний день, Айя. И есть «сейчас». Я могу дать тебе «сейчас».
Айя обернулся и с любопытством посмотрел на него, чуть скосив глаза оттого, что Кен был слишком близко. Это выглядело так забавно, что Сибиряк слегка улыбнулся.
- Это правда, что Йоджи может... не очнуться, - признал он, перестав улыбаться. – И Айя-чан тоже. Но, Айя-кун... мы можем потерять друг друга в любую минуту. Все мы. Зачем торопить эту минуту?
- Надежда – самая жестокая ложь, - прошептал Айя.
Кен вздохнул и еще подался вперед, пока не прислонился лбом к Айиному лбу.
- Может быть, - согласился он. – Но это еще и самая сладкая мечта. Нам всем нужна надежда, чтобы пережить долгие ночи, Айя. Мне нужна. И пока я не похоронил ее, я не откажусь от своей жизни, какой бы она ни была. Не брошу вас, пока вы сами не оставите меня.
Айины глаза пристально смотрели на него с расстояния в несколько сантиметров.
- Ну, - наконец сказал Айя. – Я никуда не ухожу... пока.
- Ага, - согласился Кен. «Ну вот, ты опять испугался, да, Айя? Уже начал отогреваться, начал впускать нас, но то, что ты чуть не потерял Йоджи, потрясло тебя. Поэтому ты снова пошел на попятный. Но не совсем. Думаю, сейчас это все, что мы можем предложить друг другу».
- Значит, решено, - тихо сказал он. – Здесь и сейчас мы не одни.
- Или одни вместе, - добавил Айя.
Кен фыркнул.
- Без разницы.
- И все-таки, - возразил Айя.
Кен вздохнул и закатил глаза.
- Давай не будем придираться.
- Договорились, - просто сказал Айя.
И поцеловал Кена.
Глаза Хидаки расширились так, что он сам испугался, как бы они не вылезли из орбит. Какого черта? Неужели он уснул во время разговора, и ему приснился сон? «Должно быть, так, потому что ясно как день - такое может случиться только в моих фантазиях», - взволнованно подумал Кен.
Айины губы были твердыми и требовательными, его язык легко преодолел слабое сопротивление Кена, проникнув в рот. Поцелуй был глубоким и чувственным, совсем непохожим на робкие застенчивые касания губ, которые воображал Кен, мечтая об их первом свидании. Почему-то он представлял Айю... удивленным... испуганным... почти... может быть... невинным...
Фудзимия резко оборвал поцелуй и отодвинулся, в замешательстве глядя на Кена.
- Ты собираешься участвовать, или я один должен все делать? – прямо спросил он.
Невинным, а, Хидака? Еще одно представление об Айе пошло к чертям...
- Нет, ты, ээ... просто удивил меня, вот и все, - промямлил Кен, чувствуя, что краснеет.
Айя усмехнулся. Прямо так взял и усмехнулся. Как будто брал уроки у Йоджи или вроде того.
- Да ладно, - саркастически заметил он. – Ты правда думал, что я не замечаю, как ты пялишься на мою задницу, когда я поливаю цветы?
- Ох! Айя! – запротестовал Кен, покраснев еще сильнее.
Айина усмешка постепенно увяла. Без нее он выглядел усталым и измученным.
- Кен, - сказал он тихо. – Мне... трудно со всем этим. Мне нужно... просто нужно почувствовать себя близко к кому-то. Не быть одному. Сейчас.
- Только... сейчас? – повторил Кен, все еще немного ошеломленный.
- Это все, что у нас есть, так? – прошептал Айя, наклонившись, чтобы снова поцеловать его.
- Да, но... – начал Кен, однако поцелуй заглушил все его возражения.
У нас может быть больше, чем сейчас, Айя. Я не могу обещать этого, но... могу предложить. Если ты позволишь мне. Если бы я мог подумать, что у меня есть хоть малейший шанс – наверно, я предложил бы тебе вечность...
Потом Айины теплые руки стащили с него рубашку и опустились вниз к штанам, и тогда он решил, что подумает о вечности завтра.
Если завтра наступит.

***
Смутное раздражение, смешанное с затаенным испугом, вернуло Йоджи к реальности. Он огляделся в той части сознания Шульдиха, где обычно обретался, и с удивлением заметил полупрозрачную тень немца, метавшуюся в темноте неподалеку. Шульдих как будто не замечал Йоджи, но его присутствие взбаламутило обычно спокойные ручейки мыслей, наполнив их волнением и беспокойством. Они задевали Йоджи, омывая его волнами чужих эмоций. Отталкивая их, он начал пробиваться на более спокойное место.
Машинально оглядев себя, Кудо с недовольством отметил, что из его длинного черного плаща вылезла нитка. Она развевалась позади, поблескивая в темноте серебристо-серым, и он не мог ее поймать, как ни вертелся. Йоджи нахмурился, потом пожал плечами и решил не думать об этом. Возможно, просто его сознание намекало, что он распустился.
Вздохнув, он подумал, не подойти ли поздороваться с Шульдихом. Кудо все еще помнил недавний сон, и присутствие немца как-то нервировало его. Он начинал просто ненавидеть все это. Находясь в голове Шульдиха, он мог видеть более человеческую сторону телепата, но также видел и собственного внутреннего монстра.
Как ни странно, остаток сна оказался... чудесным. Йоджи уже несколько лет не видел сна об Аске, который не кончался бы выстрелами в переулке. Он выучил эти сны наизусть. Но последний был... другим. Новым. Даже наяву Йоджи не помнил такой встречи с Аской, а все его сны о ней после ее смерти были всего лишь воспоминаниями. Но этот... был совершенно новым, непохожим на остальные. Как будто Аска вернулась к нему, ее тело было живым, теплым, зовущим...
Йоджи так и не понял, почему она плакала. Он надеялся, что сон продолжится, и он сможет узнать.
Но сейчас пришло время встретить новый день.
Все еще сомневаясь, он подошел к Шульдиху так близко, как позволял клубящийся туман, и позвал:
- Эй!
Шульдих бросил на него быстрый взгляд через плечо сквозь пряди огненно-рыжих волос.
- Я разбудил тебя? – хмуро спросил он.
Йоджи сдвинул брови, недоумевая, какая муха укусила немца.
- Да, - ответил он.
Шульдих пожал плечами и снова отвернулся.
- Никто не заставлял тебя устраивать спальню в моем подсознании.
Кудо закатил глаза, с досадой уставившись телепату в спину. Возможно, немец все еще злится на него за вмешательство в миссию. Помнится, он был просто в бешенстве, когда Йоджи в первый раз попытался перехватить его контроль.
Японец вздрогнул, припомнив мучительное наказание, которому подверг его Шульдих за этот проступок. Ему тут же захотелось курить.
Он почувствовал в пальцах хорошо знакомый предмет и, взглянув вниз, обнаружил там сигарету. Йоджи удивленно сдвинул брови, потом пожал плечами и усмехнулся. Что ж, грех жаловаться. Хотя он по-прежнему не слишком хорошо понимал, как работает вся эта ментальная хрень. Повинуясь чутью, он пошарил в кармане плаща, где обычно держал зажигалку, и действительно нащупал ее.
Когда через несколько минут Шульдих, взвинченный и растрепанный, появился из завихрений тумана, Йоджи радостно попыхивал сигаретой.
Шульдих недовольно взглянул на него и, подойдя, вытащил сигарету изо рта.
- Эй! – возмутился Йоджи, когда немец сделал длинную затяжку. – Возьми свою!
Не обращая на него внимания, Шульдих недоверчиво уставился на сигарету.
- Это... не моя марка, - удивленно заметил он.
- Конечно, нет, - огрызнулся Йоджи, отбирая назад свою драгоценную сигарету. Как выяснилось, Шульдих курил все-таки меньше, чем он, так что Кудо остро не хватало никотина. Даже просто психологически. – Это я ее придумал, так что это моя марка.
- Ты... – хмурясь, повторил телепат. Внезапно он вцепился руками в волосы и рванул, сопроводив свои странные действия полным огорчения воплем. Йоджи ошеломленно взглянул на него.
- Ты что, с ума сходишь? – с любопытством спросил он.
Шульдих мрачно взглянул на него и пошел прочь, постепенно растворяясь в тумане.
- Эй, ты куда? – окликнул Йоджи. Как ни странно, теперь ему хотелось пообщаться с немцем. Но тот уже полностью исчез. Кудо нахмурился, а потом усмехнулся.
Ему потребовалось несколько минут полной сосредоточенности, но когда он, в конце концов, открыл глаза, то увидел тот самый слабый отсвет вдалеке. Кажется, у него образовался какой-то внутренний компас, стрелка которого всегда указывала на Шульдиха. Йоджи сконцентрировался на свете и вскоре обнаружил себя в проклятой долине рядом с телепатом, который явно был не в духе.
- Что с тобой сегодня? – прямо спросил Йоджи, усаживаясь на траву.
Шульдих мрачно взглянул на него, а потом демонстративно отвернулся.
- О, да что случилось, язык проглотил? – не отставал Йоджи, решительно настроенный вызвать немца на общение. «Временами я бываю просто упертым ублюдком», - мысленно признал он.
- Ты просто ублюдок, - отозвался Шульдих.
Йоджи отмахнулся от обвинения, все еще наслаждаясь сигаретой, глядя на деревья и синее небо.
– Не будь сукой, - беспечно заметил он.
Шульдих ткнул его в плечо. Сильно.
- Ой! Черт, да в чем дело? – спросил Йоджи, потирая плечо.
- Я не могу вспомнить ее горячий шоколад! – заорал Шульдих, злобно зыркнув на него из-под спутанных прядей.
Эти волосы вообще выглядели как-то странно сегодня, и Йоджи не сразу сообразил, что на них отсутствовала желтая бандана. Без нее волосы немца были еще более растрепанными, чем обычно, они падали ему на лицо и развевались по ветру.
- Ладно, остынь. Что такого-то? Тебя что, ломает без горячего шоколада? – недоверчиво спросил Йоджи, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе.
Шульдих спрятал лицо в коленях, как обычно, подтянутых к груди.
- Мамин горячий шоколад, - приглушенно пробормотал он.
Йоджи задумчиво приподнял бровь. Мамин горячий шоколад? Он не может вспомнить...
- Ну, знаешь, Шу, со временем воспоминания тускнеют. Иногда я забываю цвет Аскиных глаз или ее смех... – он вздохнул, снова затянувшись сигаретой. Радость от недавнего сна слегка пригасла от этой мысли. Но ведь сон был... таким реальным... как будто она вернулась ко мне...
Сидевший рядом Шульдих тихонько охнул. Голос у него был такой несчастный... Йоджи вздохнул и сочувственно положил руку ему на плечо.
- Мне жаль, Шу, - неловко сказал он.
Они еще посидели так с минуту. Потом Шульдих поднял голову, отвернувшись и украдкой шмыгая носом. Йоджи курил сигарету и делал вид, что ничего не замечает.
В конце концов, немец снова взглянул на него.
- Мы должны злиться друг на друга? – хмуро спросил он.
Йоджи усмехнулся.
- Пожалуй, что так. Но у меня сегодня слишком хорошее настроение.
Шульдих фыркнул.
- Ты просто секс-наркоман, Кудо. Одна доза – и мир снова прекрасен.
Йоджи молча вопросительно взглянул на него. Шульдих слегка покраснел, глядя в сторону.
- Ну, вроде как ментальный эквивалент соседей, скрипящих кроватью за стенкой, - пробормотал он.
Йоджи ухмыльнулся.
- Извини, - совершенно неискренне сказал он.
Шульдих пробурчал, куда ему засунуть свои извинения. Кудо хохотнул. Оба немного помолчали.
- И все-таки, - спросил, наконец, Йоджи. – Зачем тебе надо было вспомнить горячий шоколад?
Телепат беспокойно поерзал, потом вздохнул.
- Ну, я... как будто чувствовал себя... виноватым за то, во что втянул тебя вчера ночью. Чувствовал, что... должен что-то сделать для тебя. Я хочу сказать, ты сильно взбесил меня, но у тебя было больше причин злиться, и... я просто хотел сделать для тебя что-то приятное. Предложить тебе что-нибудь. – Он снова вздохнул и грустно добавил: - Это воспоминание... это лучшее, что у меня было.
Йоджи изумленно глядел ему в затылок. Потом нахмурился и пробормотал:
- Черт, ты бы определился уже, что ли...
- Насчет чего? – с любопытством спросил немец.
- Насчет того, хороший ты или плохой. Добрый или злобный. Славный парень или законченный монстр, - Йоджи раздраженно махнул сигаретой.
Шульдих ухмыльнулся, и внезапно бандана снова появилась на прежнем месте, удерживая его волосы хотя бы в относительном порядке.
- Ты все время... меняешься! – с отчаянием продолжал Йоджи. – Иногда ты почти нравишься мне, а иногда мне хочется тебя придушить – в буквальном смысле! Я не понимаю, как должен относиться к тебе, и это... черт, это нечестно! – выкрикнул он, впечатав кулак в мягкую землю. Потом быстро обернулся, закрыв немцу рот ладонью. – Не говори этого.
«В любви и на войне все честно», - быстро произнес Шульдих в его сознании.
Йоджи застонал и рухнул на траву. Телепат тоже лег, опираясь на локоть, и радостно усмехнулся, очевидно, забыв о своих страданиях из-за горячего шоколада.
- Так любовь или война? – устало спросил Йоджи.
- Война, - напомнил Шульдих, протянув руку и убирая волнистую светлую прядь с Йоджиной щеки. Легкое касание воображаемых пальцев оказалось не таким нервирующим, как поцелуй в нос пару дней назад.
Неужели и вправду прошло всего два дня?
- Знаю, тебе кажется, что прошло гораааздо больше, - с усмешкой согласился немец. Потом он вздохнул и снова сел. – А теперь пора встретить новый день.
- Saaa… Увидимся на другой стороне сознания, - пробормотал Йоджи, махнув рукой.
Шульдих рассмеялся. Прежде чем уйти, он взглянул на японца сверху вниз и с загадочной улыбкой добавил:
- Ах да, что касается ответа на твой вопрос... Я и то, и другое. Как большинство людей.
А потом он исчез.
Йоджи некоторое время оставался в долине, обдумывая это заявление. Оно было очень похоже на правду. Но что конкретно это должно означать для него? Как ему относиться к Шульдиху? И к себе?
Он вдруг заметил, что наконец-то поймал вылезшую из плаща нитку. Йоджи рассеянно потянул ее, но так и не смог вытащить и решил бросить это занятие, пока не испортил плащ. Надо пойти посмотреть, что делает Шульдих.
Интересно, какие еще моральные дилеммы принесет сегодняшний день?

11.
Выждав, пока разум Йоджи забудется сном, Шульдих открыл позаимствованные им глаза. С минуту он рассматривал собственное лицо, вспоминая, каким потрясением оказалось увидеть Йоджину неповторимую улыбку на своих губах.
Шульдих тихонько вздохнул. Опять он сделал то, чего не должен был делать. Но... когда Йоджи пригласил его сюда, он просто не смог отказаться.
Ладно, на самом деле он и не захотел отказываться.
Это оказалось немного странно – трахаться с самим собой. Но телепату гораздо легче было помнить, кто находится в его теле, чем Йоджи – помнить, что темноглазая женщина, с которой он провел ночь – на самом деле Шульдих.
Немец снова вздохнул и наклонился, чтобы оставить безответный прощальный поцелуй на собственных губах.
Он и не знал, что они такие мягкие. Впрочем, это вообще была ночь сюрпризов.
Он позволил глазам женщины закрыться и начал осторожно высвобождаться из ее сознания. Впоследствии у нее окажется провал в памяти, что, вероятно, огорчит ее, когда она проснется одна на гостиничной кровати. Но это не волновало Шульдиха. Как бы там ни было, он не причинил ей вреда. Йоджи использовал презерватив.
Заботливо отложив воспоминания про запас, Шульдих выскользнул из разума женщины и позволил соединительной нити своего сознания втянуть себя обратно. Сориентировавшись, он открыл глаза и встал с кровати, быстро оделся и выбрался из комнаты.
Задержавшись у двери, он бросил еще несколько монет в щель автомата, чтобы таймер не разбудил женщину слишком рано. Потом сунул руки в карманы и вышел на улицу.
Рассвет еще только начинался. Шульдих осторожно проверил свои щиты. Ага, прочные, как всегда. Запустив руку в волосы, он снова вздохнул и направился к дому, похоронив воспоминания о прошедшей ночи так глубоко, чтобы даже Йоджи не сумел их отыскать. Собственные впечатления японца будут настолько расплывчатыми, что он и не осознает, что произошло, в этом Шульдих был уверен.
«Что, - с горькой усмешкой подумал он, - на самом деле чертовски досадно».

***
- Привет, Йотан. Это я.
Кен пристально всматривался в неподвижное лицо в поисках хоть какого-нибудь ответа, но через минуту со вздохом сдался. Откинувшись на спинку мягкого стула, стоявшего у кровати, он задумчиво сдвинул брови.
Йоджи выглядел так, словно он спит. Каждый раз, когда Кен приходил навестить его, он не мог противостоять бессмысленному желанию приветствовать друга вслух в надежде, что тот вдруг откроет глаза, ругаясь, что его разбудили.
Кен попытался представить, что чувствуешь, когда эта надежда понемногу угасает в течение двух лет.
Айя прав. Я не могу даже представить, каково ему было. Мне следует проявить больше понимания. Нельзя злиться на него, даже когда он ведет себя, как полный ублюдок...
Кен встряхнул головой, чтобы заставить мысли сменить направление. Он пришел навестить Йоджи, поддержать его, а не размышлять об Айе.
Но...
Кен устало потер глаза.
- Как бы я хотел, чтобы ты очнулся, Йоджи, - прошептал он. – Мне бы пригодился твой совет.
Он усмехнулся, подумав о том, какой совет мог бы получить от друга. Не то чтобы Кудо был экспертом в этой области. Конечно, одно только выражение лица Йоджи, когда Кен обрисует ему проблему, стоит месяцев... нет, скорей всего, лет... смущающих и унизительных замечаний, которые ему придется вытерпеть. О да, если бы только можно было увидеть, как Йоджи раскроет глаза, поднимет брови, как его солнечные очки медленно соскользнут с носа – это стоило бы унижений. Черт, это даже стоило бы того, чтобы вообще попасть в такое идиотское положение.
С минуту Кен задумчиво смотрел в спокойное лицо Йоджи.
- Какого черта, - наконец пробормотал он. – По крайней мере, так я могу быть уверен, что у тебя не случится сердечный приступ, когда я тебе все расскажу.
Он зажмурился и крепко потер переносицу, чтобы отогнать головную боль, мучившую его уже несколько часов, с той минуты, как он проснулся в Айиной постели.
Один.
- Ну, думаю, ты знаешь, что я, вроде как... того... в Айю. Ладно, я не думаю – я знаю, что ты знаешь. Ты неплохо повеселился за мой счет, садист несчастный... Но как бы там ни было... Айя был сильно расстроен тем, что тебя ранили. Только он ведь никогда не говорит, что расстроен, а только становится еще большим придурком, чем обычно. И меня просто бесит, когда он натягивает этот... – Кен замолчал, сжав лежавшие на бедрах руки в кулаки, вспоминая недавний разговор с Айей, когда тот сказал, что Йоджи умер.
Впрочем, через минуту он выпустил свой гнев в одном длинном вздохе и заставил кулаки разжаться.
- Как бы там ни было, - тихо продолжил Хидака, - поначалу я не догадался, но потом понял, что все, что он делал, каким бы раздражающим это ни казалось – это просто его способ примириться с тем, что ты ранен. То есть, конечно, Айя не может примириться с тем, что кто-то близкий ему находится в коме. Мне надо было подумать об этом раньше. Но я не подумал. Так что...
Кен снова замолчал, обдумывая, как рассказать о случившемся.
- Ну, поэтому я подождал его в коридоре, и он впустил меня в комнату, и я сразу начал говорить... а он начал раздеваться, но это неважно... ладно, не очень важно... Я говорил и говорил, а потом случилось что-то странное. Айя начал говорить. Он сказал мне кое-что, о чем я и за миллион лет не догадался бы... как он относится к нам, и все такое. Я и не думал, что он к нам что-то чувствует. Но он чувствует. Он сам сказал. Так что когда мы... когда я... я вроде как подумал...
Кен закрыл глаза, откинув голову на мягкую спинку стула.
- Я не знаю, о чем я думал, Йотан. Может, я вообще не думал. Я предложил ему... свое «сейчас». И он принял его. – Кен снова поднял голову и грустно посмотрел на Йоджи. – А когда я проснулся... «сейчас» закончилось. И он ушел.
Йоджи молчал. Мониторы гудели и жужжали, лекарство из капельницы медленно текло по трубкам. Часы на стене тихо отстукивали секунды – одну, вторую, третью...
Кен встал и прислонился к спинке кровати, скрестив руки и глядя в сторону.
- Прости, что свалил все это на тебя, Йоджи-кун, - прошептал он. – Я и сам не знаю, что хотел бы услышать в ответ, даже если бы ты мог говорить. Да и что тут скажешь? Я проснулся один, и это вроде как говорит само за себя, так? Интересно, женщины, с которыми ты проводил ночь, так же чувствовали себя утром? – рассеянно добавил он. Потом нахмурился. – Извини, это, наверно, было неуместное сравнение. Нам всем нужно как-то сбрасывать напряжение. Я думаю... я думаю, вот чем это было для него. Чем я был.
Некоторое время Кен тупо смотрел в стену, потом обернулся снова взглянуть на Йоджи.
- Знаешь, если бы ты очнулся, то сказал бы что-нибудь глупое и мерзкое, так что я разозлился бы и набросился на тебя, и потом мне стало бы легче. Больше никто не умеет так делать, Йоджи. Оми бы просто разнюнился и попытался утешить меня, а Айя... Айя и со своими-то чувствами не может справиться, что говорить о моих. Ты должен очнуться, Йоджи... Ты мне нужен, придурок. Айя... Айя говорит, что ты не очнешься, но я в это не верю. Не верю. Я бы почувствовал, если бы ты умер. Я не знаю, откуда я это знаю, почему так думаю, но я просто уверен в этом. Если бы ты и вправду ушел насовсем, я бы почувствовал. Как с... с Казе. Я всегда думал, что он погиб в том пожаре... и я оказался прав. Все, что я знал и... любил в Казе, исчезло в ту ночь. Я почувствовал это. Но ты... Я не чувствую, что ты ушел, Йоджи. Мне кажется, что ты еще здесь. Или, вернее, не здесь...
Кен помолчал, глядя в бледное лицо друга, стараясь подобрать слова, чтобы объяснить свои чувства.
- Это как будто ты... как будто ты очень сильно задумался о чем-то. Ты иногда так делаешь, хотя и стараешься нам этого не показывать, потому что хочешь, чтобы мы думали, что ты весь такой несерьезный и легкомысленный, и все такое, но... Иногда ты действительно глубоко задумываешься, и у тебя появляется маленькая морщинка между бровями, а глаза затуманиваются, и если кто-нибудь говорит с тобой в это время, то ты не слышишь ни слова. Потому что ты где-то далеко, - тихо заключил Кен. Это было не совсем точно, но лучше он не мог объяснить.
Он отошел от кровати и начал одеваться.
- Ну, я пойду. Им здесь не нравится, когда мы задерживаемся надолго. Выздоравливай, ладно? Мы скучаем по тебе, Йоджи-кун.
Со знакомым уже ощущением полной беспомощности он повернулся к двери, когда вдруг странная мысль всплыла на поверхность из глубин его памяти. Она пряталась там с того самого дня, когда он пришел навестить Йоджи и увидел постороннего в его палате, но только в эту минуту Кен внезапно осознал, что...
Шульдих – телепат.
Хидака стукнул себя по лбу.
- Какой я идиот, - простонал он. Впрочем, ни Оми, ни Айя также не задумывались о способностях Шульдиха, поэтому Кен решил, что он все-таки не полный кретин.
- Шульдих умеет читать мысли, - медленно рассуждал он сам с собой, снова подойдя к Йоджи и внимательно изучая его лицо. – И он был здесь. Прямо здесь, так близко, что мог дотронуться до тебя... и в ту ночь... в той схватке... ты дрался с ним. Он увел тебя в сторону, и мы не знаем, что произошло между вами... Он мог что-то сделать с тобой... Может, ты впал в кому совсем не от ножевой раны, а от... – Кен замолчал, лихорадочно обдумывая, что рыжий Шварцевский убийца со злобной усмешкой мог сделать с разумом Йоджи, пока они были одни.
- Черт побери! Я не должен был упускать его! Мне надо было пристрелить его, когда он был здесь с тобой... Какой же я идиот! Конечно, он сделал что-то... Иначе ты, наверно, уже давно очнулся бы, как и ожидали доктора...
Хидака смахнул прядь волос с Йоджиного лба, задумчиво сдвинув брови. Чем дольше он обдумывал эту догадку, тем тверже становилась уверенность, что причина состояния Йоджи – Шульдих. Кен не знал, что именно сделал немец, что вообще он мог сделать, но что-то такое точно было...
- Я должен найти его, - пробормотал он. – Я должен найти его и... как-то... заставить сказать мне, что он сделал и как это исправить.
Лицо Кена выразило мрачную решимость, когда он коснулся рукой Йоджиной гладкой щеки.
- Я найду его, Йоджи. Клянусь. Я верну тебя. Подожди, Йотан. Я отыщу тебя. Помогу тебе. Я обещаю, Йотан. Обещаю.
Он убрал руку и, кивнув другу, вышел, взбодренный появившейся целью.

***
«Ты звал меня?» - сонно спросил Йоджи.
Шульдих удивленно дернул бровью, услышав, что японец так быстро проснулся. Телепат уже готовился приятно провести день без Йоджи.
«Какого черта я стал бы звать тебя? Спи», - твердо сказал он. Лучше, если Йоджи будет спать во время предстоящего неизбежного столкновения с Кроуфордом.
«А... Мне показалось, я слышал... свое имя...» – пробормотал Йоджи, уже начиная снова соскальзывать в забытье. Шульдих послал ему теплые, мягкие мысли, чтобы усилить дремоту.
«Ммм...» - довольно пробормотал Йоджи. Шульдих удивленно моргнул, почувствовав, как удовольствие японца лучами расходится в его сознании. Ого...
«Хорошо, - невнятно произнес Йоджи. – Тепло и мягко... совсем как та девушка прошлой ночью... как ее звали?».
Шульдих усмехнулся, шагая по еще безлюдной улице. Но усмешка тут же увяла, когда он осознал, что Йоджи становится более бдительным.
«Погоди... как ее звали? – настойчиво повторил Йоджи. – Как это может быть, что я не знаю ее имени? Я никогда не сплю с девушками, не узнав хотя бы имени. Почему я не помню, как спрашивал об этом?».
Йоджи начинал волноваться. Шульдих нахмурился. Это нехорошо. Кудо не спросил у женщины ее имя, потому что в начале вечера он и так знал, кто «она». А к тому времени, как он забыл, было уже поздно знакомиться.
«И... погоди-ка... Как, черт побери, я мог вообще спать с кем-то? Я же просто голос в твоей голове! Это был сон? У меня никогда раньше не было таких снов... хотя он был хорошим... очень хорошим... – Йоджи на минуту забыл о своих тревогах, наслаждаясь смутными воспоминаниями о прошлом вечере. – У нее были темные глаза... короткие волосы... и самая очаровательная усмешка, какую я...» – он вдруг замолчал, и в сознании Шульдиха стало подозрительно тихо.
О-ох...
«О... черт, - негромко, но прочувствованно выругался Йоджи. – Я не... Ты не... Я не мог! Боже, пожалуйста, скажи мне, что этого не было!» - взревел он.
Поморщившись, Шульдих решил, что скрывать бессмысленно. Не говоря уж о том, что нелегко.
«Эй, уймись. Знаешь, это ведь мое тело ты так основательно потрепал. Кстати, спасибо за похмелье».
«Ты заслуживаешь этого, ты... ты... Твою мать! Да я даже не знаю таких ругательств, чтобы описать тебя!» - немного истерично заорал Йоджи.
Шульдих с удовольствием затянулся сигаретой, ухмыльнувшись при виде этой ярости.
«Теперь уже поздно выходить из себя, Йоджи-кун, - успокаивающе заметил он. – Я обещаю, что никому не расскажу, если тебе от этого легче».
«О, да, гораздо легче», - прорычал Йоджи.
Шульдих пожал плечами и тихонько хохотнул.
«Я хочу сблевнуть», - решительно заявил Йоджи.
«Хватит скулить, Кудо. Ночью ты не жаловался», - заметил Шульдих, начиная слегка раздражаться.
«О боже... – жалобно простонал Йоджи. – Это был... Дерьмо. Это и вправду был ты, да?».
«Ага, - весело подтвердил Шульдих. – Совершенно точно. Это был я, и это был ты».
«О боже...».
Некоторое время Йоджи угрюмо молчал, больше не выказывая желания уснуть. Шульдих остановился возле дома, снова размышляя, куда деть японца на время встречи с Кроуфордом.
«Бедная девушка», - вдруг прошептал Йоджи.
Шульдих удивленно нахмурился. Меньше всего он ожидал, что Кудо будет беспокоиться о девушке, чье тело телепат одолжил на ночь. Сам он тут же забыл о ней, выйдя из отеля.
«Ты это о чем?» - спросил он, решив задержаться и выкурить сигарету, прежде чем встретить Гнев Брэда лицом к лицу.
«Я знаю, как чувствует себя человек, когда ты вот так... входишь, - медленно произнес Йоджи, передернувшись от воспоминания о том, как разум Шульдиха проник в его собственный. – Это изнасилование. Это... не знаю, что-то грязное, что ли...».
«Благодарю», - с досадой пробормотал Шульдих. Вообще-то слова Йоджи не должны были задеть его. Ментальное вторжение действительно было насилием, и часть удовольствия состояла как раз в том, чтобы насладиться страхом и беспомощностью жертвы.
«Вот видишь, я прав», - заметил Йоджи.
«Ну и что? – огрызнулся Шульдих, слишком энергично стряхивая пепел с сигареты. – Кому какое дело? Если она не хотела быть «изнасилованной», ей нечего было делать в таком месте и в таком состоянии».
«Отлично, Шу. Значит, чтобы не быть оскорбленной и использованной, женщина вообще не должна появляться в публичных местах, а?».
«Я не это имел в виду, Кудо! Эта цыпочка накачалась до краев, и не только выпивкой! И судя по тому, как она была одета, и по направлению ее мыслей, она пришла туда за сексом. Она не искала любви или дружбы, она хотела надраться и потрахаться. Такой у нее был план на вечер», - холодно сообщил Шульдих.
Йоджи помолчал, а потом тихо спросил:
«Правда?».
«Чистая правда, - саркастически подтвердил Шульдих. – А ты что, никогда не выходишь из дома с желанием упиться в стельку и трахнуть кого-нибудь?».
«Иногда, пожалуй», - неохотно признал Йоджи.
«Ну вот, и она хотела того же. Так что прими мои поздравления, ты дал ей то, что было нужно, - горячо заверил Шульдих, решив не упоминать о том, что стер все воспоминания женщины об этой встрече. Йоджи не обязательно об этом знать, а то он, чего доброго, скажет, мол, это все равно что подсыпать ей рогипнол или что-нибудь в этом роде, а Шульдих был не в том настроении, чтобы выслушивать его жалобы.
«На самом деле я более чем уверен, что дал это тебе», - обиженно пробормотал Йоджи. Этот тон немного приподнял Шульдиху настроение.
«Ну, не без того, конечно, - признал он. – И еще как дал. Ты проделывал с моим телом такое, что мне никогда раньше и в голову не приходило. Впрочем, я, разумеется, никогда не специализировался на женщинах».
«Специализировался? Господи, Шу, ты так говоришь, как будто я гинеколог какой-то», - возмутился Йоджи. Шульдих мысленно рассмеялся.
«Откройтесь и скажите «А!» доктору Йоджи», - поддразнил он, наслаждаясь смущением и раздражением японца.
«Заткнись», - пробурчал тот.
Шульдих докурил сигарету и втоптал окурок в асфальт. Потом повернулся к двери, и Йоджи, вероятно, почувствовав его волнение, подозрительно спросил:
«В чем дело?».
Шульдих пожал плечами, физически и ментально.
«Просто не уверен в том, как меня встретят», - отозвался он, старательно препятствуя Йоджи читать свои размышления и воспоминания.
Йоджи насмешливо фыркнул:
«Что, Брэд выходит из себя, когда ты не приходишь ночевать? Айя все время злится на меня из-за этого. Хотя я, разумеется, не сплю с Айей...».
«Слушай, Кудо, сделай мне одолжение. Заткнись».
«Что?» - спросил Йоджи, тут же насторожившись.
Шульдих обтер взмокшие ладони о свои грязные джинсы.
«Уйди пока. Я не хочу... Он будет орать на меня, как на непослушного мальчишку, и, честно говоря, это меня смущает. Я не хочу, чтобы ты смотрел. Поэтому просто... уйди куда-нибудь на некоторое время, ладно?».
«Куда, например? - недоверчиво спросил Йоджи. – Если бы я мог куда-нибудь уйти, меня бы давно здесь не было!».
«Ты понимаешь, что я имею в виду! Просто уйди куда-нибудь подальше в моем сознании, чтобы не смотреть!».
«Почему ты не хочешь, чтобы я смотрел? Вы опять собираетесь трахаться?» - с подозрением спросил Йоджи.
«Возможно», - торопливо подтвердил Шульдих, радостно ухватившись за это предположение. Тем более что это вполне могло оказаться правдой. На каком-то этапе предстоящего противостояния у них с Брэдом, среди прочего, мог быть и секс. Но сейчас его тревожило совсем другое.
«Буээ... Ладно, я пошел», - согласился Йоджи, и незамедлительно скрылся в глубине сознания телепата.
Шульдих облегченно вздохнул и, нацепив привычную усмешку, шагнул вперед, навстречу испытаниям.

13.
Йоджи сидел в успокаивающей тени подсознания Шульдиха, молча переваривая все, что ему довелось пережить за время короткой экскурсии в его сознание. Это оказалось труднее, чем можно было ожидать. С одной стороны, теперь, когда он снова отделился от немца, мысли, еще недавно бывшие их общими, быстро тускнели, превращаясь из ярких воспоминаний в смазанные впечатления.
С другой стороны, воспоминания о том, как его оттрахал Кроуфорд, тускнеть отказывались напрочь, продолжая вторгаться в размышления.
Йоджи расстроено застонал и улегся на бок. Бесформенные тени поддерживали и укачивали его. Похоже, подсознанию Шульдиха он нравился. Вот только Йоджи не был уверен, что его это успокаивает.
Он протянул руку и погладил завиток мысли, который сразу же обвился вокруг его пальцев. Завиток был теплый и мягкий... Йоджи никогда не задумывался об этом раньше, но подсознание Шульдиха приняло его с самого начала. Потому он, как выразился телепат, и устроил здесь свою спальню, что не чувствовал по отношению к себе ни враждебности, ни злобы, не ощущал беспокоящих и смущающих мыслей и эмоций, переполнявших сознание немца.
Он принял это, не пытаясь понять, потому что нуждался хоть в каком-нибудь подобии убежища, оказавшись в настолько странном месте. Но теперь Йоджи задался вопросом, почему же он так быстро освоился здесь.
Возможно... потому, что Шульдих был одинок.
Некоторое время Йоджи обдумывал это предположение, пытаясь понять, с чего он это взял. Шульдих не говорил и не делал ничего, что могло бы привести к такому умозаключению, но... Ладно, кое-что было. В основном мысли о Наги. Йоджи смутно ощущал, что Шульдих относится к мальчику, как к младшему брату – примерно так же, как сам Кудо относился к Оми. Возможно, не до такой степени, и, разумеется, немец никогда не признался бы в этом, но, тем не менее, Йоджи был вполне уверен, что дело обстоит именно так.
Но почему? Почему я в этом уверен?
Йоджи нахмурился, свернувшись в клубок, обеспокоенный собственным замешательством. Подсознание Шульдиха обняло его, утешая, успокаивая...
Он слабо усмехнулся. Как же иначе, Кудо? Ты живешь в его подсознании. Разве ты можешь не замечать такие вещи?
Ответив себе на этот вопрос, Йоджи вздохнул и занялся гораздо более тревожными воспоминаниями о столкновении с Кроуфордом.
Это омерзительно. Особенно учитывая, что именно Кроуфорд разукрасил спину Шу... Что это за странные отношения?
Йоджи представил усмехающегося американца, нависшего над ним с ремнем в руке, попытался вообразить, что мог бы чувствовать сексуальное влечение к тому же человеку... и вздрогнул от отвращения.
Но почему это так отвратительно? Из-за оскорбления? Из-за того, что он тоже мужчина? Или просто потому, что это Кроуфорд?
Секс с Кроуфордом определенно не доставил Йоджи удовольствия. Когда Шульдих исчез, японец, по-прежнему заключенный в его мыслеформе, попросту растерялся. Это была единственная причина, по которой он не оказал Кроуфорду должного сопротивления. Если не считать того факта, что, как он узнал из воспоминаний Шульдиха, у него почти не было шансов выстоять против более крупного и сильного американца. Но в основном, конечно, он был просто слишком потрясен и сбит с толку, чтобы сделать что-нибудь, кроме как лежать и позорно хныкать.
Впрочем, Кроуфорду это явно понравилось. Чертов извращенец. Йоджи не мог понять, что заставляет человека, в особенности такого, как Шульдих, терпеть это дерьмо. Со своими способностями немец мог заставить любого умолять о близости на коленях.
С другой стороны, учитывая те же способности, он ведь все равно знал бы, как на самом деле человек чувствует себя в таком положении, а это, пожалуй, испортило бы веселье.
Хотя, опять же, Шульдиху нет необходимости принуждать кого-то спать с ним. Его совсем нельзя назвать некрасивым, он просто... необычный. Возможно, даже экзотичный. И некоторые цыпочки действительно обожают шрамы. Вероятно, некоторые парни тоже. Йоджи и сам находил контраст между бледными шрамами и остальной гладкой оливково-смуглой кожей в некотором роде... интересным.
Японец нахмурился. Должно быть, секс с Брэдом потряс его сильнее, чем он думал, раз он сидит тут и размышляет об интересном теле Шульдиха.
А может, так влияет подсознание немца...
С другой стороны, может, и нет.
Йоджи отогнал последнюю мысль и вернулся к размышлениям о том, какому оскорблению подвергся.
Это было больно. Действительно больно, несмотря на то, что тело Шульдиха как будто само приспосабливалось к ситуации, даже без участия Йоджи. Все равно было больно.
И еще было стыдно. Йоджи Кудо никогда не был размазней или хлюпиком. Ради Бога, он ведь профессиональный убийца! Он мужчина! Быть разложенным вот так, против воли, без возможности сопротивляться... Настолько бессильным, беспомощным он не ощущал себя с того дня, как погибла Аска.
Неужели Шульдиху это нравится?
Он вспомнил сцену, невольно подсмотренную несколько дней назад. Шульдих и Кроуфорд, слившиеся воедино в ванне.
Это совсем не было похоже на то, что Йоджи пришлось только что пережить.
И кстати, куда именно сбежал Шульдих на этот раз? Куда-нибудь в другой сон? Позволил Кроуфорду использовать свое тело, а сам в это время получал удовольствие от какой-нибудь фантазии?
«Странно», - решил Йоджи. До чего же странный этот парень.
Надо признать, оргазм, который Шульдих заставил его пережить, был просто потрясающим. Но это же всего лишь физическая реакция. При соответствующей стимуляции этого можно добиться от кого угодно. Йоджи не был новичком в том, что касалось мужского оргазма, и у него бывали настолько же головокружительные переживания, которые не требовали такой отвратительной и болезненной прелюдии, как сегодня. Шульдих сказал, что вознаграждение стоит боли. Но нужна ли ему боль?
Йоджи сомневался в этом. Он снова подумал о ванне и не припомнил выражения боли на лице Шульдиха. Немец выглядел довольно-таки...
«Остаточные гормоны», - твердо решил Йоджи, отметая случайно пришедшую в голову нелепую мысль.
«Но у тебя сейчас нет тела. Следовательно, нет и гормонов», - напомнил ему надоедливый внутренний голос. Который был ужасно похож на голос Шульдиха.
«Значит, это остаточные гормоны Шульдиха», - отрезал Йоджи, смакуя удовольствие от победы в споре с самим собой.
- Я должен выбраться отсюда, - решительно заявил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Подсознание Шульдиха укутало его чуть более плотно.
Внезапно раздраженный тесными объятиями успокаивающих мыслей, Йоджи вырвался из кокона, который незаметно сформировался вокруг него. Исполненный решимости найти способ вернуться в свое тело, желательно до того, как у Кроуфорда снова возникнут сексуальные потребности, он сосредоточился на том, чтобы найти Шульдиха.
Немец спал.
Йоджи понял это, когда открыл глаза и обнаружил себя в знакомой залитой светом долине.
- Меня уже тошнит от этого места, - пробормотал он, оглядываясь в поисках Шульдиха.
Долина была пуста.
Йоджи нахмурился. Он знал, что Шульдих где-то здесь. Неужели прячется? Кудо готов был как можно громче выразить свое мнение о таком поведении, когда заметил справа какое-то движение за деревьями. Он повернулся туда, открыв рот, чтобы заговорить – и замер, забыв все слова.
Маленький, лет пяти, рыжий мальчик вышел из-за деревьев.
- Шу? – растерянно прошептал Йоджи. Это явно был Шульдих, несмотря на гораздо более короткие волосы и круглощекое лицо, черты которого, затвердевшие со временем, были сейчас размытыми, как обычно у детей. Мальчик улыбнулся, глядя в небо, и Йоджи узнал улыбку, которую видел у Шульдиха только здесь.
Ребенок хихикнул и начал кружиться, пока не упал, счастливо смеясь.
Йоджи почувствовал, что тоже улыбается. Малыш, казалось, не замечал его. Он кувыркался в высокой траве, а потом радостно вскрикнул и сел, очевидно, найдя что-то.
Через минуту он поднялся, с гордой улыбкой на лице, держа в руке пучок маленьких белых цветов.
У Йоджи возникло нехорошее предчувствие.
Но ему больше нечего было делать, поэтому он последовал за мальчиком, снова нырнувшим за деревья. Ребенок ловко перепрыгивал через кочки и коряги, уверенно пробираясь через густой лес. Йоджи старался не отставать, пользуясь преимуществом, которое ему давали более длинные ноги. Он был немного удивлен тем, что Шульдих, всегда казавшийся ему закоренелым горожанином, когда-то чувствовал себя как дома в таком диком месте. Наконец, они выбежали на поляну, в центре которой стоял домик.
Маленький Шульдих вбежал в дверь, громко зовя маму. Йоджи последовал за ним, более медленно, окончательно убедившись в том, в какой именно сон попал.
«Мне лучше уйти, - взволнованно подумал он. - Это личное, и... я не уверен, что хочу увидеть это еще раз.»
Но он все равно вошел.
На кухне улыбающаяся мать обнимала мальчика. Йоджи воспользовался возможностью рассмотреть женщину. Она была красива. Йоджи подумал о том, была ли она действительно хороша собой, или просто детское восприятие Шульдиха делало ее самой прекрасной женщиной в мире.
Конечно, если приглядеться, то можно было заметить, что ее красота не безупречна. У женщины были тонкие морщинки в уголках глаз и рта – следы улыбок, но также и следы тревог. В светлых волосах выделялись несколько серебристых прядей, а ее тело, тонкое и стройное, носило следы, которыми отмечает женщин рождение детей.
На самом деле она не была так уж прекрасна.
И все-таки была.
Она ласково улыбалась мальчику, который с обожанием смотрел на нее. Это была идиллическая сценка.
Звук автомобильного мотора нарушил идиллию, и Йоджи заметил, что на лице женщины, когда она повернулась к двери, мелькнул страх. Инстинктивно она попыталась спрятать ребенка за спину, но тот вывернулся и подбежал к окну, разглядывая подъехавшую черную машину.
- Отойди оттуда, дорогой, - взволнованно сказала женщина. Но мальчик и сам уже медленно пятился назад.
Он обернулся к матери, глядя на нее расширившимися от страха глазами, зрачки которых увеличились так, что почти закрыли радужку.
- Мама, - прошептал он. – Плохие люди пришли...
Женщина быстро подошла к ребенку и схватила его в объятия. Потом, бросив быстрый, полный ненависти взгляд в сторону двери, она повернулась и побежала вверх по лестнице.
Йоджи задумчиво сдвинул брови. Я думал, дар Шульдиха не проявлялся, пока ему не исполнилось десять. Какого черта... Взглянув сквозь решетчатую дверь, он увидел троих приближавшихся мужчин в черных костюмах и черных очках. Не было никаких сомнений, что еще один или двое обошли дом сзади, перекрывая все возможные выходы.
Это было плохое начало. И Йоджи уже знал, какая катастрофа ожидает в конце.
Как завороженный, он последовал за Шульдихом и его матерью наверх. Там было всего две спальни, и низкий покатый потолок той, в которую они вошли, говорил об отсутствии чердака.
В спальне, где стояли две маленькие кровати, их встретил другой мальчик. Йоджи понял, что это и есть брат Шульдиха, Отто.
Братья были совершенно непохожи. Маленький рыжик, даже в свои пять лет, обещал вырасти худым и долговязым – об этом говорили его длинные неуклюжие руки и ноги и тощее тело. Восьмилетний Отто был плотным и круглолицым, ненамного выше младшего брата, несмотря на разницу в три года. У него были светлые, как и у матери, волосы и небесно-голубые глаза, в которых сейчас метался страх.
Язычки пламени, плясавшие вокруг его пухлых кулачков, были того же цвета, что и глаза.
- Отто, дорогой, ты должен погасить огонь, - успокаивающе прошептала женщина, нежно убирая волосы с испуганного личика ребенка. Она вздрогнула, прикоснувшись к его коже, и Йоджи увидел, что кончики пальцев у нее покраснели и покрылись волдырями. Шульдих тоже заметил это и сердито толкнул Отто в грудь. Тот почти не шелохнулся, только с вялым удивлением взглянул на брата.
«Он что, умственно отсталый?» – подумал Йоджи, ошеломленно наблюдая за мальчиком.
- Дурак! – закричал Шульдих. – Ты обжигаешь маму! Перестань!
- Нельзя называть брата дураком, - машинально упрекнула женщина, но все-таки облегченно улыбнулась, когда Отто вышел из ступора и голубые огоньки исчезли.
- Сам ты дурак, - заявил старший мальчик. – Это ты пугаешь ее своими дурацкими сказками! Откуда ты знаешь, что это плохие люди? Ты просто малявка!
- Я не малявка! – яростно возразил Шульдих, сжав кулачки и упрямо вздернув подбородок.
- Мальчики, пожалуйста, не спорьте, - попросила женщина. Как ни странно, дети тут же успокоились.
- Прости, мама, - хором пробормотали они, шаркнув ножками.
- Родные мои, - прошептала женщина, крепко обнимая их, несмотря на обожженные пальцы. Мальчики прильнули к матери, уткнувшись ей в плечи. Она смотрела на дверь поверх их голов, мрачно и испуганно.
Йоджи удивился, откуда Шульдих знает, каким было ее лицо, если он не мог его видеть.
Внизу послышался звук открываемой двери, а следом раздались тяжелые шаги.
- Бесполезно прятаться, Илзе, - спокойно произнес мужской голос. – Мы знаем, что ты здесь, а дом небольшой. Тебе некуда бежать. Мы не желаем зла ни тебе, Илзе, ни твоим мальчикам. Но ты знаешь, что все вы принадлежите нам. Пора вернуться домой, дитя.
«Дитя?» – мысленно повторил Йоджи. По морщинам на ее лице и седине в волосах он предположил, что женщине по меньшей мере тридцать. Но теперь, взглянув повнимательней, он понял, что она моложе. Страхи и тревоги состарили ее преждевременно.
Она убежала от чего-то. От Эсцет? Чтобы спокойно растить детей?
Но теперь Эсцет пришли за ней. И не только за ней, но и за мальчиками.
- Гюнтер, - надорвано прошептала она. Глаза ее были полны непролившихся слез. – Зачем ты покинул меня? С тобой у нас был бы шанс... – она зажмурилась, чтобы остановить слезы, и крепче прижала к себе детей. – Я недостаточно сильна, чтобы сражаться с ними. С ними всеми. Но я должна попытаться...
Она резко встала, выпустив детей из объятий и решительно глядя на них.
- Мальчики, маме нужно идти. Когда вы услышите крик... неважно, чей... вы должны выпрыгнуть в окно и бежать прочь, так быстро, как сможете. Отто, я знаю, ты и сам еще маленький, но ты должен позаботиться о брате. Я доверяю тебе защищать его.
Мальчики в замешательстве смотрели друг на друга, очевидно, борясь с желанием снова начать спорить.
Потом Шульдих прижал ладони к ушам и закричал:
- Мама! Плохие люди... они хотят... они врут... ты им не нужна... они хотят, чтобы ты умерла! Они хотят убить тебя! – он сорвался на визг. Женщина опустилась на колени рядом с ним, пытаясь успокоить.
Но внимание Йоджи привлек не Шульдих, а Отто.
Светловолосый мальчик медленно отступал к двери спальни, не сводя глаз с матери и брата. Его губы шевелились, и Йоджи различил, как он повторяет снова и снова:
- Ему страшно... защитить его...
Внезапно он резко развернулся и выбежал из комнаты. Женщина испуганно вскинула голову, когда подошвы маленьких ног простучали вниз по лестнице.
В следующую минуту стена ярко-голубого пламени взметнулась снизу и полыхнула в дверях. Шульдих и его мама закричали, женщина попыталась закрыть мальчика от огня, и ее платье загорелось. Она торопливо сбила оранжевые язычки. Голубое пламя утихло так же внезапно, как и поднялось, оставив после себя густой черный дым и яркие оранжевые сполохи.
- Отто! – закричала женщина и, глотнув дыма, закашлялась. Слезы потекли у нее по лицу, не то от дыма, не то от переживаний.
Она схватила Шульдиха на руки, торопливо поцеловала в мокрую от слез щеку и, повернувшись к окну, выбросила его наружу, после чего сбежала вниз по лестнице. Йоджи, в свою очередь, подскочил к окну и выглянул на улицу. На расстоянии метра от подоконника находился козырек, достаточно широкий, чтобы можно было встать на него, а потом безопасно спрыгнуть вниз. Вероятно, именно так мальчики должны были сбежать. Но второпях женщина перекинула ребенка через козырек, и теперь он неподвижно лежал на траве внизу. Даже зная, что Шульдих пережил падение, Йоджи все равно чувствовал, что волнуется.
Обернувшись, он поспешил вниз, но вместо того, чтобы снова оказаться в кухне, увидел себя на траве снаружи дома. Очевидно, сон Шульдиха не включал событий, при которых тот не присутствовал. Йоджи подбежал к мальчику как раз в ту минуту, когда пламя и дым вырвались из окон дома.
Шульдих пошевелился, тихонько плача от боли. Йоджи видел, что его рука сломана, белая кость торчала из-под загорелой кожи. Это должно было оставить шрам.
Мальчик сел, с ужасом глядя на горящий дом.
- Мама... – прошептал он.
Окно кухни разлетелось осколками - от жара или от чего-то другого, Йоджи не знал. Маленькая стеклянная ваза упала на землю и разбилась.
Внезапно в окне показалась женщина, ее лицо почернело от сажи, волосы горели, и она кричала.
- За что? Мы были невиновны! За что?
- Мама? – снова шепнул Шульдих, протянув к горящему дому здоровую руку.
Крыша обрушилась.
Столб взметнувшегося пламени быстро поглотил остатки здания.
Через минуту пламя погасло, явив взору две фигуры, стоящие среди углей.
Мужчину в черном костюме.
И Отто.
Отто остановился, потупив голову, и мужчина в костюме протянул ему руку.
- Сожги его, - чуть слышно пробормотал Шульдих. – Сожги его, Отто...
Но после минутного колебания светловолосый мальчик принял протянутую руку.
Йоджи взглянул на Шульдиха и задохнулся оттого, что увидел в его глазах.
Разочарование. Отчаяние. Ненависть. Жгучая, неукротимая ненависть, которую Йоджи уже видел в других глазах.
В глазах Айи Фудзимии, когда при нем упоминали имя Такатори.
Йоджи на миг зажмурился, а когда снова взглянул, на траве вместо мальчика лежал мужчина.
Но ненависть в глазах Шульдиха была той же самой. И как же Йоджи был рад, что она направлена не на него.
- Шу, - неуверенно пробормотал он. – Прости, что я... вмешался.
Шульдих пожал плечами и отвернулся, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Йоджи присел рядом с ним, не зная, что сказать. Он искал Шульдиха, чтобы заставить того придумать, наконец, способ вернуть его в собственное тело, но... После увиденного ему уже не хотелось ничего требовать.
- Я могу тебе чем-нибудь помочь? – ровно спросил немец.
Йоджи смущенно поскреб затылок.
- Ээ... нет, пожалуй.
Шульдих вздохнул.
- Тебе бы следовало уже понять, что бесполезно лгать телепату, Йоджи. Ты хочешь выбраться из моего больного, извращенного сознания, но сейчас тебе жаль меня, и ты не хочешь быть грубым. А я ненавижу, когда меня жалеют.
- Прости, - пробормотал Йоджи. – Но ты неправ, я не жалею тебя. Мне просто жаль, что так случилось. Я... наверно, я понимаю... что ты чувствуешь.
Шульдих обернулся, глядя ему прямо в глаза. Повисла долгая, неудобная пауза.
- Нет, не понимаешь, - наконец, сказал телепат.
- Шу, - снова начал Йоджи, но Шульдих взмахнул рукой, приказывая ему замолчать.
- Брось, Кудо.
Вздохнув, Йоджи подчинился. Они помолчали.
- Знаешь, это даже забавно, - задумчиво заметил Йоджи через некоторое время.
Шульдих вопросительно взглянул на него.
– Мы оба уже прошли через свои худшие кошмары, - пояснил японец. Он нахмурился, глядя на свои руки, которые продолжали тянуть все ту же бесконечную нитку, торчавшую из плаща. – Казалось бы, нам нечего больше бояться.
- А ты чего-то боишься? – мягко спросил Шульдих.
- Тебя, - пробормотал Йоджи.
Шульдих ухмыльнулся. Это была не та обычная жестокая, язвительная ухмылка. Эта была вполне дружелюбной, веселой и насмешливой.
- Да ладно, Кудо, не такой уж я и страшный, - поддразнил он.
- Нет, - согласился Йоджи. – Ты не такой уж страшный. На самом деле, ты с каждой минутой кажешься мне все менее и менее пугающим. И я ужасно боюсь того дня, когда ты совсем перестанешь меня пугать.
Шульдих с минуту молча смотрел на него, а потом тихонько хохотнул.
- Ты не меня боишься, Йоджи, - спокойно заметил он.
- Тебя, - искренне настаивал Йоджи.
Шульдих покачал головой, разрывая зрительный контакт, и тоже взглянул на руки японца, по-прежнему бездумно тянувшие нитку.
- Ты боишься той части меня, которую видишь в себе.
Кудо удивленно моргнул, вспомнив тот сон, в котором Шульдих пришел, чтобы насмехаться над ним, а потом превратился в самого Йоджи. Он все еще сомневался в том, что это означало, но был уверен, что ничего хорошего.
Ему внезапно захотелось сменить тему.
- Я думал, твои способности проявились только в десять лет, - сказал он.
Шульдих снова усмехнулся, давая понять, что заметил маневр, а потом ответил:
- Так думает Брэд.
- Но это неправда, - заключил Йоджи. – Значит, ты был телепатом уже в пять?
Шульдих задумался.
- Вообще-то... нет. Мои способности начали понемногу проявляться примерно за два месяца до... того дня. Я даже не понимал тогда, что это так необычно – слышать мысли. Мама тоже могла это делать. Я унаследовал ее способности, так что она знала, как сделать, чтобы я не испугался. Я думаю, что Отто унаследовал способности отца, но точно не знаю, потому что он умер, когда я был еще совсем маленьким. Отец, а не Отто. К сожалению, - холодно добавил Шульдих. Он встряхнул головой и вздохнул. – Как бы там ни было... после того, что произошло, я подавил свою силу. Полностью. Вообще-то это не должно было получиться – но я сумел. А потом, пять лет спустя, когда я уже забыл о своем «даре», Эсцет, наконец, вытащили его обратно.
- Ого, - пробормотал Йоджи. – Значит, твои родители... были сбежавшими воспитанниками Эсцет?
Шульдих нахмурился.
- С чего ты взял?
- Из твоих воспоминаний... – объяснил Йоджи. - Тот парень в костюме назвал твою мать по имени и сказал ей, что пришло время вернуться домой. Вместе с детьми. Разве ты не помнишь? Ты сказал ей, что он врет, что они хотят убить ее, - добавил он, в замешательстве глядя, как Шульдих качает головой.
- Я ничего этого не помню, - пробормотал немец.
- Но... ты ведь только что пережил это снова! Все было там, в твоем сне! – удивленно воскликнул Йоджи.
- Ну... дело в том... Слушай, когда у тебя бывают сны об Аске, они всегда кажутся тебе реальными? Как будто это действительно происходит? – спросил Шульдих.
Йоджи помрачнел при упоминании об Аске, но потом пожал плечами и кивнул.
- Ну, вот и у меня так же, - продолжил Шульдих. – Каждый раз мне снится, что мне снова пять лет, и я испуган до чертиков. На самом деле это не такое уж ясное воспоминание.
- Но... для меня оно было совершенно ясным, - возразил Йоджи. – Как будто я оказался в фильме или вроде того. Каждая деталь была реальной и отчетливой...
Шульдих пожал плечами.
- Помнишь, когда ты вошел в этот сон и был мной? Тогда все не было таким отчетливым, правда?
- Ну, в общем, да. Но в прошлый раз ты как будто перемотал вперед.
- Ты еще спасибо мне должен сказать за это, - уверил Шульдих.
Йоджи усмехнулся в ответ. Они опять помолчали.
- Я никогда не выберусь отсюда, да? – тихо спросил Йоджи, глядя на зеленую траву, которая была лишь воспоминанием.
- Обязательно выберешься, - беспечно ободрил Шульдих. – Что ты волнуешься?
Йоджи пожал плечами.
- Не знаю, я просто чувствую... как будто у меня осталось очень мало времени. Как будто мои шансы вернуться тают с каждой минутой.
Шульдих посерьезнел.
- Не понимаю, с чего бы это... но, опять же, я не понимаю и того, как ты вообще здесь оказался, так что, может... Ты хочешь снова увидеть свое тело?
Йоджи задумался. Ему не очень-то хотелось снова видеть самого себя на больничной кровати, опутанного трубками и проводами, но... Что-то подсказывало ему, что это нужно сделать.
- Да, - медленно сказал он. – Да, пожалуй. Может, я что-нибудь упустил в прошлый раз.
- Да уж, уходили мы второпях, - согласился Шульдих. – Хорошо, как только я проснусь, пойдем навестить тебя.
- А что это ты такой сговорчивый? – подозрительно осведомился Йоджи.
Шульдих пожал плечами, глядя в сторону.
- Просто не хочу идти на поводу у подсознания, - пробормотал он.
- Чего? – удивился Йоджи. – Между прочим, твоему подсознанию я нравлюсь.
- Да, я заметил, - сухо сказал Шульдих, снова обернувшись. – Оно хочет оставить тебя.
Йоджи удивленно моргнул.
- Что, как зверушку? – ошеломленно спросил он.
Шульдих разразился истерическим смехом.
Йоджи с досадой наблюдал, как немец катается по траве, держась за бока и хохоча во все горло.
- Что смешного, черт побери?
- Мое подсознание... хочет маленького... балинезского котенка... – выдавил Шульдих, все еще хихикая. – Хочет любить его, ласкать и ухаживать за ним, и звать его Йо-Йо...
- Тебя и вправду лечить надо, понял? – пробурчал Йоджи, глядя, как немец вытирает слезы со своих разгоревшихся щек.
Искрящиеся весельем зеленые глаза уставились на него.
- Не будь таким простофилей, - поддразнил Шульдих.
- Я не простофиля, - возразил Йоджи.
- Конечно, простофиля. Но это не страшно, я видал и похуже, - беспечно заявил Шульдих. Он перекатился на бок и подпер голову рукой. – Может, мне и правда нужно тебя оставить. Уверен, я был бы гораздо счастливее, если бы у моего подсознания был котенок.
- Котенок, значит? Не смешно, - решительно заявил Йоджи.
- А я думаю, смешно.
- Когда думаешь, получается вот что, - пробормотал Йоджи, материализовав в руке сигарету.
- Ты тоже думаешь, что это смешно, - заявил Шульдих, поднимаясь на четвереньки.
- Нет, не думаю, - Йоджи разжег сигарету, настороженно наблюдая, как немец подползает к нему.
- Думаешь, думаешь. Подсознательно, - настаивал Шульдих, остановившись почти вплотную к Йоджи. – И знаешь, что еще я думаю, - добавил он, едва не касаясь своим носом Йоджиного.
- Что? – спокойно спросил японец, выдыхая дым ему в лицо.
Шульдих только ухмыльнулся.
- Я думаю... подсознательно... я тебе тоже нравлюсь.
- А еще мне нравятся шутки про котят? – уточнил Йоджи. Шульдих кивнул. – По-моему, тебя нужно не только лечить, но еще и поместить в маленькую комнату, обитую поролоном.
- Ты меня путаешь с Фарфи. Фарфи - чокнутый. А я – это тот, кто тебе нравится.
- Нет, ты мне не нравишься. Ты – это тот, в чьей больной голове я нахожусь. Ты - это тот, кто все время достает меня.
- Ты все-таки простофиля.
- Почему бы тебе не проснуться?
Шульдих откинулся назад, опираясь на руки.
- Я проснусь, если ты что-то сделаешь для меня, - предложил он.
- Я не собираюсь быть твоим котенком, - угрожающе прорычал Йоджи.
- Учись понимать шутки, Кудо, - посоветовал Шульдих. – Я просто хочу кое-что. Один пустячок. Потом я сразу проснусь, обещаю.
- И что ты хочешь? – подозрительно спросил Йоджи.
Шульдих отвернулся, внезапно посерьезнев.
- Скажи мне, как звали мою маму.
Йоджи даже дернулся от удивления.
- Ты... ты не...
- Если бы я знал, я бы не спрашивал, - раздраженно перебил Шульдих. – Если ты скажешь мне, я проснусь.
С минуту Йоджи удивленно смотрел на него, а потом тихо ответил:
- Илзе. Ее звали Илзе. Твоего отца звали Гюнтер.
- Илзе. Илзе и Гюнтер, - шепотом повторил Шульдих. Потом взглянул на Йоджи, чуть улыбнувшись. – Спасибо.
- Знаешь, тебе не нужно было торговаться. Я бы сказал тебе просто так, если бы ты спросил, - признался Йоджи.
- Хм, - немного удивленно пробурчал Шульдих.
Он начал таять, но прежде, чем совсем исчезнуть, добавил:
- Ну, и за это тоже спасибо.
И в следующий миг Йоджи снова остался один. Он задумчиво затянулся сигаретой.
- В прошлый раз меня щекотали, теперь я – котенок подсознания... – Он покачал головой. – Должно быть, этот сон сильно повлиял на тебя, Шу.
«Заткнись, Йо-Йо».
Йоджи поморщился, втаптывая окурок в землю.
- Даже не пробуй называть меня так, идиот.
«Ха, для котенка ты уж очень злобный».
- Я начинаю понимать, почему Кроуфорд тебя колотит.
«Да ладно, Йоджи-кун... я тебе нравлюсь, признайся».
- Ты мой смертельный враг и телепат-убийца, Шу.
«Ну и что?».
Йоджи помолчал, а потом решительно заявил:
- Я просыпаюсь. Этот дурацкий разговор окончен.
Он закрыл глаза и, в свою очередь, начал таять.
Самодовольный голос Шульдиха повторил в его мыслях: «Я тебе нравлюсь. Ты просто не хочешь этого признавать».

15.
Вес Хидаки и инерция движения заставили обоих упасть на землю. Приземлившись сверху, Кен мгновенно принял сидячее положение и потянулся к горлу Шульдиха, но тот перехватил его руки и отбросил японца в сторону.
Кен ударился головой о камень и был на мгновение оглушен, и это дало противнику достаточно времени, чтобы, в свою очередь, прижать его к земле. Сибиряк зарычал, когда Шульдих навис над ним.
Немец оседлал бедра Хидаки, вжимая в траву и удерживая его руки по обеим сторонам тела. Кен вырывался изо всех сил, но Шульдих оказался сильнее, чем можно было подумать, и эффективно блокировал его усилия.
Кен метнул полный ненависти взгляд на немца, раздумывая, не плюнуть ли ему в лицо. Но с его-то счастьем, лежа внизу Хидака, скорей всего, оплевал бы самого себя, и это было бы полным позором. Поэтому он ограничился потоком яростных проклятий.
Шульдих пропустил мимо ушей оскорбления, глядя на Кена с выражением, подозрительно похожим на волнение и замешательство. Выражение было настолько странным, что заставило того заткнуться, хмуро глядя на Шварцевского убийцу.
Шульдих о чем-то спросил его на немецком.
- Я не говорю по-немецки, засранец, - огрызнулся Кен.
Рыжий задумчиво изогнул бровь. Кен нахмурился. Этот жест живо напомнил ему Йоджи.
«Другие люди тоже так приподнимают брови», - раздраженно одернул он себя.
Шульдих устало вздохнул и насупился, глядя в одну точку где-то над правым ухом японца, словно что-то обдумывая. Наконец, он снова встретился взглядом с Кеном и решительно заявил:
- Кен, я не Шульдих. Это я, Йоджи.
В ту же минуту Кен, молча пристально рассматривавший противника, с любопытством спросил:
- А кто тебе шею сосал?
Зеленые глаза немца удивленно расширились, и Кен почувствовал, что хватка на его левой руке на секунду ослабла, когда Шульдих едва не поддался желанию прикоснуться к вульгарно выглядящей ранке на шее. Впрочем, он тут же подавил этот порыв и сочувственно усмехнулся, заставив Кена беззвучно выругаться.
- Отличная попытка, Кен-кун, - пробормотал Шульдих. – Но слышал ли ты, что я сказал?
- Это нелепое вранье о том, что ты на самом деле Йоджи? Ты правда ждешь, что я в это поверю? – нахмурился Кен.
Шульдих снова вздохнул.
- Нет, не жду. Хотя это было бы неплохо. По крайней мере, у меня был бы шанс. Впрочем, с чего бы мне так повезло? Сначала меня закалывает Фарфарелло, потом мой разум оказывается внутри Шульдиха, пока тело валяется в коме... с какой стати мне должно полегчать?
Кен помрачнел еще больше.
- Уймись, урод. Я не куплюсь на этот спектакль.
- Это не спектакль, - раздраженно возразил Шульдих. Он казался почти... обиженным, и это почему-то встревожило Кена. – У меня нет времени, Кен, мне нужно вернуться в свое тело, пока моя нить не порвалась, и, очевидно, я должен убедить тебя помочь нам - по какой-то причине, которую кое-кто не удосужился мне объяснить, прежде чем бросить меня здесь в своем теле... Не мог бы ты просто... согласиться со мной?
- Какой дряни ты накурился? – спокойно спросил Кен.
- О, боже мой! – рявкнул Шульдих, резко выпустив его из своей хватки. Немец отодвинулся, стоя на коленях в траве и нетерпеливо хмурясь. – Вот, я тебя отпустил! Это сойдет за доказательство? Теперь ты мне веришь?
- Нет, - честно признался Кен. Он тоже поднялся и сел, потирая запястья. – Но ведешь ты себя чертовски странно.
Шульдих застонал, закатив глаза, и снова выпалил что-то по-немецки.
- Видишь, ты сам себе противоречишь, - заметил Кен. – Йоджи не говорит по-немецки.
- Я знаю, что я не говорю по-немецки, - отрезал Шульдих. – Это здесь при чем?
Кен ошеломленно взглянул на него.
- Ты только что говорил по-немецки.
Шульдих в замешательстве склонил голову набок.
- Тот, кто сосал твою шею, случайно, не ударял тебя по голове чем-нибудь тяжелым? – язвительно поинтересовался Хидака.
- Я, должно быть, выучил его... в процессе общения, типа того... Я уже несколько дней думаю по-немецки – неудивительно, что я мог что-то сказать... – пробормотал Шульдих себе под нос. Потом встряхнул головой и снова сфокусировался на Кене. – Ладно. Слушай, я понимаю, что это более чем странно, но тебе придется поверить. Я действительно Йоджи, я застрял здесь и мне нужна твоя помощь, чтобы вернуться в собственное тело.
Он говорил торопливо, с надеждой глядя на Хидаку расширившимися зелеными глазами. Кен уже был готов заявить о своем полном неверии в эту чушь, когда внезапно вспомнил, как целый день искал Шульдиха, чтобы спросить, что тот сделал с разумом Йоджи. Разве не ожидал он чего-то в этом роде? Но как можно поверить на слово человеку, который является твоим лютым врагом, а кроме того, прирожденным лжецом и манипулятором?
Вот в чем была суть проблемы. Кен не мог поверить слову Шульдиха. Но он мог поверить слову Йоджи.
Но верит ли он, что это Йоджи разговаривает с ним в теле Шульдиха?
С минуту Кен пристально рассматривал немца, отмечая едва уловимые отличия в позе и осанке, которые действительно напоминали ему Йоджины. В зеленых глазах была странная смесь надежды, отчаяния и нетерпения – точно так смотрел Йоджи, если Кен начинал упрямиться в неподходящее время. И уж точно Шульдих никогда раньше не разговаривал с ним так. Раньше они только обменивались насмешками, оскорблениями и угрозами.
Но... это ведь Шульдих. Те же длинные непослушные рыжие волосы, то же узкое зеленое пальто и желтая бандана, те же резкие черты лица... Кен просто не в состоянии был увидеть Йоджи в этом теле.
Хотя... возможно, что-то было в глазах...
- Докажи, - тихо потребовал Кен.
Немец удивленно моргнул и чуть заметно улыбнулся, но улыбка тут же погасла, сменившись озадаченным выражением.
- Но... Шульдих ведь телепат. Что я могу сказать тебе такого, чего он не мог бы узнать?
Кен задумался. Кто бы это ни был перед ним, он прав. Если это и впрямь Йоджи, он должен знать ответ на любой личный вопрос, который Хидака мог бы задать. Но, опять-таки, если это Шульдих, он все равно может узнать ответы, потому что Кен их знает. И все-таки без какого-либо доказательства Кен не готов был купиться на эти нелепые россказни...
Это проблема.
Шульдих кинул беспокойный взгляд в сторону больницы, скрытой листвой деревьев.
- У меня совсем нет времени, - прошептал он. Потом обернулся к Хидаке. – Просто скажи мне, какое доказательство тебе нужно, и ты его получишь. Но, пожалуйста, Кен, поторопись. Я не знаю, сколько времени у меня осталось.
В голосе немца звучало отчаяние. И Кен понимал, что, если это действительно Йоджи, задержкой он может поставить жизнь друга под угрозу. Шульдих отпустил его, когда мог бы убить. Разве это не достаточное доказательство?
Сибиряк медленно покачал головой. Нет. Не достаточное. Немец мог разыграть этот спектакль, чтобы вынудить его к сотрудничеству.
А значит, придется осуществить выяснение личности Йоджи с помощью какого-то телепатоустойчивого теста. И провести его нужно быстро – на случай, если все это правда.
Кен улыбнулся изнывающему от нетерпения немцу.
- Тогда... если ты действительно Йоджи, то должен знать, какой твой любимый цветок, так?
- Конечно, - с готовностью ответил Шульдих. – Каттлея.
- Отлично, - согласился Кен. – Но, разумеется, телепату нетрудно это выяснить. Поэтому вот тебе мой настоящий вопрос: что означает каттлея на языке цветов?
Он триумфально усмехнулся, глядя на Шульдиха. Немец слегка нахмурился.
- Ну, это легко, - начал он. – Это... нет, погоди, это я выдумал для Амико... А, да, теперь вспомнил, это значит «я думаю, что ты...» Нет, это было для Нацуми-чан... – он замолчал, задумчиво потирая подбородок и время от времени порываясь ответить, но тут же одергивая себя.
«О, это просто смешно», - раздался знакомый гнусавый голос в голове Кена.
Японец почувствовал, что глаза у него полезли на лоб, когда голос Шульдиха заговорил с ним, хотя Хидака отлично видел, как тот сидит на траве неподалеку, бормоча себе под нос.
«Нет, ты видишь Кудо, который бормочет себе под нос, как полный идиот, - заметил ехидный голос. – Какой смысл в этой проверке, Сибиряк? Он обязательно должен найти правильный ответ, чтобы мы смогли продолжить? Потому что, каким бы очаровательным гостем он ни был, я все-таки хочу получить свое тело обратно еще в этом году».
«Это... Шульдих?» - неуверенно спросил Кен.
«Нет, это долбаный Санта Клаус. Конечно, Шульдих. Вы, котята, все такие кретины? А я думал, только Кудо».
«Ну, извини, что я тебя не узнал, придурок», - огрызнулся Кен.
«Да, да, прости. Последние несколько дней выдались не из легких», - пробурчал Шульдих.
«Я, знаешь ли, тоже не в парке прогуливался», - возразил Кен.
«Надо думать, - согласился Шульдих. – Черт, ты растопил Снегурочку, а? Хотя он тут же опять замерз. Ничего удивительного. Он такой зажатый».
«Ты... ты что, говоришь об...»
«Айе? А ты разве спал еще с кем-то, кто подходит под определение Снегурочки?» - самодовольно спросил немец.
«Как ты узнал, черт тебя возьми?»
«Идиот, я же телепат. Попробуй включить мозги. Я много чего знаю, Хидака. Я также знаю, что означает каттлея. Но вон тот тупица в моем теле, очевидно, понятия не имеет. Так что если ты ждешь, пока он вспомнит ответ, мы будем сидеть тут всю ночь. А время как бы поджимает. Если ты хочешь вернуть его, тебе придется нам поверить, потому что нам будет нужна твоя помощь».
«Ну да, конечно, сначала ты обсуждаешь мою сексуальную жизнь, потом сомневаешься в моем уме, а потом просишь помощи? – раздраженно отозвался Кен. – Я скорее умру, чем буду помогать тебе, Шварцевский подонок!»
«Ну, с этим все понятно, Кенкен. Но готов ли ты убить Йоджи, лишь бы не помогать мне? – спокойно осведомился Шульдих. – Вот в чем настоящий вопрос».
«Почему ты говоришь со мной сейчас? – спросил Кен. – Почему ты первым делом не объяснил все, вместо того чтобы заставлять Йоджи пытаться сделать это?»
«Я думал, что ты в какой-то степени узнаешь его, если я останусь за кадром. И ты действительно узнал, но твое идиотское упрямство не дает тебе поверить тому, что говорят чувства, так что я решил, что должен вмешаться», - объяснил Шульдих.
«Так значит... все это правда? – нерешительно подумал Кен. – И... ты знаешь, как это исправить?»
«Да, это правда, и я действительно надеюсь, что понял, как это исправить. Я абсолютно не уверен в том, что случится со мной, если он умрет. Возможно, что и ничего, но я не хочу рисковать понапрасну», - холодно пояснил Шульдих.
Кен взвесил эти слова, тон, которым они были сказаны, и свои ощущения, которые он из упрямства не торопился признавать.
«Ты не о себе беспокоишься, а о нем», - с вызовом заметил он.
Шульдих раздраженно фыркнул в ответ. Кен усмехнулся и окликнул сидящую на траве фигуру, все еще перебирающую женские имена:
- Йоджи. Брось. Я тебе верю.
Шульдих... вернее, Йоджи, удивленно поднял голову.
- Правда? – недоверчиво спросил он. – Но... я пока еще не вспомнил!
Кен хохотнул, покачав головой, и вскочил на ноги.
- Ну, Шульдих решил мне все объяснить. Но что меня на самом деле убедило – так это то, что ты не знаешь ответа на мой вопрос.
- Что? – спросил Йоджи в унисон с мысленным голосом Шульдиха.
Кен стряхнул с джинсов налипшие травинки и, направившись к больнице, ответил, не оборачиваясь:
- Ты любишь каттлеи, потому что они красивые, и потому что они нравятся женщинам. Тебе плевать, что они означают, потому что ты сам придумываешь им значение, которое подходит для женщины, которой ты их даришь. Каждый раз разное. Если бы ты на самом деле был Шульдихом, то, как только понял бы, что от Йоджи ничего не добиться, взял бы ответ из моей головы, потому что я бы думал об этом. А будучи таким высокомерным ублюдком, как Шульдих, ты вообразил бы, что я достаточно глуп, чтобы задавать вопросы, ответы на которые Йоджи знает.
«Ловко, Хидака. Ты не такой болван, каким выглядишь», - заметил Шульдих.
«Благодарю, - саркастически отозвался Кен. – Так что будем делать?»
- Ты пойдешь к палате Йоджи. Я пойду за тобой, воспользовавшись своей силой, чтобы меня никто не заметил. Ты войдешь к нему, и я за тобой, и будем надеяться, я сумею запихнуть его обратно в его собственную голову, - ответил телепат на этот раз вслух. Кен оглянулся через плечо и теперь, когда Шульдих вернулся в свое тело, заметил очевидную разницу между ним и Йоджи. Немец пристраивал поверх банданы очки, упавшие во время схватки с Кеном.
Пока Хидака смотрел на него, по лицу Шульдиха пробежало выражение раздосадованного смирения, и тут же его осанка и походка резко изменились. На этот раз Йоджи даже не обязательно было возвращать очки на нос, чтобы Кен узнал его.
- Так что все-таки означает каттлея? – с любопытством спросил Йоджи.
Кен ухмыльнулся, входя в здание больницы, но Шульдих опередил его с ответом, продекламировав в головах обоих своим недовольным гнусавым голосом: «Она означает «мужской шарм», Кудо. Которого ты, к сожалению, полностью лишен. Тебе нужно выбрать другой цветок».
Обиженное негодование на лице немца было таким абсолютно Йоджиным выражением, что Кен не смог удержаться от смешка. В первый раз за эти дни он почувствовал всплеск надежды. Йоджи в порядке. Он здесь, он в безопасности, и, так или иначе, скоро все придет в норму.
Кен улыбался, когда они входили в лифт.
Шульдих, который действительно снова был Шульдихом, закатил глаза и вздохнул. А потом снова поднял очки на лоб.

***
На этот раз Йоджи был более подготовлен к тому, чтобы увидеть себя распростертым на больничной кровати, но все равно почувствовал легкий приступ тошноты, когда Шульдих шагнул в палату. Кен удивленно оглянулся на замешкавшегося немца.
- Кудо сдрейфил, - коротко пояснил тот.
«Я не сдрейфил! – огрызнулся Йоджи. – Интересно, как бы тебе понравилось увидеть себя в коме, набитым трубками и проводами!»
- Почему сдрейфил? – спросил Кен.
Шульдих пожал плечами.
- Интересно, как бы тебе понравилось увидеть себя в коме, набитым трубками и проводами, - скучно произнес он.
Кен слегка покраснел от огорчения и отвел взгляд.
«Тебе когда-нибудь говорили, что ты настоящая сволочь?» - с досадой спросил Йоджи Шульдиха.
«Столько раз, что я и не упомню», - беззаботно отозвался тот, подходя к кровати и откидывая волосы с Йоджиного лба. Кен, стоявший с другой стороны, нахмурился, заметив этот жест.
«Что теперь?» - спросил Йоджи, и в то же самое время Кен сказал:
- Пройти мимо Айи оказалось легче, чем я думал.
«Не так уж легко разговаривать с вами двумя», - заметил телепат. - У меня есть идея.
Йоджи услышал знакомую усмешку в его голосе и тут же снова почувствовал, что Шульдих покинул свое тело. Японец злобно выругался, ухватившись за поручень кровати, чтобы устоять на ногах.
- Черт побери, Шу, я же сказал тебе предупреждать, когда ты это делаешь! – обратился он к Кену.
Хидака удивленно взглянул на него.
- Делаю что? – спросил он. – И кто такой Шу? Ты имеешь в виду Шульдиха?
- А он что, не в тебе? – нахмурился Йоджи. Кен молча покачал головой. – Тогда где, черт возьми... – Йоджи вдруг замолчал и наклонился над своим телом...
И увидел ухмылку Шульдиха в своих собственных глазах.
- Что ты там делаешь? – возмутился Йоджи.
Немец усмехнулся в открытую.
- Йоджи? Ты уже вернулся? – с надеждой спросил Кен, тоже наклонившись к кровати, но тут же отшатнулся, прежде чем Кудо успел объяснить ему ошибку.
- Шульдих, - с отвращением пробормотал он.
Тот в ответ показал ему Йоджин язык, что совершенно ошеломило Кена.
- Может, нам просто поменяться телами? – предложил телепат.
- Я вроде как привязан к своему, - сообщил Йоджи.
Шульдих изогнул бровь.
- Ну, не так уж крепко ты и привязан, - пробормотал он.
«А, - подумал Йоджи. - Вот оно.» Угроза, которой он ожидал с той минуты, как Шульдих объяснил ему, как непрочна нить, связывающая его с жизнью.
- Ты ведь на самом деле не веришь, что я могу воспользоваться этим против тебя, правда? – тихо спросил немец.
Йоджи задумчиво смотрел в собственные зеленые глаза, сейчас потемневшие и ничего не выражающие. Шульдиху всегда отлично удавалось прятаться за стенами и масками, но Йоджи уже побывал за этой маской и этой стеной, и...
И ему следовало бы знать.
- Нет, - медленно произнес он. – Хотя и не совсем понимаю, почему... но я не верю, что ты сделал бы это.
- Что ж, отлично, - оживился Шульдих, садясь на кровати. – Тогда, пожалуй, можно перейти к делу.
- Что ты делаешь в теле Йоджи? – спросил Кен. – Мне показалось, ты сказал, что попытаешься запихнуть его обратно в его собственную голову. Разве ты не можешь сделать это из своего тела?
- Можно подумать, ты отказался бы нарушить неприкосновенность тела Йоджи-куна, если бы у тебя была такая возможность, - усмехнулся Шульдих.
С минуту Кен озадаченно хмурился, потом его глаза широко распахнулись, а щеки загорелись.
- Вы это о чем, черт побери? – вмешался Йоджи. Шульдих недоверчиво взглянул на него. Йоджи вдруг понял – и тоже вспыхнул.
– Твою мать, Шу, извращенец, не говори таких вещей при Кене! – смущенно простонал он.
Шульдих язвительно хохотнул, в то время как Кен продолжал краснеть и смотреть в пол.
- Как бы там ни было, - продолжил немец, сдерживая веселье под разъяренным взглядом Кудо, - честно говоря, я не могу просто запихнуть его обратно. Это было бы как... ну, как если бы Йоджи попытался запихнуть свою леску обратно в часы, если вытащил слишком много. Это бы не сработало. Леску нужно втягивать обратно медленно, и Йоджи тоже.
- И ты... собираешься втягивать меня оттуда? – спросил японец.
- Да, примерно так, - согласился Шульдих.
- Отлично. Начинай, - бодро предложил Йоджи. Подумать только, что это будет так легко! Сейчас он наконец-то снова окажется в своем собственном теле...
- Ээ... – нерешительно протянул Шульдих.
- Что «ээ»? – уточнил Йоджи, внезапно разволновавшись. Он знал, что все не так просто.
- Ну, просто нить действительно непрочная, - осторожно пояснил Шульдих. – Я не хочу натягивать ее больше необходимого, так что тебе придется подойти поближе.
- А, хорошо, - пробурчал Йоджи, шагнув вплотную к кровати. – Так сойдет?
Шульдих прикрыл позаимствованные им глаза и сосредоточился. Йоджи вздрогнул, почувствовав легкое натяжение, а потом внезапную резкую боль, похожую на булавочный укол. Телепат помрачнел.
- Недостаточно близко, - сказал он. – Я чувствую, что она начинает рваться.
- Да, я тоже, - нервно пробормотал Йоджи. – Что я могу сделать?
- Хм... попробуй прикоснуться к своему телу. Это может усилить связь, - предложил Шульдих.
Йоджи нерешительно протянул руку и после секундного колебания положил ее на свое плечо. Шульдих снова закрыл глаза, и Йоджи ощутил очередной рывок и очередной приступ боли, на этот раз более сильный. Он зашипел сквозь зубы, и Шульдих тут же открыл глаза, недовольно взглянув на него. Потом, не говоря ни слова, схватил Йоджи за затылок и притянул к себе так близко, что они соприкоснулись лбами.
Еще рывок. Снова боль.
- Черт, - прошептал Шульдих. – Не получается.
Он отпустил Йоджи, и тот сел на кровати, взволнованно дергая себя за рыжие волосы.
- Ты не можешь этого сделать, да? – тихо спросил он. Какая-то часть его была готова к этому с самого начала.
«Наверно, это не худший способ умереть», - подумал он.
На его собственном лице отразилась яростная решимость.
- Могу, - прорычал Шульдих тоном, не допускающим возражений. Он, в свою очередь, запустил руку в волосы Йоджи, задумчиво покусывая губы.
- Мы должны еще сблизиться, - пробормотал он. – Но как?
Кен смущенно прочистил горло. Шульдих и Йоджи обернулись.
- Ну... хм... – начал Хидака, краснея и запинаясь. – Вы могли бы попробовать... знаете... по-настоящему сблизиться...
Шульдих приподнял золотистую бровь, взглянув на Йоджи.
- О, нет, - решительно сказал тот. – Ни в коем случае. Никогда. Исключено.
Шульдих нахмурился.
- Неужели это хуже смерти, Кудо? – спокойно спросил он.
- Возможно, - отрезал японец, сжав кулаки. Это действительно могло быть хуже смерти. Потому что если он... Вздрогнув, Йоджи отогнал нелепую мысль. – Только в самом крайнем случае, - твердо заявил он.
Шульдих пожал плечами и повернулся к Кену.
- Извини, Кенкен, не пойдет. Это была хорошая идея, но Йоджи слишком упертый в отрицании своей сексуальности.
- Я не упертый! – взорвался Йоджи, снова залившись краской. – Я абсолютно гетеросексуален! Это у тебя отклонения, а не у меня...
- Знаешь, Йоджи-кун, теперь ты и Кена оскорбляешь, - негромко заметил Шульдих.
О черт, я и забыл...
- Ээ, прости, Кен, я не имел в виду... Ты не с отклонениями, я просто...
- Забудь, Йоджи, - пробурчал Кен. – Я знаю, что ты имел в виду, а чего не имел. Но... если это единственная возможность вернуть тебя, не мог бы ты просто... Ну, может, попробуете поцеловаться, или что-нибудь такое? Вдруг этого окажется достаточно? – с надеждой предложил он.
Йоджи взглянул в его искренние, умоляющие глаза, и понял. «Он действительно хочет вернуть меня. Он... скучает по мне, он опасался, что я исчез навсегда, а теперь я тяну с этим только потому, что боюсь поцеловаться с парнем...
Нет, - признался он себе. - Дело не в этом. Я не боюсь поцеловаться с парнем. Я уже пробовал это пару раз, когда был очень пьян. Не такое уж это большое дело. Я боюсь... Я боюсь поцеловать Шу... Я боюсь оказаться еще ближе к нему, чем уже есть. Он мой враг, я должен буду сражаться с ним, ненавидеть его, постараться убить его... А это уже почти невозможно. Если мы окажемся еще ближе...
Даже если я снова окажусь в своем теле, я уже никогда не буду свободен от него.»
«Ты думаешь, для меня это не так, Кудо?»
Йоджи заглянул в собственные зеленые глаза, в которых светился до боли знакомый ему разум.
- Да, - с горечью прошептал он. – Да, я и правда думаю, что для тебя все не так, и именно потому... это нечестно.
Шульдих молча, без выражения смотрел на него.
«В любви и на войне все честно, Кудо», - наконец, ровно заметил он.
«А это что?», - спросил Йоджи.
- Ты так сопротивляешься – должно быть, это война, - тихо ответил Шульдих.
На некоторое время воцарилось молчание. Потом Кен снова откашлялся.
- Ээ... они тут не любят, когда посетители остаются надолго. Вы, парни, собираетесь попробовать...
- Да, - раздраженно огрызнулся Йоджи. – Готов?
Шульдих ухмыльнулся.
- Умираю от желания, - насмешливо отозвался он.
- Отлично. Давай, - пробормотал Йоджи и, после секундного колебания, наклонился вперед и прижал губы Шульдиха к своим собственным приоткрытым губам.
Оба имели богатый опыт поцелуев, и ни один не опустился до пробных касаний. Рты соприкоснулись твердо, почти яростно, языки встретились, пробуя, нажимая...
Несмотря на решимость оставаться бесстрастным, Йоджи мгновенно потерялся в ощущениях. Рот Шульдиха был горячим, влажным, жадным, настойчивым. В нем чувствовался немного застоялый привкус, но также были сохранившиеся нотки сигаретного дыма и кофе, мятный холодок зубной пасты и что-то горьковато-сладкое, как вино... Йоджи никогда не целовали так агрессивно, и сейчас по спине побежали приятные мурашки. В этом поцелуе был скрытый вызов, и Кудо уверенно принял его. Опыт подсказывал, что тело под его руками уступит, если он проявит силу и решимость.
Руки скользили по ткани одежды, которой было слишком много, которую хотелось сорвать, чтобы ощутить под ней гладкую теплую кожу. Йоджи потянул на себя сильное, но охотно поддающееся тело, прижимая его еще крепче, скользнул ладонью вверх, запутал пальцы в мягких волнистых волосах...
Почувствовал, что его тоже ласкают, дразнят прикосновениями, от которых становится жарко и тесно... Ладонь нежно легла ему на затылок, пальцы перебирали длинные прямые пряди волос. Нет, это его рука... Ладонь крепко сжалась, но тут же расслабилась, осторожно поглаживая волнистые локоны...
Поцелуй оборвался. Йоджи тихо протестующе застонал, когда его партнер отодвинулся, и, открыв глаза, заглянул в две изумрудно-зеленые бездны, затуманенные бешеной страстью.
У Шульдиха глаза красивее, чем у меня.
«Не сходи с ума, у тебя великолепные глаза, нефритово-зеленые с золотистой искоркой... Прекрасные...».
Йоджи моргнул, внезапно вспомнив, где находится, что происходит, кого он только что целовал с такой... неуместной горячностью.
Шульдих наклонился к нему, и Йоджи с трудом заставил себя отвернуться, прежде чем губы немца успели коснуться его рта. Он непонимающе уставился в спину Кена, который отвернулся от них, глядя в окно. Шульдих легонько поцеловал Йоджи в щеку, скользнув губами вверх до виска.
- Получилось, - шепнул он.
Йоджи вздрогнул, почувствовав на своей коже теплое дыхание, и, собравшись с силами, мягко, но решительно оттолкнул телепата.
Тот покорно сел на кровати, со своей обычной усмешкой на своем собственном лице.
Йоджи заморгал, совершенно сбитый с толку, обнаружив, что смотрит на него из какой-то странной перспективы чьими-то чужими глазами... Постойте, он сказал...
- Получилось? – шепотом, с осторожной надеждой повторил Йоджи, слегка улыбнувшись, когда услышал собственный голос. Потом потряс головой, все еще немного ошеломленный. – Как... тихо.
Шульдих хохотнул.
- Ты просто привык к посторонним шумам в моей голове, Кудо. Через пару дней это уже не будет казаться странным.
- О’кей, - согласился Йоджи. Он взглянул на Кена, который по-прежнему смотрел в окно, и недоуменно нахмурился. – Эй, Кен... уже все. Можно смотреть.
- Ээ, да... дай мне еще минуту, ладно? Я только возьму себя в руки, - пробормотал Кен.
Йоджи оглянулся на хохочущего немца, и тот что-то уронил ему в ладонь. Опустив голову, Йоджи обнаружил в руке свои часы.
- Что ж, я, пожалуй, пойду, если ты не собираешься опять напасть на меня, Кен-кун, - отсмеявшись, устало сказал Шульдих.
Кен обернулся, положив обе руки на повязанную вокруг талии водолазку и прижимая узел к ширинке джинсов.
- Ээ... не думаю, - ответил он, чуть покраснев.
Шульдих снова хохотнул и поднялся с кровати.
Йоджи вертел часы в руках. В своих руках. В своих собственных, знакомых, бледных руках с длинными пальцами.
- Получилось, - прошептал он. – Я вернулся. Я - снова я.
Шульдих задержался у двери, глядя на японца, усмешка на его лице уступила место более мягкому выражению.
- Sayonara, Кудо, - тихо сказал он.
- Auf Weidersehen, Шульдих, - ответил Йоджи.
Телепат открыл дверь.
- Шу, - торопливо окликнул Йоджи.
Немец остановился, обернувшись и вопросительно приподняв тонкую рыжую бровь.
Йоджи встретился глазами с его спокойным изумрудным взглядом и неохотно произнес:
- Подсознательно... может быть.
Глаза Шульдиха на миг широко распахнулись, а потом на лице сверкнула озорная ухмылка.
Он повернулся и вышел из палаты.
Йоджи тихо вздохнул, снова рассматривая часы.
- Ну, я, пожалуй, скажу Айе, что ты очнулся, - неуверенно проговорил Кен. – А, и докторам тоже, конечно.
Йоджи усмехнулся ему, и Кен расслабился, тоже улыбнувшись.
- Это и вправду ты, - пробормотал он. – Ты и вправду... вернулся.
- Угу, - удовлетворенно подтвердил Йоджи, чувствуя, как постепенно уходит остаточное напряжение. – Я вернулся. Все снова по-прежнему.
- Ничего не бывает по-прежнему, - чуть нахмурившись, тихо возразил Кен. Потом решительно стряхнул неожиданно накатившую грусть и снова улыбнулся. - Saa, но мне и этого достаточно! Жди здесь, Йоджи-кун. Никуда не уходи!
Дверь захлопнулась, и голос Кена раздался уже из коридора, где он громко сообщил оказавшейся поблизости медсестре, что Кудо, наконец, очнулся. Теперь в любой момент можно было ожидать в палате наплыва медперсонала. Вздохнув, Йоджи отложил часы на тумбочку, и в этот момент что-то блеснуло у него перед глазами. Он поднес руку к лицу и увидел обвившийся вокруг пальца ярко-рыжий волос. Улыбнувшись, Йоджи осторожно распутал его, наблюдая, как волос отливает красным и золотым в тусклом искусственном свете.
Потом начали приходить врачи и медсестры, чтобы взять анализы, задать вопросы, снять трубки... Его обещали вскоре отпустить, если результаты анализов окажутся удовлетворительными, в чем Йоджи не сомневался. Кен сидел возле него все это время, рассказывая обо всем, что произошло, пока он «спал».
Йоджи не стал дразнить его насчет Айи. Он слишком устал и был все еще немного сбит с толку.
Этим можно будет заняться завтра.
Айя заглянул в палату около десяти, чтобы сказать Кену, что уходит, и напомнить ему, что Йоджи нужно поспать.
- Я не знал, что ты заботишься обо мне, Айя, - подколол Йоджи, улыбаясь.
Айя насупился и неохотно пробормотал, прежде чем выйти:
- Я рад, что ты вернулся.
Кен задержался еще на некоторое время, пока появившаяся медсестра не предупредила его более строго, чем Айя, что Йоджи нуждается в отдыхе. Кен стушевался под свирепым взглядом внушительно выглядевшей женщины в белом и тут же ретировался, со счастливой улыбкой пообещав вернуться утром.
Оставшись, наконец, один, Кудо откинулся на подушки и снова вздохнул. Взгляд упал на часы, и Йоджи заозирался, ища, сам не зная зачем, тот рыжий волосок.
Он пропал, потерялся куда-то в суматохе. Йоджи пожал плечами и закрыл глаза, теперь действительно чувствуя, как сильно устал.
Постепенно он уснул, и во сне его ждала Аска, с распростертыми объятиями, любящей улыбкой и рыжими отблесками в волосах.

Конец

2.

Кен поморщился и плотней натянул подушку на уши.
Никакого толку. Все равно слышно.
Раздраженно заворчав, он отшвырнул подушку, сорвал с себя одеяло и, опустив ноги на пол, что есть силы заколотил босыми пятками по прохладным деревянным половицам, нарочно не попадая в ритм тяжелого буханья басов доносящейся снизу музыки.
Очень громкой музыки.
Пятки заболели. Кен выждал с минуту, злобно глядя в пол. Изменений в громкости звука не наблюдалось.
Он подумал, не постучать ли еще, но поскольку наглый нарушитель ночного спокойствия, очевидно, все равно не слышал его, в этом едва ли был какой-то смысл. Снова заворчав, Кен выбрался из постели и, набросив потрепанный халат, подошел к двери. Сунув ноги в убитые тенниски, он поковылял вниз по лестнице к балкону нижнего этажа. Добравшись до двери комнаты, находившейся под его собственной, постучал как можно громче, чтобы было слышно из-за музыки, которая здесь, внизу, превышала все пределы допустимого.
Выждав несколько секунд, он постучал еще раз, жалея, что не захватил с собой отмычки. Еще через некоторое время Кен был готов выбить проклятую дверь к чертовой матери. Как раз когда он раздумывал, не надеть ли обувь как следует, прежде чем предпринять такую попытку, дверь, наконец, распахнулась, и его обдало волной шума и сигаретного дыма.
Кен нерешительно замер на пороге. Хотя «атмосфера» Йоджиных апартаментов была, определенно, более интересной, чем аромат дезодоранта «Правый защитник», слегка приправленный запахом грязных носков, царивший в его собственной комнате, в этот час ночи он был не в состоянии по достоинству оценить «интересное».
- Кен-кун? Что случилось? – мягко спросил Йоджи, вопросительно приподняв брови над стеклами солнечных очков и не вынимая сигарету изо рта.
- Зачем тебе солнечные очки ночью в комнате? – брякнул Кен, забыв обо всем при виде этой экстравагантной детали.
Йоджи слегка нахмурился, задумчиво затянувшись сигаретой и старательно выдув дым в сторону.
- Я должен оставаться собой, - наконец, загадочно ответил он. Потом стряхнул пепел на цементный пол балкона, который Оми тщательно подмел несколько часов назад. – Это все, что ты хотел?
- Нет, не все, - огрызнулся Кен. Порыв ветра задрал полы его тонкого халата, заставив вздрогнуть от холода.
- Заходи, не мерзни, - предложил Йоджи, отступив ровно настолько, чтобы Кен мог протиснуться мимо него.
Раздраженно выругавшись, Хидака принял предложение и вошел в комнату, для чего ему пришлось до неприличия тесно прижаться к насмешливо ухмыляющемуся Йоджи.
Йоджи вечно дразнил их с Оми. Кен никогда ничего такого не думал - до того дня в больнице... Тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминание, до сих пор вызывавшее прилив крови к щекам, он сбросил с ног тенниски и, не теряя времени, устремился к стереосистеме. Бедная измученная машина практически вибрировала, выдавая звуки, которые Кен мог охарактеризовать не иначе как «пронзительную немецкую металлическую музыку», причем «музыку» можно было включить в это описание только за недостатком лучшего термина.
Кен безжалостно надавил кнопку, и в комнате тут же воцарилась сладостная, благословенная тишина. Он облегченно вздохнул, почувствовав, как напряжение в плечах, обычно предшествующее сильной головной боли, ослабло.
- О, а разве я не выключил? – удивленно спросил Йоджи. Кен обернулся и недоверчиво посмотрел на него. Йоджи пожал плечами и глупо улыбнулся. – Прости, я, наверно, просто не заметил.
- Не заметил, - без выражения повторил Хидака. – Я полчаса лежал с подушкой на голове, пытаясь не обращать внимания на это... этот шум, а ты сидел здесь в десяти шагах и не заметил? – возмутился он, повышая голос с каждым следующим словом.
Йоджи снова пожал плечами и неуверенно усмехнулся. Кен с трудом подавил желание придушить его.
- Ну что ты так расстраиваешься, Кенкен? – спросил Кудо, завалившись на край дивана. Второй край он предупредительно оставил для друга. – Завтра воскресенье, магазин закрыт, даже Оми еще не спит. Он не жаловался, а ведь его комната прямо напротив моей.
В качестве иллюстрации Йоджи стукнул по стене за головой. Ответный приглушенный стук подтвердил, что Оми действительно там и все еще бодрствует.
Кен скрестил руки на груди и насупился, намеренно не замечая оставленного ему места на диване.
- Оми не нужно быть на тренировке завтра в шесть утра, - огрызнулся он.
- А я виноват, что ли? – невозмутимо возразил Йоджи.
Глаза Хидаки сузились от бессильной злобы.
- Ладно, ладно, прости, хорошо, Кен-кун? Обещаю больше не шуметь, - утихомирил Кудо, помахав рукой, словно для того, чтобы разогнать его гнев. – Иди, выпей пива, тебе сразу полегчает.
Йоджи опустил руку и, пошарив на полу рядом с диваном, достал коричневую бутылку. Лицо Кена немного просветлело, когда он взвесил предложение. Я все равно уже проснулся. Одна бутылка вреда не принесет, крепче спать буду...
Вздохнув, как будто покорялся неизбежному, он пересек комнату и уселся на диван, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ на победную усмешку Йоджи.
- Твое чертово очарование, Кудо, меня до добра не доведет, - пожаловался он, принимая предупредительно открытую Йоджи бутылку и делая большой глоток.
Йоджи хмыкнул и влил себе в горло сразу полбутылки.
- Как скажешь, Кенкен. Если предложенная бутылка пива заставляет тебя считать меня очаровательным, то я, пожалуй, и соблазнить тебя могу без особого труда.
- Пожалуй, - легко согласился Кен. – Не то чтобы у тебя было много конкурентов.
Йоджи взглянул на него, чуть приподняв бровь.
- А как же та цыпочка Юрико? – спросил он.
Кен фыркнул, снова глотнув пива.
- Она в Австралии. Далековато ездить.
- Ну... ладно, а как насчет Айи-куна? – небрежно поинтересовался Йоджи.
Кен подозрительно взглянул на него. Тон этого вопроса был каким-то уж очень простодушным... Йоджи ответил невинным взглядом, но, пристально рассматривая друга, Хидака заметил предательский блеск в его зеленых глазах и легкую краску на щеках... Он опустил голову и произвел подсчет стоявших на полу пустых бутылок.
- Я не буду бить тебя, раз ты пьян, - спокойно сообщил Кен. – Но ты отлично знаешь, что я не хочу говорить об Айе.
Йоджи досадливо поморщился.
- Я не пьян, - с упреком пробормотал он. – Я просто немного навеселе.
- Угу, - скептически буркнул Кен. – И Фарфарелло не сумасшедший, просто немного нервный.
Йоджи нахмурился при упоминании Шварц, потом надменно махнул рукой.
- Не пытайся сменить тему. Я хочу знать о вас с Айей!
- А я не хочу об этом говорить, - сердито повторил Кен, допив бутылку и со стуком поставив ее на журнальный столик.
- Это неважно, - спокойно возразил Йоджи, протягивая ему следующую. – Я думаю, тебе нужно об этом поговорить.
- Нет, не нужно.
- Нужно.
- Нет, не нужно!
- Да ладно, Кен, я же знаю, что нужно, - вкрадчиво проговорил Йоджи, испытующе глядя на друга поверх очков.
- Не говори мне, о чем я думаю, Кудо, - угрожающе прорычал Кен, принимаясь за следующую бутылку. А затем, поскольку он был слишком раздосадован Йоджиной настойчивостью, мстительно добавил: - Ты ведь не Шульдих.
Йоджи замер, потом помрачнел и отвернулся, в свою очередь, приканчивая бутылку. Откинувшись на спинку дивана, он некоторое время без выражения смотрел в потолок. Кен готов был уже извиниться за упоминание о немце, которое всегда задевало Йоджи, когда тот вдруг тихо произнес:
- Ладно, намек понят. У нас обоих есть вещи, о которых мы не хотим говорить.
Кен виновато смотрел на пустую бутылку в своих руках. Он не имел права использовать это оружие против Йоджи из-за такой ерунды как собственное смущение. Хидака был единственным, кроме самих Кудо и Шульдиха, кто знал об этом маленьком происшествии с двумя смертельными врагами, заключенными в одном теле. Йоджи никогда не рассказывал, что ему пришлось пережить, но было заметно, что это сильно повлияло на него. Он как-то изменился с того дня, как очнулся от «комы».
У Йоджи всегда была склонность к витанию в облаках, но с недавнего времени она превратилась в пугающую привычку застывать в неком подобии транса, уносясь мыслями в каком-то никому не известном направлении. И еще эта музыка. Если раньше Йоджи предпочитал джаз и легкий рок, то теперь его музыкальные пристрастия поменялись в пользу чего-то гораздо более громкого, агрессивного и тяжелого. В первый же месяц после выздоровления он спалил свою старую стереосистему, а новая почти не замолкала, разве что на восьмичасовой ночной перерыв, которого потребовал Оми. Вряд ли она выдержит дольше. Йоджи купил ее три недели назад, на следующий день после гибели Реджи Такатори.
На следующий день после роспуска Вайсс.
Кен вздохнул, осознав, что размышления о проблемах Йоджи опять вернули его к своим собственным. Вайсс больше не было. После смерти Персии все четверо оказались не у дел. Ни один агент Критикер не связался с ними, чтобы сообщить, что им теперь делать. В конце концов, официально они по-прежнему были мертвы, поэтому не могли просто уйти, чтобы вернуться к прежней жизни. Конечно, Оми не составило бы труда изготовить для них новые документы, но... Вайсс были их единственной семьей. Им просто некуда было идти, так что никто из них и не хотел уходить.
Ну, почти никто.
Айя покинул их через два дня после убийства Такатори. В то утро он вошел в магазин и объявил – спокойно, как будто говорил о погоде – что переводит Айю-чан в другую больницу, поскольку Критикер уже не отвечают за ее содержание. И что он переезжает вместе с ней, поэтому больше не будет работать в магазине.
Он уходил. И, судя по его взгляду, не собирался возвращаться.
- Он никогда даже не признавал, что случившееся между нами... действительно случилось, - прошептал Кен. – Ни одного слова. Ни «спасибо», ни «извини», ни хотя бы «отсоси, Хидака».
- Ты правда хотел бы, чтобы он сказал это? – с любопытством спросил Йоджи.
Кен удивленно моргнул, только сейчас осознав, что говорит вслух. Йоджи помахал перед ним очередной бутылкой.
- Давай, заканчивай эту и возьми еще, - предложил он. Кен хмуро взглянул на бутылку в своих руках. Разве он еще не опустошил ее? Нет, оказывается, там остался еще глоток. Он допил пиво и принял замену, проигнорировав колыхнувшееся в глубине души смутное беспокойство насчет чего-то, ожидающего его утром. Завтра ведь воскресенье, выходной.
Кен отхлебнул из новой бутылки и задумчиво сдвинул брови.
- Ну, я бы не хотел, чтобы он сказал именно это, но, по крайней мере, тогда я бы знал, почему он просто уехал... вот так, - пояснил он.
- Хмм, - пробормотал Йоджи. – Понимаю. А ты этого не делал?
- Чего не делал? – недоуменно спросил Кен, подняв на него слегка отяжелевший взгляд. Йоджи что, выключил свет? Все казалось каким-то туманным, почти расплывчатым...
- Не отсасывал, - с ухмылкой пояснил Йоджи.
- А, - сказал Кен. – Нет. Но мог бы, если бы он попросил.
Йоджи подавился пивом, обрызгав друга с ног до головы.
- Эй! – возмутился тот, отряхивая мокрую футболку. Должно быть, халат он когда-то уже успел снять. В комнате было ужасно жарко. Зато футболка теперь промокла. – У меня футболка вся мокрая! – раздраженно пожаловался он. – Теперь я замерзну, когда выйду! И в чем я буду спать?
Йоджи глупо улыбнулся.
- Извини, Кен-кун, ты просто... удивил меня. Ну, возьми одну из моих, если хочешь.
Кен фыркнул.
- Как будто твои футболки могут кого-то согреть, - поддразнил он.
Йоджи казался слегка обиженным такими нападками на свой гардероб.
- У меня и нормальные тоже есть, - возразил он.
Не желая дать другу повод думать, что не одобряет его вкус – что, впрочем, и не соответствовало действительности, поскольку Йоджи выглядел чертовски сексуально в сидящих на бедрах штанах и коротких топах – Кен примиряюще улыбнулся.
- Ладно, Йотан.
Он быстро стянул мокрую футболку и плюхнулся обратно на кушетку, ожидая замены.
Но Йоджи молча смотрел на него. На секунду Кену показалось, что он затаил дыхание, но потом стало понятно, что Йоджи просто дышит очень поверхностно. Он не шевелился – возможно, снова впал в легкий транс, как это часто бывало в последнее время.
- Йоджи? Ты в порядке? – с беспокойством спросил Кен, протянув руку и коснувшись гладкой щеки друга. Как большинству японских мужчин, Кудо не приходилось бриться чаще, чем раз в несколько дней.
Йоджи опустил ресницы и прижался щекой к его ладони. Потом зеленые глаза медленно открылись, пристально взглянув в Хидакины карие.
- Кен, - шепнул Йоджи. Голос его был чуть хрипловатым от алкоголя, дыма и... чего-то еще. – А если бы... я попросил...
В ситуации не было ничего особенно странного. Кену не раз случалось напиваться с Йоджи, и он давно знал, что Йоджина оценка... мужской красоты возрастала прямо пропорционально количеству употребленного им спиртного. Трезвым Йоджи и не взглянул бы на парня, но влейте в него пару бутылок пива - и он становился совсем другим человеком.
Тем не менее, даже узнав о влечении Кена к Айе и понимая, что это означает с точки зрения Хидакиной сексуальности, он раньше никогда не предпринимал никаких серьезных попыток заигрывания с другом. Так что Кен был, в некотором смысле, удивлен таким многозначительным вопросом.
А в некотором смысле, не был.
Ему доводилось видеть, как Йоджи целуется с парнями, в тех редких случаях, когда они отправлялись по барам вдвоем. Блондин выбирал миловидных, хрупких, почти женственных типов, которые позволяли ему вести и в танце, и в поцелуе.
А потом он увидел, как Йоджи и Шульдих целуются в больничной палате. Немец – на взгляд Кена, безусловно, привлекательный – тем не менее, определенно не был ни миловидным, ни хрупким, ни женственным. И из того, что Хидака успел разглядеть перед тем, как отвернуться к окну в попытке скрыть собственную реакцию, было совершенно ясно, что он не из тех, кто позволяет себя вести.
Конечно, Кену было интересно, как скоро Кудо начнет предпринимать попытки разобраться с тем, что означал для него тот поцелуй. Он просто не хотел быть частью Йоджиной терапии.
Но Йоджи был его другом. И он действительно был чертовски сексуален...
- Если бы ты попросил, - медленно произнес Кен, - я бы согласился.
Йоджи не улыбнулся. В первую минуту он выглядел даже слегка испуганным, и Кен подумал, не надеялся ли он на мягкий отказ. Конечно, когда не пробуешь – не приходится решать, нравится тебе это или нет...
Но потом Йоджины глаза решительно сузились, и он подался вперед, обдав Кена горячим, пахнущим дымом и пивом дыханием, прежде чем коснуться его губ.
Это был поцелуй-вызов, и Кен постарался принять его. Если бы он не смог или не захотел, все это было бы бесполезно, потому что Шульдих на его месте точно оказался бы на высоте, а именно это Йоджи и нужно было пережить. Поэтому Кен отказался от сдержанности, которой придерживался с Айей. Даже несмотря на то, что Фудзимия сам спровоцировал его, и далеко не деликатно, Хидака все равно ощущал его потребность в сочувствии и утешении, более чем в страстной любовной схватке. Йоджи, напротив, искал битвы. В его поцелуях и ласках было столько же злости, сколько желания. Что ж, Кену тоже было, что проработать, и секс-терапия показалась ему отличной идеей, когда рука Йоджи решительно скользнула за пояс его свободных шорт.
Кен ответил тем же, хотя ему и пришлось повозиться с застежкой Йоджиных узких брюк. Йоджи замер, очевидно, ошарашенный таким активным участием. Кен воспользовался его замешательством, чтобы присосаться к шее, заставив застонать. Хотя в футболе Хидака и был защитником, но, как он любил повторять Казе в подобных ситуациях, иногда лучшая защита – это нападение.
Он спустился от шеи к груди и пощекотал языком напряженный сосок, отметив, что только во время секса мысли о Казе не были такими горькими. Возможно, потому, что только эта часть их отношений точно была настоящей. Казе мог обмануть его, предать, одурманить наркотиками, разрушить его карьеру и даже пытаться убить, но, по крайней мере, в одном Кен мог быть уверен – Казе нравился секс с ним. Кое в чем просто невозможно притворяться.
Вот и Йоджи не притворялся. Оправившись от замешательства, он удвоил усилия, быстро заставив Кена сдаться, вынуждая его стонать под умелыми ласками рук и языка. Может, у него было и не особенно много практики в этой области, но Йоджи быстро учился. И потом, некоторые вещи универсальны.
В конце этого короткого, напряженного столкновения Кен впился зубами в плечо Йоджи, а тот засунул язык ему в ухо, и руки обоих были в штанах друг друга. Не совсем секс, но что-то близкое к нему, подумал Кен, рухнув обратно на диван и пытаясь отдышаться в жаркой до духоты комнате. Хорошо, что он кусал Йоджи в тот момент, когда кончил, потому что это приглушило его невнятный крик. Оми прямо за стеной, и Кен подозревал, что маленький блондин страдает детской влюбленностью в Йоджи. Мысль о том, что он из ревности может возжаждать Хидакиной крови, не очень-то радовала.
Йоджи кончил удивительно тихо, простонав Кену в ухо «Аска». Кен поднял голову и увидел его ошеломленное и смущенное лицо. Йоджи вытащил руку из Хидакиных штанов. Кен сделал то же самое. Осмотрев свою мокрую ладонь, он бросил быстрый взгляд на друга и задумчиво лизнул палец.
Йоджи слегка нахмурился, с сомнением взглянув на собственную руку. Кен сжалился над ним.
- Это не обязательно, - сказал он, вытирая оставшуюся жидкость о свои и без того влажные шорты. – Мне просто было интересно.
Йоджи приподнял бровь.
- Какой я на вкус? Или как я отреагирую? – прямо спросил он.
- И то, и другое, - усмехнувшись, признался Кен.
Йоджи подумал, потом решительно сунул палец в рот и облизал его дочиста. После чего с неопределенным выражением лица тоже вытер руку о штаны.
Теперь пришла очередь Кена поднять бровь. Он не очень хорошо умел это делать, но, похоже, Йоджи его понял.
- Не совсем то... чего я ожидал, - ответил он на безмолвный вопрос. – Не противно... но и не вкусно, - он сморщил нос, и Кен хохотнул.
- Знаешь, «ручная работа» еще ничего не доказывает, - заметил он, помолчав.
- Не-а, - устало согласился Йоджи. – Не доказывает.
- Мы могли бы... – нерешительно предложил Кен.
- У меня нет смазки, - пробормотал Йоджи.
- Это неважно, можно ведь... – начал Кен.
- Нет! – отрезал Йоджи. – Я не собираюсь делать этого с тобой, и я совершенно точно не позволю тебе сделать это со мной без смазки!
Кен так удивился, что на этот раз у него даже получилось приподнять бровь.
- Я просто хотел сказать, что мы могли бы сымпровизировать с кремом или чем-нибудь в этом роде, - примирительно заметил он.
- А, - пробормотал Йоджи, слегка покраснев. Он взял со столика пачку сигарет и машинально предложил одну Кену. К его удивлению, Хидака взял ее. Несколько минут они молча курили. Потом Кен медленно произнес:
- Знаешь... Такатори мертв.
Йоджи буркнул что-то в знак согласия.
- Так что... мы больше не Вайсс. Мы просто флористы.
С минуту длилось напряженное молчание, потом Йоджи без выражения произнес:
- Но он-то по-прежнему Шварц.
Кен затянулся в последний раз, прежде чем затушить сигарету в переполненной пепельнице. Потом встал и потянулся. Голова кружилась, но не сильно. Секс как будто отрезвил его. Кен поднял с кушетки свой халат и натянул его, решив, что сможет подняться к себе и без футболки. Он уже повернулся, чтобы уходить, когда Йоджи тихо окликнул его. Кен оглянулся. Йоджи смотрел на него, чуть нахмурившись, с непонятным выражением в зеленых глазах.
- Я не знаю, что больше подойдет – «спасибо» или «извини», - признался он.
- Я тоже не знаю, - усмехнулся Кен.
- Хм, - пробурчал Йоджи. – Как насчет «Айя – мудак»?
Кен фыркнул.
- Да, думаю, это подойдет, - согласился он. Потом склонил голову набок и открыто улыбнулся. – А как насчет «убийцы – тоже люди»?
Йоджи раздраженно хмыкнул и запустил в него подушкой.
- Иди спать, Хидака. У тебя футбольный матч утром, хотя сомневаюсь, можно ли допускать тебя к детям.
Кен поймал подушку, бросил ее назад и направился к двери. На пороге он остановился.
- Проклятые рыжие, - заметил он, не оборачиваясь. – Знаешь, Кудо, от них всех у нормальных людей мозги набекрень. Ну что ты будешь делать, а?
Подушка попала ему точно в затылок, но Кен ожидал этого, и потому только усмехнулся, прежде чем скрыться за дверью.

4.
Йоджи и сам не знал, когда ему начали сниться такие яркие сны.
Возможно, это было одно из последствий пребывания в мозгу Шульдиха, наряду с новоприобретенной склонностью ценить громкую агрессивную музыку, сосиски и мужские фигуры.
Нахмурившись при этой мысли, Йоджи осторожно проследил рукой безошибочно женственные изгибы тела девушки, находившейся с ним во сне, радуясь, что связанное с его сексуальностью досадное недоразумение не нарушило эти бесценные минуты пребывания с той, которая все еще владела его сердцем.
Аскины бездонные карие глаза смотрели на него с расстояния в несколько сантиметров, ее обнаженная кожа под его рукой была теплой и мягкой. Но сегодня они не занимались любовью. Она сказала, что хочет, чтобы он просто подержал ее в объятиях, и Йоджи повиновался более чем охотно. Аска не была одной из его девиц на ночь, помогавших избавиться от накопившихся гормонов и вымотаться до такой степени, чтобы не видеть кошмаров. Кстати, и кошмары перестали так донимать его в последнее время. Йоджи не видел ни одного в те ночи, когда приходила Аска.
Она выглядела чем-то озабоченной сегодня, ее глаза были темными и непроницаемыми, и Йоджи ободряюще улыбнулся, притянув девушку поближе и устроив ее голову у себя на плече. Она тихонько вздохнула и немного расслабилась.
В эту минуту дверь маленькой комнаты распахнулась, и кто-то вошел внутрь.
Йоджи сел на постели, обернувшись к двери и прижав Аску к матрацу позади себя. Вошедший шагнул в полосу света, проникающего сквозь занавески, и насмешливо улыбнулся, вертя в длинных пальцах каттлею. Существо не так сильно напоминало Шульдиха, как в прошлый раз, когда Йоджи видел его, примерно два месяца назад. Его рыжие волосы стали короче, выцвели почти до бледно-розового оттенка и начали слегка завиваться. Солнечные очки сидели на кончике носа, а изумрудные глаза приобрели миндалевидный разрез.
Йоджи нахмурился, разглядывая это странное сочетание. «Похоже, я знаю, какими были бы дети», - ни с того ни с сего подумал он, тут же беззвучно выругав себя за такие извращенные мысли.
- Что тебе нужно? – резко спросил Йоджи.
Создание, претендовавшее на роль его совести, широко ухмыльнулось, обнажив кончики острых зубов.
- О, это даже слишком хорошо, Йоджи-кун! И в самом деле, то, что ты воспользовался одиночеством несчастного, брошенного Айей Кена, уже было достаточно скверно, но перейти от манипулирования лучшим другом в угоду своим извращенным желаниям к ментальной некрофилии с женщиной, погибшей за тебя? Ты превосходишь мои худшие ожидания, - восхищенно проговорило оно.
- Никакая это не некрофилия, это просто сон, - огрызнулся Йоджи, понимая, что защищаться бесполезно, но не в силах молчать. – А что касается Кена... Я не заставлял его ничего делать. И он ни на что не жаловался, кроме того, что слишком устал для футбола.
- О, нет, ты не заставлял его. Ты не удерживал его, не связывал, не вырубил его, чтобы просто поиметь... хотя и хотел бы, правда? Но ты точно знал, что делаешь. Ты заговорил об Айе, чтобы заставить его почувствовать себя уязвимым, а потом ты тааак удачно подвел к...
- Ну хватит, черт побери!
Йоджи изумленно оглянулся, услышав злобное рычание позади себя. Аска поднялась, легко стряхнув его ослабевшую руку. Йоджи ошеломленно смотрел на нее, почти остолбенев от чувства вины, внезапно нахлынувшего, несмотря на решение не дать мучившему его странному созданию снова извратить его поступки.
Аска слезла с кровати, очевидно, совершенно не осознавая своей наготы, и подошла к ухмыляющемуся призраку.
- О, как мило, Йоджи-кун, - заметил тот, с усмешкой глядя на обнаженную женщину. Потом его бесовские зеленые глаза сверкнули на Йоджи, и вкрадчивый голос промурлыкал: - А может, так будет еще лучше?
Фигура Аски начала дрожать и таять, и в следующую минуту на ее месте стоял Шульдих.
Тоже обнаженный.
У Йоджи перехватило дыхание при этом неожиданном повороте событий. Немец изобретательно выругался на родном языке, наступая на хихикающее воплощение Йоджиной совести.
- Смотри, Йоджи-кун, это моя мамочка! – насмешливо заявил тот, с легкостью уходя от обнаженной фигуры, преследовавшей его по комнате. – Или ты предпочитаешь, чтобы он был папочкой? Хочешь трахать его в задницу или чувствовать, как его член вбивается в тебя? Не сомневайся, ему нравится и так, и так, Йоджи-кун. Выбирай, выбирай. Так что? Уке или сэмэ? Или ты... ох!
Йоджи старался не обращать внимания на свои пылающие щеки. Шульдих злобно ухмыльнулся, крепко ухватив создание за горло и прижимая к стене.
- Ты меня достал, - прорычал он, свободной рукой вырвав каттлею из рук призрака. – Пошел вон сейчас же, выдумка, пока я не разозлился по-настоящему.
Призрак с яростью взглянул на немца, начал мерцать и таять и, в конце концов, превратился в зеркальное отражение Йоджи, прежде чем полностью исчезнуть. Шульдих удовлетворенно хмыкнул и отряхнул руки, как будто они испачкались. Потом он тоже начал мерцать и таять, но вместо того, чтобы исчезнуть, превратился в Аску. Она обернулась к Йоджи с довольной улыбкой на лице.
- Так на чем мы остановились? – весело спросила Аска, шагнув к кровати. Но тут ее ноги внезапно подкосились, и она упала на пол, схватившись за голову.
Этого было достаточно, чтобы вырвать Йоджи из транса, вызванного смущением. Мгновенно оказавшись рядом с девушкой, он опустился на колени, обняв ее дрожащее тело.
- Аска? Что случилось? Что с тобой?
- Йоджи-кун... – прошептала она, скользнув по нему невидящим взглядом. Потом снова улыбнулась, хотя и слабо, и проговорила успокаивающе: - Все в порядке, правда. Я просто... немного устала.
- Устала, - тупо повторил Йоджи, с растущим беспокойством глядя на нее. Она действительно выглядела усталой, вымотанной и бледной. Кожа ее приобрела сероватый оттенок, и в глазах было кошмарно знакомое растерянное выражение. Но этого не могло случиться здесь. Застарелая боль никогда не омрачала эти сны более чем напоминанием о том, что он потерял. Ему никогда не приходилось переживать ее смерть здесь, в этой комнате... В последнее время эти сны были единственным, за что он мог уцепиться по утрам, когда пробуждающийся мир казался таким чужим, полным новых мыслей, чувств и перспектив, которых у него не было. Эти сны, эти минуты, проведенные с Аской, были его единственным утешением, и если он потеряет их... потеряет ее...
- Ты правда будешь так сильно скучать по мне? – мягко спросила Аска, чуть удивленно взглянув на него.
- Я пропаду... без тебя, - тихо ответил Йоджи.
Она внезапно поникла, стуча лбом в его грудь, как будто билась головой о стену.
- Дурак, дурак, дурак... – шепотом повторяла она снова и снова.
Йоджи встал, легко подняв ее на руках, и вернулся на кровать. Он усадил Аску к себе на колени, прижавшись щекой к ее волосам. Она перестала биться головой в его грудь, но продолжала что-то тихо шептать. Потом замолчала.
Йоджи держал ее, успокаивающе поглаживая по спине. Наконец, она начала говорить, по-прежнему спрятав лицо на его груди.
- Я собиралась оставить тебя сегодня, - призналась она. – Это должен был быть последний раз. Я думала... я думала, что тебе пора двигаться вперед, что я должна... отпустить тебя. Отпустить. Отказаться от тебя. Ты ведь все равно никогда не будешь моим, зачем же... – ее голос прервался, когда Йоджи крепче сжал ее в объятиях. Эти странные слова взволновали и испугали его, но в то же время заставили, наконец, озвучить одну собственную теорию.
- Ты... ты ведь не просто плод моего воображения, да? – осторожно спросил он. Аска напряглась в его руках, и Йоджи подумал, не совершил ли он огромную ошибку.
- Почему... ты это говоришь? – с беспокойством спросила она.
- Не держи меня за дурака, - усмехнулся Йоджи. – Я был профессиональным детективом, теперь я профессиональный убийца. У меня есть кое-какая наблюдательность. Ты ведешь себя не совсем так, как я мог бы представить или ожидать от плода моего воображения. А кроме того, мое воображение никогда не было так милосердно ко мне, - с горькой иронией добавил он, вспомнив о кошмарах, преследовавших его годами. Пока она не пришла и не прогнала их. – Нет, ты что-то другое. Что-то большее, как вот эта моя совесть, - он махнул рукой в сторону двери, подразумевая их недавнего «гостя».
- Это существо – не твоя совесть, - твердо сказала Аска, подняв, наконец, голову, чтобы взглянуть на него. – Это просто проявление твоих сомнений, подавленных желаний и накопленных предрассудков – довольно паршивая штучка. Обычно такое ментальное пугало просто сосет под ложечкой или что-то вроде этого, но ты дал ему форму и силу, достаточную для того, чтобы явиться сюда и мучить тебя... ну что ты улыбаешься? – очаровательно нахмурившись, оборвала девушка, раздраженная тем, что Йоджи, очевидно, не принимал ее слова всерьез.
Йоджи улыбнулся еще шире.
- О, я слушал. Но ты только подтвердила мою догадку, потому что я сам ни за что не придумал бы выражение «ментальное пугало», - победно заявил он.
Аска закатила глаза.
- Конечно, придумал бы. Ты себя недооцениваешь.
Йоджи досадливо хмыкнул и недоверчиво посмотрел на нее. Аска ответила ему невинным взглядом. Он вздохнул и откинулся на спину, потянув ее на себя. Она устроилась сверху, легко и привычно, согревая его своим теплом. Йоджи всегда предпочитал тепло человеческого тела холодным простыням.
- Так и скажи, что ты раб своих гормонов, - поддразнила Аска.
«В первый раз ты отвечаешь на невысказанную мысль, - подумал Йоджи, наблюдая за ее реакцией. Ее губы чуть искривились, и она отвернулась, избегая его взгляда. – Я всегда знал, что ты – больше чем воспоминание. Но ты и не фантазия. Для фантазии ты слишком... живая. Ты не всегда потакаешь моим прихотям, и когда мы разговариваем, не всегда соглашаешься со мной... Ладно, может, мой идеал женщины действительно не должен вечно соглашаться со мной и делать то, что я хочу, но... У тебя как будто есть собственный разум. Значит... или ты... какая-то часть моего разума, о которой я и сам не знаю, или...»
- Кто ты? – спросил Йоджи, почти не ожидая ответа, помимо смущенного взгляда, и почти страшась получить его. Страшась того, что знает правду, каким бы ни оказался ответ.
Аска задумчиво подняла на него глаза, казавшиеся черными в темноте, и медленно произнесла:
- Я могла бы сказать тебе...
«Но не скажу», - насмешливо прозвучало в памяти Йоджи.
- Но это неважно, - решительно закончила девушка.
- Мне важно, - настаивал Йоджи. – Я хочу знать, с кем делил эротические сны все это время.
- Да почему ты так уверен, что я отдельная сущность? – недовольно спросила Аска.
Перед внутренним взором Йоджи тут же мелькнула ее фигура, тающая и превращающаяся в Шульдиха, так легко и естественно.
Аска снова закатила глаза.
- О боже, Кудо, у тебя явно проблемы с этим парнем. Когда твое маленькое пугало впервые появилось, оно ведь выглядело как он, да? И большая часть силы этого пугала происходит от твоего... скажем так, конфуза с ориентацией? – усмехнулась она. – Какой же ты тормоз, Йоджи-кун. Думаешь, где-то написано, что ты должен любить только девушек или только парней? Очень многие люди поглядывают и на тех, и на других, знаешь ли.
- Я всегда думал, что это просто отмазка, - пробормотал Йоджи, раздосадованный разгромом своей теории о том, что Аска – на самом деле Шульдих, и в особенности тем, что не понимает, почему это так его раздосадовало. – Как можно чувствовать одинаковое влечение и к тем, и к другим?
Аска пожала плечами.
- Я не знаю. Спроси Кена.
Йоджи помрачнел. Кен. Еще одно обвинение, брошенное его поддельной совестью...
- Так что на самом деле произошло у вас с Кеном? – тихо спросила Аска.
Йоджи повернул к ней нахмуренное лицо.
- Слушай, так ты часть моего разума или нет? Если да, зачем тебе спрашивать? Разве ты и так не знаешь?
- Конечно, - покладисто согласилась она. – Но разве ты еще не понял, что я прихожу сюда, чтобы успокоить тебя? А для этого я должна помочь тебе разобраться с тем, что тебя грызет. Вот почему мы не отдаем все свое время сексу, хотя я определенно не стала бы возражать.
Йоджи удивленно взглянул на нее, переваривая новую информацию. Она приходит помочь ему разобраться с тем, что его беспокоит... Да, это похоже на правду. Со дня своего первого появления Аска всегда утешала его, появляясь, когда он был смущен или озабочен, бесцеремонно прогоняя кошмары и нахально прерывая самообвинения. Они разговаривали часами о любой мелочи, взволновавшей его. И после этого он всегда чувствовал себя если не лучше, то хотя бы менее одиноко.
Йоджи тяжело вздохнул.
- Кен... скучает по Айе. А я... мне было... любопытно, с недавних пор. Ты уже знаешь об этом. Ну вот, вчера ночью я сидел, пил пиво и пытался кое-что понять, а Кен спустился, чтобы наорать на меня за то, что я не выключил стерео. Я даже не заметил, что оно все еще включено, просто поставил туда какой-то случайный диск, чтобы тишина не была такой громкой. Я все еще не привык к этому. Ну вот, он был такой взвинченный, что я предложил ему пива, а он согласился, и... – Йоджи замолчал, предавшись воспоминаниям, удивительно ясным, несмотря на количество выпитого тогда пива.
Вздохнув, как будто покорялся неизбежному, Кен пересек комнату и уселся на кушетку, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ на победную усмешку Йоджи.
- Твое чертово очарование, Кудо, меня до добра не доведет, - пожаловался он, принимая предупредительно открытую Йоджи бутылку и делая большой глоток.
Йоджи хмыкнул и влил себе в горло сразу полбутылки.
- Как скажешь, Кенкен. Если предложенная бутылка пива заставляет тебя считать меня очаровательным, то я, пожалуй, и соблазнить тебя могу без особого труда.
- Пожалуй, - легко согласился Кен. – Не то чтобы у тебя было много конкурентов.
- Когда он сказал это, я подумал... не знаю, «почему бы нет», наверно... – неохотно признался Йоджи. – Поэтому я, сволочь такая, заговорил об Айе... Кен, конечно, в качестве самозащиты упомянул Шу, и мы оба захандрили, как обычно... И я знал, что его чувство вины будет сильнее, чем мое... неважно. Я оказался прав. И тогда... черт, ему просто некуда было деться. Кен – отличный парень, и он гораздо умнее, чем некоторые думают, но он слишком... эмоциональный. И кому-то вроде меня очень легко воспользоваться этим против него, - с горечью договорил он.
Аска чертила на его груди круги кончиками пальцев.
- Ты заставил его? – спокойно спросила она.
- Нет! – вспыхнул Йоджи. – Я бы не поступил так ни с кем, тем более с человеком, который мне действительно дорог...
- Так Кен дорог тебе, - перебила Аска.
- Конечно, - пробурчал Йоджи. – Он один из моих лучших друзей. Черт, если бы не он, я мог бы умереть, или застрять в Шу навечно... И он никогда даже не заикался об этом остальным, и не настаивал, чтобы я сам рассказал...
- Очевидно, ты тоже дорог ему, - заметила Аска, с улыбкой взглянув на него.
- Ну, да, наверно, - неохотно пробормотал Йоджи.
- Ах, бедная детка, я встаю поперек дороги твоему комплексу вины? – ласково поддразнила Аска.
- Заткнись, - притворно рассердился Йоджи. – Не помню, чтобы ты была такой сукой.
- Saa, ты ведь сам знаешь, что я тебе нравлюсь, - усмехнулась она.
- Нет, идиотка, я тебя люблю, - заявил Йоджи, крепко обняв ее. Потом вздохнул, разжав объятия. – Но... что касается Кена... Я действительно манипулировал им, чтобы он позволил мне... сделать кое-что. Конечно, он сделал со мной то же самое, так что...
- А что вы делали? – с любопытством спросила Аска, и Йоджи послышалась в ее голосе нотка ревности. – Ну, я ведь женщина, - с усмешкой добавила она.
Йоджи хохотнул.
- Мы просто... целовались, и... ну, мы... вроде как... подрочили друг другу, - торопливо закончил он, с досадой ощутив, что краснеет.
Аска подавила смешок, на секунду отвернувшись. Йоджи нахмурился, пробормотав что-то о безмозглых бабах, но тугой узел вины в его душе, наконец, ослабел. Как обычно, рассказав Аске о том, что его тревожит, он сбросил часть груза с плеч, а то, что она не осуждала его мысли и поступки, помогало избавиться от чувства вины.
- Почему Кен? – вдруг спросила Аска.
- Он просто подвернулся, - выкрутился Йоджи, не желая вдаваться в подробности.
Но Аску не так легко было провести.
- Ну, есть ведь еще Оми, - настаивала она. – Почему не он?
- Оми торчал в инете в другой комнате, - объяснил Йоджи. – Кен был у меня, и он был пьян.
«А, кроме того, Оми не...» - Йоджи не позволил себе закончить мысль.
- Оми не – что? – вкрадчиво подсказала Аска.
Йоджи нахмурился.
- Несовершеннолетний, во-первых, - огрызнулся он.
- Кен ненамного старше, - пожала плечами Аска.
- Нет, но... на самом деле да. Кен достаточно взрослый, - возразил Йоджи. Потом неохотно добавил: - И... Кен... мужчина.
- Оми тоже.
- Да нет. То есть, да, но... не в том смысле. Кен – он... Он футболист. Когда он в первый раз встретил меня, то отлупил, потому что я взбесил его. Так же он поступил и с Айей. Он не слабый, не нежный и не хорошенький... Ничего из того, что меня обычно привлекает в девушках. Или... или в парнях, - нерешительно признался Йоджи.
- Так ты хочешь сказать, что тебе нравятся и девушки, и парни? А я думала, это просто отмазка! – с притворным удивлением заметила Аска.
- Заткнись, - раздраженно повторил Йоджи. – Мне нравятся девушки, но иногда... Иногда, если я пьян, то не прочь потусоваться с... Ну, знаешь, с симпатичными парнями. С женственными типами. Не с трансвеститами, конечно... ну, это было всего один раз, да и то я думал, что он – девушка... А просто... с парнями, которые похожи на девушек. Но, знаешь, я всегда думал, что это просто так. Что я нахожу их привлекательными просто потому, что пьян, а они так похожи на женщин, что какая разница...
- Но теперь ты так не думаешь? – осторожно спросила Аска.
- Ну, теперь я... С недавних пор... Я стал замечать, что меня влечет к парням, которые... не очень похожи на девушек. Я не знаю, то ли это досталось мне от Шу, то ли... нет. Но только это не проходит, и мне захотелось понять, может, это... более чем... влечение. Может, я действительно... Может, мне и правда понравилось бы быть с кем-то, кто...
- Не выглядит, как плоскогрудая девушка? – предположила Аска.
Йоджи вздохнул и кивнул.
- И ты выбрал Кена... что ж, неплохой выбор. Он, конечно, мужественный... Так тебя влечет к нему?
- Не знаю, - признался Йоджи. – Мы так долго были друзьями, и мы так близки, что я даже не могу понять... То есть, конечно, он кажется мне привлекательным. Да и кому бы не показался? У него прекрасное тело, симпатичное лицо, он приятный, он спорит со мной...
- Спорит с тобой? Тебе это нравится? – с любопытством спросила Аска.
- Конечно, - усмехнулся Йоджи. – Я знаю кучу женщин и нескольких парней, но единственный человек, которого я когда-либо по-настоящему любил – это ты. А ты споришь все время, потому что ты такая нахальная сука, - решительно закончил он.
Аска показала ему язык.
- Только потому, что ты такой упрямый ублюдок, - отбрила она.
- Видишь? – с ухмылкой спросил Йоджи. Потом вздохнул и посерьезнел. – Но как бы там ни было, Кенкен... Он нравится мне. Он мне дорог. Не думаю, что испытываю к нему какие-то романтические чувства. А даже если бы испытывал, он ведь безнадежно втрескался в этого мерзавца Айю, и, наверно, будет страдать этим ближайшие лет десять, - с горечью заметил он.
- В этого мерзавца Айю? – повторила Аска.
- Кен – мой друг, - решительно заявил Йоджи.
- А Айя – нет?
- Айя... Это ведь не Айины чувства растоптали ногами. Это не Айю использовали и выбросили, не сказав ни слова, - выпалил Йоджи.
Аска красноречиво приподняла брови. Йоджи закатил глаза.
- Да, да, я чертов лицемер. Но я никогда не поступал так с теми, кого знал и кто, возможно, был мне дорог.
- Нет, не поступал, - согласилась Аска, уронив голову ему на грудь. – Йоджи... Я устала от разговоров.
- О’кей, - согласился Йоджи, снова обняв ее. – Хочешь еще пообжиматься?
- Пообжиматься, - озадаченно повторила она. – Это так называется?
- Не представляю, как это еще можно назвать, - прошептал Йоджи. Он потерся щекой о мягкие волосы девушки, и на секунду ему захотелось, чтобы они были длиннее, чтобы струились по его груди водопадом шелковых прядей, рыжих, как закатное солнце, на фоне светлой кожи...
Хотя, конечно, Аскины волосы были черными. Не рыжими.
- Ты ведь придешь еще, правда? – тихо спросил он. – Ты сказала, что не собиралась больше, но... ты ведь придешь?
- Я... думаю, что да. Во всяком случае, я хочу приходить. Пока ты этого хочешь, - ответила Аска.
- Я буду хотеть этого всегда, - шепнул Йоджи. – Я всегда буду любить тебя.
- Даже несмотря на то, что мы никогда не сможем быть вместе на самом деле?
- Мы вместе сейчас. Мне этого достаточно.
- Даже если... это бессмысленно? – тихо и настойчиво спросила Аска.
Йоджи нахмурился, почувствовав, что она чуть заметно дрожит.
- Любовь не бывает бессмысленной, - сказал он. – Она просто есть. Ею нельзя управлять. Ее можно только беречь, и если, на наше счастье, нам отвечают взаимностью, можно держаться за нее до последнего дыхания... и даже дольше.
Аска подняла голову, взглянув на него расширившимися глазами, блестящими от непролитых слез. Тусклый желтый свет отразился в них, придав этим карим глазам зеленоватый оттенок.
- Йоджи... Я...
Громкий голос Оми, сообщающего, что Кудо опаздывает на работу, и настойчивый стук в дверь вырвали Йоджи из сна. Он непонимающе уставился в потолок, пытаясь сообразить, где находится, а потом громко выругался, поняв, что проснулся.
- Ладно, черт побери, встаю! – закричал он. Оми затих, услышав нехарактерную злость в его голосе. Йоджи частенько бывал не в духе по утрам, но это не выходило за рамки недовольного ворчания.
«Придется потом извиниться перед Оми», - подумал Йоджи. Но, черт возьми, он хотел знать, что Аска собиралась сказать ему!
Ладно, об этом можно будет спросить в следующий раз.
При условии, что следующий раз будет.
Она вернется.
Правда?
Она сказала, что хочет приходить, но не сказала, что будет...
Она должна придти. Иначе что ему делать?
«Может, вернуться к нормальной сексуальной жизни?» - предположил он, глядя в потолок. Но шутка получилась плоской. С недавних пор ему гораздо проще было видеть эротические сны с участием Аски, чем пытаться понять, что, черт побери, можно найти привлекательного в пробуждающемся мире.
Йоджи вздохнул, внезапно осознав, что прижимает подушку к груди.
- Может, и проще, но как же это жалко выглядит, - откровенно сообщил он сам себе. Ладно. Хватит мечтать и хандрить, хватит укладываться спать пораньше, надеясь на встречу с воображаемой возлюбленной. Пора пойти прошвырнуться, а заодно найти себе живое существо для простого необременительного секса. Да, так он и сделает.
В ближайшее время.
Йоджи нежно потрепал подушку, прежде чем отложить ее, и выбрался из постели с привычным стоном, чтобы встретить новый день. Ковыляя в ванную, он вдруг подумал, остались ли у Шульдиха какие-нибудь неприятные последствия от тех дней, которые они... провели вместе.
Он очень надеялся, что остались. Если он один так выведен из равновесия, то это просто нечестно.
«В любви и на войне все честно», - поддразнила его память.
Йоджи бросил хмурый взгляд в зеркало, работая зубной щеткой.
«Даже не начинай», - предупредил он.
Знакомый смешок раздался в его сознании, вызвав воспоминание об эдельвейсах. Йоджи зарычал, не вынимая щетку изо рта.
«Отлично, раз ты так, тогда скажи мне, что это», - потребовал он.
Ответа не было. Йоджи сполоснул рот и улыбнулся своему отражению.
«Так я и думал».
Он мог поклясться, что отражение усмехнулось ему в ответ.
- Да, мне точно пора прогуляться, - решительно сказал Йоджи, вставая под душ.

7.
Шульдих просыпался, медленно приходя в себя и начиная осознавать, что прижимается к чьему-то теплому телу. Человек, кем бы он ни был, еще спал, телепат слышал тихий неясный шепот его сознания. В этом шепоте не было ничего угрожающего, поэтому Шульдих позволил себе задержаться где-то между сном и бодрствованием, ожидая, не всплывут ли какие-нибудь воспоминания, связанные с соседом по кровати. Человек был как будто знаком, и казалось, нужно только прислушаться к его спящему разуму, чтобы узнать.
Но ему не хотелось ничего делать. В затылке уже начинало гулко пульсировать, и Шульдих понимал, что, когда окончательно проиграет битву с реальностью, его ожидает мощнейшее похмелье. Привычная боль уже поджидала где-то на границе сознания, но сейчас телепат еще мог не обращать на нее внимания, разыскивая туманные воспоминания прошедшей ночи, пока они не начали, наконец, возвращаться к нему.
Сначала он вспомнил Акико. С этой темпераментной малышкой он познакомился на улице. Она была в бешенстве, потому что бойфренд бросил ее, и искала замену. В ответ на ее откровенное приглашение он пожал плечами и ухмыльнулся, и этого оказалось достаточно. Она приклеилась к нему на час или около того, пока не нашла кого-то более заинтересованного в ее очевидных достоинствах. Когда она откровенно объяснила это Шульдиху, он снова пожал плечами и ухмыльнулся.
Она решила, что тупой иностранец не говорит по-японски, и ушла, не оглянувшись.
Ему было плевать.
Он потанцевал, потом пошел в бар и «убедил» нескольких человек купить ему выпивку. Много выпивки. Волосы все время попадали ему в рот, как всегда, когда он не надевал бандану, и Йоджи так забавно сосредоточенно хмурился, вытаскивая их...
Стоп. Йоджи?
Ну да, Йоджи тоже был там... вскоре после ухода Акико Шульдих буквально налетел на японца, выходя с танцпола, потому что алкоголь в кровеносной системе уже нанес урон его природной грации и живости. Йоджи обернулся, готовый наорать... но вместо этого молча замер, широко раскрыв глаза...
Шульдих чуть не упал от смеха. Йоджи поймал его за руку и удержал на ногах, чтобы его не затоптали в толпе, а потом потащил к открытым столикам рядом с баром и усадил на стул.
Несколько минут они просто смотрели друг на друга, а потом начали разговаривать.
Шульдих осторожно приоткрыл один глаз и увидел лицо спящего Йоджи в нескольких сантиметрах от своего собственного. Йоджи дышал ему в щеку. Дыхание было теплым.
О чем они говорили? Шульдих плохо помнил. Кажется, о какой-то ерунде. Надоедливые покупатели. Оценки Наги. Какая-то глупость, сделанная Кеном вчера. Недавние потери Кроуфорда на фондовой бирже из-за нелогичного и непредсказуемого хода торгов. Кажется, потом какая-то симпатичная искусственная блондинка начала громко требовать, чтобы Йоджи обратил на нее внимание, раз уж они здесь вместе, но он просто отмахнулся от нее, рассказывая о проблемах Оми с учителем истории. Женщина оскорбленно удалилась и больше не вернулась.
Йоджи придвинулся ближе и снова вытащил прядь волос у Шульдиха изо рта, чуть улыбнувшись с насмешливым терпением.
Шульдих не помнил точно, как долго они разговаривали, только казалось, что время летит слишком быстро. Они вернулись на танцпол и потанцевали немного. Он все время старался прижаться к Йоджиному стройному телу, как для поддержки, так и... с другой целью, но Йоджи оказался каким-то скользким типом и вечно уворачивался. Потом они устали и пошли в бар, и...
Дальше воспоминания обрывались.
Шульдих понятия не имел, как оказался в одной постели с Йоджи, и... он задумчиво сдвинул брови, чуть более явственно осознав свое состояние.
На нем правда нет ничего, кроме трусов?
Эта мысль прогнала паутину дремоты, и Шульдих окончательно проснулся, изумленно глядя в лицо человека, лежавшего рядом.
Он спал с Йоджи Кудо, в одних трусах...
Но погодите. Шульдих нахмурился, заметив, что, в то время как он сам почти голый, Йоджи полностью одет. На японце были штаны и футболка, и это объясняло, почему они спали под одним только тонким одеялом, что и заставило Шульдиха искать тепла у Йоджи под боком. Приподняв голову, он увидел неподалеку другие одеяла, но Кудо, которому было жарко с непривычки спать в одежде, очевидно, стащил их с себя ночью. По крайней мере, во сне он оказался достаточно терпим, чтобы позволить Шульдиху прижаться к себе, и даже сам обхватил его рукой.
Осознав, что спал под одним-единственным одеялом, Шульдих вдруг почувствовал, что, несмотря на согревающее присутствие Йоджи, ужасно замерз. Вероятно, именно это и разбудило его. Он поежился, и Кудо тихонько застонал.
Шульдих замер и даже слегка затрепетал, когда Йоджины веки дрогнули и медленно поднялись, и удивительные нефритово-золотистые глаза уставились в его собственные.
Телепат взволнованно моргнул в ответ. Йоджи недоуменно нахмурился, потом улыбнулся и снова закрыл глаза, подтянув Шульдиха поближе к себе.
Как неожиданно.
В следующую минуту Йоджи снова резко открыл глаза и оттолкнул Шульдиха, довольно сильно, так что тот вскрикнул – впрочем, больше от удивления, чем от боли. Йоджи сражался с одеялом, глядя на немца широко раскрытыми испуганными глазами.
«Что ж, это было слишком хорошо, чтобы продлиться», - с досадой подумал Шульдих.
- Уймись, Кудо, я не напрыгну на тебя, - пробормотал он встревоженному блондину.
Йоджи настороженно взглянул на него, но, по крайней мере, перестал суетиться.
- Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он.
- Ну, если ты сам этого не знаешь, - с притворным равнодушием ответил Шульдих, - то никто не знает. Последнее, что я помню – это как мы сидели в баре.
Йоджи задумчиво облокотился о подушку, не замечая, что это движение снова опасно приблизило его к Шульдиху.
- Ты вырубился в баре, - припомнил он. – И я... По какой-то причине, которая тогда, наверно, показалась мне достаточно веской, я решил, что не могу отправить тебя домой на такси... Поэтому я... привез тебя сюда?
Йоджи наклонил голову, обдумывая это предположение. Шульдих легонько коснулся его сознания. Да, согласно расплывчатым воспоминаниям японца, тот действительно принес его сюда без сознания... Шульдих почувствовал слабый жар, приливший к щекам от смущения, и разозлился на себя за такую реакцию. Какого черта он должен смущаться? Ясное дело, Йоджи тоже пил, и не одно только пиво, раз сейчас ему так трудно припомнить...
Йоджи чуть слышно застонал, и, обернувшись, Шульдих с удивлением увидел, что его глаза почти закрылись, а губы, наоборот, приоткрылись, и вообще лицо у него было, как у человека, которому дарят довольно интимные ласки...
Шульдих убрал ментальное прикосновение, ошеломленный таким поведением. Блондин медленно пришел в себя, глядя на него со смесью страха и возбуждения.
- Что... ты со мной сделал? – взволнованно прошептал Йоджи.
- Я только... чуть-чуть прикоснулся к тебе, - признался Шульдих, почему-то опять смутившись. Да что такое с ним сегодня? Он делал вещи и похуже, чем напиваться до беспамятства или прикасаться к чьему-то сознанию, и никогда не испытывал ни малейшего чувства вины за это...
- Ты... прикоснулся ко мне, - без выражения повторил Йоджи. Шульдих кивнул. – Это было как... это было... – он умолк, пристально глядя на телепата. Потом шепнул: – Сделай так еще.
Шульдих удивился, но повиновался, легко скользнув своим разумом в Йоджин, как рукой в перчатку. Сознание японца было таким знакомым – никакого шока от соприкосновения или перехода, как это обычно бывало с другими. Никакого чувства вытеснения или отторжения. Очевидно, Йоджи не воспринимал его вторжение как нежелательное, по крайней мере, сейчас. Никогда прежде никто не принимал Шульдиха в своем сознании добровольно. Это было... иначе. Он позволил себе скользнуть глубже, медленно и осторожно исследуя траектории Йоджиных мыслей и воспоминаний, обвивая их своими, бездумно, беззаботно переплетая их...
Йоджи снова застонал, и Шульдих опомнился, но на этот раз не прервал контакта. Он открыл глаза, чтобы, продолжая проникать и охватывать своим сознанием сознание японца, взглянуть в его раскрасневшееся лицо и слегка затуманившиеся глаза. Боже... можно подумать, он...
И тут отдача ударила Шульдиха.
Без всякого предупреждения волна ощущений накрыла его, разбивая и разбиваясь, настолько сильно и неожиданно, что он чуть не закричал. Это было, как если бы в его сознание вторгся другой телепат... и в то же время совершенно иначе. Никакого чувства, что эта другая личность просматривает его мысли и воспоминания, выясняет все индивидуальные особенности и секреты... Ей были не нужны все эти мелкие детали. Она знала самого Шульдиха глубже и полнее, чем кто-либо мог узнать, не прикасаясь...
Не прикасаясь...
О черт, тихо подумал Шульдих. Очень, очень осторожно он отделил свое сознание от Йоджиного, внимательно глядя на японца в ожидании признаков боли или неудобства. Но тот просто лежал на спине, откинувшись на подушку и пытаясь отдышаться, как человек, который только что пробежал марафон или... Из любопытства Шульдих сунул руку под одеяло и притронулся к Йоджиному паху. Он не удивился, ощутив жар переполненного кровью члена сквозь ткань штанов.
Йоджи резко открыл глаза и длинно выругался. На секунду он застыл под легким прикосновением Шульдиха, потом взял себя в руки и практически вырвался из-под одеяла. Шульдих не успел и глазом моргнуть, как Йоджи скрылся в ванной.
Телепат вздохнул и вытянулся на постели. Наверно, не нужно было делать этого, но... он хотел убедиться в том, что правильно понял реакцию Йоджи на свое ментальное прикосновение.
Он усмехнулся и протянул руку к собственному напряженному члену. Неторопливо доводя себя до разрядки, Шульдих чувствовал, как Йоджи делает то же самое в ванной. Какие интересные фрагменты мыслей мелькали в голове японца...
«Так ты все-таки находишь меня привлекательным, а, Кудо? Приятно», - самодовольно подумал Шульдих, чувствуя, как член подергивается в ответ на Йоджины воспоминания о прошлом побеге в душ. Оргазм не заставил себя ждать.
Потом он лежал, глядя в потолок и обдумывая все, что только что произошло.
«Это было очень странно, - думал он. – Я никогда не чувствовал ничего подобного... и никогда не вызывал ни у кого подобной реакции. Единственное, что хоть как-то может сравниться с этим, по крайней мере, по интенсивности...».
Воспоминание заставило немца нахмуриться. Эсцет никогда не были полностью довольны им. Он умудрился избежать их тренировок, проведя самые плодотворные для развития дара годы на улице благодаря вмешательству Кроуфорда. Шульдих давно понял, что на самом деле ему ничего не грозило, останься он в лагере. Просто пришлось бы пройти обычную тренировку Эсцет. Или, как назвал это Наги, промывание мозгов.
Но он повидал достаточно результатов таких тренировок, чтобы понять: Кроуфорд оказал ему услугу тем, что помог избежать их.
Однако Эсцет были недовольны тем, что такой сильный телепат не был обучен по их системе и согласно их принципам. Они знали, что не им он был верен в первую очередь. И догадывались, что им он не был верен совсем.
Несколько раз они пытались сломать его.
Самый легкий способ сломать телепата, свести его с ума, лишить дара или даже убить – это ударить его по самому уязвимому месту: связи между телом и сознанием. По душе.
Не все телепаты определяли связь этим термином, но Шульдих называл ее именно так. Его не волновало насилие, совершенное над его телом. Он мог выдержать нападение на свой разум. Но ему не нравилось, когда задевали его душу.
Шульдих был сильнее этих идиотов, посланных Эсцет, чтобы «поставить его на место». Они владели мастерством и были надлежащим образом обучены, поэтому сумели достичь цели. Но они не обладали достаточной силой, чтобы победить его в этой битве.
Они... прикоснулись к нему так, как он прикоснулся к Йоджи в тот день около больницы. И это была чистая агония. В тот первый раз Шульдих почти весь день провел в постели, свернувшись в клубок и дрожа, а потом еще несколько часов под душем, тщетно пытаясь соскрести невидимую грязь, которая была внутри него.
Он убил идиота, который это сделал.
Шульдих все еще помнил, сквозь туман боли и ужаса, каким удивленным был взгляд того человека, прежде чем кровь хлынула у него из носа и ушей.
После этого Эсцет на некоторое время оставили его в покое. Они знали, что он силен, но не ожидали, что он способен убить обученного телепата с помощью своего дара. И это немного напугало их.
Эсцет не любят, когда их что-то пугает.
Они послали другого телепата, на этот раз женщину, очевидно почему-то решив, что женщину он не тронет.
Эсцет – не телепаты. Они не понимают. Пол ничего не значит для него, за исключением некоторой разницы в способе мышления. Она напала на Шульдиха, и он убил ее. Но и на этот раз он был растерзан и ослаблен. Как будто какая-то важная часть его личности была украдена.
Они попробовали еще несколько раз, но, в конце концов, сдались. Телепатия, достаточно сильная, чтобы использовать ее для нападения – это редкий дар, и у них просто не хватило средств, чтобы продолжать попытки сломать его. Тем более что Кроуфорд, казалось, отлично контролировал своего телепата. Эсцет и вправду верили, что владеют Кроуфордом. Идиоты.
Но насилие над его... сущностью... оставило шрамы, более глубокие, чем шрамы на теле.
И то же самое он сделал с Йоджи.
Шульдих задумчиво смотрел в потолок, вспоминая тот случай. Он был в ужасе, когда понял, что натворил, зная, какую боль и бессильную ярость сам испытывал во время нападения, но Йоджи... Йоджи просто отмахнулся, сказав, что это было не так уж плохо. Как могло это быть не так уж плохо? Каждый раз, когда такое делали с ним, Шульдих приходил в ярость и превращал мозги нападавших в желе.
Но... они ведь... нападали на него. Сознательно пытались навредить ему, сломать его. А когда он сам... прикоснулся к Йоджи, ему просто было интересно... Может, действие и было необдуманным, но оно не было злонамеренным... возможно, в этом и есть разница?
Похоже на то.
Шульдих понял, что совершил. То же самое, что делал раньше, движимый инстинктом самосохранения. Он думал, что с Йоджи этого не произошло, потому что тот не нападал на Шульдиха – наоборот, в каком-то смысле телепат сам напал на Йоджи. Но, очевидно, он ошибся.
Шульдих закрыл глаза, погрузившись в себя в поисках не поддающейся определению связи между телом и сознанием. Теперь, внимательно взглянув на нее, он сразу заметил разницу.
В его нить, почти сливаясь с ней, была вплетена другая. Тонкая и непрочная, она, очевидно, питалась силой из собственных неприкосновенных запасов телепата.
Вот балда. Конечно, это было взаимно. Йоджи оказался сенситивом, но не имел никаких реальных экстрасенсорных способностей. Именно Шульдих подсознательно подпитывал эту хрупкую связь, используя свой дар для того, чтобы сохранить ее.
«Похоже, подсознательно я и вправду хочу котенка», - ошеломленно подумал он.
Шульдих открыл глаза как раз в ту минуту, когда Йоджи, обернувшись полотенцем, осторожно вышел из ванной, опасливо поглядывая на него. Немец повернулся ему навстречу и увидел, как капли воды стекают с мокрых светлых волос на гладкую кожу обнаженного торса.
- Какого черта ты делал? – взволнованно спросил Йоджи, прислонившись к двери ванной и сердито глядя на Шульдиха.
Тот вздохнул. «Чего и следовало ожидать», - иронически подумал он, прогоняя смутное видение Йоджи, срывающего с бедер полотенце и прижимающегося к нему этим великолепным мокрым телом. Он взглянул на белый шрам на животе японца.
- Сам точно не знаю, - соврал он. – Я не нарочно.
Последнее, по крайней мере, было правдой. Он понятия не имел о том, что сформировал связь между собой и Йоджи. Этот навык он приобрел инстинктивно, стремясь обыграть противников.
- Это будет происходить каждый раз, как мы окажемся рядом? – спросил Йоджи, нахмурившись.
- Надеюсь, что нет, - пробурчал Шульдих, раздосадованный Йоджиным очевидным неодобрением.
Японец помрачнел еще больше. Он выглядел слегка разочарованным.
«Боже, Кудо, да определись же, наконец! – едва не закричал Шульдих. – Я знаю, что ты хочешь меня, можешь ты смириться с этим или нет?».
Но вместо этого он просто ждал, стиснув зубы, что скажет Йоджи, даже не пытаясь прочитать его мысли – как из опасения, что это снова вызовет ту же реакцию, так и из раздражения, вызванного вероятным направлением этих мыслей. Скорей всего, они окажутся не очень-то лестными.
- Почему надеешься? – наконец, спросил Йоджи. – Думаю, тебе понравилось бы делать это со мной.
Эх, Кудо... Как много есть вещей, которые мне понравилось бы делать с тобой. Хочешь список?
Шульдих пожал плечами.
- Ну, тебе-то это явно не нравится. А я не хочу, чтобы ты избегал меня, думая, что каждый раз, как я окажусь рядом, ты можешь оконфузиться, - недовольно объяснил он.
- С каких это пор тебе не похер, что нравится другим? И почему ты не хочешь, чтобы я тебя избегал? – поинтересовался Йоджи, по-прежнему не отходя от двери ванной.
- Не будь мудаком, - огрызнулся Шульдих. – Мы оба знаем, что ты знаешь, что мне... одиноко. Боже, Кудо, я не так уж часто просыпаюсь в чьих-то объятиях. И даже если такое происходит, я по пальцам одной руки могу пересчитать случаи, когда это был кто-то, кого я действительно хотел бы видеть, кто-то, кто был мне... дорог, - он запнулся и опустил глаза.
С минуту в комнате было тихо, и Шульдих слышал шаги над их головами. Ему не нужно было пользоваться даром, чтобы понять, что это Кен, потому что Йоджи говорил, что бывший футболист живет над ним. Кен прошелся по комнате и уронил стул, пока Шульдих мысленно проклинал себя за то, что не смог удержать язык за зубами. Он слишком много времени провел в этих снах об Аске, привыкнув к привязанности Йоджи и к тому, что можно выражать ему ответную привязанность, не опасаясь вызвать подозрения.
Нужно было ограничиться снами. К черту Кроуфорда. Как только он сумеет одеться и выйти отсюда, тут же купит...
Йоджи медленно пересек комнату, так что его босые ступни оказались в поле зрения Шульдиха. Потом матрац чуть прогнулся, когда японец сел на край кровати.
- Я... и правда знаю, что ты одинок, - тихо признался он. Шульдих упорно смотрел в пол, не совсем уверенный в том, что происходит. – Мне тоже одиноко. И... Кен сказал, что, раз мы больше не Вайсс, у меня нет причин... ну, не так уж много причин быть... враждебным к тебе, - в качестве подтверждения Йоджи слегка прикоснулся рукой к плечу Шульдиха.
Кенкен, я беру обратно почти все гадости, которые думал о тебе.
- Загвоздка в том, что меня не... привлекают парни, - медленно продолжил Йоджи.
Он помолчал в ожидании ответа. Шульдих прикусил язык. Иногда все-таки получалось держать его за зубами, если сосредоточиться.
– Как бы там ни было, - договорил Йоджи, - думаю, это не означает, что мы не можем... быть... друзьями, типа того.
Произнося этот маленький монолог, он бездумно поглаживал Шульдиха по спине.
- Друзьями, да? – задумчиво повторил Шульдих. – Пожалуй, можно попробовать.
Что ж, Кудо, если ты предпочитаешь называть это так, я не собираюсь указывать, где сейчас твоя рука.
Скользнув напоследок кончиками пальцев по пояснице немца, Йоджи убрал руку.
- Ну... ладно, - пробормотал он. – Странно, но... ладно.
- И не говори, - фыркнул Шульдих. – Людей, с которыми я проводил время, не рассчитывая на секс, я тоже могу пересчитать по пальцам одной руки.
- Тогда зачем тебе проводить время со мной? – с любопытством спросил Йоджи.
Потому что в глубине души ты действительно хочешь секса со мной, и рано или поздно я заставлю тебя это признать.
- Потому что... наверно, ты мне нравишься, вроде того, - пробормотал Шульдих. - Не знаю. Ты жил в моей голове и узнал меня... довольно неплохо. И ты не убежал с криком, а такое тоже случается нечасто.
- Я понимаю, о чем ты, - задумчиво ответил Йоджи, откинувшись назад, на укрытые одеялом ноги Шульдиха. – Ты узнал меня так же хорошо, как я тебя. Странно, но в каком-то смысле ты знаешь меня даже лучше, чем мои ближайшие друзья... Некоторые вещи, которых они не понимают, тебе не приходится даже объяснять, и... мне просто... спокойно рядом с тобой.
- Кстати, о спокойствии, - вздрогнув, заметил Шульдих. – Мне бы лучше одеться и пойти домой, пока кто-нибудь из твоих приятелей-цветочников не заглянул и не получил сердечный приступ.
- Кен не получит, - отмахнулся Йоджи. – Оми... ну, он тебя и правда недолюбливает, по очевидным причинам. Знаешь, ты поступил с ним как настоящий ублюдок. Так что, может, тебе действительно лучше уйти. Можешь принять душ. Рубашку дать? Твоя вчера... вроде как испачкалась, - Йоджи чуть сморщил нос, кивком указав на кучу одежды в углу.
- Я что, проблевался на нее? – с любопытством спросил Шульдих.
- Нет, - отрезал Йоджи. – Если бы ты проблевался в моей машине, то уже никогда бы не проснулся.
Шульдих усмехнулся.
- Полезно узнать границы всей этой дружбы, - заявил он, выползая из постели. Йоджи отвел глаза и слегка покраснел. Шульдих хохотнул. Для пущего веселья он не присел, подбирая одежду, а наклонился, наблюдая между своих раздвинутых ног, как Йоджи смотрит на него с каким-то опасливым очарованием.
Шульдих выпрямился, держа в руках воняющую дымом и пивом одежду. Не очень-то приятно будет надеть ее после душа. Решив, что примет душ дома, он начал натягивать узкие кожаные брюки, насмешливо поглядывая на Йоджи, который изо всех сил старался не смотреть.
О да, тебя совсем не привлекают парни, Кудо. Я все знаю о твоем маленьком эксперименте с Кен-куном, о твоих сомнениях... Я знаю о тебе то, чего ты и сам не знаешь.
Шульдих натянул через голову грязную синтетическую рубашку, и вся его веселость мгновенно улетучилась, когда волосы поднялись, как облако, наполовину прилипнув к лицу.
Статическое электричество. Проклятие всей его жизни. «Самое время», - раздраженно подумал он, пытаясь обуздать волосы или хотя бы убрать их с лица и чувствуя, как Йоджино возбуждение и неловкость уступают место насмешке.
- Дурацкие волосы, - пробормотал Шульдих. – Надо их обрезать.
- Не смей, - строго предупредил Йоджи, погрозив пальцем.
Шульдих удивленно взглянул на него. Йоджи немного покраснел, но выдержал взгляд.
– Мне нравятся твои волосы, - с вызовом произнес он, явно ожидая в ответ какой-нибудь колкости.
Шульдих с минуту обдумывал это, потом слегка улыбнулся.
- Спасибо, - сказал он. – Тогда не обрежу.
Йоджи что-то пробурчал в знак согласия, очевидно, сбитый с толку таким ответом.
- Знаешь, как друг я, пожалуй, должен сказать тебе, что розовый – не твой цвет, - добавил он, помолчав.
Шульдих поднял голову, надевая туфли, и на этот раз не смог сдержать ухмылку.
- Для человека, которого не привлекают парни, Йоджи-кун, ты уделяешь слишком много внимания моей внешности, - протянул он.
Йоджи нахмурился.
- Ну, мне ведь нужно поддерживать репутацию, - небрежно заметил он. – Если меня будут видеть с тобой, то ты должен выглядеть хорошо.
- Вот как? – отозвался Шульдих, не отрывая взгляда от Йоджи, пока выпрямлялся и поправлял облегающую рубашку, разглаживая ткань на теле.
Йоджи прочистил горло и скрестил ноги под полотенцем.
- Да, ну, иди уже, чтобы я мог одеться, - пробормотал он.
- Как скажешь, Кудо, - легко согласился Шульдих.
Особенно теперь, когда я знаю, что мы связаны, так что я могу без труда разыскать тебя, когда захочу. И ты тоже будешь рад видеть меня.
- Увидимся, - сказал Йоджи, когда Шульдих открыл дверь.
- Еще бы, - ответил Шульдих, усмехнувшись и подмигнув. Перед тем, как закрыть дверь, он еще успел увидеть ошарашенное выражение на лице Йоджи, который словно бы не мог решить, кто вышел победителем в этой встрече и что в точности подразумевает дружба с Шульдихом.
Хохотнув, немец спустился по лестнице и направился обратно к клубу за своей машиной. Он и не заметил, как прошло похмелье, захваченный удивительными событиями этого утра.
Жизнь налаживалась.

9.
- Знаешь, Йоджи, я не уверен, что это хорошая идея, - пробормотал Кен, наверно, в сотый раз с того момента, как они вышли из дома.
Йоджи усмехнулся, обернувшись через плечо:
- Поздно, Кенкен, мы уже пришли.
Кен остановился, удивленно глядя на сверкающую неоном вывеску клуба. Изнутри доносилась музыка – тяжелая пульсация басов, от которой стены, казалось, дрожали. Очередь жаждущих попасть внутрь протянулась от дверей клуба до конца квартала, скрываясь за углом. Всю эту массу сдерживали два огромных мрачных охранника, одинаково невосприимчивые к угрозам, уговорам и деньгам. Очередь состояла в основном из ровесников Йоджи, одетых «на поражение».
Так же, как и сам Йоджи. Он нарядился в черные брюки с низкой талией, льнувшие к телу, как приклеенные, и черную же куртку, полы которой заканчивались на уровне нижних ребер. Разнообразия ради живот его сегодня был прикрыт обтягивающим золотистым топом, сшитым из полупрозрачной сетки, который выглядел, как краска для тела. В соответствии с Йоджиным чувством стиля, Кену пришлось натянуть синюю безрукавку из спандекса и серебристые льняные брюки, принадлежавшие другу и смотревшиеся несколько нелепо на более плотном и коренастом Хидаке – хотя Йоджи и заявил, что так даже лучше. К счастью, брюки хотя бы были не такими обтягивающими, как у Кудо.
Кен неловко переступил с ноги на ногу, когда Йоджи с довольной покровительственной усмешкой в очередной раз оглядел его.
- Отлично, черт побери, - объявил блондин, поправив локон темных волос, каким-то чудом выбившийся из прически Хидаки, несмотря на устрашающее количество нанесенного геля. Кен не совсем представлял, что сотворил Йоджи с его волосами, превратив обычную растрепанность в «художественный беспорядок», но тот казался вполне довольным результатом.
Кен снова взглянул на вывеску и задал себе вопрос, что он здесь делает. Он не привык проводить время в подобных заведениях. Ставшие нередкими после расформирования Вайсс свободные вечера Кен обычно коротал перед телевизором или за книгой, что было хотя и не самым захватывающим развлечением, зато отличным отдыхом. По крайней мере, так он считал.
Но когда Йоджи вытащил его из комнаты и повел к себе, чтобы одеть и вывести «в свет», Кен не слишком сопротивлялся. Сначала. Мысль о том, чтобы окунуться вместе с Йоджи в ночную жизнь Токио, показалась ему интересной. К тому же было приятно, что спутником для своей дурно пахнущей экспедиции Кудо выбрал именно его, Кена. За пределами магазина они не слишком много времени проводили вместе, и младшие Вайсс с волнением ожидали того дня, когда Йоджи, как и Айя, покинет их, чтобы начать самостоятельную жизнь.
Но когда Йоджи заставил его перемерить чуть ли не все содержимое своего шкафа в поисках подходящего наряда, энтузиазм Кена постепенно начал угасать. А когда, в конце концов, стараниями друга он был приведен в такой вид, что с трудом узнал себя в зеркале, одна мысль о том, чтобы выйти из дома, заставила его покраснеть. Кен уже готов был метнуться обратно и искать убежища в своей комнате, но Йоджи был неумолим. А Йоджи умел быть упрямым до такой степени, какая Айе даже и не снилась, хотя бы потому, что просто пропускал мимо ушей любые протесты по поводу своих планов – в отличие от Айи, который склонен был сначала выслушивать, а уж потом игнорировать. Не обращая внимания на нервозные попытки Хидаки отговориться от прогулки, Йоджи выволок краснеющего парня за дверь, швырнул в машину и рванул к центру таким – по убеждению Кена - намеренно запутанным маршрутом, что тому пришлось оставить надежду вернуться домой самостоятельно.
И вот теперь он стоял у входа в, очевидно, очень популярный клуб, одетый как человек, который привык ходить в такие места, рядом с человеком, который действительно привык ходить в такие места и у которого, как Кен слишком хорошо знал, было довольно извращенное чувство юмора.
- Скажи, что ты не придумал все это специально, чтобы унизить меня, - потребовал он.
- Кенкен... Разве я мог бы так поступить с тобой? – Йоджи выглядел совершенно потрясенным таким предположением.
- Да, - проворчал Кен, сам немного смущенный своими подозрениями.
Йоджи ухмыльнулся и пожал плечами:
- О’кей, я мог бы, - согласился он. – Но это не то, что я собираюсь сделать с тобой сегодня.
- Тогда что ты собираешься сделать со мной? – с беспокойством спросил Кен.
Йоджи негромко рассмеялся, обняв друга за обнаженные плечи и махнув другой рукой в сторону гудящей толпы:
- Показать тебе, что есть жизнь и без Айи Фудзимии, - сообщил он, любовно взъерошив волосы Хидаки. Потом нахмурился и прицокнул языком, осматривая испорченный результат долгих стараний. Потянул несколько застывших от геля прядей, наконец, пожал плечами и усмехнулся. – Ты производишь «небрежное» впечатление, Кен-кун.
- Я не уверен, что это комплимент, - пробормотал Кен. Йоджи снова рассмеялся и потащил его к началу очереди, где, как черная дыра, зиял вход в клуб, периодически всасывая счастливчиков, которым повезло соответствовать неизвестным критериям охранников.
- Йоджи, пусти, - проворчал Кен, тщетно пытаясь вырвать руку из железной хватки друга. – Они ни за что не впустят меня...
- Конечно, впустят. Ты ведь со мной, - ободрил Йоджи, продвигаясь вперед, пока не врезался в протянутую руку одного из охранников.
Мужчина держал папку, которая в его огромной руке скорей напоминала записную книжку.
- Имя? – потребовал он голосом, перекрывающим грохот басов, доносившийся изнутри.
- Йоджи Кудо, - спокойно ответил Йоджи.
Охранник даже не взглянул в папку.
- Нет в списке, - объявил он, на что несколько страждущих, которых Йоджи оттолкнул по пути к входу, ответили громким улюлюканьем.
Йоджи удивленно моргнул, совершенно сбитый с толку неожиданным отказом.
- Может, вы не расслышали? – повторил он громче. – Меня зовут Йоджи Кудо.
- Нет в списке, - бесстрастно повторил охранник. По крайней мере, настойчивость Йоджи не раздражала его, но Кен не знал, сколько продлится такое добродушие. Он рванул запястье, все еще удерживаемое блондином.
- Хватит, Йотан, пойдем куда-нибудь в другое место.
- Нет, - раздраженно огрызнулся Йоджи. – Я бывал здесь много раз и не понимаю, почему он не узнает мое имя сегодня, это... – он внезапно замолчал и взглянул на Кена. – Сукин сын знает, что я пришел с тобой...
- А? Кто? Что? – пробормотал Кен, но Йоджи уже снова повернулся к охраннику.
- О’кей, значит, не Йоджи, и, очевидно, не Йотан... что же еще... ах ты, мерзкий злобный ублюдок... – Кудо ущипнул себя за переносицу и испустил вздох, полный неприкрытого раздражения. Охранник непоколебимо возвышался перед ними.
- Меня зовут... ЙоЙо, - выдавил Йоджи, слегка покраснев.
«ЙоЙо?!» - изумился Кен.
- ЙоЙо...? – вопросительно повторил охранник.
Йоджи еще раз тяжело вздохнул, признавая поражение.
- ЙоЙо... Катцхен(*), - пробормотал он. Кен подавился воздухом, и Йоджи злобно сверкнул на него глазами. Охранник отступил в сторону.
- Входите, Катцхен-сан, - пригласил он. Толпа недовольно зашумела. Йоджи триумфально улыбнулся и гордо шагнул вперед, по-прежнему таща за собой Кена.
Оказавшись внутри, блондин выпустил запястье Хидаки, и тот сразу же сердито скрестил руки на груди. Йоджи оглядывал до предела заполненное тускло освещенное помещение, очевидно ища, на ком бы сорвать злость.
- ЙоЙо... Ка... ту... шен? – медленно выговорил Кен, осознавая, что обрек себя вынести тяжесть Йоджиного гнева, но не в силах сдержаться. Кроме прочего, странное имя чертовски заинтриговало его.
- Не спрашивай, - огрызнулся Йоджи. – Клянусь, однажды я... – он отвернулся, протискиваясь сквозь толпу, и Кен поспешил за ним, совершенно не желая потеряться здесь, тем более что не имел ни малейшего понятия, как вернуться домой.
- ЙоЙо я еще могу понять, - на ходу продолжил он. – Но... Катушен?
- Катцхен, - отрезал Йоджи. – Это по-немецки.
- Что это значит? – спросил Кен, невольно ухмыляясь при мысли о различных интересных обстоятельствах, при которых Йоджи мог получить такое имя.
- Кот, - ответил Йоджи. – Может, уже сменим тему?
- Конечно, конечно, ЙоЙо-кун, - охотно согласился Кен. Развеселившись, он уже не чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как на улице, даже несмотря на снующих вокруг полуобнаженных пьяных потных людей, грохочущую музыку и мелькание огней. Йоджи внезапно остановился, толкнув его на низкий диван в полутемном углу. Кен поднял голову и заметил худую долговязую фигуру, выскользнувшую к ним из толпы и обвившуюся, как змея, вокруг Йоджи. Блондин закатил глаза, но на его губах мелькнула тень улыбки, когда он развернулся в тесных объятиях, оказавшись лицом к лицу с новоприбывшим.
Вначале Кен подумал, что это высокая женщина – из-за длинных волос – но когда загадочная фигура мурлыкнула что-то на немецком прямо в ухо Йоджи, он тут же догадался, кто это.
- Потанцевать с тобой? – недоверчиво переспросил Йоджи, хотя его руки уже легли на бедра медленно покачивающемуся в такт музыке Шульдиху. – Радуйся, что я не врезал тебе за тот трюк на входе.
Шульдих снова сказал по-немецки что-то, что заставило Йоджи застыть с раскрытым ртом. Из-за полумрака Кен не смог разглядеть, покраснел ли Кудо, но что-то в его выражении лица наводило на эту мысль. Пока Йоджи приходил в себя, Шульдих воспользовался возможностью еще теснее прижаться к нему, и тот начал почти неосознанно раскачиваться в одном ритме с движениями немца.
Кен подумал, не лучше ли ему снова отвернуться, как тогда в больнице. Каждый из двоих по отдельности способен был зажечь, но вместе... Хидака почувствовал, что щеки у него горят.
Но прежде чем он успел по-настоящему смутиться, Йоджи схватил Шульдиха за руку и мягко оттолкнул от себя.
- Я когда-нибудь объясню тебе разницу между партнером по танцам и целлофановой оберткой, - насмешливо сообщил он рыжему.
Шульдих ухмыльнулся в ответ:
- Если ты думаешь, что есть какая-то разница, значит, у тебя не было настоящего партнера по танцам, - самодовольно заметил он, переходя на японский.
Йоджи снова закатил глаза и отступил чуть подальше.
- Веди себя прилично, - предупредил он. – Я сегодня не один.
В подтверждение своих слов он уселся на диван рядом с Кеном. Тот нервно улыбнулся, когда немец с легкой усмешкой повернулся к нему.
- Я заметил, что ты привел своего дружка, - протянул Шульдих, окинув Хидаку взглядом, который можно было счесть как грубым комплиментом, так и утонченным оскорблением. Кен слегка поежился, затем нахмурился и выпрямился. С чего это он должен позволять немцу запугивать себя? Он решительно поднял голову, и Шульдих рассмеялся, восхищенный воинственным выражением его лица. Напряжение, которого Кен даже не осознавал до этого момента, спало, когда Шульдих развалился в кресле напротив японцев.
- Классный прикид, Хидака, - нейтрально заметил он, окинув Кена еще одним взглядом, который, однако, больше не казался двусмысленным.
- Ты, эээ... тоже хорошо выглядишь, - вежливо ответил Кен, внезапно снова занервничав.
Это была чистая правда. Шульдих действительно выглядел хорошо. Он был весь в черном. Кожаный жилет с заклепками, на шнуровке спереди, открывал шею и плечи, чуть более мускулистые, чем у Йоджи. Предплечья были стянуты кожаными браслетами, в которых, при наличии длинных рукавов, можно было скрыть нож. Кен подумал, использовались ли они когда-нибудь для этой цели. Потом ему стало интересно, использовались ли они для этой цели сегодня.
- Не беспокойся, Кен-кун, я безоружен, - мурлыкнул Шульдих, усмехнувшись абсолютно не-ободряюще.
Ага, конечно, спокойно подумал Кен, и увидел, как губы немца дрогнули в ответ. Шульдих подмигнул и пробормотал что-то на немецком, обращаясь к Йоджи. Поскольку Кен не понимал этого языка, он продолжил рассматривать рыжего.
Непослушные волосы Шульдиха частично сдерживала полоска серебристой ткани, концы которой спадали на одно плечо вместе с каскадом огненных прядей. Искусственное освещение клуба немного приглушало яркость этих волос. Немец положил подбородок на руку, обернувшись к Йоджи, и оба трещали, как старые кумушки, на этом не поддающемся расшифровке гортанном языке. Рассматривая профиль рыжего, Кен заметил, как уголок широкого рта чуть приподнялся от удивления или удовольствия. Лицо немца казалось каким-то более мягким, резкие черты – более расслабленными, менее... Сардоническими, подумал Кен, слегка улыбнувшись. Это слово отлично подходило Шульдиху.
Немец быстро взглянул на Кена и ухмыльнулся, очевидно, услышав мысль. Кен почувствовал, что снова краснеет, оттого что его застали за рассматриванием.
- Я пойду за выпивкой. Вы, парни, хотите чего-нибудь? – спросил Шульдих, грациозно поднимаясь и потягиваясь всем своим стройным телом.
- Пива было бы неплохо, - с надеждой отозвался Кен. Йоджи повторил его заказ, и Шульдих, кивнув, скрылся в толпе.
В тот момент, когда он отвернулся, Кен, наконец, заметил еще одну деталь его костюма.
- Йоджи? – тихо спросил Хидака, завороженный зрелищем. – На нем что, действительно виниловые штаны?
- М-мм, - рассеянно пробормотал Йоджи, все еще глядя туда, где только что был немец, как будто ожидая, что тот вновь появится на прежнем месте.
Кен задумчиво закусил губу, снедаемый любопытством. Было совершенно очевидно, что Кудо и Шульдих сталкиваются в подобном заведении не в первый раз, и, учитывая, что Йоджи сказал телепату о том инциденте на входе...
Интересно, как долго они встречаются здесь тайком?
И тайком ли? Йоджи склонен был держать свои увлечения при себе, но это не означало, что он не сказал бы своим друзьям... если бы они спросили. Кену просто не приходило в голову спросить, не проводит ли Йоджи вечера в ночных клубах с Шульдихом вместо бесконечного парада женщин, о которых привыкли слышать Вайсс.
- Ну, так... и часто вы здесь встречаетесь? – поинтересовался Хидака, решив, что лучше поздно, чем никогда.
Йоджи обернулся с ничего не выражающим лицом, потом растерянно моргнул и виновато улыбнулся:
- Извини, Кен, я отвлекся. Что ты сказал?
«Да, и на что же ты отвлекся?» - слегка нервозно подумал Кен. У него были подозрения насчет странной рассеянности друга на протяжении последних месяцев, но то, что Йоджи встречается с Шульдихом, только подтвердило, что происходившее с ним имеет прямое отношение к телепату. Кен мысленно выругал себя за то, что когда-то посоветовал Йоджи найти рыжего.
Но Йоджи казался таким... потерянным после возвращения в собственное тело. Как будто что-то осталось нерешенным между ним и Шульдихом. Кен испытал огромное облегчение оттого, что им не пришлось сражаться со Шварц в той последней битве в офисе Такатори. Он не представлял себе, как это повлияет на Йоджи, если ему придется драться с Шульдихом. Он вообще не был уверен, что Йоджи сможет. И не знал, что станет с другом, если тому придется убить Шульдиха.
Но теперь Кен задумался о том, что, возможно, это было бы к лучшему. Может, Шульдих имеет какую-то власть над Йоджи, а Кен, сам не зная, подтолкнул друга навстречу опасности с распростертыми объятиями...
«Не соглашусь насчет распростертых объятий, Кен-кун», - заметил знакомый гнусавый голос в его голове. Кен слегка вздрогнул, и Йоджи странно взглянул на него, вытаскивая сигареты. В ответ на Хидакину взволнованную улыбку он покачал головой, зажег сигарету и глубоко затянулся, а потом медленно выпустил дым из ноздрей.
«Ты где? – подумал Кен как можно громче. – Почему ты разговариваешь в моей голове?».
«Орать не обязательно, - сварливо заметил Шульдих. – Я жду выпивку, и мне скучно».
«Тогда почему ты не поговоришь с Йоджи?» - с любопытством спросил Кен.
Он почувствовал, что Шульдих мысленно вздрогнул.
«Ну... вообще-то... на самом деле для нас обоих лучше, если я буду как можно меньше прикасаться к его сознанию. Особенно на публике».
«Почему?» - поинтересовался Кен.
«Ээ... Пожалуй, на этот вопрос я не буду отвечать, - осторожно сказал Шульдих. – Итак, Кен-кун, что такой славный парень как ты делает в таком паскудном месте как это?».
«Спроси Йоджи, - раздраженно подумал Кен. – Это он притащил меня сюда».
- О’кей, - согласился Шульдих, внезапно появляясь из толпы с тремя бутылками пива. Две он поставил на столик, а из третьей сделал большой глоток, одновременно подталкивая Йоджи затянутым в блестящий винил коленом, чтобы отвоевать себе немножко места на угловом диване. Йоджи закатил глаза, но послушно подвинулся. Шульдих плюхнулся рядом и фамильярно прислонился к нему.
Кен удивленно взглянул на друга, но тот ничуть не казался обеспокоенным близостью немца. Более того, Йоджи и сам придвинулся к Шульдиху, для большего удобства закинув руку ему на плечи.
Кен слегка нахмурился. Он никогда не видел, чтобы Йоджи был так близок с кем-то, включая всех его многочисленных женщин, и чертовски хорошо знал, что тот никогда не был так близок с парнями. Даже когда он поддразнивал Кена с Оми, телесный контакт всегда был быстрым и мимолетным. Шульдих же выглядел так, словно расположился надолго, и Йоджи ничуть не возражал.
«Это вроде как последствие с того времени, когда он застрял в моей голове, - объяснил Шульдих, встретив озадаченный взгляд Кена серьезными изумрудными глазами. – Нам обоим просто... очень удобно рядом друг с другом. Удобней, чем по отдельности».
Это не особенно успокоило Кена.
Но Йоджи не выглядел несчастным...
- Итак, ЙоЙо, зачем ты привел с собой Кенкена? – вдруг спросил Шульдих. Кен помрачнел, услышав свое прозвище. Оно до смерти надоело ему в устах товарищей по команде, а теперь и Шульдих туда же?
- Ну, Шушу... - задумчиво протянул Йоджи, ухмыляясь. Шульдих недовольно взглянул на него и сунул руку ему под куртку. По расположению этой руки, а также по внезапно исказившемуся лицу Йоджи и потоку сдавленных ругательств Кен догадался, что сосок блондина подвергся жестокому нападению. Он сочувственно поежился.
- Сука, - выпалил Йоджи.
Шульдих что-то прорычал в ответ.
- Хрен с тобой, - пробормотал Йоджи, глотнув пива, чтобы успокоиться. – Я решил, что Кену хватит хандрить. Конечно, мне нравился Айя, но придурок свалил, и раз он оказался слишком тупым, чтобы понять, от чего отказывается, то пусть идет лесом. Кен не пропадет.
- Думаешь? – усмехнулся Шульдих, с любопытством разглядывая снова покрасневшего Кена.
- Уверен, - заявил Йоджи. – Он хороший парень, работящий и... не знаю, серьезный, что ли... и, кроме того, чертовски сексуальный... – похоже, Йоджи собирался продолжить расписывать Хидакины достоинства, в то время как Шульдих изучал Кена внезапно похолодевшими изумрудными глазами.
- Правда? – тихо переспросил немец, и его взгляд заставил Кена нервно сглотнуть. Шульдих слегка подвинулся, каким-то образом умудрившись еще теснее прижаться к Йоджи. Было что-то вызывающее и в его позе, и в брошенном на Кена еще одном злобном взгляде.
- Точно! – охотно подтвердил Йоджи, очевидно, не замечая напряжения между парнем, уже практически сидевшим у него на коленях, и другом, всерьез намеревавшимся вскочить и убежать, не заботясь о том, как вернуться домой. – Он, конечно, не в моем вкусе, но он симпатичный. Как ты думаешь? Ты лучше разбираешься в этом, чем я.
Напряжение спало так резко, как будто повернули выключатель. Шульдих оторвал от Кена замораживающий взгляд и недовольно посмотрел на Йоджи.
- Какое же ты трепло, Кудо. Ты так же хорошо разбираешься в мужской привлекательности, как и я, - раздраженно заявил он.
Йоджи молча закатил глаза. Шульдих медленно обернулся к Кену, на этот раз с задумчивой усмешкой.
- Но должен согласиться, Кен-кун действительно очень сексапильный, - протянул он. Легкая улыбка на лице Йоджи стала немного натянутой. – Ему идет синее. Это ты его одевал, Йоджи-кун? Я уверен, это было приятно. Я бы не отказался стащить этот спандекс с его гладкой кожи... Она кажется такой мягкой... и теплой... Ты помогал ему натянуть брюки? Я бы хотел взять язычок молнии в зубы и...
- Ладно, мы поняли, - оборвал Йоджи, резко отталкивая Шульдиха и вставая. Он пробормотал что-то насчет следующей порции пива и быстро удалился.
Шульдих снова повернулся к Кену и хохотнул.
- Не верь в эту историю насчет пива. Пошел дрочить в туалете, - с ухмылкой сообщил он.
Кен нахмурился, пытаясь отогнать не то чтобы неприятные видения, вызванные словами немца.
- Ты специально прогнал его? – поинтересовался он, вместо того чтобы озвучить вертевшийся на языке вопрос: «Взять язычок молнии в зубы и – что?».
Шульдих пожал плечами, очевидно, нисколько не озабоченный уходом Йоджи.
- А, если ему нравится задавать жару, пусть не жалуется, когда ему отвечают тем же, - решительно заявил он.
Кен внимательно взглянул на немца, еще раз прокручивая в памяти недавний диалог, и понимающе улыбнулся.
- Вы еще не трахались, - заключил он.
Шульдих удивленно взглянул на него, потом устало вздохнул.
- Нет, - с досадой признал он. – Каждый раз, когда мы оказываемся слишком близко, он вдруг вспоминает, что на самом деле парни не нравятся ему так. Какая чушь! Я думал, у него это пройдет, но он такой... упрямый! Я с ним с ума сойду: иногда он почти что отвечает, но в следующую минуту снова сбегает и... Аргх! Очень мне надо тратить на него время! Вокруг куча людей, которые не заставят ждать, пока решат, хотят они меня или нет, - громко пожаловался Шульдих.
«Какого черта он мне все это рассказывает? – подумал Кен, удивленный таким откровенным заявлением. – Мы даже не знаем друг друга. Мы дрались несколько раз, и потом была эта странная история с Йоджи, но...».
- Ты сам заговорил о сексе, - проворчал телепат, смерив его недовольным взглядом.
- Ээ, да, правда... прости. Мне просто пришло в голову, что вы оба ведете себя, как... – Кен смущенно замолчал.
- Как? – с интересом спросил Шульдих.
- Ну, так, как будто вы оба хотите друг друга, но ни один из вас не уверен в своих... притязаниях. Это та стадия... отношений, когда ревнуешь, подозреваешь и нервничаешь из-за любой мелочи, потому что еще точно не уверен в том, как к тебе относятся, - попытался объяснить Кен.
- Правда? – удивленно переспросил немец.
Кен кивнул.
- Хм, - задумчиво пробормотал Шульдих.
Кен озадаченно взглянул на него. Конечно, он не слишком хорошо знал Шульдиха, но вспыльчивый немец никогда не казался ему человеком, способным по-дружески болтать о своих отношениях с бывшим врагом.
- Ну, вся разница в слове «бывший», - заметил тот.
- Ты не мог бы подождать, пока я скажу что-то вслух, прежде чем отвечать мне? – огрызнулся Кен. То, как телепат отзывался на его мысли, начинало раздражать, если не откровенно нервировать.
- Извини, - без малейшего раскаяния сказал Шульдих. – Я не нарочно. Я просто не всегда могу различить, сказал ты или только подумал, если специально не вслушиваюсь.
- Почему ты такой... приветливый со мной? – резко спросил Кен. – Зачем ты мне все это объясняешь?
Шульдих удивленно взглянул на него, потом насмешливо улыбнулся.
- Потому что ты ценишь искренность, - ответил он. – Тебе нравится, когда люди ведут себя открыто. Ты уже не доверяешь так легко, как раньше, что с твоей стороны очень разумно, но из-за этого на тебя труднее произвести впечатление. Обычно я не утруждаюсь объяснять свое поведение, но хочу, чтобы ты, по крайней мере, поверил, что я не замышляю вреда Йоджи.
- Какая тебе разница, что я думаю о тебе? – озадаченно спросил Кен.
- Никакой, - беспечно согласился Шульдих. – Но ты – лучший друг Йоджи, а ему-то как раз есть разница, что ты обо мне думаешь. Вот зачем он привел тебя сюда. Отчасти. Вся эта хандра из-за Айи тоже начала его беспокоить. Но в основном он хотел, чтобы мы с тобой встретились в... обстановке, насколько возможно приближенной к нормальной, скажем так. У него много сомнений насчет нашей с ним... дружбы, поэтому он решил предоставить это тебе. По сути, ты можешь серьезно испортить мне жизнь, если у меня не получится убедить тебя, что я не совершенно законченный ублюдок.
- То есть, если я решу, что ты не подходишь Йоджи, ты оставишь его в покое? – недоверчиво спросил Кен.
- Нет, конечно, - признался Шульдих. – Но... если ты решишь, что я тебе не нравлюсь, и скажешь Йоджи, что ему не следует общаться со мной... Ну, думаю, он все равно будет, но он не сможет чувствовать себя по-настоящему спокойно. Не сможет быть счастливым. Все дело в этой вашей дружбе. Если он будет знать, что ты не одобряешь, то никогда не перестанет сомневаться, и все это закончится для меня такой головной болью, какую ты и представить себе не можешь.
- Так... ты хочешь мне понравиться? – неуверенно уточнил Кен.
Шульдих пожал плечами и отвернулся, глядя на танцующих. Кен заметил, что он опять напрягся, и подумал, что никогда еще не видел Шульдиха таким взволнованным, как сегодня. Даже посреди битвы тот всегда был расслабленным и уверенным в себе. А вот сейчас нервничал.
- Ты... ты спас Йоджи жизнь, - медленно проговорил Кен, наблюдая за Шульдихом.
Немец снова пожал плечами, по-прежнему не оборачиваясь.
- Если бы я не пытался убить его, то сам не оказался бы в опасности, - небрежно бросил он.
- Йоджи тоже пытался убить тебя, - возразил Кен. – И в тот день в больнице... ты мог убить его, и очень легко. Я помню, какой хрупкой была его... нить, или что оно там такое... она едва выдерживала. Ты мог оборвать ее. Тогда бы он умер.
- Да, но он также мог бы остаться в моей голове навсегда, - заметил Шульдих, небрежно махнув рукой.
Кен вспомнил тот день, вспомнил, что Шульдих и тогда сказал ему что-то подобное. И еще вспомнил, к какому выводу пришел сам. Ты не о себе беспокоишься, а о нем.
Шульдих с любопытством взглянул на него, вероятно, услышав эту мысль.
- У Йоджи проснулась внезапная любовь к немецкой металлической и техномузыке, - сообщил Кен.
Шульдих вздрогнул.
- Прости... Я люблю громкую музыку. По возможности, ту, которая раздражает Брэда, - объяснил он.
- Значит, он... перенял это у тебя? – уточнил Кен.
- Скорей всего, да, если раньше ему такая музыка не нравилась. Я лично вдруг обнаружил в себе пристрастие к земляничному шампуню. Я всегда брал тот, что ближе стоял на полке, но теперь это должен быть только земляничный... – Шульдих вздохнул, закатив глаза.
Кен невольно усмехнулся в ответ. Йоджи всегда пользовался земляничным шампунем. Хидака вечно дразнил его, считая, что земляника – не очень-то мужской запах, но Йоджи он почему-то очень нравился.
Очевидно, изменениям подверглись обе стороны. Йоджи тоже повлиял на вкусы Шульдиха. Это немного успокоило Кена.
- Какие у тебя намерения насчет Йоджи? – резко спросил он, ощущая себя не столько другом и коллегой, сколько отцом.
Шульдих усмехнулся, весело и чуть удивленно.
- Ну, я мог бы сказать, что намерен оттрахать его так, чтобы он ходить не смог... или наоборот, в зависимости от того, что он предпочтет. Но сомневаюсь, что это поможет мне получить печать «Одобрено. Кен Хидака», - насмешливо заметил немец. Кен кивнул. – Что ж, пожалуй... даже и не знаю, Кенкен. Он... нравится мне. Рядом с ним мне хорошо. Меня влечет к нему. Я не хочу причинить ему боль или что-нибудь вроде этого, и не буду давить на него... слишком сильно, - Шульдих умолк и раздраженно вздохнул. – Я не провидец, не спрашивай меня, что будет, - пробормотал он. Потом прикончил свое пиво и встал, указывая на почти пустую бутылку Кена. – Будешь еще?
- Конечно, - сказал Кен. Шульдих кивнул и снова скрылся в толпе.
Через минуту появился Йоджи. Он сел и снял куртку, бросив ее на сиденье рядом с Кеном. Золотистый топ скользнул по его мускулистой груди, когда Йоджи закинул руки на спинку дивана.
- Ну... – небрежно спросил он. – Что думаешь?
- Насчет чего? – невинно осведомился Кен.
Йоджи с легким недовольством посмотрел на него, а потом снова отвернулся в сторону танцпола, в точности как Шульдих несколько минут назад.
- Кто-нибудь приглянулся? – поинтересовался он, окинув взглядом несколько ближайших к их столику извивающихся тел.
Кен пожал плечами, проследив за его глазами. Не то чтобы ему хотелось кого-то искать. Во-первых, это не то место, где действительно можно с кем-нибудь познакомиться, а во-вторых... ну, Йоджи мог считать, что Кену хватит думать об Айе, но сам Кен намерен был продолжать делать это, по меньшей мере, в ближайший месяц. Конечно, встреча с Юрико помогла ему пережить потерю Казе, но Айя... с Айей все было... по-другому.
- Шульдих думает, что ты привел меня сюда, чтобы я его оценил, типа того, - сообщил он другу.
Йоджи замер.
- С чего он взял такую чушь? – спросил блондин немного слишком небрежно.
Кен мысленно усмехнулся. Шульдих, при всех его недостатках, отлично понимал ход Йоджиных мыслей. Что было вовсе не удивительно.
- Да, вот и мне кажется, что ты достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения. Зачем тебе мое мнение? – беспечно заметил Кен.
- Точно. Я взрослый человек, - решительно подтвердил Йоджи, зажигая новую сигарету. Он откинулся на спинку дивана и с минуту молча курил. Потом спросил без интереса: - Но так, ради смеха – что ты о нем думаешь?
Кен удивленно покачал головой.
«Ну? Я же сказал», - заметил Шульдих.
«Подслушивать нехорошо», - наставительно отозвался Кен.
Шульдих мысленно фыркнул, но замолчал. Кен не был уверен, что немец перестал слушать, но тот, по крайней мере, благоразумно притворился, что оставил их наедине.
- Я думаю... он... не такой, как я считал, - медленно произнес Кен.
- Что ты имеешь в виду? – уточнил Йоджи, выпуская колечки дыма.
Кен снова пожал плечами.
- Не знаю. Когда мы были Вайсс, а он был Шварц, он казался мне мерзким, злобным парнем... с этими его странными способностями, и еще ему как будто нравилось мучить Оми... – при этой мысли Кен почувствовал укол совести. Шульдих действительно делал ужасные вещи с Оми, а он, Кен, если и не отрывается тут в его компании, так, по крайней мере, не проявляет враждебности. Это было как-то неправильно. Попахивало предательством.
Кен отмахнулся от этой мысли. Йоджи и Шульдих сами разберутся, когда придет время. Если придет.
- Но я думаю... он не так уж плох, - договорил он вслух. – Он совершенно несносный, но и ты такой же, и все-таки у меня получается ладить с тобой, - добавил Кен, хохотнув, когда Йоджи ткнул его в плечо. – Слушай, Йотан, даже не знаю, что тебе сказать. Не знаю, что ты хочешь услышать. Он убийца. Ну и мы тоже, если уж на то пошло. То, что мы перестали убивать, не означает, что на наших руках нет крови. Ты предупреждал меня об этом, когда я подумывал об отъезде с Юрико, помнишь? Мы не сможем убежать от себя. А с ним тебе никогда не придется скрывать это. Не придется волноваться о том, что ты пачкаешь невинного человека, или о всяком подобном дерьме... Господи, Йоджи, я ведь не психолог какой-нибудь. Если тебе нравится быть с ним, если он делает тебя счастливым и не обижает тебя, тогда... в чем проблема? – почти с отчаянием закончил Кен.
Йоджи тихонько хохотнул.
- Если б я знал, черт побери, - ответил он, затушив сигарету в переполненной пепельнице. – Может, и нет проблем.
- Ага, конечно. Не в этой жизни, - заявил Кен. – Признай, Кудо, ты самый загруженный парень за этим столиком.
- О, конечно, мистер я-убил-своего-лучшего-друга-потому-что-он-хотел-убить-меня-чтобы-удовлетворить-свои-извращенные-амбиции, - протянул Йоджи.
- Разумеется, мистер я-трахаю-только-женщин-но-дрочу-приятелям-от-нечего-делать, - отбрил Кен, неожиданно легко проигнорировав напоминание о Казе. Оно уже не задевало его так, как раньше.
- Ты вопил, как девчонка, - обвинил Йоджи.
- А ты облизывал пальцы, - самодовольно напомнил Кен. Йоджи слегка передернулся.
- Я не хочу этого знать, никто не думайте об этом, - заявил Шульдих, поставив перед Кеном бутылку пива, прежде чем снова усесться рядом с Йоджи.
Кен тут же обнаружил, что живо припоминает тот странный эпизод два месяца назад в Йоджиной комнате, когда они оба были пьяны.
- О боже... черт побери, Хидака, я же сказал, не думай об этом, - сморщившись, простонал Шульдих. Кен хохотнул и, подняв бутылку, жадно опрокинул в себя большую часть содержимого.
- Как будто ты не... – саркастически начал Йоджи, но тут же вскрикнул, прерванный подзатыльником. Он сердито взглянул на немца и заявил: - Эй, знаешь, что я скажу тебе, Кен? Мы оба проиграли, потому что самый загруженный парень за этим столиком – Шульдих.
Кен вопросительно посмотрел на недовольного немца.
- Заткнись, Кудо, - огрызнулся тот.
- Иди нахер, - пробормотал Йоджи, отхлебнув пива. Шульдих подтянул колени к груди и обхватил их руками, не заботясь о том, что для этого пришлось поставить ботинки на сиденье. Он положил подбородок на одно колено и нахмурился, покачивая бутылку в руке.
С минуту Йоджи не обращал на него внимания, потом испустил вздох долготерпения и, обхватив за плечи, притянул к себе. Вскоре Шульдих убрал ноги с сиденья и расслабился, прижимаясь к Йоджи.
«Они выглядят почти мило, когда вот так обнимаются», - ошеломленно подумал Кен.
«Почти мило, да? История моей жизни».
Кен встретился взглядом с зелеными глазами Шульдиха и чуть улыбнулся.
- Теперь я схожу за пивом, - заявил он, вставая. – Похоже, что вам нужно побыть наедине.
Йоджи выругался. Шульдих хохотнул. Кен проигнорировал и то, и другое, направляясь в сторону бара.
Он скучал по Айе.
Должно быть, приятно, когда тебя вот так обнимают.

[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] 9 [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17]
(*) Katzchen (нем.) - котенок.