13.
В половине одиннадцатого Кен почувствовал, что готов сбежать.
Он не видел ни малейших причин для такого наплыва покупателей. Как будто домохозяйки всего города выбрали этот день для того, чтобы купить цветы, причем им было просто необходимо приобрести их именно в Конеко. Примерно без пятнадцати десять, незадолго до того, как началось настоящее столпотворение, Кену пришло в голову, что, может быть, все хихикающие школьницы, регулярно наводнявшие магазин после обеда, на этот раз согласовали нападение со своими мамашами.
Теперь эта шутка уже не казалась такой смешной.
В отличие от девиц, которые приходили в основном для того, чтобы поглазеть, изредка покупая цветок-другой в качестве предлога, эти женщины были настроены серьезно. Каждой из них нужны были цветы, и каждая хотела, чтобы ее обслужили немедленно.
И они продолжали прибывать. Колокольчик над дверью, казалось, вообще не умолкал, так что Кен боролся с желанием сорвать его и растоптать на тротуаре, а потом пуститься наутек по улице во главе оравы разозленных покупательниц, требующих, чтобы им составили замысловатую композицию.
Вместо этого он завернул очередной букет, с отчаянием заметив, что последняя стопка шелковой бумаги за прилавком подошла к концу, и затравленно улыбнулся женщине, придирчиво осматривавшей его работу. Очевидно, решив, что букет, хоть и не стоит таких денег, все-таки сойдет, она заплатила и начала пробиваться к выходу сквозь толпу очень шумных и крайне раздраженных покупательниц.
Кен грохнул ящиком кассового аппарата и нацепил услужливую улыбку, прежде чем поднять голову, чтобы поприветствовать очередную покупательницу.
- Добро пожаловать в наш магазин, чем я могу а ты какого черта здесь делаешь?
Закончил он несколько более резко, чем начал. Улыбка превратилась в яростный оскал, и, боже, какое же это было облегчение! Кен был почти счастлив увидеть человека, стоявшего по другую сторону прилавка, потому что мог злиться на него, не теряя выручки.
Шульдих удивленно взглянул на японца и усмехнулся, приподняв тонкие брови.
- Тебя что, против шерстки погладили, Хидака? – протянул он. – Или наоборот, совсем никто не гладит?
Кен понял, что его облегчение оттого, что есть на ком сорвать злость, оказалось несколько преждевременным.
- Это просто подло, - с досадой заметил он.
Шульдих ухмыльнулся, но сказал на удивление искренне:
- Ты прав, прости.
- Тебе ведь тоже не почесали, где свербит, - съязвил Кен, не очень-то смягченный извинением.
Шульдих нахмурился, и Кен почувствовал себя чуть лучше, поняв, что сравнял счет, хотя совесть и уколола его за это замечание.
- Чего ты хочешь? – нейтрально поинтересовался он, наблюдая за толпой недовольных покупательниц, столпившихся позади немца. Как ни странно, ни одна из них не пыталась его поторопить. Может, потому, что Шульдих был на голову выше любой из них.
- Йоджи дома? – спросил тот.
- А ты не знаешь? – раздраженно огрызнулся Кен.
Шульдих пожал плечами с ничего не выражающим лицом.
- Я подумал, может, он спит, - уклончиво ответил немец.
Кен тяжело вздохнул, разозленный до предела.
- Нет, Йоджи не дома, - глухо произнес он. – И, если хочешь знать, я ни малейшего понятия не имею, где он. Он должен быть здесь, но, как видишь, его нет. Оми в школе. Момое-сан гостит у родственников в Осаке. Кот Момое-сан на чердаке. Здесь нет совсем никого, кроме меня, тебя и пяти сотен нетерпеливых покупательниц! Еще есть вопросы?
Кен невольно повысил голос, заслужив неодобрительные взгляды ближайших клиенток.
- Ладно, ладно, я понял, - примирительно проговорил Шульдих, успокаивающе подняв руки. Немного помолчав, он добавил: - Так ты не знаешь, когда он придет?
- Убирайся, пока я не сделал ножницами для ленты чего-нибудь, о чем мы оба пожалеем, - сдавленно прорычал Кен.
Очевидно, в его глазах сверкнуло безумие, потому что Шульдих, все еще с поднятыми руками и немного ошеломленной улыбкой, попятился от прилавка.
Покончив с этой странной интерлюдией, Кен вернулся к тому, что было божьим наказанием за наличие у него чувства ответственности. Вот если бы Йоджи остался здесь один, он бы просто закрыл магазин и отправился вздремнуть, ничуть не заботясь о том, что теперь они зависят исключительно от доходов магазина.
Следующая покупательница была решительно настроена заставить Кена покинуть свой безопасный бастион за прилавком, потому что у нее был заказ, который нужно было отыскать где-то в подсобке. Просто отлично. Как ему идти в подсобку искать чертов букет, когда он один в магазине, полном народу?
- Я могу постоять за кассой, - предложил Шульдих, снова появившись у прилавка. Очевидно, вспышка темперамента Кена все-таки не отпугнула его.
Кен удивленно взглянул на немца, ожидая подвоха, но тот молча вопросительно смотрел на него. Поняв, что предложение было искренним, Хидака ощутил внезапный порыв сжать парня в объятиях.
- Не будем увлекаться, - насмешливо предупредил Шульдих. – Беги ищи свои цветы, Кенкен.
Кен кивнул и быстро направился в подсобку, даже не возразив против дурацкого прозвища.
Десять минут спустя он готов был закричать, роясь среди цветочных композиций в забитом до отказа холодильнике. Им заказали цветы для свадьбы, намечавшейся через пару дней, и накануне Оми всю ночь готовил букеты, складывая их в холодильник... как попало. В чем-то он был очень организованным – а в чем-то совсем нет. Хотя, конечно, если бы Оми был здесь, уж он-то сразу отыскал бы нужную композицию. Но в том-то и дело, что Оми здесь не было. Вообще никого не было, кроме Кена, а Кен понятия не имел, где этот гребаный букет, который требовалось отыскать быстро, пока покупательницы не растерзали Шульдиха, или пока тому не надоело стоять за прилавком и он попросту не смотался, или... или пока голова не лопнула от напряжения...
- Черт побери, Айя! – взорвался Хидака. – Ты, мать твою, хотя бы следил здесь за порядком!
Он захлопнул стеклянную дверь, больно стукнув запястье, и прижал поврежденную руку к груди, матерясь и смаргивая набежавшие на глаза слезы ярости и бессилия.
«Эй... ты в порядке там?» - раздался в его голове немного неуверенный голос Шульдиха.
Кен заставил себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Он в порядке. Конечно, в порядке. Утро выдалось довольно напряженным, но... он справится. Справится. Он справится с тем, что его бросили.
«Я не могу найти эту чертову композицию», - устало подумал он в ответ.
Несколько секунд длилось молчание, а потом в его мозгу внезапно вспыхнуло изображение цветочной композиции, во всех деталях.
«Пойдет? – спросил Шульдих. – Она думает, что это должно выглядеть так».
Кен удивленно поморгал, потом прикрыл глаза, чтобы получше рассмотреть букет. Когда он снова заглянул в холодильник, то заметил его почти сразу же.
«Спасибо, нашел», - мысленно поблагодарил он. Немец не ответил.
Кен вытащил композицию, на всякий случай проверив имя на колышке. Все правильно. «Никогда не думал, что телепатия может быть так полезна в инвентаризации», - подумал он. Потом задержался еще на минутку, чтобы мокрым бумажным полотенцем стереть с лица следы недавней истерики. В голосе Шульдиха не слышалось отчаяния, так что он, вероятно, продержится за прилавком еще немного.
Почувствовав, что более-менее в состоянии держать себя в руках, Кен вернулся в магазин и с букетом в руках направился к кассе, где стоял немец.
Подходя ближе, он недоуменно нахмурился. Ему почти показалось, что тот нажимает кнопки ветхого кассового аппарата...
Аппарат звякнул. Шульдих действительно выбивал покупку.
Кен подошел и рассеянно опустил букет на прилавок, потрясенно наблюдая, как он принимает у женщины стопку наличных, отсчитывает сдачу и отпускает покупательницу с обворожительной улыбкой и приглашением заходить еще.
Немец обернулся к нему и заговорщически усмехнулся.
- Я могу еще немножко постоять, - предложил он.
- Но... почему? Как? – непонимающе спросил Кен. Кассовый аппарат был практически антиквариатом. У них ушли недели на то, чтобы научиться работать на нем...
- Йоджи умеет, - пояснил Шульдих, снова послав ему конспираторскую ухмылку.
- Это не отвечает на вопрос «почему», - возразил Кен.
Шульдих пожал плечами.
- Мне все равно нечего делать, - беззаботно заметил он.
Кен смерил его недоверчивым взглядом, а потом, в свою очередь, пожал плечами. После такого утра он не собирался отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Черт, да если бы даже Фарфарелло заглянул сюда и предложил подрезать стебли, Кен без колебаний протянул бы ему ножницы.
- Ладно, спасибо, - быстро сказал он. Потом отвернулся и скрылся в толпе, прежде чем немец успел осознать, какого дурака свалял.
Примерно через два часа толпа начала понемногу редеть. Подошло время обеда. Когда вышла последняя покупательница, Шульдих запер дверь на замок и повернул табличку надписью «закрыто».
- Эй, мы не можем закрыться, еще слишком рано, - слабо запротестовал Кен, бессильно рухнув на свое место за столом, за которым они готовили цветочные композиции, когда покупателей было мало.
Шульдих прислонился к двери и недоверчиво взглянул на него.
После того, как очередная взволнованная покупательница заставила его в третий раз выйти из-за кассы, немец снял пальто, чтобы не запачкать, и повесил его на крючок для фартуков. Поверх своей неожиданно нормальной белой рубашки и бежевых брюк он повязал черный фартук Йоджи. Несколько верхних пуговиц рубашки были расстегнуты, открывая гладкую смуглую кожу груди до самого верха фартука, но помимо этого наряд оказался удивительно консервативным для человека, которого Кен в последний раз видел в черной коже с заклепками и виниле.
- Я не хожу так днем по улицам, - сказал Шульдих с какой-то странной усмешкой. – Во всяком случае, теперь.
Кен непонимающе взглянул на него, но молча пожал плечами, поняв, что немец не склонен объяснить понятней.
- Ты выглядишь иначе, когда собираешь волосы в хвост, - заметил он.
Шульдих слегка нахмурился и потрогал волосы, стянутые в длинный рыжий хвост Йоджиной резинкой, всегда лежавшей в кармане фартука. Йоджи тоже собирал волосы в хвост, когда работал в магазине. Шульдих грустно усмехнулся и снял резинку.
- Я и не заметил, как сделал это, - пробормотал он, сунув ее обратно в карман.
Немец отошел от двери и, не обратив внимания на пустые стулья, улегся на спину прямо на стол, так что почти соприкоснулся головой с Кеном, прикорнувшим на скрещенных руках.
- Не понимаю, как можно идти убивать людей, проработав здесь целый день, - заявил он.
- Обычно здесь не бывает такого столпотворения, - медленно отозвался Кен. – Я видел такое всего несколько раз, за исключением больших праздников. И обычно мы работаем парами, хотя теперь это не всегда удается... раз нас осталось всего трое, не считая Момое-сан, - он немного поколебался, прежде чем упомянуть об отсутствии Айи.
- Она себе на уме, эта ваша Момое, - сказал Шульдих, то ли не заметив его колебаний, что было маловероятно, то ли просто тактично сменив тему, что Кен еще недавно также счел бы маловероятным. – Мне никогда не удавалось прочитать ее достаточно хорошо, чтобы выяснить, знает ли она, чем вы, парни, занимаетесь после работы.
- Конечно, знает. Она же бывший агент Критикер, - объяснил Кен, на минутку прикрыв глаза.
Они немного помолчали, потом Шульдих задумчиво произнес:
- Это приятно, что ты мне доверяешь... но, возможно, тебе не следует этим увлекаться, Кенкен.
- Не называй меня так, - раздраженно пробормотал Кен. – И с чего бы мне не доверять тебе? Все это ни черта не значит теперь. Ни Критикер, ни Вайсс больше не существует. Мы теперь просто флористы. Да и ими, наверно, недолго останемся, - мрачно заключил он.
- А с чего бы вам не быть флористами? – спросил Шульдих, обходя тему существования Критикер и Вайсс, а также того, почему Кен не должен слишком доверять ему. Хидака отметил это, но решил пока не обдумывать.
- Ну, Оми скоро закончит школу, после чего, конечно, поступит в колледж. У него для этого хватит мозгов, и он заслуживает лучшей участи, чем торчать здесь. Айя уже давно уехал, и с тех пор мы ничего о нем не слышали. А Йоджи... ну, торговля – не для него, понимаешь? Я уверен, что в один прекрасный день он решит заняться чем-нибудь более эффектным или хотя бы менее напряженным...
- А как насчет Кена? – с интересом спросил Шульдих.
Хидака открыл один глаз, чтобы взглянуть на немца. Тот повернул голову, разглядывая его с каким-то ленивым любопытством.
- А тебе-то что? – спросил Кен, не подозрительно, а просто недоуменно. Понятно было бы, если бы Шульдих захотел обсудить планы Йоджи, а его-то планы здесь при чем?
Шульдих пожал плечами, что выглядело несколько странно, учитывая, что он по-прежнему лежал на столе.
- Знаешь, как часто мне доводится поговорить с разумным трезвым человеком, который не пытается так или иначе меня наебать? – язвительно спросил он.
- Нет, - честно признался Кен.
Шульдих усмехнулся.
- Не так уж часто, - сухо констатировал он.
- Хм, - буркнул Кен, слегка улыбнувшись.
После недолгого молчания Шульдих повторил:
- Тааак... что насчет Кена?
Хидака нахмурился. Он надеялся, что немец сменит тему.
- Не-а, я приставучий, - сообщил Шульдих. – Давай, колись, Кенкен. Какие у тебя планы на будущее?
Кен вздохнул.
- Вообще-то, никаких, - тихо признался он, сам не понимая, какого черта говорит это Шульдиху. «Возможно, потому, что он здесь и спрашивает, - горько подумал Хидака. – Больше никто не спросил».
- Ха. А я думал, ты собираешься стать профессиональным тренером детского футбола, или что-нибудь в этом роде, - задумчиво протянул Шульдих.
- Ага, сейчас, - фыркнул Кен. – Я никогда не смогу стать официальным тренером. Кто возьмет на работу парня, которого вышвырнули из J-лиги за намеренную сдачу игр?
- Оми может изготовить тебе новые документы за пару дней, - возразил Шульдих. – Я знаю. Наги для нас частенько это делает.
- Я и так слишком долго жил во лжи, - подавленно сказал Кен. – Не хочу провести остаток жизни, выдавая себя за кого-то другого.
Шульдих тихонько хохотнул.
- Ох, Хидака... Ты разве не знаешь, что все выдают себя за кого-то другого? Да если б мы этого не делали, нашей цивилизации вообще не существовало бы. Не верь в эту чушь о том, что люди – социальные животные. Большинство из тех, кого я встречал, на поверку оказывались чуть ли не социопатами, а я встречал кучу народу.
- Не может быть, - возразил Кен. – Ты, наверно, имел дело именно с такими людьми. По-моему, большинство хотят жить тихой, нормальной жизнью, в окружении семьи и друзей.
- Ну да, примерно так ты и должен думать, - вздохнул Шульдих. – Знаешь, я тебе в этом даже завидую.
- Я не верю, что ты вправду считаешь людей такими плохими, - задумчиво сказал Кен. – Если бы ты так думал, стал бы ты помогать Йоджи, когда он застрял у тебя в голове? Если бы он действительно был таким ужасным, почему было просто не убить его? И почему ты мне сегодня помог? – настаивал он, игнорируя уже слышанные возражения Шульдиха о том, что тот будто бы не знал, что случится с ним самим, если Йоджи погибнет.
Немец закатил глаза.
- Я же сказал, мне все равно нечего было делать, - с досадой пробормотал он.
- Ну да, конечно, - миролюбиво согласился Кен. – У нас тут вечно шляется поблизости три-четыре телепата, изнывающих от скуки и горящих желанием поработать, но сегодня почему-то подвернулся только ты.
- Да пошел ты, - пробурчал Шульдих.
Кен усмехнулся.
- Если тебе по-прежнему нужна печать «Одобрено. Кен Хидака», то ты более чем заслужил ее, - искренне заверил он.
Шульдих удивленно хмыкнул, но его губы невольно изогнулись в улыбке. Кен усмехнулся еще шире, позабавленный такой реакцией и видом улыбающегося немца.
- Кажется, я начинаю понимать, - сказал он.
Шульдих с любопытством взглянул на него, чуть посерьезнев.
- Что Йоджи в тебе нашел, - пояснил Кен. – Поначалу я никак не мог понять, думал, это какое-то странное последствие того прикола с одной головой на двоих, но теперь... не знаю, наверно, я начинаю видеть что-то такое, что он увидел там у тебя внутри. Только я-то снаружи, поэтому мне вроде как труднее разглядеть... – промямлил он, совсем запутавшись.
Шульдих насмешливо смотрел на него своими зелеными глазами.
- Это полная чушь, Хидака, - сказал он.
- Да, да, я знаю, глупый Кен даже не может понятно выразиться, - добродушно пробормотал японец.
Шульдих слегка нахмурился.
- Уж ты-то точно не глупый, Кенкен, - решительно заявил он. – Знаешь, Йоджи прав – Фудзимия полный идиот, что уехал от тебя.
Кен слегка покраснел и отвернулся, чувствуя себя неудобно под слишком пристальным взглядом немца. Он ничуть не больше знал, как реагировать на такое мнение Шульдиха, чем когда слышал его от Йоджи.
- Если ты попросишь Йоджи, он возьмет тебя с собой, куда бы ни поехал, - негромко заметил Шульдих. – Тебе он не сможет отказать.
- Знаю, - так же тихо ответил Кен. – Поэтому я и не прошу его.
- Определенно, не глупо, - признал Шульдих, помолчав. Потом вздохнул и добавил чуть громче: - Он пока не собирается никуда уезжать, если тебе от этого легче.
- Да, немного, - согласился Кен, снова обернувшись, чтобы улыбнуться немцу. – Спасибо.
Шульдих опять пожал плечами.
- Угости меня обедом, - неожиданно потребовал он.
Кен удивленно взглянул на него.
- Эй, знаешь, мы не можем бросить магазин. Перерыв был неплох, но нам скоро снова открываться. Мы можем заказать что-нибудь...
- Что еще за «мы»? – язвительно спросил Шульдих. – Мои добрые дела в этом году окончены, Хидака, теперь уж как-нибудь сам, пока мелкий не вернется из школы.
- Ладно, как скажешь, - вздохнул Кен. – Ты и так уже очень помог, даже не знаю, как бы я справился без тебя.
- Вот поэтому ты и угостишь меня обедом, - повторил Шульдих, вскочив со стола и потягиваясь.
- Я не могу уйти из магазина, - напомнил Кен. – Закажем сюда?
- Еще чего, - огрызнулся Шульдих. – Ты нелюдимый, Хидака. И не хочу тебе об этом говорить, но, скорей всего, тебе уже ничто не поможет. Оглянись вокруг, что тут творится, это придется убирать целый вечер. А уж на следующую смену я не останусь.
Кен поднял голову и огляделся с растущим отвращением. Это было настоящее место бедствия. Повсюду валялись сломанные и увядшие цветы, огромная лужа из перевернутого ведра растеклась по полу, и без того усыпанному листьями и лепестками и заляпанному грязью.
- О, боже... - удрученно пробормотал он.
- Точно, - согласился Шульдих, стаскивая с себя Йоджин фартук и направляясь к вешалке за своим пальто. – Вот почему тебе нужно угостить меня обедом. Тебе необходимо отвлечься, прежде чем займешься этим.
Кен нахмурился, уставившись ему в спину.
- Ты просто хочешь пообедать на халяву, - обвинил он.
- Чертовски справедливо, - согласился Шульдих, обернувшись с широкой ухмылкой. – И, думаю, я это заслужил.
Ухмылка была заразительной, как и Йоджина, когда тот пытался подбить Кена на что-нибудь сомнительное. В конце концов, Кен всегда сдавался. И он сомневался, что сможет устоять против Шульдиха лучше, чем против Йоджи.
- Не сможешь, даже если я буду вести себя хорошо, - самодовольно подтвердил телепат. – Знаешь, я ведь могу сделать так, что ты сам захочешь угостить меня.
Кен строго погрозил ему пальцем.
- Такие замечания не помогут тебе получить печать «Одобрено. Кен Хидака», - серьезно предупредил он, постаравшись не улыбнуться в ответ на раздраженный вздох немца. – Ладно, ладно, - добавил он, покоряясь неизбежному, и, поднявшись, начал развязывать собственный фартук.
Шульдих победно улыбнулся, когда Кен подошел к кассе и выдвинул ящик, чтобы достать оттуда пачку наличных. Хидака аккуратно записал сумму в блокнот, лежавший под прилавком.
- Обед, - заявил он, – пойдет в счет Йоджиной зарплаты. Он нам обоим должен за сегодняшнее утро.
Шульдих рассмеялся. Кен сунул деньги в карман и направился к двери.
- Куда ты хочешь пойти? – спросил он, выйдя на улицу и обернувшись, чтобы запереть дверь.
- Куда-нибудь, где подороже, - решительно заявил Шульдих.
Кен хохотнул.
- Ты просто читаешь мои мысли, - весело согласился он.
Шульдих закатил глаза.
- Не заставляй меня делать тебе больно, Кенкен, - предупредил он.
Кен снова хохотнул и зашагал по улице. В целом, подумал он, сегодняшнее утро и близко не казалось таким странным, как, наверно, должно было бы.

15.
Ее там не было.
Помогая своим бывшим товарищам по команде снимать потерявших сознание девушек с деревянных распятий, Айя уже знал, что среди них ее нет. Знал с той минуты, как вошел в двери зала, а может, даже раньше.
Ее там не было.
Эта мысль мучила его, преследовала, гнала прочь из уединенного пристанища в воняющую кровью выгребную яму города.
Потому что ее там больше не было.
Он выпрямился и на мгновение прикрыл глаза. Вся сцена снова промелькнула перед ним: пустая больничная кровать, открытое окно, простыня и матрац, взрезанные крест-накрест.
И ее там не было.
Возвращение в Токио прошло как в тумане, и было просто чудом, что он не разбился и никого не убил по дороге. Не то чтобы сейчас его волновала чья-то жизнь. Важна была только она.
Но ее там не было.
События вечера он запомнил смутно и разрозненно. Возвращение в магазин, оказавшийся закрытым раньше обычного. У него по-прежнему оставался ключ, и он вошел. В комнате для миссий плавали клочья сизого дыма. Йоджи лежал на диване в темноте, глядя в потолок. Он не слишком удивился, увидев Айю. Под глазами у него залегли тени, а на шее виднелись порезы.
Это была странная история: случайная встреча с женщиной, напомнившей ему о потерянной любви, поездка в горный домик и все, что она предусматривала – а потом внезапное нападение в тот момент, когда он был совершенно беззащитен. Вряд ли бы Йоджи признался в этом в другое время, но он был явно потрясен.
Женщина оказалась членом команды Шрайнт, которую они считали погибшей. Айя поразмыслил над этой новостью и задумчиво кивнул, не отвечая на вопросы Йоджи. Тот сдался гораздо быстрей, чем можно было ожидать, и они просидели в темноте и тишине, пока не вернулся Кен.
Кен больше удивился появлению Айи. Старые раны заставили его сдержать свою радость, так что она светилась только в глазах, очевидная всему миру, кроме самого Айи, который был одержим собственной навязчивой мыслью.
Йоджи повторил свою историю Кену. Тот странно посмотрел на него, когда Кудо заговорил о встрече с женщиной, а потом нахмурился при описании нападения. Сзади, ночью, в темноте, с его собственной леской.
Идиотизм, подумал Айя, оставить свои часы валяться где попало.
Кен высказал несколько предположений о личности Йоджиного таинственного спасителя, потом вздохнул и начал рассказывать собственную историю.
Грузовик, потерявший управление и чуть не раздавивший Кена и двоих маленьких футболистов, мог быть просто случайностью. А мог и не быть. Воспоминание о мелькнувшем на миг лице знакомой блондинки казалось не таким уж нелепым в свете Йоджиного рассказа.
Снова Шрайнт. Айя подозревал, что узнал все, что нужно. Тем не менее. Лучше немного подождать.
Кен взялся за него более энергично, чем Йоджи, пока блондин, устав от этого одностороннего диалога, не посоветовал Хидаке побиться головой о стену. Кен был недоволен, но все-таки отстал.
Они еще посидели в темноте и тишине, пока, наконец, с прибытием Оми группа не собралась в полном составе.
Оми был удивлен приездом Айи, разозлен на Йоджи за его недавнее отсутствие и недоволен тем, что Кен не открыл магазин.
Кен и Йоджи вкратце пересказали новости, опустив домыслы насчет Шрайнт и упирая на отказ Айи объяснить свое присутствие. То ли из чувства противоречия, то ли потому, что теперь все были в сборе, тот кратко сообщил, что она исчезла.
Последовали подобающие случаю выражения шока. Все смотрели на него с глубоким сочувствием, каждый по-своему. И Айя подумал, что они, каждый по-своему, действительно понимают, что он чувствует. Йоджи потерял Аску, Оми – Оку, а Кен... Кен просто понимал Айю лучше, чем остальные. По крайней мере, думал, что понимает.
Чтобы прервать неловкое молчание, Оми начал рассказывать о серии странных похищений молодых девушек, которых увозили, а затем сжигали. Айя почувствовал острый приступ страха, от которого сжалось сердце. Ему не приходило в голову, что она может оказаться жертвой обычного насилия, что ее похищение могло и не быть особым случаем...
Впоследствии он узнал, что все это было особым случаем.
Бирман и Ботан, агенты Критикер, а затем Манкс... Неужели он и вправду думал, что организация, создавшая Вайсс, может быть уничтожена гибелью одного человека? Какая недальновидность. То, что Реджи был целью Айи и главной заботой Шуичи не означает, что он был единственной заботой Критикер. Вайсс выполнили достаточно не связанных с ним миссий, чтобы понять это. Понять, что не смогут так легко уйти от убийств.
Эсцет. Новый противник... или старый, с новым лицом. Этот противник принадлежал к другой весовой категории, чем те, с которыми Вайсс приходилось сталкиваться раньше, и Айя не был уверен, что готов ввязаться в это. Ему нужно было только одно: найти ее. Международные террористические организации его сейчас не волновали.
Но вся эта история с сектой... могла быть связана с ее похищением.
Остальные начали спорить. Возражать. Глупо. Пустая трата времени. Как могли они забыть, что были убийцами? Как могли притворяться? Айя пытался уехать, но вернуться оказалось слишком легко. Эту жизнь он знал. Она была ему привычна... удобна.
И все-таки они спорили. Устав от всего этого, он решил первым сделать ход и взял документы. Принял миссию.
И возражения стихли.
Они пошли туда, и снова дрались, и снова убивали... Еще несколько темных тварей, лишенных будущего.
Но ее там не было.
Девушки были освобождены, и Бомбеец сообщил, что полиция на подходе, так что пора уходить. Рассеяться, раствориться, возвращаться в магазин по одному. Оми – на скутер, Йоджи – в машину, Кен – на мотоцикл.
Или нет.
Айя нахмурился, увидев Кена, стоявшего рядом с его Порше.
- Я приехал с Йоджи, но уехал он без меня, - объяснил Кен, с глупой улыбкой разведя руками. – Подвезешь?
Айя недовольно посмотрел на него. Это было похоже на ловушку, а он меньше всего хотел быть пойманным Кеном. Меньше всего хотел сидеть с ним наедине в машине, пока они будут возвращаться в магазин. Поездка займет полчаса.
Даже больше, учитывая, что придется ехать в объезд, чтобы исключить возможность преследования.
Кен взглянул на него грустными щенячьими глазами.
Айя раздраженно вздохнул, абсолютно отказываясь верить, что этот взгляд заставил его сердце сжаться. В его жизни нет места для этого человека, этого парня, этого... субъекта. Есть только она.
Но ее здесь нет.
- Садись, - коротко приказал он, махнув рукой.
Кен широко улыбнулся и обежал машину, скользнув на пассажирское сиденье, когда Айя разблокировал двери. Фудзимия завел мотор и осторожно тронулся с места, как раз когда первая полицейская машина вырулила из-за угла в нескольких кварталах от них. Он вел не спеша, чтобы не привлекать внимания. Конечно, полицейские запомнят номера, но Критикер снабдили его регистрационными данными, и вычислить Вайсс по номеру машины будет невозможно.
Когда они проехали несколько кварталов, оставив сцену недавних событий позади, Кен повернулся к Айе.
- Ну, - ровно спросил он, - и чем ты занимался после отъезда?
Айя испробовал еще один хмурый взгляд, в надежде, что Кену расхочется разговаривать, но карие глаза спокойно смотрели на него.
Кен ждал объяснений. Возможно, Кен чувствовал, что заслуживает объяснений.
Возможно, в этом он был прав.
Хотя это не означало, что он их получит.
Очевидно, поняв это, Кен вздохнул и попробовал другую тактику.
- Странно, да? Совсем как раньше...
Айя злобно оскалился. Он не хотел говорить о том, что было «раньше». Он не хотел даже думать о том, что было «раньше». И больше всего он не хотел возвращаться к тому, что было «раньше». Он работал в поте лица, пытаясь честным трудом очистить себя от крови, так чтобы она могла гордиться им, когда очнется...
Но ее там больше не было.
- Я скучал по тебе.
Айино лицо дрогнуло от мучительной откровенности этого тихого признания. Этого он не ожидал. У Кена не было причин скучать по нему после того, что Айя сделал, как использовал его...
Он отважился покоситься вбок и тут же пожалел об этом, попав в ловушку искренних карих глаз, в которых не было и намека на осуждение. Его просто принимали таким, какой он есть. Этот взгляд просто ошеломлял.
Гудок автомобильного сигнала привлек Айино внимание как раз вовремя, чтобы заметить, что он проехал на красный свет. Фудзимия покрепче ухватился за руль, мысленно выругав себя за то, что отвлекся.
Черт побери этого Кена. Этот парень просто идиот. Одна ночь истерического бормотания, отчаянного, бездумного секса, и он уже думает, что у них какие-то отношения. Какое-то глубокое понимание.
Если бы он и вправду что-то понимал, что-то замечал, то давно знал бы, что никто и ничто не будет важнее, чем она. Об этом и речи быть не может.
Но ее там больше нет.
Айя снова нахмурился при этой мысли, звучавшей по-другому теперь, когда он почувствовал тепло, исходящее от Кена, услышал его глубокое, ровное дыхание в тишине.
Ее там нет.
В прошлый раз, когда Айя почувствовал себя брошенным на произвол судьбы, одиноким, нуждающимся в поддержке... Кен оказался рядом. Сделал ему предложение, от которого Айя не смог отказаться. Не захотел отказываться.
И пожалел об этом, строго напомнил он себе.
Дыхание Кена так хорошо было слышно в машине.
Айя включил радио, заполнив тишину бессмысленным бормотанием рекламы и звуками популярных песен.
Наконец, они свернули в переулок за магазином. Машина Йоджи уже была припаркована рядом со скутером Оми и мотоциклом Кена. Айя сдвинул брови, недоумевая, зачем Кен уехал с Йоджи – и почему не вернулся с ним же.
Он вспомнил странный взгляд, которым Кен окинул Йоджи, когда тот рассказывал о Кеко и горном домике. Кен был удивлен. Удивлен тем, что Йоджи подцепил женщину для случайного секса. Когда Айя жил здесь, это было обычным делом. Возможно, теперь уже нет. Возможно, появилась какая-то причина, почему Кен не ожидал, что Йоджи будет цеплять женщин. Возможно, они поругались по пути, и только поэтому Йоджи не повез Кена домой.
Айя почувствовал, как что-то внутри сжалось при этой мысли.
Это смешно, сказал он себе. У Йоджи нормальная ориентация.
Тем не менее. Не мешает поинтересоваться.
- Почему Йоджи не подождал тебя? – резко спросил Айя, заставив Кена, выходившего из машины, вздрогнуть.
Кен поднял голову и улыбнулся, прежде чем осознал вопрос. Потом нахмурился и отвел взгляд, переминаясь с ноги на ногу. Взволнованно. Неуверенно.
- Он, ээ... наверно, он был занят своими мыслями. Та девица, а теперь еще Эсцет, - пробормотал он. – Пожалуй, мы все сейчас немного... рассеяны.
Айя что-то проворчал, вынужденный признать справедливость этого утверждения. Он и сам был рассеян.
Ее там нет.
Он быстро выбрался из машины, захлопнул дверь и направился к лестнице, ведущей на третий этаж, где находилась его комната. Кен шел за ним по пятам, не пытаясь поравняться.
Возможно, почувствовал его настроение. Впрочем, никто еще не обвинял Кена в чувствительности, так что, скорей, это был просто инстинкт самосохранения. Может, он просто осознал тщетность своих усилий достучаться до Айи. Или слишком устал, чтобы вообще думать об этом сейчас.
Айя поднялся на свой этаж и прошел по площадке открытого «холла» к двери собственной комнаты.
Перед дверью он остановился и некоторое время тупо смотрел на нее, внезапно вспомнив, что в комнате ничего нет. Уезжая, он забрал все свои немногочисленные пожитки и перевез их на новое место жительства. Когда он обнаружил, что она исчезла, то просто сел в машину и поехал прямо сюда.
Ее здесь нет.
Здесь нет ничего...
Он неуверенно взялся за ручку двери. Вероятно, придется спать на полу. Будь он проклят, если пойдет проситься на постой к Йоджи или Оми, или...
- Негде переночевать? – тихо спросил Кен.
Айя оглянулся на парня, замершего на пороге собственной комнаты, из которой уже лился уютный желтый свет, и нахмурился.
Кен вздохнул и раздраженно закатил глаза.
- Я ничего не прошу, Фудзимия, мне просто пришло в голову, что у тебя там даже матраца нет, - пробурчал он, махнув рукой в сторону Айиной двери. – Просто пытаюсь помочь по-соседски.
- Все в порядке, - холодно произнес Айя, отчасти желая, чтобы Кен затащил его к себе, в тепло и свет... Так не хотелось быть одному в темноте.
Кен недоверчиво хмыкнул.
- Не будь таким придурком, - отрезал он. – Заходи.
- Мне не нужна твоя помощь, - машинально огрызнулся Айя, окинув Кена своим фирменным ледяным взглядом. Выбросить этих троих, особенно Кена, из головы и из своей жизни оказалось гораздо труднее, чем он думал. Айя не мог позволить им снова влезть себе в душу, хоть на немного. В его сердце есть место только для нее.
Но ее здесь нет.
Кен обиженно взглянул на него, потом вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Айя остался один.
Он повернулся к своей двери и прислонился к ней лбом. Он чувствовал... облегчение, вот что это было, эта дрожь и слабость в коленях. Он устоял против искушения. Избежал западней и ловушек. Выдержал соблазн дружбы и доброты.
Он оттолкнулся от двери и вздохнул, снова взявшись за ручку.
И вспомнил, что у него нет ключа.
Слишком усталый даже для того, чтобы ругаться, он с молчаливым отвращением прислонился к двери. Что теперь делать? Он не владел искусством отпирания замков отмычкой, а кроме того, у него и не было отмычек. Это было по части Оми и Йоджи.
Оми и Йоджи... Айя вздохнул. Наверно, придется напроситься к кому-то из них...
Вот только Оми еще долго не ляжет спать, а будет работать над отчетами о миссии и настраивать электронную систему безопасности, раз уж они снова Вайсс. Айя хотел спать, но понимал, что щелканье клавиатуры не даст ему уснуть. Кроме того, если они останутся наедине, Оми не задумается подвергнуть его безжалостному допросу о том, где Айя жил все это время и чем занимался.
Йоджи... это вариант. Айя даже повернулся и пошел было обратно к лестнице, прежде чем сообразил, что если Кен и рассказал кому-то об их... опрометчивом поступке, то именно Йоджи. А тот, уж конечно, далеко не восхищен Айей, бросившим бедного Кена, даже несмотря на откровенное лицемерие таких обвинений от Короля Одноразового Секса.
Нет, ему не нужны Йоджины попреки.
А значит, единственный выход...
Переночевать на крыше.
Айя вздохнул и собрался с силами, примиряясь с этой мыслью. Он уже занес ногу на ступеньку...
...Когда дверь соседней комнаты внезапно открылась, и высунувшийся оттуда Кен громко поинтересовался:
- Эй, а у тебя ключ-то... есть?
Последнее слово прозвучало гораздо тише, потому что в этот момент он увидел Айю, повернувшегося к лестнице. Карие глаза вопросительно взглянули на Фудзимию.
- Ты куда? – с любопытством спросил Кен.
- На крышу, - ответил Айя, от неожиданности не сообразив даже соврать.
- О, ради бога, - с досадой пробормотал Кен. – Не будь таким засранцем.
Схватив Айю за руку, он бесцеремонно втащил его в комнату и захлопнул дверь.
Айя вырвал руку и злобно сверкнул глазами, выражая свое недовольство тем, что им помыкают. Кен проигнорировал этот взгляд и прошел мимо, на ходу стаскивая футболку. Айя невольно отметил игру мускулов под гладкой кожей.
Кен порылся в шкафу, вытащил оттуда запасное одеяло и бросил его на диван.
- Вот. Не Ритц-Карлтон, но все-таки лучше, чем чертова крыша.
Айя взвесил предложение, не чувствуя ни малейшего разочарования оттого, что его сослали на диван. Он и не хотел ничего большего. Не мог позволить себе большего. Кен проявил несвойственное ему благоразумие, согласившись сохранить дистанцию между ними. Поняв, что случившееся раньше было ошибкой. Моментом слабости.
Фудзимия кивнул в ответ на предложение и на собственные мысли и начал раздеваться. Он снял плащ, рубашку и ботинки, а потом, после минутного колебания – брюки, аккуратно сложил одежду в стопку на полу и положил сверху катану. Вещи Кена были разбросаны по всей комнате, а тяжелые перчатки валялись на холодильнике. Кен отшвырнул джинсы в угол и со стоном рухнул на кровать.
Айя вытянулся, насколько позволяла длина дивана, и укрылся одеялом. Одеяло оказалось тонким, но в комнате было достаточно тепло.
Он внезапно понял, что впервые находится в комнате Кена. Странно, учитывая, что все это время они жили по соседству.
Свет погас, и Айя услышал, как матрац на кровати поскрипывает, пока Кен устраивается поудобней. Шорох простыней и тихое сопение дали понять, что ему это удалось.
Айя лежал на спине, глядя в потолок, на котором плясали тени – не такие, к каким он привык за множество бессонных ночей в собственной комнате. Тишину нарушало только дыхание Кена, словно бы заполнявшее собой все пространство, как недавно в машине.
Айя не знал, как долго они лежали в темноте. Он был уверен, что Кен спит, но тот вдруг тихо окликнул:
- Айя? Ты не спишь?
Фудзимия не ответил. Кен вздохнул.
- Я правда скучал по тебе, придурок, - прошептал он. – Хорошо, что ты вернулся.
Потом снова наступила тишина. Наконец, Кен начал тихонько похрапывать, и Айя немного расслабился.
Кен скучал по нему. Кен рад, что он вернулся.
Какая-то маленькая, вероломная часть его души была согрета этим признанием. Айя нахмурился и безжалостно затушил предательскую искорку тепла.
Он лежал в темноте, в комнате Кена, находившейся над комнатами Оми и Йоджи, и чувствовал себя ужасно одиноким.
Ее здесь не было.

17.
В тусклом свете занимающейся зари Шульдих медленно брел по улице – один, если не считать проезжающих машин да редких пешеходов, вышедших на утреннюю пробежку. Для настоящего оживления было еще слишком рано, и хотя нельзя сказать, что Шульдих наслаждался одиночеством, пожалуй, в какой-то степени он был благодарен за отсутствие столпотворения разумов вокруг себя. Сейчас ему хватало и собственных мыслей и эмоций.
У меня не было другого выхода. По крайней мере, удалось вынудить Брэда заключить эту сделку... Он отомстит мне за угрозу донести на него, но Йоджи и его друзья будут в безопасности. Хотя бы от нас, а со всем остальным они справятся.
Наверно, глупо было давить на Брэда, заставляя его обещать, что они все останутся живы.
Но... если бы кого-нибудь из них убили, Йоджи было бы больно.
А если бы мне пришлось убить их...
Я рад, что Брэд пошел на это. Хотя и удивлен немного.
Похоже, я чего-то не знаю.
Шульдих остановился у порога резиденции Шварц, с подозрением разглядывая дверь. Он собирался выкурить сигарету, прежде чем войти, но внутри явно что-то происходило. Брэд находился там, но он так прочно отгородился щитами, что Шульдих не мог прочесть ничего, кроме не обещавшей ничего хорошего бессильной злости. Наги волновался и беспокоился о чем-то, но и его мысли были слишком рассеянны, чтобы их понять. Кроуфорд разбудил мальчика слишком рано, и теперь тот весь день будет не в себе. Шульдих понадеялся, что сегодня они не получат задания. Сейчас он был не в том настроении.
Фарфарелло стоял сразу за дверью.
Странно.
Обычно, если Фарфу удавалось оказаться в трех метрах от двери без сопровождения, он тут же бросался наутек, готовый заставить Бога страдать. Но сейчас он просто стоял, отвлеченный чем-то, непонятным Шульдиху.
Решив пренебречь сигаретой ради удовлетворения любопытства, Шульдих шагнул к двери и постучал.
Фарфарелло открыл дверь и усмехнулся. Его язык свешивался изо рта, как у собаки, а единственный золотистый глаз горел предвкушением. Шульдих понял: что бы ни ожидало его внутри, едва ли оно окажется приятным.
- Входи свободно и без принуждения, - подбодрил Фарфарелло, по-прежнему ухмыляясь.
- Ты что, новый привратник? – мрачно спросил Шульдих.
- У нас гости, - ответил Фарфарелло, словно бы это объясняло его нахождение возле двери. Он отвернулся и направился через маленькую переднюю в сторону гостиной. Шульдих последовал за ним.
Здесь явно что-то происходило. «Гости». Кто, черт возьми, это может быть?
Войдя в гостиную, Шульдих увидел Кроуфорда, сидящего на диване в непринужденной позе, что свидетельствовало о большом внутреннем напряжении. Наги примостился рядом с ним на краешке дивана. Мальчик взволнованно глянул на Шульдиха, когда Фарфарелло отошел в сторону. А на обычном месте Брэда, в кресле, сидел...
Не задумываясь, Шульдих выхватил пистолет и начал стрелять, стрелять, пока не закончились пули, но даже тогда он продолжал жать на курок побелевшими пальцами, сгорая от ярости, которой не чувствовал уже долгое время. Кровь стучала в висках, в сознании смешались вопли, проклятия, боль, горе, ужас, ненависть, ярость...
- Наги, - прорычал он, когда снова смог говорить.
- Прости, - тихо, но твердо сказал мальчик. – Это приказ Кроуфорда.
Две пули, висевшие в нескольких сантиметрах от кресла и сидевшего в нем человека, внезапно с глухим стуком упали на пол и, подскакивая, раскатились.
Шульдих метнул полный ярости взгляд на человека в кресле, взвешивая возможность перезарядить пистолет и сделать еще попытку. На это раз Наги может не успеть...
- Не советую, - холодно предупредил Кроуфорд. Шульдих злобно глянул на него, но американец остался, как всегда, безразличным к его злости.
Мужчина в кресле негромко вздохнул, и взгляд телепата, полный убийственной ненависти, тут же встретился с его печальными голубыми глазами.
- Я не перестаю надеяться, что однажды все изменится, - медленно произнес мужчина по-немецки.
- Я всегда буду ненавидеть тебя, - решительно заявил Шульдих, также на родном языке.
Мужчина снова вздохнул, но кивнул и, поднявшись, неторопливо пошел навстречу, остановившись всего в шаге от Шульдиха. Тот усмехнулся, глядя на брата сверху вниз, но того, казалось, не заботила разница в росте.
- Как бы там ни было, - спокойно произнес Отто, глядя на Шульдиха без страха или ответной злости, - я всегда рад видеть тебя, брат.
Шульдих прорычал что-то нечленораздельное и, отвернувшись, пересек комнату. Он остановился рядом с Фарфарелло, который подпирал стену, наслаждаясь спектаклем. Ирландца всегда развлекали столкновения Шульдиха с братом - как и все, что предполагало боль и насилие.
- Что ты здесь делаешь, Отто? – резко спросил Шульдих, с сожалением убирая пистолет. Ему еще представится удобный случай. Однажды он все-таки пристрелит ублюдка.
Отто слегка нахмурился, отчего его широкое воловье лицо сморщилось, как у деревенского дурачка.
- Кроуфорд? Я думал, ты уехал раньше, чтобы подготовить команду к моему прибытию.
Шульдих перевел злобный взгляд на командира.
- Ты знал? – требовательно уточнил он. – Знал, что он едет сюда, и не сказал мне?
Кроуфорд пожал плечами и холодно усмехнулся.
- После того инцидента в Мюнхене я подумал, что безопасней будет не предупреждать тебя.
«Ха, в Мюнхене. Я почти достал тебя тогда», - подумал Шульдих, послав брату неприятную ухмылку.
Отто нахмурился при этом напоминании, потом покачал головой и снова вздохнул.
- Я все еще надеюсь, что, если ты не можешь любить меня как брата или уважать как друга, то хотя бы примешь как товарища по команде, - заявил он.
- Я предпочитаю казнить тебя как предателя, - отрезал Шульдих, жалея, что убрал пистолет. Интересно, смог бы он выхватить нож у Фарфарелло, прежде чем тот успеет перерезать горло ему самому?
В глазах Отто зажглись тусклые огоньки бессильной злости.
- Зачем тебе это, Иоганн? – устало спросил он.
Шульдих чуть не зашипел от ярости.
- Не называй меня так, черт тебя побери! – заорал он, стиснув кулаки так, что ногти впились в ладонь. – Никогда не называй меня так!
- Тебя так зовут, - ответил Отто с доводящим до бешенства спокойствием. Шульдиху безумно хотелось вцепиться ему в горло, но он понимал, что не имеет ни шанса против превосходящей силы брата и рефлексов, не уступающих его собственным.
- Меня зовут Шульдих, - угрожающе прорычал он.
Отто посмотрел на него тем взглядом, каким смотрит взрослый на ребенка, из глупого упрямства протестующего против очевидной истины.
- Это не имя, это прилагательное, - коротко возразил он.
С невнятным яростным воплем Шульдих снова выхватил разряженный пистолет и швырнул в лицо Отто. Тот с легкостью поймал снаряд и положил рядом с собой. Губы его искривились в усмешке, удивительно похожей на обычное выражение лица Шульдиха, хотя и более сдержанной.
- Ты ведь понимаешь, чем это закончится, Ио... Шульдих, - медленно произнес Отто, чуть заметно поморщившись при произнесении вымышленного имени брата. – Нам уже раньше приходилось работать вместе, придется и теперь. Ты уже не в том возрасте, чтобы закатывать детские истерики каждый раз, когда видишь меня. Мама была бы очень разочарована.
Шульдих задохнулся при этих словах, чувствуя, что кровь застыла в жилах. Как он смеет... как он смеет говорить о ней, как смеет судить от ее имени?
Перейдя от гнева к замораживающей, смертельной ненависти, родившейся в тот день, когда его мать погибла в огне, разожженном братом, Шульдих неожиданно для себя успокоился. Такое уже случалось раньше. Отто считал, что это говорит о его согласии забыть о «неуместной» злости и вести себя как профессионал, потому что в такое состояние Шульдих впадал вскоре после прибытия брата и оставался в нем все время до его отъезда.
Но это был вовсе не профессионализм.
Это была рациональная, хладнокровная, убийственная ярость, охватывавшая его целиком.
- Зачем ты здесь? – снова спросил Шульдих. Голос его был холодным и спокойным.
Отто слегка улыбнулся, показывая, что оценил его «самоконтроль».
- Я временно назначен помощником Кроуфорда, - ответил он.
Шульдих удивленно оглянулся на командира. Непроницаемое, как камень, лицо Кроуфорда не выдавало ни малейших признаков злости, которую у него тоже должно было вызывать присутствие Отто.
Помощник, временный заместитель... интересно. Подозревают ли они Брэда в недостатке лояльности, или это просто дополнительная мера предосторожности в связи с предстоящей церемонией?
- В основном я здесь для того, чтобы убедиться, что ты помнишь, кому принадлежит твоя лояльность, - продолжил Отто, снова привлекая к себе внимание.
Шульдих приподнял брови при этих словах, очевидно, адресованных ему, судя по неодобрительному выражению лица брата.
- Наши Mагистры узнали о твоей... связи с одним из членов Вайсс, - продолжил Отто, слегка поморщившись при мысли о том, что он, как и Кроуфорд, несомненно, подразумевал под словом «связь».
Отто не одобрял сексуальных пристрастий брата.
Шульдих ухмыльнулся и игриво качнул бедром.
- Надеюсь, они не слышали подробностей, - протянул он. – Я был бы смущен...
Отто скривился, как будто съел лимон. Кроуфорд выглядел позабавленным его неудобством. Наги, казалось, предпочел бы оказаться в любом другом месте планеты. Фарфарелло приглушенно хохотнул.
У Шульдиха появилась отличная идея.
- Что скажешь, Отто? Неужели они завели папку, полную маленьких интимных подробностей? – промурлыкал он, соблазнительно изогнувшись. – Сказано ли там, что мы делали... вот так?
Он резко обернулся и притиснул Фарфарелло к стене, страстно целуя и прижимаясь бедрами к его паху.
Отто сдавленно запротестовал, но Фарфарелло воспринял нападение с обычной беззаботностью. Не будучи сексуальным по натуре, ирландец никогда не выступал инициатором такого контакта, но позволял Шульдиху делать что угодно, когда тот решал обратить на него внимание. Когда они были моложе, то иногда... влажные от крови, насытившиеся насилием и чужой болью...
По какой-то только ему известной причине – возможно, просто подыгрывая – Фарфарелло провел рукой по спине немца. Ощущение обожгло Шульдиха, прорвавшись сквозь его холодную ярость и вызвав воспоминания о Йоджи, об объятиях, прикосновениях, поцелуях Йоджи...
Он едва сдержался, чтобы не отскочить от Фарфарелло.
Присутствие Отто, с досадой подумал Шульдих, как всегда, заставило его сосредоточиться на том, чтобы вывести брата из себя, не думая больше ни о чем.
Сейчас он не мог себе этого позволить. Не мог забыть о Йоджи, о своем договоре с Кроуфордом... не мог позволить ненависти и злости так ослепить себя, чтобы забыть обо всем.
Глухо зарычав, он укусил Фарфарелло за язык, срывая досаду, вызванную необходимостью сдерживаться. Придется как-то... преодолеть это. Придется работать с Отто... не отгораживаясь от него защитным слоем холодной враждебности.
Это совсем не радовало Шульдиха.
Фарфарелло впился ему в губы более жестко, наполнив рот Шульдиха привкусом крови из прокушенного языка. Осознав, что объятие становится опасным, тот грубо оттолкнул ирландца и обернулся к брату, стирая кровь с губ тыльной стороной ладони.
Нацепив одну из самых своих несносных ухмылок и демонстративно виляя бедрами, он неторопливо подошел к Отто.
Тот не двинулся с места, продолжая неодобрительно хмуриться.
- Сказано ли там, что я делал это? – повторил Шульдих. Он поднял испачканную кровью руку и провел пальцем по квадратному подбородку брата, почувствовав, как челюсти Отто сжались от прикосновения.
- Ты болен, Иоганн, - тихо сказал Отто. Это было не обвинение, а просто печальная констатация.
Шульдих приложил палец ко рту блондина и придвинулся ближе, так что задел его щеку губами, прежде чем шепнуть прямо в ухо:
- Никогда, никогда больше не называй меня так.
Легким, дразнящим касанием кончика языка он очертил изгиб ушной раковины Отто. Тот положил сильные ладони ему на предплечья и сжал в качестве предупреждения, а потом оттолкнул, ответив гневным взглядом на ухмылку.
- Прекрати, - сказал он тихо, но твердо. Бледно-голубые глаза на секунду встретились с горящим изумрудным взглядом, прежде чем скользнуть по лицу Шульдиха, оглядывая синяки, оставленные Кроуфордом. Отто ни о чем не спросил, и Шульдиху стало интересно, какую историю ему рассказали в объяснение этих синяков. Он всегда жалел, что не может читать Отто.
Стоявший перед ним человек был слепым пятном, абсолютно непроницаемым для способностей Шульдиха. В противном случае тот давно уже воспользовался бы своим даром, чтобы уничтожить разум Отто, превратив брата в овощ.
Как это было бы приятно.
Внезапно появившийся рядом с ним Кроуфорд попытался оторвать руку Отто от предплечья Шульдиха, чтобы заменить ее своей.
«Каждый заявляет свои права», - с горькой иронией подумал Шульдих, вдруг представив себе, как эти двое делят его, словно дети - игрушку.
Отто сердито взглянул на Кроуфорда.
- Убери от него руки, - отрезал он, блеснув глазами в приступе искреннего гнева.
Это только сильней взбесило Шульдиха. Кроуфорду стоило только прикоснуться к нему, чтобы вывести обычно невозмутимого Отто из себя, в то время как сам Шульдих даже за попытку убить брата получал всего лишь печальный взгляд.
- Он – один из моих людей, - спокойно отозвался Кроуфорд. – Я имею право касаться его.
Глаза Отто угрожающе сверкнули, и Шульдих равнодушно взглянул на свою руку, все еще сжатую сильной ладонью брата. Рукав начинал слегка дымиться.
- Эй, ты жжешь мой гребаный плащ, засранец, - рявкнул он, вырвав руку и поднеся ее к глазам, чтобы осмотреть ущерб. На коричневой коже чернел отпечаток ладони, и когда Шульдих согнул руку, на рукаве появились трещины.
- Извини, - без особого раскаяния буркнул Отто, продолжая испепелять Кроуфорда взглядом. Тот усмехнулся в ответ.
- Все еще так плохо владеешь собой, Отто? – поддразнил он.
- Он не позволит мне всегда защищать его, Кроуфорд, но пока я здесь, ты не тронешь его, - запальчиво проговорил Отто.
Шульдих закатил глаза, чувствуя, что ярость слегка улеглась. Он выдержит присутствие Отто, раз другого выхода нет. Он будет на грани помешательства, когда все это закончится – но выдержит.
Кроуфорд тоже будет на грани помешательства.
Кроуфорд не любил Шульдиха. На самом деле ему не нужна была даже физическая разрядка, которую он получал с Шульдихом. Но Кроуфорд ненавидел, когда ему говорили «нет». Когда ему запрещали – особенно если запрещали то, что он считал своим по праву.
А это именно то условие, на котором Отто категорически настаивал.
- Ты мне не телохранитель, Отто, - огрызнулся Шульдих, подойдя к Кроуфорду и прижавшись к нему. Не потому, что ему этого хотелось, а просто потому, что брату это не нравилось.
Отто взглянул на него с недовольством, но без злости, которую демонстрировал Кроуфорду.
- Может, и нет, - согласился он. И добавил, снова обращаясь к американцу: - Но пока я здесь, я буду его охранять.
Шульдих хмуро взглянул на командира, желая знать, как тот отреагирует на это заявление.
Кроуфорд без выражения смотрел на Отто, больше не усмехаясь. Потом грубо оттолкнул Шульдиха от себя.
Телепат не был готов к этому движению и чуть не упал. Отто с легкостью поймал его, заботливо поддержав сильными руками. Шульдих отшатнулся, как будто прикосновение обожгло его – довольно нелепо, учитывая, что он был единственным в мире человеком, для которого это не представлялось возможным.
Он не мог читать мысли Отто. Отто не мог обжечь его.
По крайней мере, не его тело. Сердце Шульдиха он обратил в пепел семнадцать лет назад.
Телепат нахмурился при этой мысли. Если его сердце выжжено, как может он что-то чувствовать к Йоджи? Это не имеет смысла.
Впрочем, теперь ничего не имеет смысла, и, что бы он там ни чувствовал к Йоджи, все кончено.
- Я не позволю тебе... использовать... моего брата, пока сплю с ним под одной крышей, - откровенно заявил Отто.
- Использовать меня? Я что, предмет общего пользования? – возмутился Шульдих.
- Деревенский велосипед, - хохотнул Фарфарелло от стены.
Шульдих оглянулся на ирландца и усмехнулся. Отто и Кроуфорд не обратили на него внимания, увлеченные состязанием по переглядыванию.
Поразительно, но Кроуфорд отступил первым. С ухмылкой обернувшись к Шульдиху, он заметил:
- Отлично. Он все равно уже испачкан. Кто знает, какую болезнь он подцепил от этой Вайссовской шлюхи.
Произнося это, американец мысленно послал телепату напоминание об их недавнем разговоре.
Они все поражены самой смертельной болезнью: альтруизмом.
Шульдих холодно усмехнулся в ответ.
- Не беспокойся, Брэд. Что бы я ни подцепил от Йоджи – это не заразно.
Кроуфорд хмыкнул и, отвернувшись, отошел обратно на диван к Наги. Шульдих взглянул на мальчика и впервые с той минуты, как вошел в комнату, прикоснулся к его разуму.
Наги был... расстроен. Он не любил Отто, потому что тот заставлял Шульдиха вести себя странно. В присутствии Отто Шульдих становился почти таким же, каким был, когда Наги только присоединился к Шварц. Мальчик начинал снова чувствовать себя одиноким, а это ему не нравилось. Ему не нравилось, когда Шульдих двигался крадучись, как сексуальный хищник на охоте, не нравился блеск в единственном глазу Фарфарелло, его полная нетерпения улыбка, говорившая о том, что ирландец предвкушает побоище, не нравилось то, каким напряженным и отстраненным становился Кроуфорд... Отто переворачивал все в «семье» Наги вверх дном, и телекинетику это не нравилось...
Шульдих отвел глаза, почувствовав себя слегка... виноватым, что ли... Он никогда не задумывался о том, как его поведение действует на Наги. Мальчик слишком хорошо умел оставаться в тени, когда хотел избежать внимания...
И это была еще одна причина, почему сейчас Шульдих не мог позволить ярости овладеть собой.
Он вздохнул. Это будет долгое...
Долгое что?
- И долго нам тебя терпеть? – хмуро обратился он к Отто.
Тот успокаивающе взглянул на брата.
- Пока не истекут мои полномочия, - невозмутимо ответил он. – Я останусь здесь до конца церемонии.
Шульдих ощутил торопливо подавленную вспышку тревоги со стороны Кроуфорда. Отлично. Только этого им не хватало – Отто, постоянно торчащий за спиной, когда Кроуфорд еще даже не посвятил никого из них в детали своего великого плана...
- Ты – проклятый геморрой, толстяк, - с горечью пробормотал Шульдих. Отто молча пожал плечами. Его гнев полностью улегся, когда вопрос с любовными связями Шульдиха был решен.
- Что ж, пойду распакую вещи, - негромко заметил он, поворачиваясь и выходя из комнаты.
- Это просто чертовски замечательно, - огрызнулся Шульдих.
- Мне это нравится ничуть не больше, чем тебе, - сдержанно сообщил Кроуфорд. Он хмуро взглянул на телепата, недовольно сощурившись.
- Что? – буркнул тот.
- Я знаю, что он назвал тебя твоим гребаным именем! Почему, черт побери, я не могу его вспомнить? – сердито спросил американец.
Шульдих почувствовал, как губы изогнулись в усмешке. Ну, хоть что-то по-прежнему работает, как надо.
Выругавшись сквозь зубы, Кроуфорд резко развернулся и вышел, направившись в сторону кабинета.
- Пойду присмотрю за гостем, - предложил Фарфарелло, в качестве иллюстрации оттянув нижнее веко своего единственного глаза. Хохотнув над собственной шуткой, он тоже удалился.
Оставшись наедине с Наги, Шульдих вздохнул и, подойдя, плюхнулся на диван рядом с мальчиком. Наги все так же скованно сидел на краешке. Шульдих сгреб в горсть его рубашку и потянул мальчика назад. Наги упал ему на грудь и тут же начал отбиваться, пытаясь вырваться. Шульдих крепко обнял его за плечи, и Наги напряженно застыл под рукой.
- Я тебя не обижу, - устало заверил Шульдих. Он ненавидел ощущение страха в сознании мальчика. Шульдих думал, что они... начали преодолевать это с недавнего времени, но сейчас...
- Ты становишься другим, когда он здесь, - тихо сказал Наги, не глядя на Шульдиха.
Тот тяжело вздохнул, пытаясь избавиться от напряжения.
- Знаю. Прости. Я... постараюсь... держать себя в руках.
Они помолчали. Наги постепенно расслабился, и от этого Шульдиху тоже стало легче. Он устал, он был зол, обижен и в целом несчастен – но сейчас ему было чуть лучше.
- Мне жаль, что ты... не можешь больше видеться с Йоджи, - мягко произнес Наги.
- Да, мне тоже, - признался Шульдих. – Но ничего не поделаешь. Ты ведь меня предупреждал, так?
- Я... надеялся, что ошибаюсь, - прошептал Наги. Шульдих что-то буркнул в ответ, и они снова замолчали. Наконец, Наги поднял голову и, задумчиво глядя на Шульдиха, с любопытством спросил:
- Так значит... тебя зовут Иоганн?
Шульдих нахмурился, внезапно осознав, что так и не стер свое имя из головы мальчика, в отличие от голов Кроуфорда и Фарфарелло. Наги просто не было с ними тогда, он появился позже. Двое остальных не способны были припомнить другого имени немца, кроме «Шульдиха», но Наги...
Шульдих задумался, не исправить ли упущение. Но... было удивительно приятно снова услышать свое настоящее имя. Так долго никто не пользовался им, кроме Отто, отравлявшего самый его звук...
- Держи язык за зубами, ага? А то испортишь мне репутацию, - сказал Шульдих со слабой улыбкой.
Наги улыбнулся в ответ и кивнул.
- Это останется между нами, - заверил он.
- Вот и хорошо, - пробормотал Шульдих, почему-то чувствуя себя ужасно измотанным. – За мной не пропадет.

Конец

__________________________________________

Это была вторая часть. Впереди третья!

Гармоника. Часть третья.

"Расстояние".

1.

Оми думал, что в этом есть что-то нездоровое. И даже, пожалуй, жестокое.
Интересно, что на этот раз никто не заставлял Манкс приносить им видеокассеты. Никто не заставлял Манкс смотреть на посмертное изображение Персии на экране. Никто не заставлял Манкс притворяться, что нет разницы, жив ли человек, создавший Вайсс, или мертв.
Вайсс были по-прежнему живы. Критикер были по-прежнему живы. Миссия продолжалась, несмотря на смерть дяди.
Когда лже-Персия на экране своим сгенерированным компьютером голосом призвал их совершить возмездие, Оми тихонько вздохнул и огляделся. Кен и Йоджи слушали довольно внимательно и выглядели даже слегка взволнованными. Айя казался просто злым.
Интересно, как Айя сумел круто порвать с прежней жизнью и начать новую, когда его семья была убита?
Оми снова вздохнул. Если уж на то пошло, у него самого вообще не было прошлого, с которым можно было бы порвать. Вайсс стали единственной настоящей частью его жизни. Все остальное – школа, магазин – было только прикрытием. Как бы Оми ни раздражало то, что по настоянию Критикер им приходится выслушивать приказы фальшивого Персии, он все-таки был рад оказаться снова в строю. Ожидание казалось бесконечным.
Другие как будто не возражали против затянувшейся паузы. Черт, Айя вообще собрался и уехал. Но, с другой стороны, Айя всегда держался особняком от команды. В отличие от Кена и Йоджи, которые остались, втайне от самих себя ожидая, пока Критикер снова позовут их.
Оми взглянул на Йоджи. Тот хмурился, уставившись в пустой экран, на котором мелькали статические помехи. Кудо был странным в последнее время. С того дня, как был ранен, еще до гибели Персии. Оми не настаивал на объяснениях, видя, что Йоджи не настроен говорить о том, что его беспокоит - а потом тот, казалось, расслабился, снова став почти прежним, и Оми решил, что от добра добра не ищут. Судя по обмену взглядами, Кен был в курсе произошедшего, но не выглядел озабоченным. Что бы ни случилось со старшим Вайсс, команде это, по-видимому, не угрожало.
Оми знал, что рано или поздно во всем разберется. Невозможно, живя и убивая рядом с человеком, не узнать, в конце концов, его секретов.
Айя и Кен были другой проблемой, отдельной от Йоджи. Фудзимия после возвращения вел себя, как обычно, а вот Кен, похоже, нервничал. Неудивительно, учитывая, как его расстроил Айин поспешный отъезд. Оми не составило труда вычислить, что происходит между ними. Кен был далеко не таким скрытным, как Йоджи. Да и Айю несложно оказалось понять, несмотря на его отстраненность – и даже благодаря ей. Стоило только привыкнуть к довольно ограниченному разнообразию выражений его лица, и становилось очень легко истолковывать их нюансы. Когда Айя, как сейчас, постоянно настороже, то можно просто составлять список того, что способно его отвлечь.
И все-таки, понять проблему – не значит решить ее. Айя и Кен больше не в состоянии были работать вместе так слаженно, как раньше. Это тревожило.
Что ж, напомнил себе Оми, это пока подождет. У них миссия. И довольно сложная.
- Значит, вы хотите, чтобы мы расследовали спонтанные возгорания людей? – вяло спросил Йоджи. Оми и сам не ощущал никакого энтузиазма. Его одежда воняла дымом и паленым мясом еще с прошлой миссии.
- Мы полагаем, что всему этому есть какое-то прозаическое объяснение, - без запинки ответила Бирман, снисходительно улыбнувшись. Тон и выражение лица призваны были пресечь возражения со стороны Йоджи, показав, насколько смешны его возможные предположения.
Однако тот хмуро взглянул на женщину.
- Почему? – упрямо спросил он. – Мне кажется, мы все уже убедились, что не всему есть прозаическое объяснение. Нам довелось повидать слишком много всякого странного дерьма, чтобы быть такими тупыми и ограниченными, - заключил Йоджи, воспользовавшись тактикой самой Бирман.
Женщине это явно не понравилось, но Йоджи, очевидно, уверенный в своей правоте, только усмехнулся, прежде чем вернуться к просматриванию довольно тощей папки с распечатками, принесенной Бирман и Ботаном.
- С этим не очень-то разгонишься, - медленно проговорил Кен, переводя взгляд с папки на их нового куратора.
- У нас нет даже подозреваемых, - добавил Оми, не склонный сейчас поддерживать Критикер. – Это могли быть беспорядочные акты насилия и даже необъяснимый феномен, как предположил Йоджи.
Бирман недовольно поджала губы, но это не произвело на Оми впечатления.
- Работа Вайсс в том и состоит, чтобы вычислить преступников и наказать их, - решительно заявила женщина, резким движением поправив жакет.
«Нет, - слегка раздраженно подумал Оми. – Вычислять преступников – работа Критикер. Работа Вайсс состоит в том, чтобы убивать их. То, что мы дополнительно справляемся с расследованиями, не означает, что вы можете сгрузить все на нас».
Но он только молча пожал плечами и оглядел товарищей по команде, чтобы увидеть, кто готов взяться за это задание. Йоджи встретился с ним взглядом и тоже пожал плечами.
- Да, я в деле, - сказал он. – В любом случае, это интересно.
- Я тоже в деле, - рассеянно произнес Кен, шурша бумагами в поисках какой-нибудь маленькой зацепки, которую все они чудесным образом пропустили.
- Я отказываюсь.
Все удивленно посмотрели на Айю. Фудзимия ответил ледяным взглядом и холодно повторил:
- Я отказываюсь от всего.
Прежде, чем Оми успел задуматься о том, что Айя имел в виду, тот пересек комнату и начал подниматься по винтовой лестнице.
- Айя... – окликнул Кен, впрочем, недостаточно громко, чтобы это прозвучало как протест. Он мрачно смотрел вслед товарищу, но не последовал за ним. Вместо Кена вверх по лестнице за Фудзимией устремился Ботан.
Йоджи вздохнул, перевернул бумаги и раздраженно заметил:
- Если он собирается уйти, то пусть уходит сейчас. После того, как его сестра исчезла, Айя ни о чем больше не может думать. Он только мешает.
Это было непохоже на Йоджи – высказывать такие замечания, как бы справедливы они ни были. Кен, казалось, разделял мнение Оми, судя по его ошеломленному и обиженному взгляду.
- Что ж, оставлю вас, чтобы вы могли приступить к работе, - торопливо объявила Бирман, прежде чем, в свою очередь, отправиться наверх. Кен перестал сверлить глазами Йоджи и вернулся к документам.
- Какой-нибудь химический катализатор? – задумчиво предположил Оми, просматривая протоколы допроса свидетелей и отчеты о вскрытии трупов – вернее, того, что от них осталось: в основном пепел и кости. Что может так сильно гореть? Фосфор? Но как контролировали горение?
- Вот и копай в этом направлении, Оми. Попробуй найти что-нибудь, что может так гореть, - предложил Йоджи. Он отложил свою папку, встал и потянулся, после чего направился к лестнице.
- А ты чем займешься? – спросил Оми, решив не делать проблему из этого «предложения». В нем не звучало ни вызова, ни приказания, и, в любом случае, переспорить Йоджи было не так-то просто.
- Поработаю ногами, - ответил тот, неторопливо поднимаясь по ступенькам. – Увидимся.
Оми кивнул. Йоджи махнул рукой и скрылся наверху. Кен мрачно разглядывал папку с документами. Когда хлопнула дверь черного хода, он резко вскинул голову с возмущенным выражением на лице.
- Йоджи! – Кен обернулся и хмуро взглянул на Оми. – Вообще-то сейчас его очередь убирать магазин.
Оми поднял руки и улыбнулся.
- Не смотри на меня, Кен-кун, я должен начать исследование горючих веществ.
- Черт побери! – Кен бросил папку на стол и тоже метнулся к лестнице. – Что за дерьмо!
Оми кивнул сам себе, оставшись один. Да, все снова почти так, как должно быть. Вздохнув, он встал и отправился за компьютер.

***
Наги уселся на освобожденный Шульдихом стул и приступил к кропотливой работе по удалению из системы всех следов недавнего соединения. Он слышал, как Кроуфорд поздравил телепата с успешным установлением контроля над группой радикально настроенных возмущенных родителей, которых Наги в частных разговорах предпочитал называть просто «сумасшедшими». Шульдих фыркнул в ответ на похвалу, заявив, что их вряд ли нужно контролировать, достаточно просто помочь им придти к собственным заключениям.
- Ненавижу людей, - раздражительно добавил он.
- Довольно странное отношение для того, кто знает так многих настолько близко, - спокойно заметил Отто. Присутствие блондина заставляло Наги как следует вспоминать уроки немецкого. Отто плохо знал японский и всегда обращался к брату на родном языке. Кроме Шульдиха, он почти ни с кем не общался, разве что не упускал случая поспорить с Кроуфордом.
- Вот поэтому я их и ненавижу, - огрызнулся Шульдих, готовый затеять свару из-за любой мелочи. На этот раз пришел черед Кроуфорда вмешаться, чтобы успокоить телепата и в то же самое время исподтишка расширить пропасть между братьями.
- Ну что ты, Шульдих, не стоит расстраиваться из-за него. Он просто неспособен понять, каким бременем является для тебя твой дар, - быстро проговорил он. Замечание было верным по сути, но впечатление от него оказалось подпорчено немного снисходительным тоном американца.
- Пошел в жопу, Брэд, - проворчал Шульдих. Да, снисходительность была явно излишней. Наги закрыл интернет и запустил стандартную антивирусную программу. Он надеялся, что спор разрешится прежде, чем кто-нибудь по-настоящему выйдет из себя.
- Боюсь, это невозможно, пока твоя дуэнья препятствует удовлетворению моих развратных желаний, - холодно отозвался Кроуфорд, пропустив мимо ушей обращение по имени. В последнее
время он нередко позволял это, вероятно, для того, чтобы позлить Отто. Тем не менее, Наги готов был поклясться, что американец ведет счет проступкам Шульдиха. Рано или поздно тому придется расплатиться, но пока Кроуфорд готов был потерпеть.
Кроуфорд всегда жил немного в будущем, в отличие от Шульдиха, который жил в настоящем. Возможно, это и было основной причиной трений между ними.
- Я все время говорю ему, что он может к нам присоединиться, - ответил Шульдих. Его раздражение исчезло, слова прозвучали непристойно и двусмысленно.
Это всегда было плохим признаком. Наги поежился.
– Инцест – один из немногих грехов, которых я еще не совершал, - задумчиво добавил телепат.
- Иоганн. Прекрати, пожалуйста, - спокойно попросил Отто, отказываясь поднять перчатку.
Наги, скрытый экраном компьютера, чуть заметно улыбнулся, наслаждаясь звуком этого имени. Иоганн. Хорошее имя. Оно гораздо лучше ложилось на язык, чем «Шульдих», и Наги легко было бы его произносить, хотя он никогда не стал бы этого делать без разрешения телепата. Но хранить имя при себе Наги тоже нравилось. Это был секрет. Знак доверия, который как будто делал его менее одиноким. Добавлял смелости.
- Не называй меня так, ты, ублюдок! - проревел Шульдих, в порыве ярости снова оставив свой развратный тон. В эти дни у него постоянно случались резкие смены настроения. – Иди займись своей гребаной работой и сожги еще нескольких неблагополучных подростков!
Наги вздрогнул, уловив в голосе Шульдиха истеричные нотки. Рыжему не нравилось новое задание, нисколько. Наги не знал точно, почему – разве что из-за необходимости сотрудничать с ненавистным братом. Как бы там ни было, стресс начинал сказываться на поведении телепата. Наги почти надеялся, что Вайсс вскоре наткнутся на их временных исполнителей, и Шульдиху не придется больше заниматься тем, что его так расстраивает.
- Шульдих, хватит, - снова вмешался Кроуфорд. Голос американца был холодным и резким, вероятно, от осознания того, что Отто снова назвал брата настоящим именем, которое Кроуфорд оказался неспособен удержать в памяти. Наги подозревал, что американца не интересует имя, а возмущает отказ в предоставлении информации, но для того это было более чем достаточной причиной, чтобы выходить из себя. – Пойди приляг. Отто... твои способности нужны на рабочем месте, - добавил Кроуфорд, немного смягчив тон. Он все еще имел власть над Шульдихом и давно привык помыкать им по любому поводу, но по отношению к Отто, который ему не подчинялся, требовалось проявлять хоть немного уважения.
- Я пойду, когда буду уверен, что твой гнев и несдержанность не угрожают моему брату, - холодно ответил Отто.
Просто замечательно. Наги подтянул к себе реферат по истории, который готовил для школы, и телекинетическим щитом оградил спину от любых предметов, которые могли полететь в его направлении.
- Мне не нужна твоя защита! – взъярился Шульдих.
- Ио... Шульдих, пожалуйста. Защищать тебя – мое право и обязанность... – начал Отто успокаивающим тоном, каким обычно разговаривал с братом. Насколько знал Наги, именно это всегда доводило того до белого каления.
- Что ж, ты на славу постарался, - перебил Шульдих. – Интересно, как бы я жил без твоей защиты.
Замечание не показалось Наги каким-то особенно резким. Скорее, оно было вполне безобидным. Но он понимал, что многого не знает, и повисшее в кабинете молчание означало, что эти казавшиеся невинными слова глубоко задели кого-то из присутствующих.
Через минуту послышались яростные проклятия Шульдиха, постепенно затихавшие и, наконец, оборвавшиеся за закрывшейся дверью.
- Я должен поговорить с ним, - пробормотал Отто. Наги скривился перед монитором. Он почти готов был привлечь к себе внимание, посоветовав немцу оставить брата в покое. Присутствие Отто беспокоило Шульдиха, выбивало из колеи и заставляло отчаянно искать выхода бурлившим в нем эмоциям. Мальчик видел, что он старается не сорваться, как обычно, в безжалостную жестокость, хотя бы отчасти ради него, Наги, ради этой тонкой, непрочной связи, установившейся между ними с недавнего времени. И еще отчасти, вероятно, ради чего-то, связанного с Йоджи Кудо. Наги старался не задумываться об этом.
Но Отто видел только, что Шульдих взаимодействует с ним больше обычного и кажется хотя бы чуть-чуть более психически устойчивым, чем во время их предыдущих встреч.
К несчастью, это дало ему некоторую надежду на улучшение взаимоотношений с братом, поэтому он испытывал границы терпения Шульдиха, отчего тот бесился, Наги беспокоился, Кроуфорд бессильно скрипел зубами, а Фарфарелло посмеивался в своей комнате...
- Оставь его в покое, - решительно сказал Кроуфорд. – Ему нужно отдохнуть. А тебе нужно работать.
- Ему нет нужды отдыхать, - высокомерно возразил Отто. – Ему почти не приходится использовать свой дар для этого...
- Его выматывает не использование дара, - перебил Кроуфорд несвойственным ему мягким тоном, давшим понять Наги, если не Отто, что американец собирается ударить ниже пояса, – а эмоциональная травма. Он чувствует себя ответственным за то, что, в определенном смысле, является повторением обстоятельств гибели его матери. Это было для него очень тяжелым переживанием, и, согласись, сходство... – он многозначительно замолчал.
Наги почти ощутил напряжение молчаливого противостояния за своей спиной, прикрытой невидимым щитом.
А может, и вправду ощутил. В комнате как будто стало теплее.
Между прочим, это интересная информация. Миссия напоминает Шульдиху о смерти матери? Наги даже не знал, что у Шульдиха была мать – хотя, конечно, от кого-то ведь тот должен был произойти. То, что мать действительно была, и что немец переживал ее смерть, явилось для Наги довольно неожиданным аспектом его личности. Мальчик давно пытался понять суть конфликта между братьями, но не видел никакой причины ни для откровенной ненависти Шульдиха к Отто, ни для безнадежной привязанности блондина к рыжему.
Значит, мать... Интересно, что именно напомнило Шульдиху о ее смерти? Как она умерла?
Определенно, в комнате становилось жарко. Если в ближайшее время напряжение между Кроуфордом и Отто не разрешится, компьютер окажется в опасности...
- Ты знаешь, что он не позволит тебе утешать себя, - удовлетворенно заметил Кроуфорд. Наги понял, что американец, как всегда, удачно выбрал момент, потому что неприятная жара начала спадать.
- Ты жесток, Кроуфорд, - тихо, без выражения произнес Отто.
- Правда жестока, - ответил Кроуфорд, точно так же тихо и загадочно. Наги почти захотелось обладать даром Шульдиха. Не то чтобы и вправду захотелось, - после того, что ему доводилось видеть, - но почти.
Он услышал, как хлопнула дверь комнаты, а потом почувствовал руку Кроуфорда на плече.
- Работаешь, Наги? – вкрадчиво поинтересовался американец.
Наги буркнул что-то неразборчивое, подтянув поближе свой реферат, и поднял голову, вопросительно глядя на командира.
- Мне опять последить за ним? – спокойно спросил мальчик.
- Нет, - ответил Кроуфорд с чуть заметной неприятной усмешкой. – Думаю, все это несколько затянулось. Еще немного, и Шульдихом будет слишком трудно управлять. Я хочу, чтобы ты взял один из снятых нами любительских фильмов и предложил его кое-кому для частного просмотра.
Наги недоуменно сдвинул брови. Он не имел ни малейшего понятия, зачем Кроуфорд поручал ему проследить за Отто в городе и тайком снимать на видео террористические акты, которым немец «оказывал содействие». Группа психически неуравновешенных людей, которых Шульдих подталкивал к «спасению» вставших на дурной путь подростков с помощью огня, имела доступ к большим запасам легко воспламеняемых химических веществ, применявшихся для обрызгивания выбранных жертв. Эти вещества спонтанно возгорались при контакте с воздухом.
Разумеется, это была только общая схема.
При нанесении таких химикатов слишком легко поджечь себя в процессе или привлечь к себе нежелательное внимание из-за необходимости близкого контакта с жертвой.
Поэтому сумасшедшие обрызгивали людей горючей жидкостью и уходили. А Отто, стоявший где-нибудь неподалеку, начинал сосредоточенно думать о жаре, или что там требовалось для действия пирокинеза, и воспламенял эту жидкость.
Сумасшедшие не знали об Отто. Если бы его помощь была недоступна, Шульдих придумал бы какой-нибудь другой способ делать то, что они делали, но поскольку Отто был здесь, Кроуфорд заявил, что он должен приносить пользу, а не просто занимать место.
Похоже, теперь Кроуфорд, наконец, готов был разъяснить, для чего велась слежка.
- Найди этого человека и отдай ему пленку, - велел американец, протягивая Наги маленький листок бумаги с написанным на нем именем.
В последнее время Наги ощущал, что ему с трудом удается держаться на плаву в водоворотах опасных подводных течений, окружавших его в доме. Теперь он почувствовал, что его все-таки смыло неожиданной волной.
Кроуфорд потрепал его по голове и вышел, и Наги сел обратно за компьютер, тщетно пытаясь понять, как, и, главное, зачем он должен доставить кассету с записью результатов своих наблюдений Йоджи Кудо.

***
Шульдих свернулся в плотный клубок на кровати, закрыв глаза. Нельзя сказать, что это помогало. Физическое расслабление не могло снять напряжения, сжигавшего его.
Он нахмурился и потер лоб. Голова болела от усилий блокировать воспоминания о гибели матери.
К черту Отто и Эсцет, которые за ним стоят. К черту всех. Весь мир может катиться к чертям.
- Шульдих. Ты должен отдыхать.
- Пошел к черту, Брэд, - решительно заявил телепат, получив возможность выразить хотя бы одно из своих пожеланий вслух. Что Брэд забыл в его спальне? Отто хватит удар, если он застанет Кроуфорда здесь.
Возможно, это не такая уж плохая идея.
- Ты можешь выключить этот дьявольский шум? – потребовал Брэд. Шульдих повернулся к нему, и Кроуфорд, скривившись, указал на стерео. Немец удивленно заморгал, только сейчас заметив, что комната буквально вибрирует от грохота басов и пронзительного завывания гитары. Это был один из его любимых дисков. Брэд говорил, что это звучит так, словно кого-то кастрируют без наркоза.
Раздраженно вздохнув, Шульдих сел, нашарил на тумбочке пульт и выключил музыку. Наступившая «тишина» не слишком отличалась для него от рева стереосистемы.
Брэд шагнул ближе.
- Твои щиты опять ослабевают? – резко спросил он.
Шульдих не ответил. Конечно, его щиты ослабевают. Во-первых, здесь Отто. Во-вторых, Отто пока не собирается уезжать. В-третьих, их последняя миссия предусматривает сожжение людей, которое никогда не входило в десятку излюбленных методов убийства Шульдиха. В-четвертых, недавно ему пришлось отказаться от единственного, что давало ему радость, какой он не знал на протяжении многих лет.
В-пятых, он все еще жив.
Брэд взглянул на него с легким беспокойством.
- Ты выдержишь? Еще немного?
Шульдих пожал плечами и снова упал на матрац, уставившись в потолок. Наверно, Брэд проявляет любезность, изображая тут заботу. Хотя, конечно, он и вправду заботится о том, чтобы телепат был в состоянии выполнять свою работу, так что это не такое уж большое усилие с его стороны.
- Становится труднее, - признался Шульдих. Раньше он ни за что не сказал бы этого Брэду, никогда не выдал бы собственной слабости. Но они заключили сделку, и Шульдих не рисковал утаивать что-то от американца, боясь, что тот сочтет себя вправе нарушить свою часть соглашения. – То, что он все время поблизости... и... поджоги... – он не смог сдержать дрожи отвращения и ужаса при воспоминании об этом.
- Но ты справишься? – настойчиво допытывался Брэд.
- Конечно, справлюсь, - с досадой пробормотал Шульдих. Я выдержу, потому что должен. У меня нет другого выхода. У Йоджи и Вайсс нет другого выхода. – Я выполню свою часть работы, не беспокойся, Кроуфорд, - добавил он, слишком усталый даже для того, чтобы подкалывать командира, называя его по имени.
Матрац слегка прогнулся, и Шульдих почувствовал присутствие американца у себя за спиной. В сознании Кроуфорда звучал низкочастотный шум, ровный, спокойный и сдержанный. Вечное бормотание подсознания по поводу многочисленных грехов Шульдиха было сейчас несколько приглушено стремлением... к чему? Немец нахмурился, недоумевая, чего именно хочет от него Кроуфорд.
- Отто ушел, - спокойно сообщил Брэд. Потом добавил с едва заметной хрипотцой в голосе: – Его не будет несколько часов.
А. Так вот что он здесь делает.
- Я не в настроении, - нерешительно начал Шульдих. Зная, что это не совсем правда.
- Неужели? – недоверчиво спросил Брэд, наклонившись и взяв его за плечо. На губах Кроуфорда заиграла хитрая понимающая усмешка. Он точно знал, как действует на Шульдиха это выражение.
- Ты всегда говоришь, что это лучший способ восстановить твой внутренний баланс, - напомнил Брэд.
Это была правда. И Шульдих действительно говорил об этом. Иногда, чтобы восстановить прочность строения, его нужно предварительно доломать. Секс всегда разрушал его щиты, а потом они восстанавливались. Наставники Эсцет говорили, что у Шульдиха отсутствует сознательный контроль над ними, и когда-нибудь это приведет к возникновению проблем, если раньше он не сойдет с ума. Его щиты были почти полностью инстинктивными. У телепата хватало знаний и сил только на то, чтобы на короткое время поднять завесу, как он сделал для Йоджи. Но это неизбежно запускало цикл разрушения, и приходилось полностью уничтожать щиты, чтобы дать им отстроиться заново.
Как если бы компьютер Наги завис, и его пришлось выключить и перезагрузить.
Только у Шульдиха не было возможности отследить «сбой системы» у себя в голове.
На самом деле это был медленный путь к разрушению. Но его это никогда не волновало.
И он по-прежнему не знал другого способа разобраться с проблемой.
Вздохнув, Шульдих протянул руку, снял с Кроуфорда очки и, аккуратно сложив их, убрал на тумбочку. Брэд сел и начал расстегивать рубашку. Немец задумчиво смотрел в потолок. К тому времени, как Брэд встал, чтобы снять брюки, Шульдих принял решение.
- Кроуфорд, - тихо сказал он. – Можем мы... немножко поменять это?
Брэд замер и недоуменно нахмурился.
- Что поменять?
Шульдих поморщился.
- То, как мы занимаемся этим, - пояснил он, указав рукой на себя, а затем на Брэда.
- И что именно ты хочешь поменять? – спокойно уточнил американец.
Шульдих неуверенно помедлил, потом перекатился набок, вытянул ящик тумбочки, достал оттуда маленький тюбик и протянул его Брэду. Тот взял тюбик и с любопытством уставился на него.
- Его еще не открывали, - заметил Брэд, усмехнувшись. Холодные карие глаза смерили Шульдиха понимающим взглядом. – Берег для особого случая?
- Нет, - соврал Шульдих, отчаянно стараясь не думать о Йоджи. Он не хотел вмешивать Йоджи в свою связь с Кроуфордом.
С другой стороны, вряд ли этого удастся избежать.
Брэд недоверчиво хохотнул, но покладисто сорвал с тюбика целлофановую обертку и открутил колпачок, потом выдавил щедрую порцию содержимого на палец и растер по всей длине уже затвердевшего члена. Без дальнейших комментариев он забрался на кровать, стянул трусы Шульдиха до колен и жестом приказал немцу перевернуться, приподняв зад.
Шульдих закусил уголок подушки и сосредоточился на ощущении жаркой животной похоти в мыслях Брэда, позволяя ей охватить и себя, увести прочь от себя самого. Сегодня – никаких фантазий. Никакого притворства, будто в этом есть что-то большее, будто у него когда-нибудь может быть что-то большее, чем это. Просто две совокупляющиеся темные твари.
Со смазкой было приятней, чем он привык. Шульдих почувствовал, как его контроль над собственным сознанием, над самим собой ускользает, по мере того как удовольствие Брэда охватывает его, и радовался этому избавлению, каким бы мимолетным оно ни было. Радовался кратковременному отдыху от голосов в голове, от неотступных воспоминаний, от неослабевающей глухой ярости, вызванной присутствием Отто, от бесконечной пытки просто быть Шульдихом...
Он знал, что утром будет ненавидеть себя. Но и в этом не было ничего нового.

***
Старые кошмары вернулись.
Лежа в переулке, прижав руку к огнестрельной ране в животе, Йоджи подумал, что множественное число здесь не совсем уместно. На самом деле был только один кошмар.
Только теперь он осознал, каким облегчением было спать ночь напролет, не терзаясь воспоминаниями. Близость другого тела в постели всегда ослабляла тиски памяти, и, вероятно, Шульдих тоже приложил руку к тому, чтобы облегчить последствия травмы. Может, только для того, чтобы горе и вина Йоджи не беспокоили его – но, в любом случае, это было хорошо.
Поэтому Йоджи особенно скучал по Шульдиху, когда начинался кошмар.
С другой стороны, время, проведенное в голове телепата, сделало Йоджи более чувствительным к подсознанию, своему или Шульдиха, и теперь сон был куда более живым, с яркими, бросающимися в глаза подробностями, и кровь в нем была горячее, и крик Аски громче звучал в ушах... Все стало гораздо более реальным. Свежим, как будто только что произошло. И этого Йоджи не понимал.
На самом деле он и сам не был уверен, виновата ли в этом его обострившаяся чувствительность к подсознанию и воспоминаниям или то, что он успел отвыкнуть от этой пытки.
В любом случае, ему очень хотелось найти способ вернуться в свою старую комнату, к приятным снам, которые начинались там. Этот сон тоже всегда начинался в его комнате, так что Йоджи каждый раз с надеждой открывал «глаза» - и видел в дверях Аску, пришедшую, чтобы разбудить его, и все начиналось по новой. Однажды Йоджи попытался управлять сном, вернуть его к прежнему, ставшему уже привычным сценарию, но ничего не получилось. Аска-воспоминание не желала играть свою неписаную роль, а когда он упрямо отказался действовать так, как предписывала память, просто растаяла вместе с комнатой.
Отчасти это было даже хуже, чем кошмар.
Поэтому Йоджи быстро научился – вернее, восстановил навык – исполнять свою роль в цепи событий, окончивших его прежнюю жизнь. Все лучше, чем это безнадежное одиночество, которое он испытал, когда сон разрушился. По крайней мере, Йоджи по-прежнему был связан с ней...
- Почему ты не можешь просто отпустить ее?
Йоджи нахмурился при звуке собственного голоса. Повернув голову, он увидел создание, которое преследовало его со времени, проведенного в мозгу Шульдиха.
Существо ответило таким же хмурым взглядом, в котором было, впрочем, больше досады, чем злости. Играя со своей вечной орхидеей, оно склонило к Йоджи лицо, в чертах которого сохранилось только незначительное сходство с Шульдихом. Рот был чуть шире, чем у него самого, и разрез глаз немного отличался... имелись и другие крошечные отличия, но Йоджи знал, что только он один способен заметить их, потому что сравнивает... это... с самим собой.
И еще, может быть, потому, что знал, где искать отголоски черт Шульдиха.
- Она мертва. Живи дальше, - посоветовало существо, очевидно, поняв, что Йоджи не собирается отвечать на заданный вопрос, и махнуло рукой в сторону лежавшего чуть дальше Аскиного тела, сейчас скрытого тенью.
- Отъебись, - устало буркнул Йоджи, сам понимая, что ему плевать, последует ли существо этому указанию. Вернее, отчасти он даже предпочел бы, чтобы оно осталось. По крайней мере, в нем было больше... жизни, чем в воспоминании об Аске.
- Хотелось бы, - заверило оно. – Да только не с кем в последнее время. Ты бы пошел, что ли, к Кенкену поприставал? Ему, должно быть, одиноко, когда Айя снова разыгрывает исчезновение.
Создание опустилось на землю рядом с Йоджи, поджав под себя ноги.
- Я не собираюсь приставать к Кену, - решительно возразил тот, стараясь убедить себя, что мгновенно вспыхнувший интерес, вызванный этим предложением, был всего лишь проявлением гиперактивного либидо, просыпавшегося при любом отдаленном упоминании о сексе. Он и вправду не хотел делать с Кеном ничего грязного и интимного, кроме убийств. Не то чтобы ему хотелось убивать, но...
- Но это, определенно, сняло бы напряжение, - слегка мечтательно закончило существо. Йоджи нахмурился. Он не думал этого. Не думал.
Собирался подумать, но вовремя остановился.
- Тогда откуда ты знаешь, что собирался это подумать? – поддразнило существо, ухмыльнувшись совсем как Шульдих. – И потом, не отходи от темы. Конечно, секс был бы лучше всего, но, раз уж ты оказался таким долбоебом и упустил свой шанс, сойдет и убийство. Ничто не сравнится с медленным удушением какого-нибудь неудачника, когда леска врезается в перчатки, натягивается, вибрирует, отражая борьбу жертвы, кровь выступает из порезов на его коже... Чертовски эротично. У меня встает от одной мысли об этом. А у тебя, Йоджи-кун?
Похоже, ответа не требовалось. Особенно учитывая, что создание словно бы могло теперь читать его мысли, даже когда Йоджи не «говорил». Если это и вправду так, нет смысла отрицать реакцию, которую вызывало в нем убийство, совершаемое выбранным им оружием. Ощущение было извращенным, порочным, он и сам откровенно презирал себя за это, но...
- Но ты все еще чувствуешь прежнее волнение, - радостно заключило существо. Оно разожгло сигарету и выдуло облачко дыма в темноту переулка. – Даже забавно, что ты выбрал убийство удушением, учитывая, какие номера ты когда-то отмачивал с дорогой покойной Аской...
Йоджи вздрогнул. Откуда оно знает...
- Я знаю все, Йотан. Я помню, каким тонким и нежным было ее горло под моими ладонями, как бился ее пульс под пальцами, как затуманивались ее глаза, когда я усиливал хватку, как она стонала... – мечтательно произнесло существо хрипловатым от похоти голосом.
Йоджи почувствовал, что его затрясло. Оно не может этого знать, этого никто не знает...
- Ты знаешь, идиот. Ты был там. А что знаешь ты – знаю я, - самодовольно заявило существо.
Йоджи нервно сглотнул.
- Кто... что ты такое? – спросил он. – Ты не моя совесть, но ты – что-то большее, чем просто... пугало, или как там Аска назвала тебя...
- Ты что, даже этого еще не понял? Многого же ты не позволяешь себе осознать, да? – покачало головой создание. Потом оно выпустило еще одно облачко дыма и задумчиво склонило голову набок. – Если тебе нужно какое-то имя для меня, я мог бы предложить тебе звать меня Балинезом. Но... это было бы неправильно. Возможно, даже опасно. Если ты зайдешь дальше в вытеснении чувств и самообмане, то начнешь убеждать себя... В любом случае, я не обязан тебе ничего объяснять. Ты уже знаешь меня. Хорошо знаешь, - существо послало Йоджи озорную усмешку – копию той, что он видел когда-то на лице Шульдиха. – Так же хорошо, как себя.
Оно хохотнуло, очевидно, находя все это забавным.
- Я даже не знаю, почему разговариваю с тобой, - раздраженно пробормотал Йоджи.
- А с кем тебе еще разговаривать здесь? – спросило существо, обведя рукой пустынный переулок. – С трупом? Она и при жизни не сильна была в разговорах, правда?
- Ты знаешь... что случилось... с другой Аской? – медленно произнес Йоджи, почти боясь ответа, каким бы он ни оказался.
Создание замерло, не успев поднести сигарету ко рту, и обернулось, уверенно встретив взгляд Йоджи.
- Конечно, знаю, - ровно произнесло оно.
После чего выжидающе замолчало, с вызовом глядя на Йоджи.
Йоджи моргнул и отвел глаза.
- Ничтожество, - с горечью заметило существо. Оно отшвырнуло окурок и поднялось на ноги. – Слушай, сделай нам обоим одолжение: пойди сними шлюху, которая позволит затянуть ремень на своей шее за несколько лишних йен, если не собираешься дать Кенкену отдрочить тебе. Ты слишком напряжен.
С этим непрошеным советом оно развернулось и исчезло в темноте медленно тающего переулка.
Смущенный и встревоженный, недоумевающий, надо ли искать другой смысл этого разговора, кроме очевидного факта, что ему не хватает секса, расстроенный и одинокий, Йоджи отпустил сновидение и перешел в стадию более глубокого сна.

3.
- Ты что, в Таиланд за едой ездил? – с притворным раздражением спросил Кен, когда Йоджи с пакетом в руке появился в дверях магазина.
Пропустив вопрос мимо ушей, Йоджи запер дверь и, жонглируя поклажей, перевернул табличку надписью «закрыто». Только теперь Кен заметил в руках друга какую-то кассету.
- Что у тебя там, Йотан, «Горячие студентки-2»? – с любопытством спросил он, поставив швабру в угол и подходя, чтобы забрать пакет с едой.
Вместо того чтобы отпустить в ответ какую-нибудь сальную шуточку, Йоджи мрачно уставился на кассету, задумчиво вертя ее в руках.
Кен понял, что дело серьезное.
- Йоджи? Что это? – осторожно спросил он.
Йоджи, наконец, поднял голову. Глаза его на лишенном всякого выражения лице были темными и загадочными. Но, встретившись с взволнованным взглядом Кена, он усмехнулся и пожал плечами, снова став похожим на самого себя.
- Я и сам еще не уверен, но, кажется, это долгожданный прорыв в нашем деле.
- Прорыв...? – начал Кен, но Йоджи уже прошел мимо, весело насвистывая.
Кен последовал за ним, задержавшись в комнате отдыха, чтобы прихватить несколько бумажных тарелок и палочки, прежде чем спуститься в подвальную комнату, откуда уже слышались голоса товарищей.
- Где ты это взял? – спросил Оми. Когда Кен вошел, младший Вайсс как раз вставлял кассету в проигрыватель, соединенный с компьютером.
- Из собственных источников, - спокойно ответил Йоджи. Оми вздохнул и нажал кнопку видеомагнитофона, зная, что из Йоджи все равно ничего больше не вытянуть. Тот сохранил немало связей со времен, когда был детективом, и упрямо скрывал свои источники как от полиции, так и от друзей.
Это, по крайней мере, проясняло, откуда взялась кассета. Йоджи вечно получал полезные улики и свидетельства из таинственных неназываемых источников. Обычно зацепки оказывались действительно ценными. К этому просто следовало привыкнуть.
По тому, как Оми пожал плечами, Кен понял, что тот, как обычно, хотел бы поподробнее расспросить Йоджи о происхождении кассеты. Но когда пошли первые минуты записи, он перестал думать и о желаниях Оми, и о скрытности Йоджи.
На экране возникали люди, горящие заживо на улицах.
Кен вздрогнул, ощутив фантомную боль в боку, в том месте, где никогда уже не сможет почувствовать реальную боль. Он знал, каково это – гореть заживо. Ему хотелось как можно скорей разобраться в этом преступлении и покарать виновных, кем бы они ни были. Неважно, насколько пропащими были эти подростки, они все равно не заслуживали такой участи.
После того как они просмотрели несколько эпизодов, Оми начал перематывать, используя перехват экрана и открывая новые окна, чтобы наложить застывшее изображение.
- Смотрите, вот этот человек появляется в каждом эпизоде, - сказал он, указывая на худую фигуру в темном плаще. Кен кивнул. Оми проиграл еще раз один из эпизодов, и они увидели, как человек проходит мимо группы подростков, сидящих на тротуаре. Он поднял руку и словно бы помахал, прежде чем скрыться из виду. Через несколько секунд пламя охватило одного мальчика, а затем и остальных. Кен вздрогнул.
Оми снова перемотал, остановив пленку на том кадре, где человек поднял руку, и стал увеличивать изображение руки, пока картинка не превратилась в мешанину растянутых пикселей. Потом запустил еще какую-то программу, которая как будто отразила изображение в инфракрасном излучении, или что-то вроде того, Кен не разбирался. Но Оми и Йоджи это, похоже, о чем-то сказало, судя по тому, как оба тихонько хмыкнули в унисон.
- Значит, оно не воспламеняется сразу же, - пробормотал Оми. – Все жертвы либо курили, либо находились рядом с курящими. Возможно, огонька сигареты достаточно, чтобы привести в действие катализатор.
Йоджи буркнул что-то неразборчивое, и Кен оглянулся на него.
Кудо хмурился, рассматривая изображение на экране.
Но смотрел он не на фигуру в темном плаще. В этом Кен был уверен, хотя и сам не знал, почему.
Он снова повернулся к монитору, когда Оми начал закрывать окна, готовясь возобновить поиск химикатов с учетом новых данных. Кен следил за исчезающими изображениями, недоумевая, что могло привлечь внимание Йоджи.
И тогда он заметил другую фигуру, тоже появляющуюся в каждом эпизоде. На заднем плане, в отдалении, как будто тот, кто снимал, старался оставаться как можно дальше от него. Или просто потому, что этот человек не представлял интереса. Возможно, это было просто совпадение. Многие эпизоды происходили на той же самой территории. Возможно, это даже не был один и тот же человек.
Но сколько в Токио белокожих блондинов в черных безрукавках?
Может быть, много. А может, и нет.
Кен снова оглянулся и открыл было рот, чтобы сказать об этом блондине... но наткнулся на напряженный взгляд Йоджи.
Тем, что заставило его промолчать, была не холодная угроза в этих нефритовых глазах - а скрытые под ней страх и растерянность.
Йоджи резко отвернулся к лестнице, небрежно обронив что-то о том, что не будет мешать Оми работать. Оми утвердительно хмыкнул, уже зарывшись в базы данных. Любопытство погнало Кена следом за Йоджи. Никто не вспомнил о еде.
Кен догнал друга только в магазине, где тот уже поднял рольставни и теперь отпирал дверь.
- Так кто этот блондин? – без предисловий спросил Хидака. Нет смысла притворяться, что ничего не заметил, после того обмена взглядами под лестницей.
Йоджи вздохнул, отошел от двери и уселся на стол, поставив ноги на сиденье стула. Он задумчиво глядел на недоподметенный пол, и Кен нахмурился, не зная, услышит ли хоть какой-нибудь ответ.
- Я оказался в очень неудобном положении, Кенкен, - наконец, признался Йоджи. Кен подавил желание согнать его со стола и промолчал, ожидая продолжения. Йоджи снова вздохнул. – Я знаю то, что... ну, что вы тоже, наверно, должны знать. Но, если я расскажу об этом, то должен буду также объяснить, как и откуда об этом узнал...
- Это имеет отношение к Шульдиху? – с беспокойством спросил Кен. С тех пор, как Вайсс снова оказались в строю, он начал думать, что поощрять Йоджи... тусоваться с членом Шварц было не такой уж хорошей мыслью. Им пока не пришлось выступать против Шварц, но теперь это было вполне возможно.
Похоже, даже более чем возможно, хотя Кен еще не видел связи.
- К сожалению... да, - с трудом проговорил Йоджи.
Кен помрачнел.
- Йоджи, он... я имею в виду, Шварц имеют какое-нибудь отношение к... исчезновению Айиной сестры? – запинаясь, спросил он.
Йоджи вздрогнул.
- Не... совсем, - неловко сказал он.
Этот уклончивый ответ разозлил Кена.
- Йоджи, если они в этом замешаны, ты не должен защищать его... – горячо начал Хидака.
- Я знаю, - отрезал тот, вскинув голову. – Неужели ты думаешь, я не сказал бы Айе, если бы знал, где его сестра?
Кен слегка покраснел и отвел глаза в надежде скрыть от друга, что на какой-то момент действительно подумал именно это... Йоджи никогда не поступил бы так ни с кем из Вайсс. Кем бы ни был для Йоджи Шульдих, Кен был уверен, что Балинез не предал бы команду ради него.
- Ладно, думай что хочешь, но я бы так не сделал, - с досадой пробормотал Йоджи, и Кен вздрогнул, услышав в его голосе скрытую, но ясную как день нотку обиды. Иногда казалось, что они слишком хорошо знают друг друга. – Шварц не похищали девочку. Но... они знают, кто похитил. И...
- И? – поторопил Кен.
Йоджи еще раз вздохнул, глядя в пол.
- Ты помнишь прошлую миссию? – резко спросил он. – Странный ритуал сжигания девушек?
- Разве такое забудешь? – мрачно пробормотал Кен.
- А помнишь, Критикер сказали нам, что те люди работали на организацию, известную как Эсцет?
- Да, - нетерпеливо отозвался Кен.
Йоджи встретил его взгляд своими потемневшими глазами.
- Ну вот, Шварц работают на Эсцет, - прямо заявил он.
Кен ошеломленно уставился на друга.
- Ты имеешь в виду... как... как на Такатори? – запинаясь, выговорил он. – Телохранители, или что-то вроде этого?
Йоджи покачал головой.
- Нет, Кен. Они не независимы, как мы думали. Вайсс принадлежат Критикер, а Шварц принадлежат Эсцет.
Кен подошел к столу и, вытянув стул, уселся на него верхом, положив подбородок на спинку.
- Вау, - потрясенно выдохнул он.
- Ага, - подавленно подтвердил Йоджи.
- Ты должен сказать Оми, - подумав, решил Кен.
- А откуда я об этом узнал, Кен? – спокойно спросил Йоджи. – Даже Критикер еще, кажется, не знают...
- Ну, это когда ты был в голове... – начал Хидака, но тут же оборвал себя и нахмурился.
- О чем я никому, кроме тебя, не рассказывал, - закончил Йоджи.
- Значит, расскажешь, - настаивал Кен. – Йоджи, это не то, что можно просто скрыть...
- Предположим, я расскажу ему, и он не прикончит меня на месте за связь с убийцей его сестры, - перебил Йоджи. – Почему я не рассказал ему сразу, когда это случилось? А ты почему не рассказал?
- Ну, это было такое странное, личное переживание, - неуверенно пробормотал Кен. – Черт, я и сам не знаю, почему не рассказал. Сначала я был просто слишком рад, что с тобой все в порядке, а потом все так завертелось, что уже было неважно...
- А если Оми на это не купится? – упорствовал Йоджи. – Или, что важнее, если Критикер на это не купятся?
- Критикер? – медленно переспросил Кен.
- А ты думаешь, он им не расскажет? – спросил Йоджи.
- Он не очень-то в восторге от них с тех пор, как умер Персия, - слабо возразил Кен.
Кудо покачал головой.
- Может, и не в восторге, но они вырастили его. Они воспитывали его со скольки там, с четырех лет? Я даже не знаю, могут ли у него быть от них секреты. А если они узнают, что со мной произошло... – Йоджи помолчал, снова качая головой. – Я не хочу быть эгоистом, я понимаю, что это важная информация, но... Я скомпрометирован, Кен. Если Критикер когда-нибудь станет известно, что произошло между мной и Шу, они, скорей всего, решат, что я - излишний риск для их безопасности.
Кен недоверчиво взглянул на друга и товарища по команде.
- Ты же не думаешь, что они...
- Почему нет? – цинично поинтересовался Йоджи.
- Ну, ты не можешь быть так уверен, что Оми им расскажет, - уверил Кен, снова ухватившись за более надежный аргумент.
- Не могу, - согласился Йоджи. – Но я также не могу быть уверен, что он этого не сделает. А если они начнут подозревать меня, то могут допросить тебя. Я знаю, что смогу не вмешивать тебя в эту историю, но нам обоим известно, что ты совсем не умеешь врать, Кенкен. Кончится тем, что я и тебя подведу.
- Что же нам, совсем ничего не делать? – возмутился Кен, взволнованный предположением, что Критикер могут счесть его предателем. Что он сделал, кроме как помог лучшему другу пережить почти смертельное ранение? Не хотелось верить, что Критикер могут взглянуть на это так, как обрисовал Йоджи, но... В таких вещах Кудо редко ошибался.
- Я не хочу молчать, - решительно сказал Йоджи. – Мне не нравится утаивать информацию, особенно настолько важную и опасную, ни от Оми, ни от Критикер. Но... я просто не вижу безопасного способа предоставить ее, не вызвав подозрений. И мне действительно не хочется умереть из-за чьей-нибудь паранойи.
Кен вздохнул и устало потер глаза. От всей этой циничной логики начинала болеть голова.
- А ты не можешь просто сказать, что узнал это из своих источников? – с надеждой спросил он.
- Я думал об этом, - отозвался Йоджи. – Они спускают мне с рук мелкие штучки вроде этой пленки, но если окажется, что у меня есть источник, который столько знает об Эсцет и Шварц, я опять-таки попаду в переделку, отказавшись выдать его Критикер, потому что все равно буду скомпрометирован. Любой, кто знает так много, должен быть как-то в этом замешан.
- А, - мрачно буркнул Кен, сожалея о провале такой хорошей задумки. – А кстати, где ты взял пленку? – рассеянно спросил он, не слишком рассчитывая на ответ.
- Наги, - коротко ответил Йоджи.
- Наги? – недоверчиво переспросил Кен. – Наги из Шварц?
- Нет, Наги с рыбного рынка, - насмешливо огрызнулся Йоджи. – Конечно, Наги из Шварц. Кто еще мог знать заранее, что за дерьмо там будет происходить, чтобы захватить с собой видеокамеру?
- Но с чего им отдавать нам пленку? – спросил Кен.
Йоджи нахмурился.
- Они и не дали ее нам, - медленно ответил он. – Они дали ее мне. И теперь, когда я посмотрел, я уже не уверен, должен ли был вообще показывать ее вам.
- Почему нет? – поинтересовался Кен.
- Наги сказал, что пленку послал Кроуфорд, - тихо проговорил Йоджи, не столько отвечая на вопрос, сколько размышляя вслух. – Кроуфорд знает обо мне и Шу, по крайней мере, о том, что мы подружились. И он знает о семье Шу.
- У Шульдиха есть семья? – недоверчиво спросил Кен. Йоджи не любил, когда прерывали его размышления, но эта мысль просто не укладывалась в голове.
- Совершенно верно. Какой реакции ожидал от меня Кроуфорд? – спросил Йоджи сам себя. – Думает ли он, что я знаю? Думает ли он, что я узнаю его на пленке? Или он просто хочет, чтобы мы положили конец убийствам, пока у Шу не сдали нервы?
- Узнаешь кого? Реакции на что? Почему у Шульдиха должны сдать нервы? – допытывался Кен.
Йоджи, наконец, повернулся к нему и вздохнул.
- Ты заметил светловолосого гайдзина на пленке? – спросил он. – В каждом эпизоде поджогов?
- Да, - ответил Кен. – Того в безрукавке?
- Того самого, - кивнул Йоджи. Он прикусил губу, словно взвешивая свои следующие слова, потом заявил: - Он тоже агент Эсцет.
- Но он не в Шварц, - уверенно сказал Кен.
- Насколько мне известно, нет, - подтвердил Йоджи.
- Тогда откуда ты о нем знаешь? – подозрительно спросил Кен.
Йоджи усмехнулся.
- Видишь, Кенкен? Даже ты сомневаешься во мне, а ведь тебе известна вся история.
Кен помрачнел.
- Я не сомневаюсь, но, серьезно, Йоджи, откуда ты знаешь этого парня?
- Он – брат Шульдиха, - спокойно ответил Кудо.
Кен изумленно уставился на него. Йоджи пожал плечами.
- Конечно, я никогда с ним не встречался, а только «видел» в старых воспоминаниях Шульдиха, и там он был гораздо моложе, но... я уверен, что это он. Отто.
Кен обеспокоено сдвинул брови, понимая, что происхождение такой информации действительно трудно будет объяснить.
- Видишь, Кен? Я не могу сказать, откуда знаю об Отто, не рассказывая Критикер и Оми, что провел несколько дней в мозгу Шульдиха, а это безнадежно скомпрометирует меня. Но, если я не скажу, то могу поставить других людей, возможно, даже нас, под удар... и... черт, я даже не знаю, насколько волнуюсь за себя, а насколько за... него, - удрученно проговорил Йоджи.
Кен некоторое время обдумывал эту скользкую ситуацию, после чего емко и с чувством подытожил:
- Полный отстой.
- Добро пожаловать в мою жизнь, - пробормотал Йоджи.

***
Фарфарелло без особого интереса поднял голову, услышав тихий щелчок двери. Шульдих прислонился к стене рядом с дверью и медленно соскользнул на пол, запрокинув голову, так что обнажилось его длинное бледное горло.
Некоторое время ирландец рассматривал эту беззащитную плоть, потом снова принялся за свою работу, медленно расширяя дыру на колене. Работа пошла бы быстрее, если бы ему дали нож, но Кроуфорд был, как всегда, неблагоразумным, поэтому приходилось терпеливо вытягивать нитки.
Через некоторое время он заметил, что Шульдих смотрит на него, внимательно и серьезно. Фарфарелло подумал, что, возможно, немец хочет воспользоваться его телом для прелюбодеяния. Он не получал особого удовольствия от занятий анальным сексом, но и не возражал, отдавая Шульдиху свое тело для совокупления, потому что Великому Лжецу это не нравилось.
Впрочем, сейчас Шульдих не казался заинтересованным в анальном сексе. «Наверно, уже получил свое с Кроуфордом, - подумал Фарфарелло. – Значит, что-то его гнетет». Это была единственная другая причина, которая могла привести телепата в камеру ирландца.
- Могу я что-нибудь сделать для тебя? – спокойно спросил Фарфарелло.
Шульдих молча пожал плечами и отвернулся, глядя в никуда. Белые обитые резиной стены сливались с полом и потолком. Лампы флуоресцентного света за небьющимися пластиковыми плафонами ярко освещали комнату, не оставляя теней, и иногда, если не присматриваться, Фарфарелло мог представить, что не заключен в камере, а сидит посреди бескрайней, белой, безжизненной равнины...
Тогда он прокусывал острыми зубами бледную кожу и раскрашивал свои владения в цвет жизни.
Но не сегодня. Сегодня у него гость.
- Ты уже умертвил своего брата? – небрежно поинтересовался ирландец, зная ответ. Кроуфорд никогда не позволил бы этого. К большой досаде Фарфарелло, истомившегося в ожидании, потому что этим деянием завершилось бы окончательное грехопадение Шульдиха.
- Нет, - просто ответил немец.
- «Мне отмщение, и Аз воздам, сказал Господь», - с горечью пробормотал Фарфарелло. Лжец. Убийца. Вор. Мы отберем это у Тебя, возьмем Твое отмщение и сделаем его своим, и что Ты будешь делать тогда? Подставишь другую щеку, конечно...
- К черту. Я сам справлюсь со своим отмщением, - прошептал Шульдих, неосознанно повторяя мысли Фарфарелло. Или не так уж неосознанно? Телепат говорил, что ему не часто удается прочитать Берсерка, но поди знай.
- Ты когда-нибудь хотел жить другой жизнью? – неожиданно спросил Шульдих. Иногда он задавал странные вопросы, но этот был новым.
Фарфарелло непонимающе уставился на товарища. Шульдих вздохнул и снова повернул голову, чтобы взглянуть на ирландца.
- Я имею в виду, ты когда-нибудь мечтал... или думал о том... Что, если бы все было по-другому? Что, если бы... того, что сделало тебя таким, какой ты есть, не случилось? Ты когда-нибудь задумывался, каким человеком мог бы быть тогда?
Какой-то голос в глубине души Фарфарелло закричал от боли при этой мысли, и Берсерк тут же заглушил его, запер в темноте, снова занявшись дырой в штанах.
Но он не мог выбросить из головы вопрос.
- Случалось ли тебе ненавидеть этого другого человека за то, что он не существует? За то, что заставляет тебя жить вместо себя? – пробормотал Шульдих. Мягкие стены камеры заглушали его голос. В этой комнате нельзя было даже крикнуть нормально, чтобы разбить мысли рикошетом резких отзвуков.
Шульдих в философском настроении был просто невыносим. Фарфарелло недовольно глянул на него и прямо спросил:
- Неужели для тебя такая уж большая разница, Кроуфорд тебя трахает или Кудо?
Изумрудные глаза недоуменно уставились на него, а потом злость искривила резкие черты так хорошо знакомого Фарфарелло лица.
- Я говорю не об этом, - раздраженно возразил Шульдих.
Фарфарелло пожал плечами, усмехнувшись оттого, что разозлил немца.
- К этому все сводится. Ты думаешь о том, что, если бы не был порочным, нечестивым грешником, то мог бы оказаться на стороне ангелов вместе со своим котенком.
Щеки немца вспыхнули от ярости. Неужели он и вправду не думал, что все в доме давно знают о его романе?
Может, временами Фарфарелло и казался рассеянным, но он всегда следил за своим любимым грешником.
Всегда.
- Не такие уж они и ангелы, - огрызнулся Шульдих. Он мрачно взглянул на ухмыляющегося Фарфарелло, сообразив, что невольно подтвердил его догадку. – И в любом случае, я не об этом. Если бы я был другим человеком, вел бы другую жизнь, я, скорей всего, никогда и не встретил бы никого из них. Я имел в виду именно то, о чем спросил. Хотелось тебе когда-нибудь, чтобы... ничего этого не случилось?
- Нет, - решительно ответил Фарфарелло, и на этот раз никто не отозвался там внутри, где он все еще кровоточил. – Глупо говорить о том, что было бы, если бы этого не случилось или если бы я был другим. Ты не другой. Это случилось. Можно протестовать, проклинать судьбу, себя, но нет смысла желать, чтобы этого не было. Оно есть. Вот, смотри.
Фарфарелло поднес руку ко рту и яростно впился зубами в кожу. Потом протянул Шульдиху руку, из которой струилась ярко-алая кровь, капая на мягкий белый пол.
- Что мне теперь, сесть и запричитать: «О, как бы я хотел, чтобы я этого не делал. О, как бы я хотел не быть тем человеком, который может так поступить...» Какой смысл? Дело сделано, кровь идет. Эта кровь, то, что я пролил ее, делает меня тем, кто я есть. Делает меня настоящим. Если ты хочешь быть ненастоящим, то, может, именно тебя следует держать здесь, - с ухмылкой заключил Фарфарелло, слизывая кровь с губ.
- Ты не понимаешь, о чем я говорю, - прошептал Шульдих. Он встал и взялся за ручку двери.
- Правда? – небрежно переспросил Фарфарелло, наблюдая, как напряглась спина телепата. – Ты должен держаться от него подальше, виновный. Кроуфорд сказал мне. Если ты нарушишь свою сделку с дьяволом, я возьму то, что причитается ему, - мрачно пообещал ирландец.
- Отъебись, Фарфи, - отрезал Шульдих, используя пренебрежительное сокращение, так же как использовал христианское имя Кроуфорда.
Фарфарелло пропустил оскорбление мимо ушей, наслаждаясь очевидным дискомфортом немца.
– Я дал слово, и я сдержу его, - хмуро добавил Шульдих, прежде чем выйти, захлопнув за собой дверь.
Фарфарелло с надеждой прислушался, но немец был не настолько взволнован, чтобы забыть запереть замки.
Вздохнув, Фарфарелло прислонился к стене, утешая себя твердой уверенностью, что рано или поздно сумеет выбраться наружу. Еще будут миссии... и, судя по реакции Шульдиха на его слова, наверняка еще будет вынесено наказание.
- «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою», - тихо процитировал Фарфарелло. Стоя посреди безмолвной белой комнаты, он улыбнулся сам себе, глядя, как кровь медленно сочится с руки, капая на пол.

5.
«Что ж, наверно, это объясняет, почему Йоджи сам не свой», - думал Оми, сидя в темноте в подвальной комнате и глядя на карту на экране компьютера. Красным квадратом на ней было отмечено место, куда ночью поступила партия химикатов, которые, по подозрениям Оми, использовались в поджогах.
Но, глядя в экран, Оми видел не карту. Он видел Кена, лежащего навзничь на диване, и Йоджи, стоящего на коленях между его ног. Он видел белые потеки на животе Кена и влажные, чуть припухшие губы Йоджи, как безмолвное объяснение произошедшего...
Ему хотелось швырнуть что-нибудь в стену. Вместо этого он спокойно нажал клавишу, соединяясь с интернетом.
Если бы я только знал, что он этого хочет... Если бы мог хотя бы догадываться... Сколько ночей я проворочался в постели через стену от него, гадая, какой он на вкус...
Оми слегка нахмурился, перелистывая записную книжку, лежавшую рядом с компьютером.
Нечего думать об этом. Если бы Йоджи рассматривал его как партнера, Оми уже узнал бы, что хваленая гетеросексуальность Кудо не является препятствием. Значит, тот его просто не хочет. Возможно, вообще не видит в этом качестве.
Ему по-прежнему хотелось что-нибудь швырнуть.
Все думают, что он какой-то ребенок. Оми и сам подыгрывал этому представлению своими улыбками и беззаботным добродушным поведением. Иногда приходится улыбаться, чтобы не расплакаться. Но он не был наивным. Невинным. Не был таким юным, как все они воображали.
Это нечестно.
Конечно, он не видит меня в этом качестве. Я же малыш. Я слишком маленький. Мне даже восемнадцати еще нет. Какая разница, что я начал убивать раньше, чем они расстались с невинностью.
Интересно, неужели они думают, что он еще девственник? Оми готов был спорить на большую сумму, что так и есть. Это подходило их представлению о нем. Образу Оми.
Так что ему следовало ожидать чего-то в этом роде. Следовало знать, что, если внутри команды и возникнут какие-то сексуальные связи, он останется в стороне. Он должен был соответствовать их представлениям о чистоте, не запятнанной кровью и отчаянием, которых так много было в их жизни. Они все видели в нем ту часть себя, которую хотели сохранить. Последние клочки невинности.
Конечно, никто из них и подумать не мог о том, чтобы трахнуть его. Сама мысль об этом, наверно, казалась им кощунственной.
Оми просто не повезло быть не иконой непорочной чистоты, а здоровым сексуальным подростком старше своих лет. Он довольствовался тем немногим, что мог получить от друзей по школе, но хотел чего-то более яркого. Более взрослого.
Он хотел Йоджи.
И Кен мог бы быть вполне подходящей заменой.
Когда стало очевидно, что Айя с Кеном сделали свое черное дело, Оми подумал, что у него появился шанс. Было только естественно искать такого рода близости и расслабления внутри команды. У Йоджи всегда было полно женщин, но, разумеется, рано или поздно ему захочется чего-то более длительного, чем одноразовый секс... а разве могло у них быть что-то длительное с кем-то, кроме друг друга? Разве можно полжизни хранить секреты от человека, с которым спишь в одной постели?
Оми надеялся, что, когда ему исполнится восемнадцать...
Ждать оставалось совсем недолго.
Но Йоджи не стал его ждать.
Оми нашел нужный номер и набрал его, надев наушники и настроив микрофон к тому времени, как на другом конце приняли сигнал.
- Айя-кун... не знаю, слушаешь ли ты, но мы нашли базу. Сейчас мы едем туда. Я отправляю тебе адрес. Если найдешь время... нам может пригодиться твоя помощь.
Оми прервал соединение с консолью Айиной машины, не дожидаясь ответа от бывшего товарища. Но он был уверен, что тот появится, хотя бы только потому, что так и не добился успеха в самостоятельном расследовании похищения сестры. Не так уж трудно будет заставить его вернуться. А когда Айя вернется, у Кена может не найтись времени для Йоджи.
Зато у Оми найдется.

***
Айя нахмурился, глядя на маленький монитор, прикрепленный к приборной доске. Ботан, как ни странно, замолчал, в последний раз выразив пылкую надежду, что Фудзимия вернется в Вайсс.
Айя думал о сестре, которая осталась в одиночестве в когтях бог-знает-кого. Возможно, в непосредственной опасности. Возможно, она уже мертва.
Он думал о своих шансах найти ее самостоятельно.
Он думал, по какой-то причине, которую не хотел рассматривать слишком пристально, о ласковых карих глазах Кена, глядящих на него с огромным сочувствием.
Айя яростно повернул ключ зажигания, бросив быстрый взгляд на карту, прежде чем влиться в поток машин.
Он не обратил внимания на довольную улыбку Ботана.

***
Стоя рядом с Оми, Кен наблюдал, как горит грузовик, полный химикатов. Взрывы закончились, но огонь, похоже, погаснет не скоро. Здесь понадобится помощь пожарных.
- Не пора ли нам убраться отсюда? – спросил Кен.
Оми взглянул на него, потом туда, где Айя стоял на коленях над телом Ботана. Агент Критикер умер мгновенно, ему уже ничем нельзя было помочь. Оми решил забрать тело с собой. Кен подозревал, что решение было продиктовано не столько эмоциями, сколько соображениями безопасности.
Но Айю, казалось, действительно потрясла эта смерть.
Айя. Его появление само по себе оказалось потрясением. Когда Фудзимия сорвался во второй раз, Кен понял, что он не вернется. Конечно, Критикер попытаются удержать его, но теперь, после исчезновения сестры, он им ничем не обязан. Неизвестно, как Ботан сумел заставить его придти на помощь Вайсс, но Ботан мертв, и Айе незачем больше оставаться здесь.
Кен уже перестал надеяться. На этот раз он даже не хотел признавать, что у него были какие-то надежды. Когда Айя ушел в первый раз, Кен мечтал о его возвращении. Возможно, когда-нибудь Фудзимия, каким бы холодным он ни был, все-таки признает, что между ними кое-что произошло, и это приведет его обратно в Вайсс. Но когда тот, наконец, вернулся, то оказался еще более отстраненным, чем раньше. А потом он просто вскочил и ушел снова...
«Обманешь раз – стыдно тебе, - подумал Кен, глядя на Айины поникшие плечи. – Обманешь дважды – стыдно мне».
Если Айя все-таки решит остаться, должно пройти некоторое время, прежде чем Кен поверит и привыкнет к его присутствию.
«Кстати о присутствии», - подумал он, беспокойно озираясь.
- Куда, черт побери, пошел Йоджи? – внезапно обратился он к Оми.
Тот странно посмотрел на него, пожал плечами и тоже заозирался. За дымом и пламенем немногое можно было разглядеть.
- Не знаю. Но если в ближайшее время он не вернется, мы уходим. Нельзя оставаться здесь, когда приедет полиция и пожарные.
- Давай...? – нерешительно сказал Кен, указав на тело Ботана. Оми кивнул, и оба направились к Айе и его павшему товарищу. Беспокойство за Йоджи потихоньку грызло Кена, но пожар уже заканчивался. Цели мертвы. Наверно, Кудо просто отошел подальше, чтобы покурить спокойно. «Скорей всего, просто не хочет возиться с телом», - с мягким упреком подумал Кен. Йоджи надо было или любить, или убить.
Хотя, возможно, «любить» - слишком сильно сказано.

***
Йоджи тихо крался следом за своей жертвой по переулку, над которым стелился густой дым пожара. Затянутыми в перчатки пальцами он потянул леску, тщательно примериваясь. Цель была опасной. Необходимо сделать все правильно, или дело закончится смертью.
И у Йоджи имелись тревожные подозрения насчет того, кто именно умрет.
Теперь он приближался к концу переулка. Больше нет времени для беспокойства.
Серебристая леска безмолвно взвилась. Йоджи увидел, как человек замер, и по силе натяжения понял, что достиг цели. Он подскочил к жертве, следя, чтобы леска не ослабла.
Мужчина развернулся, вскинув руки к горлу. Это могло быть как хорошим, так и плохим признаком... Успел ли он перехватить леску?
Йоджи остановился в нескольких шагах от него и мрачно усмехнулся. Нет, не успел. Она надежно обвилась вокруг бледного горла, впиваясь в нежную кожу под квадратной челюстью. Подбородок человека нервно подрагивал.
Утвердившись в своей позиции для переговоров, Йоджи встретил взгляд холодных голубых глаз с легкой улыбкой.
- Добро пожаловать в Японию, Отто, - спокойно произнес он.
С минуту тот без выражения смотрел на него, потом вздохнул, насколько позволяло сдавленное горло, и отозвался на родном языке:
- Вряд ли ты говоришь по-немецки?
Йоджи улыбнулся шире.
- Вообще-то, говорю, - возразил он, легко переходя на язык, который каким-то образом... усвоил за время пребывания в сознании Шульдиха. Глаза Отто удивленно расширились. – Так почему бы нам с тобой не поболтать?
Бледно-голубые глаза снова сузились.
– Почему я должен болтать с тобой? – ровно спросил Отто. – Ты – мой враг, не говоря уж о том, что источник затруднений для моего брата.
- Ага, но я также и парень с леской вокруг твоей шеи, - беспечно заметил Йоджи, слегка потянув в подтверждение своих слов. – Я знаю, что ты способен поджарить меня, но успеешь ли ты сделать это, прежде чем я раздавлю тебе трахею? Сомневаюсь. Это очень медленная и болезненная смерть.
Йоджи давно обдумал свое поведение во время того рокового столкновения с Шульдихом несколько месяцев назад. Он не хотел, чтобы его еще раз застали вот так врасплох. В следующий раз все может закончиться гораздо хуже.
Отто поджал губы, как будто собираясь возразить, потом дернул плечами и расслабился.
- Что ж, преимущество на твоей стороне. О чем ты хочешь поговорить, Кудо?
«А, так ты знаешь, кто я, - с досадой подумал Йоджи. – Ну да, конечно. Вы же все знаете. И почему плохие парни всегда так хорошо информированы?».
- Зачем ты здесь? – спросил он вслух, отбросив раздражение. Отто чуть заметно усмехнулся.
- Философия, Кудо? Я не знал, что у тебя есть время обсуждать такие вечные вопросы.
Йоджи нахмурился и снова потянул леску. Этот парень не принимает его всерьез.
- Зачем ты в Японии, Отто? – сердито уточнил он. – Ты ведь не член Шварц.
Отто прав, у него не так уж много времени. Скоро его хватятся. И пока нет ни малейшей уверенности в том, чем закончится этот разговор.
- Я навещаю брата, - спокойно ответил немец.
Йоджи недоверчиво хмыкнул.
- Шу ненавидит тебя. Не вижу причин верить твоему ответу, разве что у тебя есть склонность к мазохизму или самоубийству.
- Можешь верить, во что хочешь, - отозвался Отто внезапно похолодевшим голосом.
«Ударил по больному месту. Но по какому именно? Не могу же я прямо спросить о том, что хочу знать...».
- Ты причинил моему брату много неприятностей, Кудо, - решительно заявил Отто. – Его легко ввести в заблуждение, а я не люблю тех, кто пользуется его слабостями.
«Какого черта это значит? – в замешательстве подумал Йоджи. – Если кто и пользовался слабостями...».
Разве что...
Он вспомнил, как... необычно вел себя рыжий наутро после того, как впервые переночевал в Конеко. Даже зная, что бесчувственность немца – всего лишь маска, Йоджи не ожидал такого. Не ожидал этого откровенного признания одиночества.
Было ли это слабостью? Для кого-то вроде Шульдиха – пожалуй. Но это ли Отто имел в виду? Он считает, что Йоджи воспользовался одиночеством Шульдиха для... чего? Чтобы увести его из Шварц?
Если Йоджи был скомпрометирован связью с немцем... это взаимно, не так ли?
- Значит, ты здесь, чтобы... защитить его от меня? – медленно спросил он.
Отто нахмурился.
- В том числе, - пробормотал он. – В основном, я пытаюсь защитить его от него самого.
«О да, ты бы защитил, правда? – подумал Йоджи, вспомнив сон Шульдиха, в котором ему довелось побывать. – Жаль только, что он тебе не позволит».
Это вполне отвечало на незаданный вопрос. Отто приехал, чтобы присматривать за братом. И... кто-то ведь действительно должен это делать. Раз Йоджи не мог.
Но теперь... как закончить этот разговор без ущерба для одного из них?
- Можешь не трудиться защищать его от меня, - уверил Йоджи, пытаясь придумать, как освободить Отто, не нанеся ему тяжких увечий. – Между нами все кончено.
- Знаю, - прорычал Отто, помрачнев. – Я видел синяки.
- Ты... что? – в замешательстве переспросил Йоджи, невольно подавшись навстречу немцу, отчего натяжение лески чуть-чуть ослабло.
Бледная рука Отто мелькнула в темноте, и прежде, чем Йоджи успел отреагировать, немец ухватился за леску, сверкнула голубая вспышка, и оплавленные концы повисли между шеей Отто и запястьем Йоджи.
«О, черт», - подумал Кудо, заглянув в горящие голубые глаза.
- Йоджи! Пригнись!
Он машинально повиновался голосу Оми и бросился на землю, успев почувствовать, как что-то пронеслось мимо уха, оставив саднящую царапину. Отто коротко вскрикнул от боли, и, подняв голову, Йоджи увидел, что он схватился за торчащий из предплечья дротик. Похоже, поверхностное ранение, хотя кровь хлынула неслабо.
- В следующий раз, Кудо, - мрачно пообещал Отто. Потом уклонился от второго дротика и, повернувшись, рванул прочь с быстротой, не уступающей скорости Шульдиха. В мгновение ока он выскочил из переулка и скрылся из виду.
Оми присел рядом с Йоджи и с беспокойством оглядел его.
- Кто это был? – с любопытством спросил он. – Ты в порядке?
- В порядке, - рассеянно отозвался тот, снова и снова прокручивая в памяти подробности разговора. Синяки. Он сказал, что видел синяки. У Шу иногда бывают синяки, и я знаю, от кого он их получает.
Может быть, Отто не знает.
И если он думает...
Кроуфорд, сукин ты сын. Я что теперь, и за твои грехи должен расплачиваться?
- Йоджи? Йоджи, очнись, пора выбираться отсюда, - поторопил Оми. Где-то вдалеке уже завывали сирены.
Кудо поднялся на ноги, и оба бросились по переулку назад, к машине.
«Отто, - думал Йоджи на бегу. – Я хотел знать, держишь ли ты свое обещание. Я хотел убедиться, что за ним присматривает кто-то, кроме Наги. В конце концов, много ли малыш может сделать...».
Почему я не сообразил, что буду первым номером в твоем списке врагов?
- Это не мой день, - подытожил Йоджи, когда они, наконец, добрались до машины. Он запрыгнул на водительское сиденье, пока Оми забирался на пассажирское, и, ударив по газам, промчался несколько кварталов, прежде чем слегка снизить скорость. Оставив мигалки и сирены позади, Йоджи повернул зеркало заднего вида и удивленно моргнул, обнаружив на заднем сиденье бескровное лицо и широко раскрытые невидящие глаза.
- Какого хрена?! – заорал он, обернувшись, чтобы взглянуть на безмолвное тело и едва не выехав на встречную полосу.
- Смотри на дорогу! – воскликнул Оми, рванув руль, чтобы избежать столкновения с идущим навстречу грузовиком.
- Оми, у меня чертов труп на заднем сиденье, - прорычал Йоджи, поворачиваясь обратно.
- Знаю, - спокойно ответил тот. – Я помогал затащить его туда.
- Но на нем ремень безопасности!
- Айя был против того, чтобы положить его в грузовик, - объяснил Оми.
- Тогда почему он не на Айином заднем сиденье? – огрызнулся Йоджи.
- Потому что твою обивку легче отмыть от крови, чем его, - заявил Оми.
- Замечательно, мать вашу, - прорычал Йоджи, врезав ладонью по рулю.
- Кто был тот парень в переулке? – спросил Оми.
Йоджи поморгал, ошарашенный резкой сменой темы, но почувствовал себя чуть лучше, потому что теперь, по крайней мере, мог рассказать Оми и Критикер об Отто, не выдумывая замысловатые версии и не рискуя своей и Кена жизнью в случае их раскрытия.
Конечно, он не слишком много выяснил у Отто, но расскажет все, что знает, и будет надеяться, что Критикер сами заполнят пробелы, если поймут, в каком направлении искать.
- Помнишь нашего старого приятеля Шульдиха? – с усмешкой спросил Йоджи.
Оми помрачнел, глядя на дорогу.
- Разве я мог забыть? – с горечью пробормотал он.
Йоджи вздохнул. Это не сулило ничего хорошего.
- Ну вот, похоже, Шульдих был не единственным ребенком в семье, - начал он, откинувшись на спинку кресла и приготовившись поделиться с товарищем тем немногим, что знал об Отто. Колесо попало в выбоину, и Ботан качнул головой на заднем сиденье, как будто поощряя Йоджи рассказывать. Жуткое зрелище.
Черт бы побрал и Айю, и его проклятую обивку.

***
- И надолго ты собрался задержаться в этот раз?
Айя хмуро посмотрел на Кена, который сидел на пассажирском кресле, глядя в окно. Хотя и заданный небрежным тоном, вопрос, несомненно, был обвиняющим...
- Мне не удалось разыскать Айю-чан самостоятельно, - угрюмо признался Айя.
- Значит, пока мы не найдем тебе сестру? – уточнил Кен. На это раз в его голосе прозвучал легкий сарказм, на который Айя не обратил особого внимания.
- Айя-чан – моя главная забота, - начал Фудзимия, отказываясь думать о том, что, если он хотел, чтобы ему помогли найти сестру, то мог просто поехать в магазин и подождать там возвращения Вайсс. Не обязательно было приходить им на помощь.
Кен, очевидно, тоже решил проигнорировать этот факт.
- Да, да, я это уже слышал, - отрезал он, повернувшись от окна, чтобы бросить мрачный взгляд на Айю. – Тебе никогда не бывает скучно в твоем маленьком мирке, где только двое людей – настоящие, а все остальные – просто безличный реквизит?
Айя не думал, что Кен ждет ответа на этот вопрос.
- Да, - все-таки сказал он, неотрывно глядя на дорогу.
- Что? – с замешательством переспросил Кен.
Айя вздохнул.
- Да, мне действительно бывает одиноко. И... это заставляет меня... поступать... не слишком мудро, - медленно произнес он.
- Если ты скажешь, что случившееся между нами было просто ошибкой, что это никогда не должно было случиться, я... я надеру тебе задницу! – с чувством пригрозил Кен.
Айя позволил себе слегка улыбнуться.
- По-моему, в прошлый раз у нас была ничья? – спросил он, вспомнив их первую встречу и последующую драку.
- Тогда я не был по-настоящему зол на тебя, - прорычал Кен.
Айя осторожно взглянул на товарища и вздрогнул, увидев горящую в карих глазах злость.
- Знаешь, ведь именно ты сказал, что это – на одну ночь, - заметил он.
Кен потрясенно уставился на него.
- Айя, это... это здесь уже совершенно ни при чем! – с досадой воскликнул он.
Фудзимия нахмурился.
- Ну, тогда... в чем дело? – неуверенно спросил он.
Кен закатил глаза.
- Честно говоря, Айя... я могу принять, что для тебя это был просто одноразовый секс. Так мы и договаривались. Мне бы хотелось большего, но... ну, я знаю, что этого не могло случиться. Но ты сказал мне, что мы... что Вайсс для тебя - не просто... времяпрепровождение. Ты сказал, что мы кое-что значим для тебя. Ты открылся и наконец-то позволил себе быть частью команды. Частью... семьи. И это не было ошибкой, Айя. Это было правдой, это было чем-то настоящим... А потом ты уехал, - неожиданно ровно заключил Кен. – После всего этого, после всего, что сказал, ты просто... ушел. Но это была не какая-то брехня. Я знаю. Так что не пытайся врать мне, что это ничего не значило. Не пытайся сказать мне, что мы тебе не нужны.
Некоторое время оба молчали. Айя обдумывал слова Кена.
Было бы проще, если бы речь шла только о сексе.
- Хорошо, - неохотно сказал он, наконец. – Ты прав. Вы действительно... нужны мне. Все вы. Вот почему я вернулся.
- И ты понимаешь, что мы реальные люди? Со своими чувствами, которые тоже имеют значение? – настаивал Кен.
Айя закатил глаза, но кивнул.
- Хорошо, - строго сказал Кен. – Значит, на этот раз ты останешься, найдем мы Айю-чан или нет.
- Что? – переспросил Фудзимия, пораженный этим заключением.
- Ты согласился с тем, что мы тебе нужны, - упрямо повторил Кен. – Ты нам тоже нужен, Айя. Это дело насчет Эсцет... похоже, это что-то большое. Мы должны собраться с силами, чтобы пережить то, что может произойти, а это нелегко, когда в наличии только три четверти команды.
- А что насчет Эсцет? – с интересом спросил Айя. – Ты что-то знаешь, чего я не знаю?
Кен слегка покраснел и отвернулся к окну.
- Ну, я просто... Я имею в виду, это второй случай, в котором они оказались замешаны, и...
- В этом замешаны Эсцет? – перебил Айя. – Никто мне ничего не сказал...
- Ну, ты так быстро сорвался, - неуверенно заметил Кен.
- Так у Бирман была дополнительная информация? – настаивал Айя.
- Ээ, ну... нет, - неохотно признался Кен.
Некоторое время Айя мрачно смотрел на дорогу. Потом повернул руль и припарковался к обочине.
- Рассказывай, что ты знаешь, и откуда об этом узнал, - холодно потребовал он, обернувшись к Кену.
Тот виновато взглянул на него, закусив губу. Айя продолжал мерить его взглядом, и через минуту Кен со вздохом отвел глаза, уставившись на приборную доску.
- Ладно, дело вот в чем, - медленно начал он. – Йоджи вроде как... знает кое-что о Шварц, и...
- Откуда Йоджи знает «кое-что» о Шварц? И какое это имеет отношение к Эсцет? – строго перебил Айя.
Кен взглянул на него, как кролик, вспугнутый светом фар. Айя вздохнул, немного смягчившись.
- Кен, ты совсем не умеешь врать, - откровенно заявил он. – Просто скажи мне правду.
- Обещай, что не расскажешь Критикер, - потребовал Хидака. – Или Оми.
Айя удивленно приподнял бровь. Поняв этот жест как вопрос, Кен пояснил:
- Йоджи думает, что если Критикер узнают об этом, то убьют его. А если узнает Оми, он может рассказать Критикер, просто потому что, ну, они вроде как воспитали его. И он сам может быть очень недоволен этим.
- Чем? – спросил Айя.
Кен молча смотрел на него. Кен мог быть упрямым. А каким бы ни оказался этот великий секрет, он означал дополнительную информацию об их врагах. И Айя сейчас не был особенно настроен хранить верность Критикер.
- Хорошо, я обещаю, - коротко сказал он.
Кен облегченно кивнул и чуть улыбнулся.
- Ладно, вот что случилось, - начал он. – Помнишь, Йоджи был в больнице?

7.
Оми сбросил рюкзак в комнате отдыха и вышел в магазин, чтобы, сорвав с крючка фартук, окунуться в море радостных девичьих улыбок. Взявшись за швабру, он оглянулся в сторону кассы и с удивлением увидел Йоджи, выбивающего чеки и подмигивающего покупательницам. Оми думал, что послеобеденная смена сегодня у Кена.
Не то чтобы он был против работы с Йоджи. Фактически, это могло дать Оми долгожданную возможность поговорить с ним.
Примерно через час, когда тени начали удлиняться, толпа стала понемногу редеть. Йоджи принялся заносить горшки с растениями с улицы, пока Оми продавал цветы задержавшимся школьницам и нескольким мужьям, готовившим извинения по пути с работы. Когда последний провинившийся служащий вышел, попутно придержав дверь для Йоджи с оставшейся пальмой, пришло время готовить магазин к закрытию.
Йоджи уселся на стол и сунул в рот сигарету, собираясь с силами, чтобы выйти на улицу покурить.
- Я думал, сегодня Кен работает, - сказал Оми.
- Кен попросил меня поменяться, - объяснил Йоджи. – У него вроде как футбольный матч, я точно не знаю. Может, просто хотел поработать с Айей, - с усмешкой добавил он.
Что ж, вот и удобный случай.
- Ну и как ты относишься к Айиному возвращению? – поинтересовался Оми как бы между прочим.
Йоджи пожал плечами, вытащил зажигалку и принялся чиркать ею, высекая маленькие язычки пламени.
- Мне меньше работы, - небрежно обронил он.
Оми чуть поморщился, услышав такой лаконичный ответ.
- Думаешь, они с Кеном снова будут вместе? – спросил он, решив не ходить вокруг да около.
Йоджи удивленно взглянул на него.
- Ты знал?
Оми нахмурился.
- Я ведь тут живу, - обиженно напомнил он.
- Хе-хе, - сдавленно отозвался Йоджи. Вид у него стал почему-то слегка нездоровый. Интересно, что с ним такое, подумал Оми.
- А что, это должен был быть секрет? – уточнил он.
Йоджи снова пожал плечами и принялся играть с зажигалкой.
- Не знаю. Кен рассказал мне об этом, но не упоминал, что это какой-то секрет. Но, думаю, это было что-то такое на один раз, хотя Кен и хотел бы, чтобы оно продлилось дольше, но Айя ведь такой придурок, - сбивчиво заговорил он.
Оми медленно кивнул, усваивая детали, о которых раньше только догадывался. Да, понятно, как все произошло. Оба были в расстроенных чувствах, Кен, наверно, сделал предложение, которое как бы ни к чему не обязывало, а Айя поймал его на слове, несмотря на то, что чувства Кена к нему были очевидны для всех...
- Так что дело не в том, будут ли они вместе снова, а будут ли вместе по-настоящему, - продолжил Йоджи, оживляясь. Кудо любил посплетничать. – Думаю, Кен не упустит такую возможность. Он, конечно, себя недооценивает, но ведь сердцу не прикажешь. Оно не всегда руководствуется здравым смыслом. А что до Таинственно Исчезающего Фудзимии... надеюсь, он понимает, что играет с огнем. Его возвращение, видимо, означает, что в ближайшем будущем он не собирается больше уезжать, а также то, что он наконец-то подумал головой и понял, что ему здесь нравится, и что замкнутый ублюдок вроде него не должен поворачиваться спиной к тем, кто согласен его терпеть, - заключил Йоджи с некоторой горечью.
- Ну... и как ты к этому относишься? – осторожно спросил Оми. – Если они станут... парой?
Йоджи серьезно взглянул на него.
- Ты думаешь, это ненормально, потому что они - парни? – прямо спросил он.
- Нет, - ответил Оми, закатив глаза. Он тоже пристально посмотрел на Йоджи, решив не избегать деликатной темы. – Я ведь не забился в припадке гомофобии, когда застукал вас с Кеном, правда?
Йоджи ухмыльнулся.
- Ну, ты так поспешно рванул наутек, - протянул он.
«Я и еще куда-то рвусь», - чуть не сказал Оми, но все-таки сумел промолчать, не желая спугнуть Йоджи, пока выуживал информацию.
- Я просто сдуру решил, что вам двоим нужно немного уединения, - саркастически заметил он. Йоджи хохотнул. – Но все-таки... между вами что-то есть, или это просто... – Оми сделал неопределенный жест рукой, не зная, как сформулировать другое предположение.
- По-дружески? – с усмешкой подсказал Йоджи.
Оми кивнул. Кудо вытащил сигарету изо рта и начал крутить ее между пальцами.
- Мы с Кеном не... увлечены друг другом. Мы просто... выпили пива, начали дурачиться, и... так вышло, - объяснил он, снова пожав плечами.
- А я думал, ты натурал, - с любопытством заметил Оми. Йоджи говорил неожиданно откровенно, без всякого стеснения. Оми начинал думать, что у него все-таки есть шансы.
- Я и сам так думал, - пробормотал Йоджи, с легкой досадой покачав головой. Потом взглянул на Оми и как-то смущенно улыбнулся. – Что я могу сказать, Омиччи? Наверно, в мире просто нет ничего абсолютного.
- Хмм, - задумчиво отозвался тот.
- Ну, если ты удовлетворил свое бесстыжее любопытство, то я пойду покурю, - усмехнувшись, заявил Йоджи.
- Конечно. Можно я с тобой? – небрежно спросил Оми. Йоджи утвердительно хмыкнул, и оба вышли на улицу.
Солнце уже почти опустилось, сумерки окутали город, и фонари над головой начинали оживать. К ночи должно было похолодать, но сейчас стояло приятное тепло. Они сели на бордюр тротуара перед магазином. Йоджи зажег сигарету и выпустил облачко дыма в остывающий воздух.
Оми раздумывал, как приступить к нужному разговору. У него было заготовлено множество вариантов, но ни один не казался сейчас подходящим. К тому же, скорей всего, он сам запутается в них, как только начнет говорить.
Он тяжело вздохнул.
- Тебя что-нибудь беспокоит? – вскользь поинтересовался Йоджи.
Оми искоса взглянул на него. Кудо усмехался, и в его зеленых глазах светилась искренняя приязнь. Дружелюбие. Бомбеец покачал головой и снова опустил глаза, уставившись на грязный асфальт.
- Что ж, как хочешь, - легко согласился Йоджи. – Но знай, что если тебе когда-нибудь понадобится друг, то я здесь. Или, по крайней мере, по соседству.
- Да, - тихо сказал Оми.
Вот он. Мой шанс. Может быть, единственная возможность, которая мне когда-нибудь представится.
Он повернулся к Йоджи, пытаясь выразить глазами всю свою привязанность, а заодно и желание.
– И... надеюсь, ты тоже знаешь... если тебе когда-нибудь что-нибудь будет нужно... что угодно... тебе надо только попросить меня.
Йоджи продолжал молча усмехаться, и в первую минуту Оми подумал, что до него не дошло. Но потом усмешка слегка увяла, Кудо чуть прищурился, пристальней заглядывая в серьезные, горящие глаза товарища.
А потом наступил момент, когда стало видно, что он понял.
Пожалуйста...
Усмешка смягчилась, превратившись в улыбку, Йоджи поднял руку и коснулся щеки Оми тыльной стороной ладони, а другой рукой вынул сигарету изо рта и, подавшись вперед, легко поцеловал его в лоб.
- Спасибо, - шепнул он, на миг прислонившись щекой к Оминой макушке.
Оми позволил глазам закрыться. Йоджи не сказал «не надо», но это проскользнуло в его тоне. В жесте, скорее братском, чем романтическом. В том, как тактично он ждал, пока Оми отстранится, вместо того чтобы отстраниться самому, встретившись с ним взглядом.
Спасибо, но нет.
Оми вздохнул и, подняв руку, легонько толкнул Йоджи в грудь. Тот выпрямился и, казалось, внезапно заинтересовался сигаретой, внимательно ее рассматривая. Оми некоторое время разглядывал свои кеды, потом поднялся на ноги и заявил:
- Пойду посчитаю выручку. Вряд ли сегодня еще появятся покупатели.
- Идет, - согласился Йоджи. – Можно, я докурю?
- Валяй, - ответил Оми, беспечно махнув рукой, и направился к магазину.
Закрыв дверь, он съехал по ней, только сейчас позволив своему разочарованию отразиться на лице, и посидел немного, хмуро глядя в пол. Потом поднялся и пошел за кассу, подавив боль, вызванную этим мягким отказом. На самом деле, ничего другого он и не ожидал. Он же маленький, невинный.
Одинокий.
Оми вздохнул и открыл кассу, вытащив ящик с наличностью. Нечего хандрить, когда нужно работать. У него по-прежнему есть друзья, хотя он и предпочел бы что-то чуть более близкое, чем дружба.
И может быть, когда-нибудь Йоджи передумает.

***
- Иоганн.
Шульдих проигнорировал звук собственного имени, старательно вырисовывая по памяти изгиб Йоджиной скулы. Сейчас он был не в настроении принимать гостей, и никогда не в настроении принимать Отто.
- Иоганн, - повторил тот без малейших признаков нетерпения. Пожалуй, он может так стоять и окликать несколько часов, пока не получит ответа. Что ж, пусть зовет, пока не охрипнет. Карандаш на миг замер над линией века, а потом двинулся дальше.
От двери донесся чуть слышный вздох, и Шульдих едва не улыбнулся, лишь в последнюю минуту вспомнив, что решил игнорировать Отто.
- Шульдих, - неохотно проговорил блондин.
Телепат слегка нахмурился над рисунком. Он не хотел говорить с Отто... но в то же время хотел подтвердить свое намерение отзываться только на «Шульдиха», а не на «Иоганна».
Раздраженно фыркнув, он оторвался от блокнота и сердито глянул на Отто с кровати.
- Можно войти? – спросил тот, ничуть не смущенный недобрым приемом.
- Нет, - отрезал Шульдих.
Отто снова вздохнул, но согласно кивнул и остался стоять на пороге, опершись о дверь здоровой рукой. Повязка с другой руки была уже снята, и на бледной коже виднелся небольшой шов. Отто, как и его брат, выздоравливал быстро. К завтрашнему дню и шов будет незаметен. Жаль, что он не мучился дольше, подумал Шульдих. Если бы только Оми получше прицелился...
- Что тебе нужно? – нетерпеливо спросил телепат.
Отто слегка нахмурился, блуждая по комнате холодными бледно-голубыми глазами, отчего Шульдиху захотелось спрятаться под одеяло. Он не любил, когда Отто вот так совался в его личное пространство. Эта резиденция была первым местом, где Шварц задержались настолько, чтобы начать чувствовать себя как дома, и Шульдиху не нравилась мысль о том, что какую-то часть его личности, отраженную в комнате, может увидеть Отто.
- Ну? – поторопил он.
- Ты избегаешь меня, - спокойно заметил Отто, встретив злобный взгляд Шульдиха.
- Радуйся отсрочке, - решительно заявил тот. – Брэд сказал, что мне пока нельзя тебя убивать. Только поэтому я тебя терплю.
- Брэд... – тихо повторил Отто, переводя взгляд с лица брата на разворошенную кровать. Покрытые пятнами простыни пора было поменять, но Шульдих не спешил с этим. Ему доводилось спать и в гораздо худших условиях, и он терпеть не мог перестилать постель. Взгляд Отто перескочил с простыней на тумбочку, где был нагло оставлен на виду тюбик со смазкой. Голубые глаза задержались на тюбике.
- Что ты все-таки... в нем находишь? - неохотно спросил Отто.
- В Брэде? – уточнил Шульдих, от удивления забыв про свой враждебный тон. Это что, новая прелюдия к лекции о радостях гетеросексуальности? Скорей всего. Но раз Отто спросил, то пусть пеняет на себя, если услышит больше, чем хотел.
Телепат обдумал ответ.
- Ну, во-первых, член у него большой, - задумчиво начал он. – Не то чтобы огромный, но достаточно большой, и он умеет им пользоваться. Он чертовски сексуален, и вся эта его авторитарность, доминирование...
- Хорошо! – оборвал Отто, передернувшись. Его бледное лицо залилось яркой краской. Шульдих триумфально усмехнулся. – Вообще-то я... не совсем об этом спрашивал, - слабо договорил Отто, явно смущенный прямым ответом на свой вопрос.
- Вот и объяснил бы сначала, о чем спрашиваешь, - строго заметил Шульдих. – Я что, по-твоему, мысли читаю? – язвительно добавил он.
Отто вздохнул и потер лоб. Его щеки понемногу обретали свой обычный цвет.
- Есть в ваших отношениях что-нибудь кроме... кроме секса? – внезапно спросил он.
Шульдих удивленно взглянул на брата. Странный поворот разговора.
- Ну... конечно, есть, - рассеянно проговорил он, пытаясь понять, к чему эти расспросы о его отношениях с Брэдом. Отто не нравился Брэд. Еще меньше Отто нравилась мысль о том, что его младший брат занимается с Брэдом всякими мерзкими извращениями. Так с чего вдруг такой подозрительный интерес?
- Что, например? – не отставал блондин.
- Не твое собачье дело, - огрызнулся Шульдих, отбросив замешательство.
Отто опять вздохнул, проигнорировав вспышку.
- Я встретил Кудо прошлой ночью, - вдруг сказал он.
Шульдих замер, сломав карандаш. Ты встретил его? Что значит «встретил»? Ты говорил с ним? Дрался с ним? Если ты ранил его, клянусь богом...
- Он... пожалуй, довольно привлекательный... в своем роде, - неуверенно продолжил Отто, глядя в пол.
Шульдих уставился на него с мрачным недоумением.
- Но, Ио... Шульдих, он... Это же очень опасно. Кроуфорд, он... Он мне не нравится. Мне не нравится сама мысль о том, что ты... с ним, но... Это гораздо безопасней для тебя. Так что... – Отто запнулся, снова покраснев. Шульдих молчал, не имея ни малейшего понятия, что услышит дальше.
Отто расправил плечи и решительно посмотрел на брата.
- Если ты пообещаешь больше не видеться с Кудо, я... не буду возражать против твоего... общения с Кроуфордом, - заявил он.
Шульдих недоверчиво приподнял брови, откинувшись на грязные простыни. Отто дернул подбородком.
- Ты сможешь заниматься с ним, чем хочешь и когда захочешь, и это не... вызовет осложнений в его отношениях с руководством, - уточнил он.
- С чего вдруг такое неожиданное благоволение? - подозрительно спросил Шульдих. Потом ухмыльнулся: - Хочешь сам приударить за Йоджи?
Отто побелел, и глаза у него чуть не вылезли из орбит.
- Нет! – горячо возразил он.
- Ну, ты же сам сказал, что он хорош, - невозмутимо напомнил Шульдих, наслаждаясь его ужасом. – Не слишком ли сильно ты протестуешь...
Отто потер лоб, пытаясь вернуть выдержку и самообладание. Телепат усмехнулся. Ему не так уж часто удавалось настолько вывести брата из себя. Наверно, отчасти этому способствовала сама тема разговора, заставлявшая того чувствовать себя не в своей тарелке – но все-таки это была победа.
Восстановив равновесие, Отто снова встретился глазами с нахальным взглядом Шульдиха.
- Я встречаюсь кое с кем. С женщиной, - уточнил он, когда Шульдих уже открыл рот. Тот ухмыльнулся и промолчал. – И она... Ну, я знаю, что никогда не был особенно... благосклонным к твоему выбору... сексуальных партнеров, - неловко признался Отто, опять начиная краснеть. Шульдиху стало интересно, какое у него сейчас давление. Может, если потянуть этот разговор подольше, у Отто случится сердечный приступ. – Она подсказала мне, что... если я хочу, чтобы у нас с тобой были взрослые, зрелые отношения... то должен общаться с тобой на равных. И... должен принять тот факт, что ты разбираешься в себе и знаешь, чего хочешь. Даже если это не то... что я мог бы понять.
- Какая умная дамочка. Сдается мне, она слишком хороша для тебя, - заметил Шульдих. Отто пропустил комментарий мимо ушей.
- Поэтому Гизель – так ее зовут, Гизель, - пояснил он, чуть заметно улыбнувшись. Шульдих закатил глаза и демонстративно взглянул на часы. – Гизель сказала, что, возможно, своим неприятием твоего образа жизни я подталкиваю тебя к более непокорному и оскорбительному, чем обычно, поведению.
- На самом деле твое мнение не так уж много значит для меня, - откровенно сообщил Шульдих. Отто снова проигнорировал его, очевидно, намереваясь высказаться до конца, несмотря на помехи. Шульдих подумал о том, чтобы встать и уйти, но решил, что Отто, скорей всего, будет таскаться за ним, пока не договорит, а это, пожалуй, неудобно.
- В любом случае, - продолжил тот, - мне не хотелось бы думать, что мое отношение к твоим... романтическим увлечениям могло привести к тому, что ты начал встречаться с кем-то настолько неподходящим, тем самым поставив себя под угрозу.
- Ты здесь совершенно ни при чем, - прорычал Шульдих, окончательно устав от этих напыщенных умозаключений.
- Как скажешь, - успокаивающе согласился Отто, наконец-то удостоив ответом реплику Шульдиха, хотя явно не поверив ей. – Но главное в том, что я... снимаю свои возражения против твоих встреч с Кроуфордом, а в ответ ты окажешь самому себе любезность, если будешь держаться подальше от Кудо.
Шульдих хмуро взглянул на брата, гадая, сколько еще найдется желающих предложить ему что-нибудь в обмен на обещание не встречаться с Йоджи. Ему вдруг подумалось, не делают ли Кен, Айя или Оми похожих предложений своему товарищу.
- Да пошел ты, - вяло буркнул он.
Отто весело улыбнулся, очевидно, приняв это за согласие. Улыбка у него была совершенно дурацкая. Он выглядел, как идиот.
- В любом случае, давно пора прекратить относиться ко мне как к ребенку, который не понимает, что для него хорошо, - раздраженно пробормотал Шульдих. – Ты ведь знаешь, мне уже двадцать два...
- Двадцать три, - негромко поправил Отто.
- Что? – резко переспросил Шульдих, недовольный тем, что его перебили.
- Тебе двадцать три, - повторил Отто. Он отошел от двери и бросил на кровать маленький сверток, который держал за спиной во время разговора.
- Что? – снова сказал Шульдих, недоуменно разглядывая красную оберточную бумагу.
- С днем рожденья, - произнес Отто.
Шульдих растерянно смотрел на подарок. Он не хотел подарков от Отто. Но... ему было любопытно...
- Открой, - с легким нетерпением предложил блондин.
Шульдих хмуро покосился на него.
- Я не уйду, пока ты не откроешь, - строго предупредил Отто.
Шульдих взял сверток в руки и сорвал бумагу.
- Это книга, - без выражения сказал он, рассматривая обложку.
- Мамина любимая, - негромко пояснил Отто от двери. – Я нашел эту копию в букинистическом магазине и подумал, что тебе захочется иметь ее...
- Уйди, - рявкнул Шульдих, не отрывая взгляда от книги.
- Иоганн...
- Уйди! – заорал Шульдих, швырнув книгу на пол и рванувшись в сторону двери. Он сильно толкнул Отто в грудь, но тот даже не пошатнулся. – Уходи отсюда! Не зови меня этим именем, не говори о маме, не смей, черт побери, заявлять, что разрешаешь мне быть самим собой! Ты понятия не имеешь о том, кто я! Мне не нужно твое гребаное согласие! Не нужно! И ты мне не нужен!
Каждую фразу он завершал тычком в грудь Отто, сантиметр за сантиметром вытесняя того в коридор. Отто пытался схватить его за руки, но, когда Шульдих был действительно зол, он мог двигаться быстрее брата.
И сейчас он был действительно зол.
В конце концов, он вытолкнул Отто достаточно далеко и отступил обратно в комнату, тяжело дыша от напряжения и ярости, дрожа и с ненавистью глядя на брата.
- Ты даже не знаешь меня, - прорычал он пораженному блондину. – Ты ничего не знаешь обо мне. Так что не говори, что готов «принять» меня!
Шульдих захлопнул дверь и запер ее на замок.
Все еще кипя от гнева, он бросился было на постель, но смятые испачканные простыни выглядели не слишком привлекательно. Телепат сел на пол, прислонившись к кровати, подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом.
Наконец послышались тяжелые шаги Отто, удаляющиеся от двери.
Шульдих выпрямился и подобрал брошенную книгу. Она была старой, с потрепанной обложкой и почти стершимся золотым тиснением. Шульдих обвел пальцем несколько букв и робко открыл ее.
Некоторое время он пристально рассматривал слова на странице. Картинки. Символы. Он смутно узнал один или два.
Никого не привозили в тренировочный лагерь в пять лет. Самым младшим из детей было, по крайней мере, семь, и с этого возраста начиналось обучение. Подразумевалось, что они уже знают буквы. Шульдих тоже нахватался кое-каких знаний в процессе обучения, но в основном хитрил и старался не засветиться, для чего ему впервые в жизни приходилось прикидываться тихим и незаметным. Вероятно, в конце концов, он все-таки попался бы, когда дар проявил себя и обучение стало проблематичным, но как раз тогда Шульдих сбежал.
Ему определенно было не до школы, пока он жил на улице.
А когда Шульдих вернулся, Кроуфорд увез его.
Телепату не нужно уметь читать, чтобы выполнять свою работу. Все необходимые знания можно с легкостью взять из чужих мозгов. Шульдих походя ознакомился с гораздо большим объемом литературы, чем любой обычный школьник, просто прикасаясь к сознанию людей, знавших эти истории.
Он не мог понять, как связаны маленькие символы, скопления мертвых букв, неподвижно лежащих на бумаге, с живыми, яркими, эмоционально насыщенными мыслями, которые они должны были обозначать.
Да не очень-то и старался понять.
Он пробежался пальцами по пожелтевшей бумаге, смутно припомнив, как мама сидела, склонив голову над книгой и задумчиво улыбаясь.
Потом закрыл книгу и положил на пол рядом с собой.
- С днем рожденья, - прошептал Шульдих сам себе, запрокинув голову и уставившись в потолок.

***
Кен тихонько насвистывал, поднимаясь к себе в комнату. Сумка с бутсами и щитками, перекинутая через плечо, била его по спине. Поднявшись наверх, он вышел на площадку, слабо освещенную луной, и застыл, заметив на балконе фигуру человека, который смотрел в ночное небо, опершись о перила.
- Айя, - тихо сказал Кен.
Тот обернулся и кивнул. Лунный свет приглушал яркость его волос и заставлял бледную кожу почти сиять. Айя казался каким-то неземным созданием, призраком.
- Тебе не холодно? – спросил Кен после неловкой паузы, заметив, что на Фудзимии кроме джинсов была только рубашка с обрезанными рукавами. У самого Кена поверх водолазки была еще ветровка, но он все равно начинал замерзать.
Айя молча пожал плечами и снова уставился в небо.
Кен вздохнул и шагнул к своей двери, возясь с ключами. Открыв дверь, он включил свет и вошел было внутрь, но задержался и оглянулся на фигуру, стоявшую на балконе.
- Ты, ээ... не хочешь зайти? – неуверенно спросил он.
Айя полностью развернулся, но выражение его лица, скрытого темнотой, невозможно было прочитать.
- Я думал, тебе нужно время, - медленно сказал он.
Кен нахмурился.
- Я что, спросил, не хочешь ли ты потрахаться, как кролик? – огрызнулся он. – Нет, я просто пригласил тебя к себе. В гости. Поболтать. Пообщаться, как нормальные люди. Знаешь, между уединением и сексом есть много степеней интимности.
- Ты злишься на меня, - ровно сказал Айя.
- Нет, - тут же возразил Кен. Потом добавил более задумчиво: - Ну... может, немножко. Может, если ты чуть-чуть покланяешься, я перестану.
Айя склонил голову набок, как будто обдумывая это предложение.
Кен решил дать ему две минуты на то, чтобы принять решение.
Через полторы минуты – плюс-минус несколько секунд – Айя оттолкнулся от стены и подошел к двери. Кен чуть улыбнулся и двинулся вперед, позволив ему следовать за собой и предоставив самому закрыть дверь.
Внутри было тепло и уютно. Кен всегда был приверженцем личного комфорта. Ему нравилось, когда в комнате было достаточно тепло, чтобы круглый год ходить в футболке и шортах.
Он стащил с себя ветровку и решил, что для водолазки слишком жарко. Предложив Айе сесть или пойти взять в холодильнике что-нибудь выпить, Кен направился к шкафу. Стянув через голову водолазку и шаря на полках в поисках чистой футболки, он услышал, как скрипнули пружины дивана. Кен натянул выцветшую голубую футболку и, ободряюще улыбнувшись гостю, устремился к холодильнику.
Некоторое время он задумчиво рассматривал банки с пивом. Айя – это не Йоджи. Кен вытащил полупустую упаковку апельсинового сока и вопросительно помахал ею перед Айей. Тот кивнул. Кен захватил стаканы и понес к дивану.
Он протянул Айе стакан и уселся на пол, скрестив ноги. Фудзимия пытался сидеть прямо, глядя перед собой, даже на Хидакином продавленном диване, поэтому Кен предпочел устроиться напротив него, чтобы видеть выражения лица, которыми Айя порой заменял целые фразы.
- Ну как тебе снова работать в магазине? – спросил Кен, чтобы начать разговор.
Айя пожал плечами, но потом, сделав над собой усилие, добавил:
- Лучше, чем на стройке.
Кен удивленно взглянул на него, потом вспомнил, что Айя действительно говорил что-то о работе строителем. Он представил Фудзимию в строительной каске и поспешно глотнул сока, чтобы скрыть усмешку.
- К тому же... приятно снова оказаться... среди друзей, - медленно проговорил Айя.
Кен опустил стакан и улыбнулся.
- Мы тоже скучали по тебе, - сообщил он.
Айя ответил недоверчивым взглядом. Кен чуть не вздрогнул. Ладно, может, «скучали» - не совсем подходящее слово... но все определенно были рады, что он вернулся, а это ведь главное, так?
- Это как-то странно, - сказал Фудзимия, разглядывая свой сок. – Когда я снова здесь, это... это так напоминает прежние времена. Я почти забываю... – он замолчал и глотнул сока, потом нахмурился, уставившись на стакан. – Сегодня вечером я... я чуть не поехал в больницу. Навестить ее. Я уже был в машине, когда вспомнил...
- Мы вернем ее, Айя, - серьезно пообещал Кен, взяв его за руку. – Найдем и вернем.
Он очень надеялся, что сумеет сдержать это обещание.
- Знаю, - без особой убежденности отозвался Айя. Он допил сок и аккуратно поставил стакан на стол. Потом спросил, избегая встречаться глазами с Кеном: - Знаешь... то, что ты сказал мне тогда насчет Йоджи... И Шульдиха... О том, что он сделал?
Кен кивнул, поборов минутное замешательство.
Он был не совсем честен, рассказывая о том, что приключилось с Йоджи и Шульдихом.
В том, чтобы быть никудышным лжецом, есть одно преимущество. Когда люди решают, что заставили тебя выложить все начистоту, то дальше приписывают твое смущение необходимости рассказать то, чего ты не хотел рассказывать. Они не думают о том, что, возможно, ты продолжаешь врать.
Не то чтобы Кен не доверял Айе. Он доверял. Только не мог выбросить из головы опасения Йоджи насчет мер, которые примут Критикер, если узнают о случившемся. Кудо считал, что Оми может рассказать им, если выяснит правду.
Кен думал, что с той же долей вероятности и Айя может рассказать, если решит, что это поможет ему отыскать сестру.
Поэтому он немного... отредактировал историю.
Так что теперь ему срочно необходимо было вспомнить, в каком именно виде он преподнес ее Айе, чтобы не засыпаться, начав противоречить самому себе.
А это ему действительно плохо удавалось.
- Ээ... что именно? – промямлил он.
Айя снова взял стакан и принялся вертеть в руках.
- Насчет того, как... Шульдих заставил его очнуться.
Еще не легче. Конечно, Кен знал об этом, но он же не говорил Айе... Тогда что он сказал? Что вообще он мог наплести? Кажется, что-то не слишком убедительное, Кен и сам был удивлен, что Айя на это купился...
Ну конечно! Он с трудом удержался от победной ухмылки, когда вдруг вспомнил...
Помнишь, Йоджи был в больнице?
Нет, я не думаю, что ты забыл, просто... Короче... Я знаю, ты не разговаривал с врачами, но они не могли понять, почему он оказался в такой глубокой коме из-за обычного ножевого ранения. И я подумал: он ведь преследовал Шульдиха, так, может, дело и не в ранении. Может, Шульдих что-то сделал с его головой.
У меня не было времени посоветоваться с вами, все так быстро закрутилось.
Ну ведь сработало же, так?
Короче, я пошел его искать, Шульдиха то есть, и только зря потратил время, но потом он сам объявился возле больницы. Он рассказал мне, что они с Йоджи дрались, а потом подскочил Фарфарелло и ударил Йоджи ножом, но из-за того, что они были так близко, Шульдих, типа, почувствовал боль Йоджи, и ему это не понравилось. Поэтому он как бы выключил Йоджино сознание, отчего тот и оказался в коме.
Эй, не гони, а то еще... вот так, отлично, просто успокойся.
Короче... по-моему, Шульдих вроде как запал на Йоджи, ты бы их видел...
Ну, мне понравилось. Короче, он решил исправить то, что натворил, так что я помог ему пробраться в больницу, и он заставил Йоджи очнуться, и это оказалось довольно просто.
А после этого они начали тусоваться вместе и вроде как подружились... да, я знаю, что он Шварц... и, видимо, Шульдих рассказал Йоджи много чего о Шварц и о тех, на кого они работают...
Эсцет.
Да, вот именно.
Нет, они не похищали твою сестру.
Шульдих сказал.
Йоджи верит ему.
Ну, тогда разбирайся с Йоджи.
Да, верю.
Ну тебя же там не было.
Не такая уж он и сволочь.
Да заткнись уже и езжай.
- И что? – невинно спросил Кен. Пожалуйста, пусть он не узнает, что я это сочинил...
- Думаешь... Ну, то есть я понимаю, что мы теперь противники и Айю-чан еще нужно найти, но... как ты думаешь... Шульдих... мог бы заставить ее очнуться? Как Йоджи? – запинаясь, проговорил Айя.
О боже, потрясенно подумал Кен.
- Ээ, Айя, я... – нерешительно начал он. Айя пристально смотрел на него, и в фиолетовых глазах были тоска и надежда, и еще что-то очень нежное, ранимое...
И то, на что Кен не способен был даже под страхом смерти, оказалось так легко сделать ради облегчения Айиной боли.
- Конечно, - уверенно соврал он. – Почему бы нет.
На секунду Айя опустил глаза. Когда он снова посмотрел на Кена, его взгляд уже не был таким потерянным.
Это хорошо, так? Даже если окажется, что Кен неправ, что Шульдих не сможет заставить Айю-чан очнуться... Черт, да не факт, что они вообще когда-нибудь смогут проверить эту теорию. По крайней мере, сейчас у Айи появилась надежда.
Вот что на самом деле важно.
Каждому надо на что-то надеяться.
Кен забрал у Айи стакан и поставил его обратно на стол. Потом сплел свои пальцы с Айиными и улыбнулся, глядя в удивленные фиолетовые глаза. Через минуту тот улыбнулся в ответ.
Это было начало.

9.
Йоджи вздохнул, когда ножки Хидакиного дивана снова загрохотали над его головой. По крайней мере, теперь ясно, что доносившиеся оттуда крики вызваны не болью. Некоторое время назад он пытался собраться с силами, чтобы пойти выяснить, не ранен ли кто-то там наверху, но кричали они, как вполне здоровые.
Йоджи перекатился на живот и натянул подушку на голову, пытаясь заглушить шум. У него хотя бы хватает совести не таскать своих страстных подружек домой, мешая спать соседям.
Он отшвырнул подушку на пол, невольно вспомнив об одной личности, которую все-таки таскал домой. Опять.
Ему не хотелось сейчас думать о Шульдихе.
Черт, какая-то часть его вообще никогда не хотела думать о Шульдихе.
Но он как будто все еще видел эти до боли знакомые изумрудные глаза, отстраненно глядевшие на него из-за руля нового Шварцевского автомобиля...
Драться с Брэдом – это одно. Драться с Брэдом было хорошо, это приносило огромное удовлетворение, хотя то, как этот ублюдок умудрялся блокировать атаки, чертовски раздражало. Йоджи безумно хотелось накинуть леску на шею Кроуфорда и потянуть, а потом смотреть, как тот истекает кровью и задыхается, беспомощный и отчаявшийся... Это было бы так приятно...
Но там были не только Кроуфорд и Фарфарелло.
Он знал, что рано или поздно это случится. И раз уж Вайсс охотились за Фарфарелло, можно было не сомневаться, что скорее рано, чем поздно они с Шульдихом столкнутся как противники.
Но это все равно оказалось, как удар под дых – увидеть его там, понять, что они и вправду снова враги.
Как можем мы быть врагами? Как можно просто забыть все, что случилось? Все, что мы знаем? Как я могу охотиться на него, если я не в состоянии больше воспринимать его как холодную жестокую сволочь?
Йоджи выругался и попытался отогнать эти мысли, в который уже раз с тех пор, как их с Шульдихом пути разошлись. Но глаза немца преследовали его.
Йоджи не знал, каким увидел его Шульдих. Отразились ли у него на лице волнение и сожаление, которые он чувствовал. Шульдих усмехался своей обычной игривой, надменной, наглой – фальшивой, искусственной, защитной - усмешкой, но его глаза... Йоджи слишком хорошо знал эти глаза, чтобы не разглядеть в них боли.
Он не хотел ее видеть. Не хотел жалеть Шульдиха, скучать по Шульдиху, мечтать, чтобы все было по-другому. Ничего не было по-другому, и что бы ни произошло между ними, теперь все кончено, возврата нет. Он все равно ничем не может помочь немцу, так к чему лежать тут, страдать, мучиться чувством вины из-за ситуации, над которой не властен...
Черт. Я так с ума сойду...
Йоджи встал с кровати, зажег сигарету и прошелся по комнате, затягиваясь раз за разом.
Он был... расстроен. Места себе не находил. Не мог уснуть, помня об одиночестве в глазах Шульдиха, и заняться было нечем... разве что отправиться по барам, но не хотелось делать над собой усилие.
Сверху донесся еще один громкий крик. Йоджи сердито глянул в потолок. Ну и выбрал же Айя времечко для своих поползновений. Можно было бы позвать Кена прошвырнуться, но Йоджи сомневался, что тот сейчас будет рад его видеть.
Ну, есть еще Оми.
Йоджи вздохнул и потер лоб. Оми. Нет, ему совсем не хотелось заходить к Бомбейцу посреди ночи, особенно после того странного разговора несколько дней назад.
Он рухнул на диван, хмуро уставившись на молчащее стерео. Было слишком тихо, чертовски тихо, это была та плотная ночная тишина, в которой самые тихие звуки кажутся зловеще громкими, которая окутывает, душит, оглушает, пока собственное сердце не начинает колотиться в ушах.
Очередная серия стуков и стонов сверху вдохновила его попытаться отвлечься от мыслей одним из самых надежных способов. Йоджи запустил руку за пояс просторных мешковатых штанов, в которых привык спать, когда Шульдих практически жил с ним, и постарался забыть об этой ассоциации, поглаживая свой расслабленный член.
Кен и Айя, похоже, достигли очередного пика, и их стоны служили отличным саундтрэком к этому занятию. Йоджи почувствовал, что реагирует и на звуки, и на прикосновения. Но нужно было что-то еще, что-то более...
Аска. Он подумал об Аске. Не об Аске из кошмаров, а о той Аске, из других снов. Об Аске, которая разговаривала с ним, смеялась, обнимала его... которая так щедро дарила ему мягкие изгибы своего тела...
Йоджи улыбнулся, почувствовав, как при этом воспоминании вся кровь устремилась к паху. Обнаженная, словно бы окруженная бледным сиянием в полумраке Аска, растянувшаяся поперек кровати, глядящая на него...
...печальными изумрудными глазами...
Йоджи вскочил и выругался, прогоняя изображение Аски, глядящей на него глазами чертова Шульдиха.
«Убирайся из моей головы! – мысленно закричал он, внезапно разозлившись на отсутствующего немца. – Это не моя вина!».
Он снова откинулся на подушку, матерясь вполголоса. Диван Кена опять застучал, и с потолка, как первый легкий снег, посыпалась штукатурка. Постепенно Йоджи осознал, что вторжение Шульдиха в его фантазию вовсе не ослабило эрекцию.
Он нахмурился, обдумывая это наблюдение, потом пожал плечами. Что ж, у него и правда красивые глаза. Йоджи еще раз взглянул на свой полунапряженный член, натянувший ткань штанов, и решил закончить начатое.
На этот раз он даже не пытался бороться с изображением глаз Шульдиха, словно бы отпечатавшимся в его мозгу. Йоджи представил свою Аску с ярко-зелеными глазами немца. Потом добавил его же бесстыжую усмешку, которая так хорошо сочеталась с озорным блеском этих глаз. Не ту фальшивую усмешку, а настоящую, которая легко вспыхивала на его губах, когда Шульдих веселился или думал о чем-нибудь неприличном...
Усмешка совершенно естественно смотрелась на губах Аски, и когда девушка подняла руку и поманила его, Йоджи почувствовал, что близок к разрядке. Он представил, что садится рядом с ней, склоняется к ее мягким, чуть приоткрытым, все еще усмехающимся губам...
Йоджи обхватил ладонью ее затылок, запустил пальцы в мягкие шелковистые волосы, которые оказались почему-то длиннее, чем он ожидал, но какая разница, если он так напряжен, и запах земляники щекочет ноздри, когда Йоджи придвигается еще ближе, зеленые глаза кажутся такими большими с этого расстояния, такими ласковыми, он поднимает ладонь, и волосы скользят между пальцев, падают на пылающие щеки, сияют безумным оранжевым светом, как закатное солнце, и...
Йоджи вскрикнул, когда видение взорвалось, вспыхнув золотом, и, выгнувшись, кончил прямо в штаны.
Он упал на подушку, задыхаясь и чувствуя себя полностью выжатым, все еще слегка дрожа от интенсивности оргазма.
«Даже секс иногда меньше изматывает...», - смутно подумалось ему.
В глубине души Йоджи понимал, что какая-то деталь его маленькой фантазии привела к такому потрясающему эффекту, но... не мог сейчас припомнить, что это было. Аска всегда заводила его, но...
«Наверно, все дело в сексуальном напряжении, - решил он, медленно поднимаясь с дивана и стаскивая мокрые штаны. – В конце концов, у меня даже эротических снов давно уже не было».
Да, пожалуй, в этом все дело.
Йоджи упал на кровать и едва успел натянуть одеяло на свое разгоряченное тело, прежде чем забыться мертвым сном.

***
Кроуфорд лежал, глядя в потолок спальни, когда услышал, как тихо открылась дверь. Он никого не ждал.
Он не предвидел никаких гостей.
Американец сел на кровати и нацепил очки, не особенно беспокоясь о том, что посетитель может быть опасен. Он был уверен как в Шварцевской системе безопасности, так и в телепате, который спал очень чутко, если не накачивался наркотиками.
Так чутко, что, похоже, именно он сейчас нерешительно застыл на пороге спальни.
- Чего тебе? – недовольно спросил Кроуфорд, все еще злившийся на телепата и за то, что не помог ему отбиться от Фудзимии и Кудо, и за то, что спрятался после в комнате Наги, чтобы избежать наказания.
Не говоря уж о том, что предоставил Отто возможность ткнуть Кроуфорда носом в его шаткую позицию внутри Эсцет.
Тем не менее, практичность подсказывала начинавшему успокаиваться американцу, что, как бы ему ни хотелось сорвать злость на Шульдихе, и как бы тот на самом деле ни заслуживал наказания, это вызвало бы массу неприятностей, подними он руку на телепата в присутствии Отто.
Во-первых, Кроуфорд осторожно подвел Отто к мысли, что синяки, украшавшие лицо Шульдиха в день приезда брата, были делом рук Кудо, а не его, и теперь не хотел выводить пирокинетика из этого заблуждения. Во-вторых, учитывая, как Отто стремился защищать Шульдиха... Что ж, Кроуфорду совсем не хотелось погореть на этом – в любом смысле слова.
Поэтому он лежал, стараясь совладать с раздражением, так и не нашедшим выхода.
И источник этого раздражения топтался сейчас у него в дверях.
- Ты все еще злишься, - тихо заметил Шульдих.
Кроуфорд нетерпеливо вздохнул.
- Чего тебе нужно? – с нажимом повторил он. Если чертов рыжий не уйдет, он, Кроуфорд, за себя не отвечает. Его авторитет и так пострадал сегодня, и не было способа даже проучить строптивого телепата, не поставив под угрозу свои планы или личное благополучие.
Шульдих не ответил на вопрос, но закрыл дверь и медленно подошел к кровати. Глаза Кроуфорда уже успели привыкнуть к слабому свету уличных фонарей, сочившемуся в комнату, так что он без труда разглядел и отсутствие рубашки, и расстегнутую пуговицу мятых штанов. В том, как рыжий стоял, прижимаясь к матрацу выставленным бедром, были невысказанный вопрос и приглашение.
Кроуфорд стиснул зубы, почувствовав шевеление в паху. Шульдих точно знал, как продемонстрировать свое тело в лучшем виде. Тусклый свет, проникавший сквозь планки жалюзи, полосами расчерчивал его стройный торс, не открывая шрамов, портивших гладкую кожу. Сейчас, впервые за долгое время, Шульдих выглядел почти совершенным.
В американце одновременно проснулись интерес и подозрение. Шульдих нечасто вот так в открытую предлагал себя. Он редко отказывал, даже когда бывал избит, но... давно уже не приходил в постель Кроуфорда по собственной инициативе.
- Зачем ты пришел? – холодно спросил Кроуфорд, раздосадованный тем, что задал так много вопросов и не получил ни одного ответа.
Шульдих потянул прядь волос, спадавшую ему на плечо. Кроуфорд прищурился, отметив этот жест. Он не был бессознательным, хотя и выдавал нервозность, и мог оказаться как случайным, так и нарочитым. В такой темноте нелегко было различить.
- Я... хотел извиниться, - пробормотал Шульдих, другой рукой теребя застежку брюк. – За свое... поведение, - добавил он, расстегнув молнию ровно настолько, чтобы дать заметить, что под брюками нет белья.
Кроуфорд усмехнулся. Как типично для Шульдиха – думать, что ему достаточно просто предложить свое тело. Что и говорить, тело неплохое, но признание вины доставило Оракулу гораздо большее удовольствие, чем перспектива исследования этой давно знакомой территории.
И все-таки, не мешало время от времени напоминать немцу, где его место и с кем он должен считаться.
- Не знал, что ты способен извиняться, - открыто заявил Кроуфорд.
Он снова усмехнулся в темноте, заметив, как напряглись мышцы голого живота. Это был гораздо более надежный признак неуверенности, чем дерганье волос.
- Я был просто... удивлен, - тихо сказал Шульдих. – Я... я не ожидал встретить его так скоро. Я облажался. Это больше не повторится, - твердо пообещал он.
- Разумеется, - мрачно отозвался Кроуфорд. – Если ты хочешь, чтобы наша маленькая сделка осталась в силе.
И снова по тугому прессу прошла дрожь. О, как он волнуется...
- Позволь мне компенсировать это, - вкрадчиво предложил Шульдих, придвинувшись чуть-чуть поближе.
Кроуфорд откинулся на подушки, чувствуя, что его возбуждение растет. Подумать только, Шульдих почти заискивал. И все-таки... возможно, это представление может стать еще лучше.
- Не знаю, - задумчиво сказал он. – Я не уверен, что меня интересуют объедки Вайсс.
Шульдих рефлекторно рванул молнию вверх, и Кроуфорд язвительно ухмыльнулся. Через секунду застежка снова съехала вниз, хотя и не настолько, как в прошлый раз.
- Раньше ты не жаловался, - холодно заметил Шульдих.
Кроуфорд хохотнул, заметив, как оскорбленно звучал голос немца.
- Это другое, - спокойно пояснил он. – Ты ведь знаешь, у каждого мужчины есть потребности, которые нуждаются в удовлетворении любым доступным способом. Вот почему очень удобно иметь в команде шлюху вроде тебя.
«Обтекай, - мстительно подумал он. – Стой и обтекай, дрянь. Это гораздо меньше, чем ты заслуживаешь за свою сегодняшнюю выходку. Мне плевать, был ли Йоджи Кудо твоим лучшим трахальщиком, теперь ты снова дома. Ты снова со мной, и тебе лучше не забывать, что верность мне важнее чего и кого угодно. Ты многократно обязан мне жизнью. Ты обязан мне всем. Без меня ты был бы ничем, и пришло время напомнить тебе об этом».
- Ты меня не хочешь? – прямо спросил Шульдих, напрягшись в ожидании отказа.
Кроуфорд улыбнулся шире.
Ты знаешь. Знаешь ведь, правда, моя маленькая подзаборная шлюха?
Кудо был всего лишь развлечением. Фантазией. Но ты знаешь...
Ты мой.
Я могу взять тебя, а могу отвергнуть. И если я тебя отвергну...
Он небрежно пожал плечами.
Шульдих издал какой-то странный звук горлом, и Кроуфорд пожалел, что не может как следует разглядеть его лицо в темноте. Но он видел нервную дрожь стройного тела, и это самым благотворным образом сказывалось на его эрекции.
Лишенный своей маски надменности, Шульдих был таким... соблазнительным. Когда не мог больше притворяться, что у него осталась какая-то гордость.
Было очень заманчиво продолжать давить, проверить, можно ли заставить его ползать на брюхе, вымаливая прощение, но... Кроуфорд не был уверен, что продержится так долго. Вся его злость превратилась в стремительно растущее возбуждение при виде унижения Шульдиха.
- Пойдем к тебе, я не хочу испачкать свои простыни, - велел он, осторожно выбираясь из постели и стараясь не задеть напряженный член.
Шульдих молча развернулся и пошел впереди него по коридору к собственной спальне. Расстегнутые брюки сползали ниже при каждом шаге. За дверью они совсем упали на пол. Шульдих вышагнул из них и направился к кровати. Здесь было темнее, чем в спальне Кроуфорда, но на захламленной тумбочке горел гелевый светильник, пуская толстые клубы белого воска в голубой жидкости и озаряя все вокруг слабым голубым сиянием.
Шульдих развалился на кровати, по-прежнему напряженный, по-прежнему демонстрирующий себя, глядя на Кроуфорда так, словно не знал, чего ожидать. Голубой свет, хотя и более тусклый, чем уличное освещение в спальне американца, был для него менее выигрышным: он безжалостно выхватывал из полумрака все его шрамы, придавая им болезненный синюшный оттенок. От этого тело немца выглядело изможденным, нездоровым, и на минуту Кроуфорду показалось, что они снова на одной из отвратительных помоек, где Шульдих обычно обитал, пока жил на улицах Берлина. У рыжего почти отсутствовал инстинкт самосохранения, и Кроуфорд вечно находил его полумертвым от голода, с запавшими глазами и свежими шрамами, многие из которых еще кровоточили. Наркотики были единственным, что Шульдих заботливо оберегал, облегчая тем самым задачу их изъятия.
Каким утомительным он был иногда, этот нескончаемый процесс предъявления прав на Шульдиха. Порой Оракулу казалось, что с той самой минуты, как увидел проклятого немца, он занимается одним и тем же: заставляет того понять, что его жизнь теперь принадлежит ему, Кроуфорду.
Что ж, теперь Шульдих уже не так сильно ему нужен.
Он и сам еще точно не знал, что сделает с немцем, когда тот потеряет значение для его планов. Если, конечно, Шульдих переживет предстоящее противостояние.
Он не знал, как будет чувствовать себя, когда некому станет его злить.
Наверно, это будет чудесно.
Кроуфорд отбросил эти мысли, потому что сейчас Шульдих был ему нужен – в определенном смысле – и, схватив парня за тощее плечо, перевернул на живот. Тот повиновался, не протестуя, и, спрятав лицо в подушку, раздвинул ноги.
Кроуфорд забрался на кровать и встал на колени между ног немца. Он не стал заниматься подготовкой, как они делали с недавних пор, потому что решил вспомнить прошлое, и еще потому, что Шульдих должен был понести хоть какое-то наказание. Ощутить последствия.
Он качнул бедрами, протолкнувшись сквозь напряженные мышцы, вырвав у Шульдиха короткий вскрик, отчасти заглушенный подушкой. Американец на мгновение замер, но, не уловив звука шагов, понял, что подушка не позволила вечно бдительному Отто услышать, как кричит его младший братишка, когда Кроуфорд нанизывает его на свой твердый член.
Эта мысль снова вызвала усмешку.
Он почти вышел из Шульдиха, а потом опять толкнулся резко и сильно, заставляя немца стонать. Просунув руку под тело парня, Кроуфорд сжал его полунапряженный член и еще раз толкнулся. Почувствовал теплую влагу, облегчившую скольжение, и задвигался быстрее, вымещая остатки недавней злости, стиснув пальцы на члене Шульдиха, невольно оживавшем под ладонью.
Кроуфорд кончил со стоном, выплеснув сперму глубоко в тело немца. Член Шульдиха в руке был горячим и твердым, но Кроуфорд отпустил его, поднимаясь. Телепат тут же принялся тереться о матрац.
- Не двигайся, - строго приказал Кроуфорд.
Шульдих послушно замер. Американец вытер кровь и сперму со своего обмякшего члена грязной простыней и встал, глядя сверху вниз на телепата, голого, вытянувшегося на постели, дрожащего от усилий оставаться неподвижным в состоянии болезненного возбуждения.
- Перевернись, - велел Кроуфорд.
Шульдих тихо застонал, но повернулся на спину, явив взору американца свою пульсирующую эрекцию.
- Ну и видок у тебя, - небрежно проговорил Кроуфорд. – Я просто не понимаю, что Кудо в тебе нашел. Интересно, что бы он подумал, если бы увидел тебя сейчас, хм? Он знает о том, что ты позволяешь мне делать с собой? Знает, как ты тащишься от этого?
Шульдих лежал молча, закрыв глаза.
- Знал ли он, что ты приползешь ко мне, как всегда? – холодно спросил Кроуфорд, нагнувшись над его неподвижным телом. – Думаешь, он захотел бы тебя теперь, после того как я так основательно тебя поимел? После всех, кто имел тебя раньше? Ты правда надеялся, что хоть кто-нибудь, кроме меня, сочтет тебя достойным внимания, зная то, что знаю я? – прошипел он, склонившись к самому лицу Шульдиха.
Зеленые глаза медленно открылись, без выражения глядя на него.
- Не забывай, что ты принадлежишь Шварц, - твердо заявил Кроуфорд. – Ты принадлежишь мне. И никогда не будешь ничьим больше.
Они долго молча смотрели друг другу в глаза, и Шульдих не возразил против своего приговора.
Наконец, Кроуфорд выпрямился. Взглянув вниз, он убедился, что эрекция Шульдиха слегка ослабла. Но не намного...
Несколькими грубыми рывками Кроуфорд довел немца до разрядки. Сперма выплеснулась на испещренную шрамами кожу твердого живота.
Кроуфорд отступил и снова окинул взглядом распростертое перед ним тело, забрызганное спермой, залитое болезненным синим светом...
- Грязная подстилка, – с отвращением пробормотал он. Шульдих никак не отозвался на слова, которые слышал далеко не в первый раз.
«Моя грязная подстилка», - подумал Кроуфорд достаточно громко, чтобы телепат услышал. Шульдих снова закрыл глаза, и это был единственный знак, что он уловил посланную ему мысль.
Кроуфорд мрачно усмехнулся и вышел из комнаты, чувствуя себя гораздо более могущественным, чем в начале вечера.
Он спал без сновидений.

11.
Она была теплой и мягкой под ним, она с готовностью принимала его, и это было так хорошо...
- Аска... – прошептал он, запустив одну руку в ее короткие шелковистые волосы, а другой потянув ремень, свободно охватывавший стройную шею девушки.
- Йоджи, - отозвалась она, с легкой улыбкой и мелькнувшим в глазах нетерпением.
«Шалунья», - ласково подумал он, склонившись ниже для поцелуя.
- Ты мне доверяешь? – шепнул он прямо в ее приоткрытые губы.
- Да, - выдохнула она, крепко вцепившись ему в плечи своими маленькими руками и притягивая его к себе. Одну долгую, томительную минуту они целовались, прижавшись друг к другу, горячие и влажные от страсти.
Потом он отодвинулся и приподнялся, и она снова улыбнулась, открывшись ему. Йоджи скользнул внутрь, в тепло, невольно зажмурившись от звенящей радости соединения, близости.
Когда он открыл глаза, девушка по-прежнему смотрела на него. Ласково улыбнувшись, Йоджи начал медленно затягивать ремень.
Она слегка задохнулась, когда кожа ремня врезалась в горло, руки начали рефлекторно подергиваться, но улыбка была ободряющей, а щеки вспыхнули от ответного возбуждения.
Ему пришлось бороться с дрожью в собственных руках, по мере того как желание возрастало, подстегиваемое ощущением зажатого в ладони ремня и видом ее извивающегося от страсти и нехватки воздуха тела.
Он еще потянул ремень, уже и сам задыхаясь, с трудом удерживаясь, чтобы не кончить. Она была прекрасна, всегда прекрасна, но он особенно любил видеть ее такой, безгранично доверяющей ему...
И когда он держал ее жизнь в своих руках... не возникало вопросов...
- Йоджи... – с улыбкой прошептала она и открыла глаза, в которых уже не было озорного блеска, а был только смертельный холод.
- Дурак, - мягкие, чуть заметно посиневшие губы искривила уничижительная усмешка.
- Аска? – ошеломленно прошептал он, от неожиданности сжав руку и затянув ремень сильнее.
- Аска, Аска, - насмешливо повторила она. – Меня от тебя тошнит.
- Аска, что ты говоришь? Ты ведь любишь меня, - напомнил он, снова натягивая ремень.
Девушка взглянула на него, и в ее глазах больше не было ни страсти, ни желания, а только ярость и ненависть.
- Я не Аска, - прошипела она. – И я тебя не люблю.
С минуту Йоджи молча смотрел на нее. Потом настойчиво повторил:
- Ты – Аска.
Он начал сильнее затягивать ремень на ее шее.
- И ты меня любишь.
Она вскинула руки к горлу, обдирая бледную кожу до кровавых царапин и все отчаянней задыхаясь. Ее тело корчилось под ним, вокруг него, заставляя стискивать зубы от напряжения, но Йоджи умел ждать, он подождет, пока она не вспомнит, пока не поймет, как сильно любит его, как сильно он ее любит...
Внезапно что-то горячее и влажное брызнуло ему на грудь, разлившись между ними, и, взглянув вниз, он увидел окровавленное отверстие от прошившей ее пули, через которое вытекала жизнь, оставляя удивительно яркий след на его и ее коже. Он замер, потрясенный, когда остывающая рука коснулась его щеки, и встретился взглядом с карими глазами, нежными и угасающими.
- Я люблю тебя... – прошептала она.
- Аска, - выдохнул он, но ее глаза уже потухли, и, глядя на него этими мертвыми глазами, она прохрипела из-под быстро затягивающегося ремня:
- Я люблю тебя... Масафуми...
Это было невыносимо, это было неправильно, совсем неправильно, ярость и боль взорвались в его голове, так что он закричал, продолжая тянуть, тянуть, тянуть...
И когда он пришел в себя, рука все еще болела от накрученного на ладонь ремня, только это был не ремень, а леска. Перчатка спасла его руку от серьезных повреждений, но леска все равно взрезала жесткую кожу, и оттуда сочилась кровь, смешиваясь с потеками на шее девушки, и она не двигалась, почему же она не двигалась...
Теперь Йоджи снова оказался в лаборатории, где она заманила их в ловушку, где объявила о своей любви к другому, где он убил ее, только он был все еще обнажен, и она тоже, и они по-прежнему были слиты воедино – вполне понятно, потому что ведь нет ничего более интимного, чем секс и убийство, так что он даже путал их иногда, правда? Но она была мертва и остывала под ним, а остальные стояли рядом и молча смотрели, как он любил ее...
И она была мертва. Мертва, опять мертва, ну сколько раз еще он убьет ее? Сколько раз еще он уничтожит то, что любит?
- Хороший вопрос, - заметил знакомый голос, и, когда Йоджи снова взглянул вниз, под ним был уже не труп Аски, а Шульдих, с истерзанной, окровавленной шеей, с посиневшими губами, с остекленевшими глазами. И это тело Шульдиха принимало его, а все смотрели, но Йоджи было плевать, плевать, потому что эти изумрудные глаза были такими пустыми, отрешенными, а ему хотелось снова провалиться в них, только один раз еще...
Шульдих моргнул своими мертвыми глазами и без выражения взглянул на него.
- Я доверяю тебе, Йоджи, - хрипло, надорвано прошептал он. – Доверяешь ли ты себе?
Йоджи подавился всхлипом и открыл глаза, уставившись в расчерченный солнечными лучами потолок. Не сразу он понял, что находится в своей комнате. Сон казался таким реальным...
Впрочем, ничего удивительного. Кое-что ведь и вправду было реальным. Он тихо, отчаянно застонал и скорчился на боку, когда события прошлой ночи снова нахлынули в ужасающе ярких красках.
Аска. Ной. Кем бы она ни была. Она не любила его. Она умерла – может быть, повторно. Он сам убил ее.
Йоджи вздрогнул и запустил руку в волосы, впиваясь пальцами в кожу. Он не хотел об этом думать, не хотел вспоминать, не хотел, чтобы это было правдой... но с каких пор желания Йоджи Кудо имеют какое-то значение для мироздания?
Он перевернулся на другой бок и прижал ладони к глазам, пытаясь остановить бесполезные слезы. Слезами ничего не решить, ничему не помочь. Это он давно понял, это было единственное, чему он все-таки научился, и все равно... Все равно они текли, и он не мог их остановить. Как не смог спасти ее. Никогда не мог. В конце концов, она всегда покидала его.
А может, он сам прогонял ее. Наверно, нельзя сказать, что кто-то тебя покинул, если ты его убил.
Скрипнув зубами от безысходного отчаяния, Йоджи свесил руку с кровати и вслепую нашарил полупустую бутылку, оставшуюся там с прошлой ночи, когда он, наконец, вырубился. Достав бутылку, он приложился к ней, не обращая внимания на жжение в горле, и опустил только затем, чтобы глотнуть воздуха.
Йоджи вертел в пальцах пробку, решая, выпить ли еще или просто пореветь как следует, и от нечего делать размышлял о том, что делал Шульдих в его сне.
Не то чтобы это было так уж сложно понять. Он убил Аску, он причинил боль Шульдиху. Ассоциация, и больше ничего. Такая хрень иногда случается во сне. Конечно, это не имеет ничего общего с претензиями телепата на то, что он якобы и есть Аска – по крайней мере, та Аска, которая снилась Йоджи все эти месяцы...
Выругавшись, он отшвырнул бутылку на пол. Она со стуком упала на кучу окровавленной одежды, но, к счастью, не разбилась, только остатки алкоголя пролились на черную ткань, отчего по комнате распространился аромат дешевой забегаловки. Йоджи наблюдал, как от разлившейся по полу янтарной лужицы бегут ручейки цвета ржавчины, затекая под ворох одежды. Это напомнило ему о волосах немца.
Он зажмурился и сжал руки в кулаки, безмолвно крича:
Я ненавижу тебя, Шульдих! Ты слышишь меня, засранец? Чертов лжец!
Ты заставил меня поверить, что ее можно вернуть. Никогда тебе этого не прощу!
Я тебя ненавижу.
Слышишь меня? Ты, ублюдок, ты там? Слышишь меня, черт побери?!

***
Шульдих вздрогнул и молча оскалился, потирая лоб. Голос Йоджи бился о хрупкие стены его сознания.
«Да, мать твою, я тебя слышу, идиот. И не только я, а любой телепат в радиусе десяти километров. Я тебя тоже ненавижу. Заткнись нахрен», - мысленно огрызнулся он.
Где-то глубоко внутри, где он все еще был связан с Йоджи, плеснулась волна ярости и горя, непостижимым образом смешанного с облегчением.
Зарычав, Шульдих взметнул ментальную стену в подсознании, эффективно блокировав не дающий покоя напор Йоджиных эмоций. Получив, наконец, отклик на свои вопли, японец умолк, словно бы удовлетворившись тем, что достал телепата.
Шульдих облегченно вздохнул, наслаждаясь тишиной. Конечно, оставались еще чудовищное похмелье, разбитая губа, Отто, кудахчущий, как взволнованная наседка, Кроуфорд, кружащий, как самодовольный стервятник, а также вечный галдеж мыслей семи кварталов, окружающих резиденцию Шварц… а в остальном все было хорошо.
Он злобно уставился на закрытую дверь спальни, решив, что оторвет голову любому, кто заглянет сюда.
Ему пришлось тут же отречься от своего обещания, потому что в дверном проеме показалась голова Наги. Большие синие глаза мальчика потемнели от беспокойства.
Шульдих снова вздохнул и выдавил слабую приветственную улыбку. Ему действительно не хотелось никого сейчас видеть, но выгнать Наги он не мог.
Телекинетик прошел в комнату и, сгорбившись, уселся на краешек. Шульдих нахмурился, глядя на его поникшую голову.
- Что случилось, малыш? – устало спросил он.
Наги дернул плечом, покосившись на немца.
- Я только что разговаривал по телефону с Тот, - меланхолично объяснил он. – Она очень расстроена... из-за Ной.
- А, - буркнул Шульдих, отвернувшись от испытующего взгляда мальчика.
- Она рассказала, что случилось вчера. О схватке с Вайсс. О том, что Йо... что Кудо сделал с Ной.
С минуту длилось молчание. Шульдиху даже не надо было смотреть на Наги, чтобы знать, что тот наблюдает за ним, взволнованно покусывая губу. Мальчик просто излучал эмоции сегодня.
- Ты... Ты знал? – наконец, тихо спросил он.
Шульдих поднял голову, встретившись с ним отстраненным взглядом.
- Что знал? – спокойно уточнил он. – Что она умерла? Что Йоджи убил ее? Да, я знал.
- А, - сказал Наги, рассматривая свои руки, судорожно сжатые на коленях.
- Что-нибудь еще? – оживленно поинтересовался Шульдих после долгой неловкой паузы.
Наги обернулся через плечо, задержав взгляд на разбитых губах немца.
- Тот рассказала мне, что делала Ной. Прикидывалась Аской, чтобы втереться в доверие Йоджи... Шу... Что у тебя с лицом?
Шульдих приподнял брови, с любопытством глянув на мальчика.
- Что, пропало? – спросил он, слегка усмехнувшись и коснувшись рукой носа и щек, словно для того, чтобы проверить, на месте ли они.
Наги молча смотрел на него со своим неповторимым серьезным выражением. Шульдих вздохнул и тоже уставился на руки, бездумно поглаживавшие обложку книги, которую подарил ему Отто на день рожденья.
Этого ответа оказалось достаточно для Наги.
- Мне жаль, - прошептал мальчик тихо, но искренне.
Шульдих пожал плечами.
- Что ж, жизнь бьет ключом, и все по голове, да? – с вымученной усмешкой отозвался он.
Наги изумленно глянул на него, раздосадованный таким очевидным пренебрежением жизненными трагедиями. Потом смягчился и, покачав головой, влез на кровать, чтобы растянуться рядом с немцем.
Одну тревожную минуту Шульдиху пришлось бороться с желанием положить голову ему на плечо и разреветься в три ручья. К счастью, это быстро прошло. Вместо этого он дружески обхватил Наги рукой, притянув в грубоватое подобие объятий.
Мальчик без возражений прижался к нему, и некоторое время они сидели молча. Потом Наги шевельнулся и потрогал обложку книги кончиками пальцев.
- Что это? – тихо спросил он.
Шульдих почему-то смутился.
- Книга. Подарок на день рожденья от Отто. Кажется, мама любила ее, что-то в этом роде. Не помню, - соврал он.
На самом деле он помнил. Когда он сидел один в комнате, поглаживая прохладную кожу обложки, возникали смутные воспоминания, мучившие его ускользающим ощущением тепла и покоя: воспоминания о том, как они сидели перед камином, обнявшись – он, мама и брат – и как негромкий мамин голос повествовал о ведьмах, принцах и принцессах, драконах и желаниях. Шульдих почти хотел забыть о том, что когда-то, очень давно, был счастлив. Иногда это казалось такой же сказкой, как истории в книге.
Наги медленно, словно ожидая запрета, поднял книгу, открыл и пролистал несколько страниц.
- Она на немецком, - заметил мальчик.
- Ну да, - буркнул Шульдих, дернув плечом.
Наги внимательно посмотрел на него, потом опять на книгу, и нерешительно пробормотал:
- Я слегка подзабыл немецкий. Неплохо было бы попрактиковаться. Можно, я тебе немножко почитаю?
Шульдих закрыл глаза и прислонился лбом к макушке мальчика.
- Малыш, - тихо сказал он. – Ты знаешь, что я люблю тебя, да?
Наги сдержанно угукнул, пригладил страницу и начал читать своим чистым, мягким голосом.
Шульдих провалился куда-то между сном и явью, слушая сказку о Золушке. Пока мальчик с присущей подросткам кровожадностью смаковал подробности того, как мачеха и сводные сестры отрубали себе пальцы, чтобы надеть туфельку, телепат обнаружил, что мысли его блуждают где-то далеко.
Зачем они вообще хотели надеть эту туфельку? Это не их туфелька. Принцу нужны были не они. Неужели оно того стоило, в конце концов?
Да и кому на самом деле нужен парень, который выбирает жену по размеру обуви?
Наги вдруг резко замолчал. Дверь открылась, и в комнату вошел Кроуфорд, приподняв брови при виде двоих, сидящих в обнимку на постели.
- Время для сказок закончилось, дети, - холодно проговорил он. – Жду вас через пять минут в комнате Фарфарелло.
- Зачем? – запальчиво спросил Шульдих. Его отношения с командиром были в последнее время натянутыми. Именно Кроуфорд так услужливо «предложил» ему той ночью пойти выследить Ной, результатом чего оказалась их с Йоджи ссора, которую, как нетрудно было догадаться, Оракул предвидел.
Шульдиху не нравились такие шутки.
- Потому что я так сказал, - отрезал Кроуфорд, прежде чем выйти из комнаты.
Немец раздраженно фыркнул, глядя на закрывшуюся дверь. Наги сдавленно вздохнул.
- Что ж, пожалуй, нам лучше пойти, - неохотно пробормотал Шульдих. Ему совсем не хотелось сейчас иметь дело с Кроуфордом и еще больше не хотелось нарушать установившееся спокойствие.
Наги согласно хмыкнул. Шульдих сполз с постели и направился к двери, но, оглянувшись, увидел, что он по-прежнему сидит, держа на коленях открытую книгу.
- Наги?
Мальчик поднял голову, задумчиво хмурясь.
- У меня сейчас возникло такое чувство… - медленно проговорил он. – Как будто... нам не нужно заканчивать эту историю. Как будто... нам надо уйти, прямо сейчас, – Наги поднялся, его синие глаза были чересчур серьезными и немного испуганными. – Шу, я думаю, мы должны уехать. Ты и я, просто уехать. Мы справимся, они нас не найдут, мы сможем...
- Наги, - твердо сказал Шульдих, взяв его за плечо и прерывая этот все более отчаянный лепет. – Это еще что такое?
- Ной мертва, Шу, - взволнованно прошептал Наги, настойчиво и тревожно глядя на него. – Я знаю, мы убили много людей, и они тоже, но... но что, если она была только первой? Что, если... если убивать начнут... нас?
«Что ж, это, определенно, решило бы большую часть моих проблем», - чуть не сказал Шульдих. Но такой ответ вряд ли успокоил бы Наги.
Удивительно, что до сих пор малыш справлялся с навязанной ему профессией, не осознавая по-настоящему собственной смертности.
- Наги, - медленно проговорил Шульдих, понимая, что утешитель из него никудышный. – Я не буду врать тебе. Конечно, есть вероятность, что мы не выберемся. Ты знаешь, что всегда есть такая вероятность. Но также ты должен помнить, что нас очень трудно убить. Ной... поставила себя в опасное положение. Просто... не ищи смерти, и, может быть, она тебя подольше не заметит, ясно?
Наги вовсе не выглядел убежденным.
- Я все-таки думаю, что нам нужно уехать, - прошептал он.
Шульдих растрепал густые каштановые волосы мальчика. Наги нахмурился, вывернувшись из-под его руки.
- С каких пор ты в этой команде провидец? – поинтересовался Шульдих. – Перестань, малыш, ты просто взволнован. Я все понимаю, но бежать некуда. Нам – некуда. Так что пойдем послушаем, что нам скажет злая мачеха, и постараемся справиться, а?
Наги вздохнул, но покорно отложил книгу на захламленную тумбочку и направился к двери. На пороге он остановился и еще раз оглянулся. Шульдих подтолкнул его в коридор и выключил свет, постаравшись не обращать внимания на странный холодок, пробежавший по позвоночнику, когда он закрывал дверь.

***
Айя тщательно завернул маленький букетик в белую бумагу и перевязал желтой лентой, почти не удостаивая вниманием о чем-то щебечущую старшеклассницу, ожидавшую, чтобы расплатиться. Его взгляд бы прикован к Кену, который, опершись о стол, рассеянно смотрел в окно.
Айя решительно стиснул зубы. Ну, хватит. Он поразмыслил над тем, что Кен сказал тогда, и, если так тому и быть – что ж, отлично. Но сначала он тоже выскажется.
Фудзимия молча протянул букет хихикающей девушке и, едва выждав, чтобы принять деньги, вежливо, но решительно выпроводил ее на улицу. Закрыв дверь, он запер ее на замок и перевернул табличку надписью «закрыто».
- Что ты делаешь? – удивленно спросил Кен. – Еще не время закрываться...
Айя скрестил руки на груди и нахмурился.
- Нам нужно поговорить, - твердо заявил он.
Кен смерил его задумчивым взглядом, потом кивнул и снова облокотился на стол.
Наступила тишина.
- Ну, говори, - наконец, поторопил он.
Айя недовольно хмыкнул, укрепляясь в своем решении.
- Хорошо, - начал он. – Я выслушал, что ты сказал тогда ночью. Каждый раз, когда ты решал известить меня о состоянии наших взаимоотношений, я слушал. А теперь ты послушаешь меня.
- Ладно, - спокойно согласился Кен. – Я слушаю.
Айя глубоко вздохнул.
- Хорошо. Ну вот. Я хочу сказать, что... – он осекся, впившись пальцами в предплечья, внезапно почувствовав себя неловко в знакомом маленьком помещении магазина, жалея о том, что не вытащил Кена в кафе, где когда-то «разговаривал» с Сакурой.
Что ж, теперь уже слишком поздно.
- Ты много говорил мне о том, чтобы открыться команде и тебе. Чтобы быть настоящим другом. Позволить себе дорожить вами, признать, что вы настоящие люди с такими же чувствами, как у меня. Что ж, я тебя выслушал, Кен. И поверил тебе. И я старался... старался быть... более открытым. Старался думать о твоих чувствах. О чувствах остальных тоже, но больше всего о твоих. Старался понять. Это... не очень хорошо мне удается. Я... иногда и себя-то не слишком хорошо понимаю, - неохотно признался он.
Кен слушал внимательно, что, наверно, должно было бы обнадеживать, но вместо этого почему-то пугало. Айя собрался с духом и заставил себя продолжать.
- Но вот что я знаю. Я больше не хочу быть один. Пока я не позволял себе осознать, насколько мне одиноко, все было в порядке, но теперь я понял, и я так больше не могу, - раздраженно заявил он.
Кен задумчиво поморгал, потом ободряюще кивнул. Айя тоже кивнул и заговорил снова.
- Так вот, я не хочу быть один. И я... я дорожу всеми вами. Очень. Вы... вы стали моей семьей. И если это единственное, что нас с тобой связывает, я это приму. Но... хочу сказать, что мне жаль... что я обидел тебя. Теперь я лучше понимаю, как ты себя чувствовал, когда я просто... уехал. Если это похоже на то, как я чувствовал себя той ночью, то... мне жаль. Не знаю, что еще сказать. Разве что... – Айя замолчал и взволнованно провел языком по пересохшим губам. Карие глаза Кена с непонятным выражением смотрели на него.
- Разве что... Чего я действительно хочу – так это не быть одному... с тобой. То есть... быть с тобой. Наверно... наверно, я мог бы... любить тебя... гораздо больше, чем друга.
Терзаемый стыдом, Айя опустил взгляд, но продолжал говорить, желая облегчить душу, пусть только однажды. После случившегося с Йоджи он твердо решил высказать все, что было у него на уме и на сердце. По крайней мере, так у него будет шанс найти в жизни цель помимо своей невозможной мечты.
Впрочем, учитывая сказанное Кеном той ночью, учитывая поведение самого Айи, которое и послужило причиной того разговора, не было никакой уверенности в том, что эта новая мечта более реальна, чем выздоровление сестры.
- Я пойму, если это... невозможно. Но я хотел, чтобы ты знал... что я чувствую. И если есть хоть какой-то шанс, что когда-нибудь ты ответишь на мои чувства, я... буду ждать. И, может быть, мы попробуем еще раз, - как-то тоскливо заключил он.
Кен по-прежнему молча смотрел на Айю, и тот воспользовался возможностью тоже взглянуть на него. У Кена было хорошее лицо. Не то, которое привлекает внимание и заставляет спотыкаться на улице, но хорошее, выразительное, симпатичное лицо. Твердый подбородок говорил о решительности и преданности, теплые карие глаза словно бы призывали поделиться секретами, а рот, даже сомкнутый в мрачную линию, казалось, всегда готов был к улыбке... Такое лицо Айя вполне мог бы привыкнуть видеть рядом с собой каждый день.
«Это было возможно», - грустно подумал он.
- О’кей, - тихо сказал Кен.
Айя недоуменно сдвинул брови.
- Что «о’кей»?
- О’кей, попробуем еще раз, - пояснил Кен.
Айя моргнул и молча уставился на него.
- А, - сказал он, наконец. – Хорошо.
Потом снова замолчал. Кен слабо улыбнулся.
– Что ж, когда будешь готов... – осторожно начал Айя.
- Я готов, - решительно заявил Кен.
Айя нахмурился.
- Не смейся надо мной, Хидака, - огрызнулся он.
Кен тоже нахмурился.
- Я не смеюсь. Я серьезно. Я готов. Я хочу попробовать еще раз. Я хочу быть с тобой.
- Понятно, - без выражения сказал Фудзимия. – А ты не мог бы, допустим, это записать? Просто чтобы я знал, что ничего не изменится в ближайшие пять минут.
- Айя, - с досадой начал Кен. Потом замолчал, вздохнул и потер лицо. – Нет, ты прав, я это заслужил, - пробормотал он. – Но, Айя... Слушай, я весь день тут стоял и думал, что тебе сказать... и где взять храбрости, чтобы это сказать, после того, как поступил тогда.
- Но... – возразил Фудзимия. – Если ты чувствуешь... то же, что и я, тогда почему ты сказал...
- Ты обидел меня, - перебил Кен, в свою очередь, скрестив руки на груди и глядя вбок на совершенно очаровавший его букет белых роз. – Ты меня очень обидел. И я подумал... подумал, что хочу, чтобы тебе тоже было больно, тогда ты, может быть, поймешь, и... может быть, больше так не поступишь. Но... это глупо, - признался он, украдкой глянув на Айю. – Это пустая трата времени, а ведь никто не знает, сколько у нас его осталось. И, кроме того, если кто-то... дорог тебе, нельзя заставлять его страдать, так? Я правда не хотел заставлять тебя страдать, а только хотел, чтобы ты понял, как обидел меня, но я мог бы просто объяснить...
- Ты и объяснил, - тихо заметил Айя.
Кен робко улыбнулся.
- Да, пожалуй. Но я никогда не знаю точно, слушаешь ли ты меня.
- Слушаю, - так же тихо сказал Фудзимия, уверенно встретив смущенный взгляд карих глаз. – Я всегда слушаю тебя, Кен.
- О, - удивленно прошептал Кен. Его щеки слегка порозовели, и Айя решил, что ему это нравится. – Что ж, хорошо...
- Итак, - оживленно проговорил Айя, уперев руки в бока. – Значит, договорились? Мы... попробуем еще раз?
Кен ошарашено дернул уголком рта. Айя сказал себе не обращать внимания на то, что Хидака явно находит его решимость забавной.
- Да, - подтвердил тот.
Айя почувствовал, что его собственные губы слегка подергиваются, и на секунду поддался желанию улыбнуться.
- Хорошо, - пробормотал он, охваченный облегчением и чем-то подозрительно похожим на счастье.
- Отлично, - поправил Кен, тоже улыбаясь. Он оттолкнулся от стола и подошел к Айе, положив руки ему на плечи и подняв свое лицо к Айиному.
- Потрясающе, - раздраженно заявил Оми, ворвавшись в магазин из подвальной комнаты и с отвращением швырнув свой мобильник на стол. – Мы только что выяснили местонахождение Шрайнт. Если мы не отправимся туда сегодня вечером, то снова потеряем их, а у нас не хватает одного человека. Конечно, у них тоже не хватает, но кто знает, не окажутся ли поблизости Шварц, раз они работают вместе... – Оми запнулся и с подозрением взглянул на Кена и Айю, которые по-прежнему стояли рядом, почти обнявшись.
- Ээ... я... помешал? – с натянутой улыбкой спросил он.
Кен внезапно залился краской и отскочил от Айи, громко протестуя.
- О, нет, ничего, ничего страшного, ты не… не...
Оми приподнял бровь и испытующе посмотрел на Айю. Тот пожал плечами и кивнул. Бомбеец закатил глаза и вздохнул.
- Ладно, короче, оставим пока все, чему я мог не помешать, нам нужно решить насчет сегодняшнего вечера. Пойдем или нет? – настаивал Оми, просверлив сначала Айю, а затем и Кена синим взглядом в упор.
Айя снова пожал плечами.
- Я за то, чтобы идти, - решительно заявил он.
Оми молча кивнул. Конечно, причины Айи были известны.
- Я за то... чтобы подождать, - неохотно проговорил Кен.
Айя изумленно посмотрел на него. Кен взглянул в ответ виновато, но твердо.
- Я знаю, что ты не хочешь ждать, Айя, но... нам лучше отправляться за ними в полном составе. Критикер нашли их раз, найдут и еще, и в следующий раз мы будем лучше подготовлены к схватке...
- Откуда ты знаешь? - ровно возразил Фудзимия. – Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем Йоджи снова готов будет сражаться...
- Он уже готов, - лениво протянул знакомый голос от задней двери.
Айя удивленно оглянулся, услышав, как Кен тихонько охнул. Йоджи стоял, прислонившись к дверному косяку. Лицо его выглядело бледным и угрюмым, но решительным, и на нем не было следов слез.
- Я за то, чтобы идти сегодня вечером, - высказался он, сверкнув на Оми зелеными глазами.
С минуту тот изучающе разглядывал его, потом медленно кивнул.
- Я тоже согласен, - сказал он. – Прости, Кен-кун, ты в меньшинстве.
Кен обеспокоено хмурился, явно сомневаясь, что друг смог так быстро оправиться от срыва, свидетелями которого все они были прошлой ночью. Йоджи встретил его взгляд, не дрогнув, только упрямо вздернул подбородок.
- Ты уверен? – настойчиво переспросил Кен. – То есть... – Карие глаза метнулись на Оми, потом снова на Йоджи. – Там могут быть Шварц. Не исключено, что нам и с ними придется драться.
Йоджи прищурился при упоминании другой команды.
- Надеюсь, - прорычал он. Потом повернулся и вышел. Оми и Кен уставились на дверь. Айя переводил взгляд с одного на другого. Оми чуть заметно улыбался, приподняв брови. Кен выглядел сбитым с толку и озабоченным.
- Ладно, я в меньшинстве, - пробормотал он, наконец, обезоружено вскинув руки. – Только знайте, у меня нехорошее предчувствие.
- Учтем, - весело отозвался Оми. Подобрав свой телефон, он направился обратно в подвальную комнату. – Через час у меня будут чертежи. Детали обсудим внизу.
- Отлично, - буркнул Кен. Потом виновато глянул на Айю. – Прости, что не хотел ехать.
- Все в порядке, я понимаю, - отозвался тот. – Так на чем мы остановились?
- Ну… сейчас ведь… не до этого, – нерешительно предположил Кен, слегка попятившись.
- А как же насчет того, что мы не знаем, сколько времени у нас осталось? – возразил Айя, придвинувшись ближе.
- Ээ, ну... – промямлил Кен, снова покраснев. Он был просто неотразим, когда краснел.
- Пока что у нас есть час, - заметил Айя.
- Но... – начал Кен. Потом замолчал и медленно расплылся в улыбке. – Знаешь... и правда.
Он шагнул вперед навстречу Айе, и его руки обвились вокруг тела Фудзимии, как будто именно для этого и были предназначены.
- Возможно, мы сумеем растянуть этот час навечно, - прошептал он.
Айя тоже улыбнулся и коснулся губами шеи Кена.
- Заставь меня поверить в это, - тихо поддразнил он.

13.
- Нам нельзя здесь оставаться.
Кен поднял голову при звуках усталого блеклого голоса Оми и взглянул на товарища, стоявшего, прислонившись к открытой двери Айиной комнаты. Они оба слышали доносившиеся изнутри тихие голоса Айи, Бирман и приехавшего с ней доктора. Айя-чан, разумеется, хранила молчание.
- Мы пока не знаем, можно ли ее перевозить, - заметил Кен, подумав. Не очень-то легко было сегодня мыслить связно.
- Если мы не уберемся отсюда, будет уже не важно, в каком она состоянии, потому что они просто заберут ее снова, - с неумолимой логикой возразил Оми, глянув на Кена спокойными голубыми глазами. – Они знают, где мы живем. По крайней мере, Шульдих знает.
Кен кивнул, вздохнул и потер глаза.
- И Наги тоже, - признался он, уже не заботясь о том, что эта маленькая подробность может еще больше разозлить Оми. Потом, нахмурившись, добавил: - А если знает Наги…
- То знает и Кроуфорд, - мрачно заключил тот. – Нам нельзя здесь оставаться, - повторил Оми еще более решительно.
- Куда же мы поедем? – поинтересовался Кен. – И… - он замолчал и огляделся, задержавшись взглядом на Бирман, прямой, сдержанной и отстраненной. Женщина стояла в нескольких шагах от двоих мужчин, склонившихся над кроватью. – Отпустят ли нас Критикер? – медленно договорил Кен, снова обернувшись к Оми. Ему совсем не хотелось думать об этом сейчас, но зерна подозрений, посеянные Йоджи, дали всходы, и он все больше начинал сомневаться в своих работодателях.
Оми недовольно сдвинул брови, но Кен заметил, что и он мельком глянул на Бирман. Бомбеец был не очень доволен тем, что на их звонок приехала именно она. Наверно, он ждал Манкс, и Кен не знал, был ли Оми обижен, разочарован или просто зол, что прежняя начальница повернулась к ним спиной в такой момент.
Иногда Кен гадал, в каких именно отношениях состоял Оми с Манкс – или с Персией, если уж на то пошло.
Не то чтобы это имело большое значение сейчас.
- Уехать будет разумней всего, - наконец, ответил Оми, по-прежнему не отрывая взгляда от спины Бирман.
Кен тоже посмотрел на нее. Женщина как будто почувствовала это и, обернувшись к ним, ободряюще улыбнулась. Ни один не потрудился ответить на улыбку.
- Если Эсцет сумеют заполучить ее обратно, у нас не будет преимущества. А они явно хотят этого.
- Хмм, - пробормотал Кен. Он-то был согласен, но неизвестно, что скажут на это Критикер. Конечно, Оми прав, девушка - их единственная козырная карта, и ее необходимо сберечь. Хидака просто не был уверен, что Критикер настолько же заинтересованы в Вайсс.
И с этим будут проблемы, потому что Айя ни за что не согласится оставить сестру, после того как только что вернул ее. А сам Кен ни за что не оставит Айю, не говоря уже о Йоджи…
Черт. Йоджи.
Кен снова потер глаза и скривился, заметив, что пальцы испачканы золой.
- Может, док и Йотана посмотрит, когда закончит здесь? – тихо спросил он, потирая измазанные пальцы и пытаясь отогнать воспоминание об искаженном ужасом лице Йоджи.
Оми пожал плечами, слегка напрягшись.
- Йоджи не ранен, - коротко ответил он. – Не знаю, чем доктор может ему помочь. Что бы с ним ни случилось, сомневаюсь, что это… поддается лечению. Честно говоря, я вообще не понимаю, что с ним такое.
Хидака отвел глаза, не в силах противостоять задумчивому требовательному взгляду товарища. Почему-то Оми был уверен: Кен знает, что случилось с Йоджи, что заставило его сопротивляться им возле особняка и рваться обратно в огонь. Чем были вызваны эти отчаянные слова, которых Оми не понимал… и которые Кен понимал слишком хорошо.
Он точно знал, что Шульдих был там, в пожаре.
И что немец не выбрался.
Почему это случилось, что именно произошло между Йоджи и Шульдихом в эти трагические минуты, Кен не имел ни малейшего понятия. Но он видел боль и горе в глазах Йоджи, прежде чем тот потерял сознание.
Он помнил такой взгляд. Видел его в зеркале ванной в ту ночь, когда убил Казе. Ему тогда хотелось заползти в какую-нибудь нору и сдохнуть, закрыть глаза и никогда больше не открывать, никогда больше не видеть мира, в котором совершил такое. И он, как никто, понимал сейчас Йоджи.
Кен не мог объяснить этого ни Оми, ни даже Айе, если уж на то пошло. Не мог заставить Бирман и Критикер понять это. Как не мог объяснить и того, почему сам оплакивает немца. Он так и не успел решить, нравится ли ему Шульдих, но Йоджи… Йоджи он точно нравился.
- Пойду посмотрю, как он, - пробормотал Кен себе под нос, медленно оттолкнувшись от стены. Оми что-то буркнул в знак согласия. Но в этот момент Бирман заговорила.
- Сибиряк. Бомбеец.
Кен удивленно моргнул, услышав собственное кодовое имя. Его не так уж часто использовали. Но Оми отозвался мгновенно. Оба повернулись к женщине, которая стояла в дверях, сложив руки под своим сногсшибательным декольте. Хидака чуть было не сказал, что для него такая демонстрация не имеет смысла, но решил не смущать беднягу Оми.
- Бирман? – холодно поторопил тот.
Женщина окинула их долгим пристальным взглядом. Оми в ответ бесстрастно уставился на нее с нейтрально-вежливым выражением лица.
- Мы собираемся перевести вас в другое место, - наконец, объявила она. – По словам Абиссинца, эта база засвечена.
Кен нахмурился, недоуменно глянув на товарища. «По словам Абиссинца»? Оми еще не донес Критикер о происшествии с Шульдихом?
Возможно, Йоджи ошибался в своих суждения насчет верности Бомбейца. От этой мысли Кену немного полегчало.
- Нас переводят вместе с Айей-чан? – прямо спросил Оми.
Бирман недовольно поджала губы. Судя по всему, Айя уже изложил ей свою точку зрения.
- Да, - ровно ответила она, наконец. – Абиссинец не доверяет ее защиту Критикер, а мы не хотим разделять команду в такой момент.
«Хреново, - удрученно подумал Кен. – Раз они стараются сохранить команду, значит, хотят, чтобы мы еще что-то сделали. Разве возвращения Айи-чан недостаточно? Она, должно быть, очень важна, если Шварц так стремились заполучить ее…».
- После того, как доктор подключил ее к капельнице и мониторам, для нее больше ничего нельзя сделать, и Абиссинец это знает. Эту ночь мы подержим ее здесь под наблюдением, чтобы убедиться, что состояние стабильно. Если все будет хорошо, то утром переведем вас на новое…
- Нет, - перебил Оми.
Кен удивленно взглянул на него. Тонкие брови Бирман приподнялись.
- Нет? – озадаченно переспросила она.
- Нет, - спокойно повторил Оми. – Мы переедем. Но я устрою это сам. Мы свяжемся с вами, когда будем на месте. – Он помолчал, окинув Бирман очень холодным изучающим взглядом. – Чем меньше людей будет знать о нашем местонахождении, тем безопасней для нас.
Бирман вспыхнула от негодования.
- Если вы предполагаете, что я могу выдать ваше местонахождение… - возмущенно начала она.
- Я просто принимаю во внимание вероятность того, что у них имеется другой телепат, - невозмутимо заявил Оми. – Но интересно, что именно вы предположили это, - добавил он, слегка прищурившись.
- Бомбеец! – оскорблено воскликнула женщина.
Кен вздрогнул, но Бирман тут же взяла себя в руки, вздохнула и расслабилась, выдавив усталую понимающую улыбку.
- Оми, - тихо заговорила она. – Мне жаль. Я знаю, что вы предпочли бы видеть здесь Манкс. Но она очень занята поиском всей возможной информации о наших противниках, чтобы обезопасить вас. Всех вас, - добавила она, глянув на Кена. – Теперь, когда Персии… нет… Манкс – наш лучший сотрудник, и, учитывая ее связь с Персией, она больше всех знает о сотрудничестве его семьи с Эсцет… Она не предавала вас… я имею в виду Вайсс… она просто… делает то, что может.
Кен, тронутый таким объяснением отсутствия Манкс, посмотрел на Оми, чтобы узнать, какое впечатление на него произвели слова Бирман.
- Это очень мило, - ровно заметил тот, изобразив откровенно фальшивую улыбку. – Но Манкс я тоже не собираюсь ставить в известность о том, где мы будем находиться.
Сочувственное выражение сползло с лица Бирман, уступив место усталости – такой же, как у них всех после этой сумасшедшей ночи.
- Как хотите, Оми, - вздохнув, неохотно проговорила она. – Только не забывайте, кому можно доверять.
Губы Оми чуть заметно дрогнули.
- Не забуду. Я доверяю Айе. И Кену. И Йоджи, - решительно заявил он, хотя быстрый взгляд, брошенный им на Кена, заставил того усомниться в их с Йоджи месте в этом списке. – Вот, пожалуй, и все.
Бирман как будто хотела возразить, но вместо этого просто тряхнула головой и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Когда она снова обернулась, на лице ее было написано любопытство.
- А кстати, где Йоджи? Он ведь не ранен? Доктор мог бы…
- Он в порядке, - решительно заверил Кен, сам удивленный своим заявлением. Йоджи определенно не в порядке, но… объяснить ситуацию было просто невозможно. И Оми явно не доверял Бирман, а на его суждение о людях можно положиться. Сам Кен, к сожалению, бывал слишком доверчивым. – Он просто… отдыхает.
Бирман посмотрела на Оми, словно ища подтверждения, а когда тот ответил бесстрастным взглядом, вздохнула и снова покачала головой.
- Отлично. Как хотите, - повторила она, прежде чем вернуться к кровати.
- Иди посмотри, как он там, - поторопил Оми, когда женщина отошла достаточно далеко. – Что бы ни произошло, к утру Йоджи должен оправиться. Он нам понадобится.
Кен кивнул, закусив губу, чтобы не возразить, что Йоджи совершенно точно не «оправится» к утру. В конце концов, он сам до сих пор не оправился после убийства Казе, а это было… другое дело. Но сходить к Йоджи надо. Возможно, если убедить его поговорить, то удастся заставить хоть что-то делать…
Кен спустился по лестнице и вошел в неосвещенную комнату. Йоджи по-прежнему лежал на кровати, там, куда его положили. Он был все еще одет в рабочую одежду, пахнувшую гарью и паленым волосом. Запах заставил Кена поежиться, вызвав воспоминания, ничуть не менее болезненные оттого, что Казе хотя бы не погиб в огне. В каком-то смысле тот Казе, по которому Кен скучал, действительно погиб в ту ночь - учитывая, кем он стал ко времени их следующей встречи.
Может, попытаться переодеть Йоджи? Не очень-то приятно проснуться, воняя, как…
Кен вздохнул и уселся на кровать. По правде говоря, он просто не знал, что делать. Не знал, что чувствует Йоджи, что ему нужно, как ему помочь… можно ли ему помочь… Все так запуталось, и почему-то все время вспоминался тот день в магазине, когда вдруг показалось, что Шульдих, может быть, нормальный парень…
Кен положил руку на плечо Йоджи и осторожно потряс.
- Йоджи, - тихо, неохотно позвал он. – Нельзя все время прятаться. Давай, пора просыпаться. Проснись, Йоджи…

***
- Проснись, Йоджи.
Он напрягся, услышав голос позади себя, и, решительно зажмурившись, еще плотней свернулся в клубок на холодных простынях.
Йоджи не собирался просыпаться. Он знал, что это плохая идея, хотя и не помнил точно, почему. Если он проснется, то вспомнит, но ведь он потому и не хотел просыпаться, что…
- Как меня достала твоя трусость, ты, жалкий кусок дерьма, - прорычал голос, и чья-то рука вцепилась Йоджи в волосы. Он невольно вскрикнул, когда его потащили прочь с матраца, открыл заслезившиеся от боли глаза и с ужасом увидел перед собой собственное лицо.
Двойник оскалился, и от его ледяного пристального взгляда Йоджи вздрогнул, стоя на коленях на знакомой кровати из сна. Даже сейчас, зная, что «Аска» на самом деле была… им и не имела никакого отношения к этому месту, он инстинктивно пришел сюда искать убежища от…
«О боже. Вот почему я не хотел просыпаться», - слабо подумал он.
Двойник зарычал и, снова рванув за волосы, стащил его с кровати на пол. Йоджи свалился под обутые в ботинки ноги, с каким-то отстраненным интересом отметив собственную наготу.
- Вставай, никчемная дрянь, - рявкнул голос. Его голос. Тяжелая рука опустилась ему на плечо и заставила перевернуться на спину. Голый, беззащитный, безразличный ко всему, он молча уставился в лицо нависшему над ним созданию.
- Знаешь, я всегда думал, что ты – на самом деле он, - задумчиво сказал Йоджи, выискивая на этом лице хоть какие-то черточки, отличные от своих собственных… и не находя ничего. Даже здесь он просто… исчез.
- Знаю, - процедил тот. – Вот почему я и принял его облик. Только так ты мог позволить себе видеть меня. Он был таким удобным оправданием, да? Все, что тебе не нравилось, ты мог присвоить ему и притворяться, что это не твое…
- Какого черта это означает? – нахмурившись, спросил Йоджи.
- Боже, иногда я просто ненавижу тебя, - почти простонало существо, склонившись к самому его лицу. Нефритовые глаза, мерцающие яростью и безумием, с пугающей настойчивостью впились в него, и Йоджи подумал, не так ли он сам выглядит, когда…
- Да, - твердо заявил двойник. – Когда убиваешь. Когда ты настолько увлечен этим, чтобы забыть, что ты хороший. Это ты, Йоджи. Это я.
- Я не… Это чушь, - промямлил Йоджи, пытаясь уйти от этого свирепого взгляда. – Кто ты такой?
- Я – это я. Я – это ты. Балинез. Йоджи. Йотан. Все, чем ты являешься. Ничего из того, чем ты являешься. Часть… часть тебя, - бессвязно забормотало существо.
Безумный блеск в его глазах погас, и теперь они были темными и пустыми. Создание придвинулось ближе, почти ласково скользнув затянутой в перчатку рукой по голой груди Йоджи. Тот заставил себя не двигаться, когда двойник потерся носом о его щеку, как кошка, и шепнул в ухо:
- Я – тьма. Тень. Гнойник.
Йоджи задрожал под рукой, не прерывавшей нежных поглаживаний. Другой рукой существо приподняло его голову, так что они столкнулись нос к носу, снова встретившись глазами.
– Я внутри тебя, - прошептало создание, и когда Йоджи открыл рот, чтобы ответить…
Оно поцеловало его.
Потрясенный и испуганный, Йоджи сильно укусил язык, вторгшийся в его рот. Двойник отшатнулся, привстав над ним, но рассмеялся. Глаза его были яркими и холодными, и по подбородку текла кровь.
- Да ладно, Йотан, ты же знаешь, я не возражаю против небольшого кровопролития, - поддразнил он. Потом, помрачнев, добавил: – И я знаю, что ты тоже не возражаешь.
- Чего ты хочешь?
Голос прозвучал до обидного слабо. Йоджи хотел бы знать, как прогнать это существо, заставить его уйти… но только Аска – нет, Ш… он - мог сделать это.
Йоджи на секунду прикрыл глаза, снова ощутив пустоту при мысли о своем потерянном… кем бы он ни был для него.
Существо зарычало, и Йоджи вздрогнул, услышав этот животный звук. Нефритовые глаза снова казались безумными, слишком большими на бледном оскаленном лице, и когда двойник заговорил, голос его был грубым и резким от злости.
- Я хочу, чтобы это он был тут подо мной. Но он ушел. Так что сойдешь и ты.
- Сойду для чего? – испуганно спросил Йоджи. Оно хочет… его? Что ж, допустим, было очевидно, кого именно существо имело в виду… но… оно хочет его… под собой? Что…
Не теряя времени, двойник стащил с себя кожаные брюки и грубо рванул Йоджи за бедра, и тогда все стало более чем понятно, не правда ли, вот только почему, черт побери, он не мог заставить себя сопротивляться тому, что должно было произойти? Почему ему было так чертовски все равно?
- Потому что ты знаешь, что заслуживаешь этого, - услужливо подсказало существо. Помедлив, словно для того, чтобы прикинуть, как половчее пристроиться, оно задрало ноги Йоджи повыше, подставив плечи ему под колени.
Облегчив себе доступ к цели, создание довольно усмехнулось, и его поблескивающие глаза снова встретились с потухшим взглядом Йоджи.
– Ты должен страдать, - рассеянно добавило оно. – Должен страдать.
«Да… должен», - со смутным недоумением подумал Йоджи.
Услышав эту мысль, двойник замер, слегка прикоснувшись к нему горячей твердостью, о которой Йоджи не хотелось думать. Но не двинулся вперед, медлил, глядя выжидательно и, может быть, даже… с надеждой?
Нет, понял Йоджи, это не надежда. Просто ожидание.
- Я должен страдать, - повторил он с прорвавшимся в голосе удивлением. – Я потерял его. Я должен… это должно быть больно.
Йоджи помолчал, обдумывая, насколько правдивым было это утверждение. Да. Правильно. Потерять его должно быть больно. Он даже знал, насколько больно. Это должно просто раздирать его на части. Совсем как потерять Аску… точно так же, как потерять Аску. Потому что…
- Почему же я не страдаю? – слабо спросил он.
Двойник снова склонился к нему, все еще не спеша проникнуть в его тело.
- Потому что я страдаю, - холодно сообщил он.
Йоджи изумленно уставился на него.
- Все, чего ты не хочешь знать, чего не хочешь чувствовать, ты вкладываешь в меня, - медленно объяснил двойник. Он протянул руку и неуместно ласковым, учитывая их положение, жестом отвел волосы со лба Йоджи, почти с отчаянием вглядываясь в его лицо. – Вся твоя злость, твоя жестокость, твой страх, твоя боль… все это – во мне.
- Ого, - задумчиво пробормотал Йоджи. – Должно быть, хреново быть тобой.
- Ты всегда так думал, правда, плаксивый ублюдок? – криво усмехнулось существо. Несмотря на вымученную веселость в голосе, глаза его были невыносимо печальными.
Йоджи нахмурился.
- А Ш… - Нет. Слишком рано. – А он знал о тебе? О том, кто ты такой?
- Да, - тихо ответило создание.
- И он… любил тебя? – запинаясь, проговорил Йоджи. Он и сам не знал, какой ответ хотел бы услышать.
А может, и знал. Потому что твердо знал, что Ш… что он любил Йоджи. А… эту часть? Эту часть, которую он так стремился отделить от себя, что она практически стала отдельной личностью?
Личностью, которая ему самому совершенно не нравилась.
Мог ли он любить это?
- Нет, - ответило создание.
Йоджи вздохнул и кивнул. На самом деле ничего другого он и не ожидал.
- Но… - добавил двойник, глянув на него из-под завесы светлых волос.
- Но? – подсказал Йоджи через минуту, в течение которой они молча смотрели друг на друга.
- Но, - медленно продолжил двойник, - он сказал, что может… принять меня. Может обнять меня. И сделал это. Это было… - он помолчал, положив ладонь на грудь Йоджи и рассматривая кожу перчатки на теле. – Это как быть вот так же близко. Почти как… быть… частью… а не… чем-то отдельным. Это имеет смысл? – спросил он, нахмурившись.
Йоджи, в свою очередь, криво усмехнулся.
- Для меня – да, - заметил он. Потом усмешка увяла. – Ты знаешь, да? – прямо спросил он.
- Что ты любишь его? Конечно, - спокойно ответил двойник. – Во мне тоже есть… части этого, как кусочки паззла. Честно говоря, даже не знаю, как ты сумел что-то сложить без них. Похоть, запретное возбуждение, потребность… а теперь – утрата. Боль, - он вздохнул, скорбно глядя на Йоджи сверху вниз.
- Это… очень больно? – с любопытством спросил тот.
Двойник молча кивнул.
Йоджи смотрел на него и думал о любви, и о том, что честно, и о том, что нечестно.
- Дай мне это, - спокойно потребовал он.
Двойник моргнул и недоуменно нахмурился.
- Дать…?
- Все кусочки… любви. Все части. Он… он любил меня. Всего меня. Я должен… я хочу любить его… всем, что во мне есть. Это имеет смысл?
- Для меня – да, - усмехнулся двойник. – Но, Йоджи, - посерьезнев, предупредил он, - знаешь, так нельзя. Ты не можешь взять только те кусочки, которые хочешь. Все или ничего.
Йоджи помедлил, чтобы обдумать это, как положено.
- К черту, - заявил он, наконец. – Давай сделаем это.
Нефритовые глаза, глядевшие на него сверху, взволнованно заблестели.
- Если ты… уверен… - медленно проговорил двойник.
- Ну? А я уверен? – съязвил Йоджи.
Двойник ухмыльнулся. Йоджи решительно кивнул, потом огляделся вокруг. Комната понемногу таяла, оставляя вместо себя странную стерильную белизну.
- Ээ… а как мы это сделаем? – неуверенно спросил он. – Мне нужно… толкнуть, или потянуть, или что?
Двойник хохотнул, снова придвинувшись к самому носу Йоджи.
- Идиот, - нежно шепнул он. – Ты разве до сих пор не знаешь, что спящего можно разбудить только поцелуем?
- Поцелуем, - повторил Йоджи, невольно закрыв глаза, когда двойник подался вперед, обдав теплым дыханием его приоткрытые губы.
«Совсем как в прошлый раз», - подумал он, а потом уже ни о чем не думал, потому что губы прижались к его губам с какой-то отчаянной требовательностью, которой Йоджи никогда раньше не ощущал… разве что в ту ночь, когда Шульдих поцеловал его на прощанье…
А потом как будто отдернули штору.
Бурный поток эмоций и воспоминаний хлынул в сознание Йоджи, неумолчный, неумолимый, ошеломляющий, головокружительный…
Впрочем, это длилось всего секунду, потому что все эти чувства – они, наверно, все время были в нем. Только он отказывался их признавать. Ошарашенный этим открытием, Йоджи не сразу заметил, что его губы по-прежнему прикасаются к чему-то, но это был уже не двойник. Он прижимался лицом к холодной ровной поверхности, похожей на стекло.
Йоджи отдернул голову, потрясенно глядя на другого себя, который с таким же удивлением рассматривал его с той стороны. Оба протянули затянутые в перчатки руки и прикоснулись к разделявшему их стеклянному барьеру. «Это неправильно, - с отчаянием подумал Йоджи, - мы не должны быть разделены, мы должны быть…».
Мы должны быть…
Он перестал, одновременно с двойником, отчаянно искать край этого барьера, и молча пристально уставился в знакомые нефритовые глаза.
Он чувствовал резкую, жгучую, раздирающую боль в груди, именно там, где положено. С горькой радостью вспоминал все встречи с телепатом, о которых раньше не знал, происходившие в сознании одного из них. Горячо сожалел о том, что прервал тот последний поцелуй, так и не успев испытать ту страсть, которая, как он знал, жила во вспыльчивом немце.
Все было здесь. Внутри. Было там и кое-что еще, чего Йоджи не очень-то хотел, но… что ж, это то, чем он является. Все, чем он является.
Значит… это не барьер.
Это зеркало.
Может, так оно и было всегда.
Йоджи вздохнул.
- Я пока и сам не знаю, что думаю о тебе, Йоджи Кудо, - серьезно сообщил он отражению. – Но… кто-то любил тебя. Значит… наверно, ты не так уж плох.
Кто-то… Шульдих… любил меня.
Он увидел слезы в собственных глазах, когда, наклонившись, легко прикоснулся губами к зеркалу.

***
Кроуфорд остановился на пороге неосвещенной комнаты и прислонился к косяку, рассматривая скрытое тенью тело, неподвижно лежащее на кровати. Потом демонстративно прочистил горло.
- Чего ты хочешь? – без выражения спросил Отто.
По тому, как незамедлительно последовала реакция, Кроуфорд понял, что тот не спал. Американец сложил руки на груди и усмехнулся, пользуясь темнотой. Отто был потрясен и выведен из равновесия.
Отлично.
- Нам нужно кое-что обсудить. Кое-что решить. Есть проблемы, с которыми мы должны… разобраться, - медленно проговорил Кроуфорд.
Отто тяжело вздохнул и прижал руку к лицу.
- Я не могу… - слабо начал он. Потом снова вздохнул и уронил руку. – Рассказывай.
- Ну, прежде всего это касается утраты сосуда, - сказал Кроуфорд. – Надо придумать, как сказать им об этом и как мы собираемся вернуть ее…
- Как сказать им об этом? – перебил Отто, сев на кровати и хмуро глядя на него. Его короткие белые волосы были всклокочены, а залегшие под бледными глазами тени было видно даже в темноте. Перерасход силы дорого дался Отто. Он был измотан и до крайней степени расстроен. Кроуфорду пришлось сделать над собой усилие, чтобы согнать усмешку с лица теперь, когда немец смотрел на него.
- Надо с самого начала согласовать версии, - спокойно заявил он.
- Версии? – повторил Отто, еще больше помрачнев.
Кроуфорд приподнял бровь, следя, чтобы на лице ничего не отражалось.
– А ты собирался рассказать им… правду? – спросил он, подпустив в голос совсем чуть-чуть удивления.
- Я… - Отто покачал головой и, сгорбившись, уставился куда-то в темный угол.
- Они убьют его, - прямо сказал Кроуфорд, просто чтобы ткнуть его носом в этот факт.
Отто сжался. Кроуфорд уловил легкий запах дыма и заметил, что на стиснутой в руке немца простыне вспыхнули яркие оранжевые язычки. Пирокинетик громко выругался и торопливо сбил пламя одеялом. Потом замер, уставившись на подпалины на ткани и свои трясущиеся руки.
Потрясен и выведен из равновесия. Почти не в состоянии контролировать свой дар.
Просто отлично.
- Я хочу этого не больше, чем ты, - серьезно заверил Кроуфорд.
Отто поднял голову, в его блеклых глазах отразился свет, проникавший из коридора. В этих глазах были подозрение и настороженность, но, по крайней мере, немец слушал.
- Он… важен для меня, - добавил Кроуфорд.
Отто слегка дернул ртом, как будто не зная, как отнестись к этому заявлению. Потом снова опустил глаза и вздохнул.
Опять.
Все эти тяжелые вздохи начинали действовать на нервы, но приходилось терпеть.
- Он сильно пострадал? – тихо спросил Отто, сжав руки в кулаки. В его голосе звучала какая-то тоскливая безысходность, но также оттенок злости, что было неудивительно. Кроуфорд никогда еще не видел пирокинетика таким разъяренным, как там в особняке. Такая злость утихает далеко не сразу.
- На самом деле, все не так уж плохо, - заверил американец, проследив, чтобы в этом утверждении звучало легкое беспокойство. – Руки и ноги у него в ужасном состоянии, и горло, вероятно… Но он дышит нормально, и я не думаю, что легкие повреждены.
Отто, казалось, съеживался еще больше с каждым словом.
- Я сорвался, - прошептал он почти беззвучно, словно бы сам себе. – Я не могу быть… Я не могу…
Он замолчал, медленно выпрямляясь под взглядом Кроуфорда. В воздухе витал едкий запах дыма, но одеяла не горели. Наконец, Отто снова поднял свои бледно-голубые глаза, мрачные и настороженные, но решительные.
- Ты не расскажешь им… что он сделал, - медленно проговорил немец. Это был даже не вопрос. Без труда распознав отчаянную браваду, Кроуфорд решил не отвечать на звучавшую в голосе скрытую угрозу.
- Мы не можем сделать этого, - твердо сказал он, слегка упирая на слово «мы», чтобы подчеркнуть соучастие, которое подразумевал сам факт этого разговора. – Если не хотим его смерти, - добавил он, чтобы убедиться, что достаточно ясно выразил свое мнение.
Если Отто хочет сохранить жизнь брату, он должен объединиться с Кроуфордом, скрыв правду от своих хозяев. Вряд ли он согласился бы предать их за что-то меньшее, чем жизнь брата – но, к счастью для Оракула, именно она стояла сейчас на кону.
«Фортуна любит смелых», - слегка взволнованно напомнил себе Кроуфорд.
Решив, что высказался предельно откровенно, и приняв молчание Отто как знак согласия, он оживленно продолжил:
- Мы скажем им, что Вайсс отбили у нас девушку. Шрайнт где-то напортачили, Вайсс обнаружили их местонахождение и напали на них.
- Как именно обнаружили? – нахмурившись, уточнил Отто.
- Неважно, - отрезал Кроуфорд. – Нам главное – прикрыть свои задницы. В особенности Шульдиха.
Отто заметно вздрогнул при звуке вымышленного имени брата, его интерес померк перед чувством вины.
- Проклятый Йоджи Кудо, - сдавленно прорычал он. – Это все он виноват. Надо было убить его, когда мне впервые представилась такая возможность…
- Ну, - задумчиво проговорил Кроуфорд, - Кудо, несомненно, оказал плохое… влияние. Но… нельзя сбрасывать со счетов элемент доброй воли. Именно выбор Шульдиха поставил нас в это положение. И… - он не договорил, предоставив Отто самому сделать соответствующее заключение.
- И такое поведение должно иметь последствия, - тяжело отозвался Отто, поняв намек.
Лучше и быть не могло.
- Если лидер команды возьмет на себя ответственность назначить наказание, проблему будут считать… решенной, - напомнил Кроуфорд. – Они не станут возражать, это слишком расстроит баланс сил, такого никто не потерпит. Они слишком долго шли к цели, чтобы вмешивать сюда жажду мести.
Американец помолчал, чтобы дать почувствовать значение сказанного. Если мы позаботимся об этом сами, они не тронут его.
- Однако… - с сомнением продолжил он, убедившись, что Отто следит за ходом рассуждений.
- Что? – резко спросил тот, с беспокойством глянув на Кроуфорда.
- Ну… формально, учитывая твое настоящее… положение… в Шварц… - Кроуфорд опять помедлил, но на этот раз Отто как будто не улавливал сути. Ничего удивительного. – Формально именно ты должен… определить наказание, - с жестокой деликатностью договорил он.
С минуту Отто недоумевал, а поняв, ужаснулся.
- Нет, - выдохнул он. – Нет, я не могу, боже, разве ты не видел, что я уже…
Он осекся, прижав дрожащие ладони к глазам, потом сжал руки в кулаки и снова опустил.
– Я не могу, - повторил немец, подавив начинавшуюся истерику, на смену которой пришла усталая опустошенность. – Ты видел… что я сделал. Я почти… Я был так зол. Я… все еще зол. Я так старался защитить его, все эти годы, а он просто…
Отто крепко сжал губы, дергая подбородком, словно пережевывал остаток фразы.
– Я не могу доверять себе сейчас, - ровно договорил он через минуту. Голубые глаза, стылые от смешавшихся в них злости и отчаяния, встретились с неподвижным взглядом Кроуфорда. – Я не уверен, что смогу… не навредить ему… слишком сильно.
«Идиот», - с отвращением подумал Кроуфорд. Немец раздражал бы его, если бы не играл ему на руку.
- Значит… ты оставляешь это… на мое усмотрение? – уточнил Оракул, желая подтверждения, признания своих прав со стороны Отто.
Тот смерил его холодным взглядом, и Кроуфорд начал беспокоиться, что, в конце концов, не сможет игнорировать вызов. Но как раз когда он начал раздражаться, Отто опустил глаза и неохотно пробормотал:
- Я предоставляю тебе наказать его.
Кроуфорд позволил себе мимолетную триумфальную усмешку, но голос его был ровным и почти мрачным.
- Я не превышу пределов необходимости, - заверил он.
- Необходимости, - с горечью повторил Отто. – Уходи, Кроуфорд. Я устал.
Одержав такую существенную победу, американец не стал возмущаться тем, что его так откровенно выставляют. Он повернулся и вышел, оставив Отто страдать в темноте.
Все шло даже лучше, чем он рассчитывал.
Захватив девушку, Вайсс разрушили планы Эсцет, так что теперь те слишком озабочены ее возвращением, чтобы следить за Шварц. Конечно, они вернут ее – тогда, когда это будет нужно Кроуфорду. Тем более что он знал, где она. Вернее, где она будет.
Отто и Шульдих сыграли свои роли, как он и предвидел, до последней детали. Небрежно оброненные намеки насчет происхождения недавних синяков Шульдиха и собственное желание Отто «защитить» брата, как и ожидалось, спровоцировали злость пирокинетика. А Шульдих, осознав ситуацию, ринулся спасать Кудо, бездумно отшвырнув девушку и тем самым обрекая себя на смерть в глазах их хозяев, и разжег в и без того кипевшем Отто вулкан неконтролируемой ярости. Под влиянием страха идиот, наконец, набросился на неблагодарную тварь, которую опекал все эти годы, а Шульдих совершил свой дурацкий «подвиг», блокировав огонь Отто и предотвратив возможные неудобства, которые вызвала бы смерть Наги. Или Кудо, если уж на то пошло. В конце концов, Вайсс еще пригодятся.
Все прошло согласно плану. Единственная проблема была в том, что это привело Кроуфорда в слишком хорошее настроение, чтобы он мог наказать Шульдиха с должным энтузиазмом.
К счастью, это он тоже предвидел.
Довольно улыбаясь, Кроуфорд спустился в подвал и остановился перед стальной дверью, снабженной несколькими тяжелыми замками и засовами. Открыв маленькое смотровое окошко, он заглянул в обычно пустую белую комнату.
По обыкновению, на крюке, торчавшем с потолка, было подвешено тело.
Вопреки обыкновению, это был не Фарфарелло.
Ирландец, освобожденный от своей смирительной рубашки, кружил по обитой звукопоглощающей резиной комнате, в которой проводил большую часть времени. Единственный золотистый глаз Берсерка ни на минуту не отрывался от тела, висевшего посреди его владений. Кроуфорд заметил, что глаза Шульдиха медленно открылись.
По лицу немца пронесся вихрь быстро сменяющих друг друга эмоций. Сначала потрясение, вероятно от осознания того, что он все еще жив, потом недоумение, когда неестественная белизна комнаты заставила его усомниться в этом выводе, и, наконец, понимание, когда он осознал, где находится.
И страх.
Сожаление.
Обреченность.
Немец попытался вздохнуть, но вместо этого зашелся конвульсивным кашлем, сотрясшим все его тело и заставившим тихонько раскачиваться на крюке. Когда приступ прошел, он раздраженно сплюнул на пол. Слюна была черной от пепла и дыма, которыми он надышался. Шульдих поднял голову и огляделся. Глаза его казались слишком сообразительными для человека, который только что пришел в себя.
Впрочем, Шульдих частенько бывал слишком сообразительным, на беду себе, да и окружающим.
Эту сообразительность надо притупить.
Кроуфорд нажал кнопку интеркома, и в коридор проникли негромкие отзвуки жесткой техно-музыки.
- Добрый вечер, Шульдих. Выспался? – язвительно спросил он.
Немец вскинул голову и снова закашлялся, но, пока он боролся за каждый вдох, глаза его живо обшаривали комнату в поисках Кроуфорда. Наконец, он обнаружил окошко в двери и неотрывно уставился в лицо своего командира. Тот усмехнулся и помахал рукой.
- Какого черта происходит? – хриплым шепотом поинтересовался Шульдих. – И почему я должен слушать это дерьмо?
Кроуфорд ухмыльнулся еще шире.
- А тебе не нравится? – насмешливо спросил он. – Это композиция нашего дорогого покойного Wunder X. Кое-что из его ранних работ. Не слишком подавляет мозговые волны, но очень эффективно препятствует использованию телепатии.
Глаза Шульдих распахнулись от ужаса. Потом он медленно перевел взгляд на усевшегося у стены Фарфарелло, наблюдавшего за ним с полной предвкушения усмешкой.
- Я считаю, что Фарфарелло лучше всего работает в отсутствие… посторонних влияний, - многозначительно добавил Кроуфорд.
Глаза Шульдиха, испуганные и отчаянные, снова метнулись к нему.
- Ты позволишь ему просто убить меня? – возмущенно спросил он.
- Разумеется, нет, - спокойно ответил Кроуфорд. – Ты же знаешь, что очень важен для меня. Ты мне нужен. Но я… разочарован, - огорченно добавил он. – Не знал, что Йоджи Кудо настолько вскружил тебе голову, чтобы заставить предать свою семью.
Как всегда, при слове «семья» глаза Шульдиха сверкнули.
- Предать семью? – оскалился он. – А как насчет тебя, Брэд? Если бы я не встал у тебя на пути, Наги сгорел бы вместе с Йоджи…
- Наги был бы в безопасности и без твоего вмешательства, - хладнокровно соврал Кроуфорд. – Телекинез защитил бы его. Ты же знаешь, я не стал бы подвергать его опасности.
На лице Шульдиха было написано, что ничего такого он не знает, но немец не возразил.
- Тем не менее, я могу понять, что беспокойство за члена команды повлияло на твое суждение. Что, на мой взгляд, является смягчающим обстоятельством.
Кроуфорд помолчал, разглядывая телепата сузившимися глазами. Потом холодно добавил:
- Вот почему ты все еще жив.
Шульдих сглотнул, растеряв весь свой воинственный настрой перед лицом гнева командира.
Просто замечательная ночь.
- Отто, - слабо проговорил немец, на этот раз произнеся имя брата без обычного отвращения. – Отто не позволит тебе…
- Отто передал всю ответственность за твое… наказание… в мои руки, - самодовольно сообщил Кроуфорд. К его удовольствию, в изумрудных глазах на миг мелькнула горечь, тут же сменившись привычной яростью.
- Понятно, - прошептал Шульдих.
- Он боится, что ему не хватит самообладания сделать это самому, - со злобным ликованием объяснил Кроуфорд. – Я думаю, он опасается убить тебя.
Шульдих без выражения смотрел на него.
- Как бы там ни было, у меня сейчас нет времени заниматься тобой лично, - добавил Кроуфорд, помолчав. – Мне нужно придумать, как скрыть твое предательство, не рискуя нашими жизнями, а также найти и вернуть девушку. Это будет грязная работа, - с мрачной усмешкой добавил он. – Полагаю, ее выполнение потребует… сопутствующих жертв.
Шульдих выглядел подавленным, но молчал, очевидно, понимая, что это единственный способ не спровоцировать командира на большее.
Но тот все-таки продолжил.
- Ты купил ему еще несколько дней, в лучшем случае, - ровно сказал Кроуфорд. – Я не уверен, что он поблагодарит тебя за них. А впрочем, ему и не представится такой возможности. Он будет мертв раньше, чем ты выберешься отсюда.
Некоторое время американец наблюдал, как в глазах Шульдиха поочередно вспыхивают ярость и отчаяние. Потом отвернулся и ушел. Фарфарелло был хорошо вооружен для выполнения своей задачи, но Кроуфорд знал, что ни один из его инструментов не ранит телепата так глубоко, как только что сказанные слова.

***
Шульдих долго молча смотрел в пустое окно.
Что-то во всем этом сильно его беспокоило.
Ну, кроме того факта, что он подвешен к потолку, как говяжий окорок, в звукоизолированной комнате, наедине с маньяком-убийцей. Конечно, это его тоже беспокоило, но немножко не так.
В самой этой ситуации было что-то… неправильное.
Почему Кроуфорд не накажет его сам?
Шульдих снова и снова обдумывал вопрос, но не находил ответа. Кроуфорд обожал ставить его на место, а учитывая, что Отто, проклятый ублюдок, дал ему на это прямое разрешение… зачем было отдавать его Фарфарелло? Почему бы не получить удовольствие самому?
Ах да, с горьким сарказмом подумал телепат. Он и забыл, что Кроуфорду не нравится делать ему больно.
Он что-то упустил. Без сомнения, что-то важное.
Но Шульдих понятия не имел, что это могло бы быть, а сосредоточиться мешали пульсирующая боль в обожженных руках и ногах, хрипы в наполненных дымом легких и предчувствие надвигающейся истерики от осознания, что он заперт в звукоизолированной комнате с гребаным маньяком-убийцей…
- «Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх», - сообщил знакомый ровный голос, совершенно спутав его размышления.
«Замечательно, - уныло подумал Шульдих. – Он цитирует писание. Уже. Ничего хорошего».
Иногда он удивлялся, зачем Фарфарелло хранит в памяти строки Библии. Это казалось странным для человека, декларировавшего лютую ненависть к христианскому Богу.
Впрочем, Шульдих и сам мог цитировать наизусть тренировочное пособие Эсцет, ничуть не меньшее по объему. Когда знаешь правила, их легче нарушать.
Но в голосе Фарфарелло, когда он начинал декламировать, звучало что-то странное. В нем явственно слышался оттенок насмешки и презрения, но за ним было какое-то трепетное благоговение и даже что-то похожее на страх. В глубине своего извращенного, больного сознания ирландец, казалось, продолжал бояться своего «врага».
Фарфарелло остановился перед Шульдихом, широко ухмыляясь и опасно поблескивая золотистым глазом, и телепат на мгновение потерял способность связно мыслить.
Инстинктивно он попытался коснуться разума ирландца, смягчить вечно присутствующие там импульсы насилия, предугадать его намерения. Иногда возможно было справиться с безумием Фарфарелло, и, если подстроиться под его манию, то, вероятно, удастся облегчить свое положение…
Но добраться до спутанных мыслей Фарфарелло оказалось так же легко, как просунуть руку сквозь толстый слой ваты. Шульдих не чувствовал ничего, кроме мягкого давления, сдерживающего, отталкивающего его…
Он с трудом поборол короткий приступ паники. Кроуфорд говорил что-то насчет музыки, этого техно-дерьма, которое сочинил давно убитый Вайсс сумасшедший ублюдок, чтобы помочь Эсцет в осуществлении «мирного подчинения» учеников и агентов, чей дар вышел из-под контроля. Шульдих уже слышал ее раньше.
Она и тогда ему не понравилась. А от воспоминаний стало еще хуже.
- «Муж скорбей и изведавший болезни», - определил Фарфарелло, с волчьей усмешкой разглядывая его.
- Ага, он самый, - раздраженно согласился Шульдих, по привычке прикрывая страх язвительностью. – Ты будешь разговаривать со мной, или собираешься всю ночь декламировать Библию?
- Грешник, - шепнул Фарфарелло, придвинувшись так близко, что Шульдих почувствовал его дыхание на щеке. – Мы здесь не для разговоров.
А потом, без всякого предупреждения, ирландец бросился вперед, как змея.
Он прижался ртом ко рту Шульдиха, грубо и требовательно, кусая своими острыми зубами губы немца, пока тот не раздвинул их, впуская язык Фарфарелло. В этом жесте не было ничего интимного или страстного, это была демонстрация власти и доминирования, красноречивый способ дать понять телепату, если тот еще не догадался, кто здесь главный.
Так же внезапно, как и начал, Фарфарелло оборвал поцелуй, отодвинувшись с безумных хохотом, с окровавленными губами. Шульдих почувствовал, что трещина на нижней губе снова открылась. Его затошнило.
Плохо дело.
Все мысли о том, что замышляет Кроуфорд, вылетели из головы, и Шульдих целиком сосредоточился на Фарфарелло и на том, что ждало его в ближайшие несколько часов. Он устал, он был измучен, ему было уже больно… Отто, никчемная дрянь, пытался нахрен убить его, а теперь отдал на милость Фарфарелло, и дар не действовал, так что невозможно было даже узнать, в порядке ли Наги и Йоджи…
И Фарфи приближался со своим гребаным сверкающим ножом.
- «Для каждого дня хватает своих забот», - услужливо подсказал безумец.
- Отлично, - чуть слышно прошептал Шульдих. – Мне лишних и не надо.
Фарфарелло одобрительно хохотнул, медленно обходя немца кругом и задумчиво разглядывая его.
Шульдих почувствовал, что им овладевает смирение. Ему будет больно. Он будет страдать. Он не умрет, потому что это было бы слишком легко, слишком милосердно. Смерть означала бы конец всего, а Шульдих знал, что для него это никогда не кончится. Кроуфорд, Отто, Фарфарелло… они никогда не позволят ему избежать этого.
По крайней мере, у него хватило здравого смысла и короткой вспышки альтруизма освободить Йоджи. Разорвав эту хрупкую связь, которую так берег, Шульдих мог быть уверен, что они не достанут Кудо – во всяком случае, не через него. Должен быть какой-то способ защитить Йоджи, спасти его…
Но, пока Фарфарелло не закончит с ним, все, что Шульдих мог сделать – не навредить Йоджи… еще сильнее.
Холодный металл прижался к обнаженной коже спины.
Шульдих постарался не обращать внимания на знакомое ощущение бегущей по телу струйки крови. Губы Фарфарелло коснулись его уха.
- «Всякая плоть - трава, и вся красота ее - как цветок полевой».
Он выдержит боль.
- «Засыхает трава…»
В конце концов, это то, к чему он привык.
- «…и увядает цветок».
Он кричал только затем, чтобы это быстрей закончилось.

15.
Оми подавил нетерпеливый вздох и заставил себя оставаться на месте. Они собирались так быстро, как представлялось возможным с учетом раннего времени и потрясших всех вчерашних событий. И все-таки…
Оми все-таки позволил себе вздохнуть, только очень тихо, и заметил, как Йоджи тайком усмехнулся его нетерпению. Это хорошо. Йоджи пришел в себя скорее, чем можно было надеяться, и даже не отдалился, а по-прежнему сохранял связь с товарищами…
Чтобы поддержать возникшее ощущение товарищества, Оми глянул на двух других членов команды, тихо пререкавшихся насчет лучшего способа транспортировки коматозной девушки, а потом опять на Йоджи, и раздраженно закатил глаза. Тот открыто усмехнулся в ответ, но усмешка тут же угасла, когда он, в свою очередь, перевел взгляд на Айю с Кеном. Оми слегка нахмурился, почувствовав новый укол беспокойства. Несмотря на увлеченную перебранку, парочка определенно наслаждалась общением. И это явно волновало Йоджи, пусть даже не сильно.
А Оми волновало то, что Йоджи был взволнован.
Он опять вздохнул и нагнулся взять несколько сумок, которые стояли наготове возле задней двери. Йоджи с любопытством глянул на него, пытаясь понять значение этого вздоха.
- Я пойду складывать вещи в машину, - объявил Оми, не понижая голоса.
Все слегка вздрогнули – в тишине раннего утра все звуки казались слишком громкими – а потом раздраженно уставились на него, вдруг осознав, как глупо было разговаривать шепотом. Оми забросил сумки на плечо и отвернулся к двери, чтобы скрыть усмешку. Их все равно некому подслушивать.
Тихонько хохотнув, он вышел за дверь и прикрыл ее за собой. Все еще усмехаясь, повернулся к машинам, припаркованным в переулке за магазином… и замер.
На капоте Айиной машины, стоявшей напротив входа, лежал большой ворох серовато-коричневого тряпья… из которого на белоснежную поверхность понемногу сочилась кровь.
Оми не глядя сбросил сумки и рванул кожаную перевязь, перекинутую через грудь. Висевший за спиной миниатюрный арбалет привычно скользнул в руку. Оми автоматически проверил натяжение тетивы, положил стрелу на направляющую и большим пальцем снял предохранитель. Потом осторожно двинулся к машине, по пути подобрав валявшийся около мусорного контейнера обрезок пластиковой трубы – напоминание о недавних сантехнических проблемах. Вытянув руку, он опасливо тронул трубой лежавшую на машине окровавленную груду. Под тканью оказалось что-то твердое, как, собственно, и следовало ожидать. В конце концов, ворох имел очертания человеческого тела и кровоточил.
Хмурясь, Бомбеец продолжил исследование. Тело под тряпьем не реагировало. Оми нашел край, под который можно было подсунуть конец трубы, и, тщательно нацелив арбалет, откинул ткань.
Обнаруженное заставило его еще больше нахмуриться.
Окровавленное смуглое плечо, наполовину прикрытое спутанными, сбившимися в колтуны грязными волосами… Волосами знакомого до тошноты ярко-оранжевого цвета.
По-прежнему держа арбалет наготове, Оми бросил трубу, шагнул ближе и, ухватив край ткани, потянул в сторону, обнажив голову и покрытый кровью голый торс Шульдиха. Немец не подавал признаков жизни - очевидно, был без сознания. Кровь сочилась из жуткого количества открытых ран на его теле.
Оми слегка отступил и бросил задумчивый взгляд в сторону мусорного контейнера.
Кровь будет трудно объяснить. Машину можно вытереть, но, если тащить немца в одиночку, одежда неизбежно испачкается… Чертовски обидно, что все паранормальные способности достались Шварц. Телекинез пришелся бы сейчас как нельзя кстати.
Прежде, чем он успел обдумать эту мысль, дверь за спиной скрипнула. Проклятье. Теперь слишком поздно.
Кен, с тяжелой спортивной сумкой на плече, вышел из дома и тоже встал, как вкопанный, потрясенно уставившись на капот Айиной машины. Сумка, продолжавшая раскачиваться, ударила его по ногам и чуть не сбила на землю.
- Что за черт? – спросил Кен у переулка. Голос прозвучал на октаву выше его обычного регистра. Хидака обратил округлившиеся карие глаза на Оми, но тот только пожал плечами, не скрывая недовольства. Кен недоуменно нахмурился, потом тоже пожал плечами, снова открыл дверь и, просунув голову внутрь, громко окликнул Йоджи.
Оми вздохнул, теребя затвор предохранителя, и, пока никто не видит, кинул убийственный взгляд на Шульдиха. А вдруг тот уже умер. Судя по его виду, такое вполне могло быть… Но нет, с горечью возразил аналитический ум, бледность немца не имеет синюшного оттенка, присущего трупам. Еще нет.
Оми снова повозился с затвором.
Не дождавшись ответа, Кен вернулся в дом и за руку вытащил Йоджи наружу. Оми оставалось только наблюдать, как тот, раздраженно отпихнув друга, последовал его взволнованным указаниям: «Ты только взгляни на чертову машину, Кудо…».
Как только Йоджи увидел тело, лицо его из раздосадованного мгновенно стало непроницаемым. Такое выражение время от времени можно было встретить на лицах всех четверых Вайсс. Это была рефлекторная защита от надежды и веры, готовность к худшему, попытка не сломаться под тяжестью удара. Но через несколько секунд Йоджи, очевидно, пришел к тому же заключению о состоянии Шульдиха, что и Оми. Его глаза чуть расширились, и он торопливо прошел несколько шагов от двери к машине, растеряв всю свою обычную ленивую грацию. Оми в очередной раз вздохнул и медленно потянул перевязь арбалета, вернув его на прежнее место за спиной.
Ему это не нравилось. Совсем не нравилось. Ему совсем не нравился Шульдих.
Но то, как мгновенно вспыхнули глаза Йоджи, ему нравилось.
Черт побери.

***
- Прости, что так получилось, - проговорил Йоджи с заднего сиденья, тихо и слегка невнятно из-за зажатого во рту размотанного бинта. Кен глянул на своих пассажиров в зеркало заднего вида и чуть виновато улыбнулся.
- Да ладно, все нормально, - в пятый раз заверил он.
И все действительно было нормально. Для Кена было совершенно, абсолютно нормально вести машину с сидящими на заднем сиденье Йоджи и Шульдихом, в то время как Оми управлял другой машиной, где были Айя и… еще Айя. И даже более чем нормально.
- Нет, правда, - рассеянно добавил Йоджи, склонившись, чтобы перевязать одну из многочисленных ран Шульдиха. – Я же знаю, что вам с Айей нужно было… о многом поговорить. И что ты бы предпочел… - он тихо крякнул, приподнимая немца, - ехать с ним, - приглушенно договорил он, прижав Шульдиха спиной к своей груди и устроив его голову у себя на плече, словно тот откинулся для поцелуя. Йоджи как будто замер, и Кен слегка улыбнулся, прежде чем снова перевести взгляд на дорогу. Йоджи ужасно шло выглядеть до такой степени потрясенным.
- Я мог бы вести, - решительно заговорил Кудо через минуту. – Подождали бы с этим, пока не доберемся до места. Кровотечение у него почти прекратилось, и Оми мог бы…
- Оми мог бы что? – саркастически поинтересовался Кен. – Сидеть тут с ним и посыпать раны солью?
Он тут же пожалел о своей попытке пошутить, когда в машине повисло напряженное молчание. Кен снова глянул в зеркало. Йоджи хмуро смотрел в никуда, рассеянно прижавшись щекой ко лбу Шульдиха. Встретившись глазами с другом, он тихо спросил:
- С этим будут проблемы, да?
Кен снова отвернулся, но по-прежнему ощущал на себе взгляд Йоджи. Он обдумал и отверг несколько ободряющих ответов, прежде чем сказать правду.
- Да. Будут.
Йоджи согласно хмыкнул, потом вздохнул и повернул Шульдиха в другую сторону, чтобы заняться правым боком и рукой. Голова немца как-то неестественно запрокинулась на спинку сиденья, и Кен решил смотреть на дорогу. Не то чтобы там было на что смотреть в такое раннее время суток на выезде из города.
- Я вообще удивлен, что Оми согласился взять Шу с нами, - пробормотал Йоджи.
Кен что-то неопределенно буркнул в ответ. Если Йоджи сам не замечает, как смягчаются глаза Оми, когда тот смотрит на него, то ни к чему говорить ему об этом. Для них всех Йоджи был чем-то вроде безответственного, но любимого старшего брата, которому трудно отказать в удовольствии, пусть даже вредном. Да Кен и не мог заставить себя рассматривать истекающего кровью Шульдиха как угрозу, особенно с учетом того, что знал о его отношении к Йоджи. Но Оми часто видел опасности там, где их не видели другие. Самое неприятное, что чаще всего он оказывался прав.
Внезапно сзади послышалось какое-то шуршание и удивленный возглас. Оглянувшись, Кен увидел у Йоджи в руках испачканный кровью клочок бумаги.
- Что это? – с любопытством спросил он.
Йоджи снова положил голову немца к себе на плечо, рассеянно придерживая ладонью его волосы.
- Записка, - медленно произнес он. – Была зажата у него в руке, я не сразу заметил…
- И что там? – поторопил Кен, когда Йоджи рассеянно замолчал.
Кудо моргнул и снова встретился глазами с другом, а потом, повернув голову, всмотрелся в неподвижные черты Шульдиха.
- Это от Наги. Он, похоже… не в себе. Пишет как-то бессвязно. Малыш никогда не казался мне болтуном, но, наверно, ситуация была напряженная, - Йоджи снова замолчал, и Кену пришлось изобразить приступ кашля, чтобы вырвать его из задумчивости. – В основном он пишет, что попытается спасти их всех – он имеет в виду себя, Шу и Тот… наверно, она все-таки выжила… но знает, что с Шу, который ранен и без сознания, им далеко не уйти, так что…
- Он свалил его на нас? – закончил за него Кен.
- На меня, - усмехнувшись, поправил Йоджи. – Наги пишет, что однажды Шу сказал ему искать помощи у меня, если сам он будет не в состоянии помочь.
- Почему он так сказал? – недоуменно спросил Кен. – Наги… знает о вас, парни?
Йоджи пожал плечом – не тем, на котором лежал Шульдих.
- Они очень близки, - рассеянно отозвался он, очевидно, обдумывая ситуацию. Потом нахмурился, снова заглянув в записку. – Ему лучше было остаться и тоже поехать с нами.
- Сомневаюсь, что Оми согласился бы на это. Один сильно потрепанный член Шварц, вероятно, поплатившийся за то, что оказал нам кое-какие услуги – ладно, допустим. Но половина группы, плюс чокнутая цыпочка, обожающая Масафуми? – Кен снова встретился глазами с Йоджи и вздрогнул от вспыхнувших в этих глазах боли и ярости. – Прости. Я не хотел…
Йоджи вздохнул и отвел взгляд. Кен заметил, что Кудо обхватил рукой голые плечи немца и бессознательно подтянул его поближе, словно обнимая подушку. Ну, или Шульдиха.
- Да ладно, - пробормотал Йоджи. – Это ведь правда.
С минуту длилось неловкое молчание.
- Не хочешь рассказать мне, почему ты не поехал с Айей? – наконец, спросил Йоджи.
Кен моргнул, обескураженный неожиданным вопросом.
- Ну, я… он… я хотел, но это был единственный…
- Ты вызвался вести мою машину, чтобы я мог поиграть в доктора с этим Спящим Красавцем, - перебил Йоджи, почти весело, но, тем не менее, решительно. – Сам вызвался, - подчеркнул он.
- Ну, кто-то ведь должен был… - обиженно начал Кен.
- Ты практически запрыгнул на водительское сиденье…
- Ты бы лучше спасибо мне сказал, что я захотел помочь тебе…
- …вырвал у меня из рук ключи…
- Мы и так долго провозились…
- Почему ты утром спорил с Айей, как нести его сестру до машины?
Кен открыл рот, чтобы снова возразить, с опозданием заметил резкую смену темы и сердито глянул на Йоджи в зеркало. Тот ответил ровным испытующим взглядом.
- Может, ты просто знал, что, если задержишь нас подольше, Оми вмешается, поможет Айе сам и заставит тебя ехать со мной? – предположил он, понимающе усмехнувшись.
Кен послал ему еще один гневный взгляд. Йоджи приподнял бровь. Кен обратил свой гнев на дорогу. Следующие несколько километров он чувствовал, как Йоджи сверлит глазами его затылок. Потом покалывание в затылке внезапно прекратилось, и с заднего сиденья снова послышалось тихое щелканье ножниц и треск рвущейся марли.
Еще несколько километров они проехали в молчании.
- Он сказал, что хочет поговорить, - наконец, неохотно признался Кен. – Сказал, что нам нужно кое-что обсудить, и… черт побери, Йоджи, я сейчас просто не готов к отставке, ясно?
- А, - задумчиво буркнул Йоджи. Потом, помолчав, добавил: - А ты уверен, что он именно это задумал?
- Блядь, да откуда я знаю! – взорвался Кен. – Я понятия не имею, о чем он думает. Но… ну, он вернул свою сестру. Опять. Помнишь, что случилось в прошлый раз? Когда у него есть она, мы ему не нужны. Похоже, она – это единственная связь, в которой он нуждается, так на что ему я теперь? – с горечью заключил он.
- Ну, если только он не больший извращенец, чем я втайне подозреваю, то, по крайней мере, для одного ты ему все-таки нужен, - возразил Йоджи.
- Да, пожалуй, - спокойно согласился Кен. – Но я лучше приму отставку, чем стану для него просто удобной дыркой.
- А, - снова сказал Йоджи. Потом опять надолго замолчал.
С первыми лучами солнца они свернули с шоссе на узкую местную дорогу. В этот момент Йоджи вырвал Кена из транса еще одним осторожным вопросом:
- А не лучше было бы убедиться наверняка?
Кен вздохнул.
- Нет. Может быть. Нет. Черт, я не знаю. Просто… я просто в кои-то веки обрел счастье, ясно? Часто нам это удается? А теперь все меняется… и это… это, мать твою, нечестно, - Кен понимал, что говорит, как обиженный ребенок, но ему было плевать.
- В любви и на войне все честно, - негромко отозвался Йоджи с заднего сиденья.
Кен фыркнул.
- Насколько я знаю, нет, - пробормотал он.
Остаток пути оба не проронили ни слова.

***
Первое, что осознал Шульдих, очнувшись – он больше не прикован к потолку. Второе – что он в безопасности.
Это было настолько странно, что он полностью пришел в себя, несмотря на безотчетное нежелание снова чувствовать боль, которая, он знал, неизбежно вернется вместе с сознанием.
Но этого почему-то не произошло.
Порезы и ожоги все еще болели и саднили, но уже не так сильно, как раньше. То ли беспамятство длилось так долго, что раны уже начали заживать – вполне возможно, учитывая, как мало времени ему требовалось на это – то ли кто-то позаботился о них…
Приняв во внимание свои не связанные руки и ощущение безопасности, Шульдих заключил, что последнее более вероятно.
Кто-то наблюдал за ним. Телепат чувствовал деловитое, суетливое присутствие другого разума, мог уловить мгновенное изображение себя самого, вытянувшегося на кровати, или свернувшегося на заднем сиденье автомобиля, или лежащего на груде окровавленных полотенец… и почти на всех этих картинках чьи-то руки были рядом, прикасались, успокаивали, перевязывали раны, смывали кровь и пепел с его кожи и волос, осторожно поправляли одеяло…
Он не удивился, когда, наконец, открыв глаза, увидел Йоджи на стуле возле кровати. А вот когда Йоджи улыбнулся и протянул руку, чтобы убрать мокрую прядь у него со лба – Шульдих удивился. Телесный контакт усилил восприятие, и изображения в сознании японца стали более четкими.
Шульдих знал, что вскоре вернутся и слова. Никто ведь на самом деле не думает предложениями, если только не составляет в уме диалог или что-нибудь вроде того. Телепат, скорее, интерпретировал ощущения, чем «слышал» слова. А после пережитого потрясения потерять дар речи было проще простого.
Но без этой подсознательной интерпретации мысли Йоджи были чертовски запутанными. Шульдих нахмурился, пытаясь передать выражением лица вопрос, который не мог пока высказать словами.
- Наги, - пояснил Йоджи. В сознание телепата мгновенно хлынули воспоминания о ночи в саду, о неожиданном ударе ботинком в лицо, о не по возрасту злом и холодном лице Наги, о болезненном осознании вины… Он поморщился и поднес забинтованную руку ко лбу.
- Прости, - грустно улыбнулся Йоджи. – Я постараюсь думать потише.
Шульдих тоже выдавил усмешку, потом чуть слышно прохрипел:
- Как… попал сюда?
Слова застревали в пересохшем горле, и он невольно скривился. Йоджи взял с тумбочки стакан с водой и, обхватив Шульдиха за плечи, приподнял, осторожно поднес стакан к его запекшимся губам. Немец сделал несколько глотков, не сводя глаз с лица Йоджи. Тот был так сосредоточен на своей задаче, что, казалось, не замечал взгляда. Но, когда Шульдих перестал пить из опасения, что его стошнит, Кудо, наконец, тоже посмотрел на него и мягко улыбнулся.
- Наги решил, что с него хватит Шварц… и всего остального, - медленно заговорил он. – Вырубил Фарфарелло с помощью телекинеза и, как я понял, усыпил твоего… Отто хлороформом. А Кроуфорд уже был в отключке от чрезмерного количества видений или чего-то такого. Я не очень хорошо понял из записки, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Шульдиха. – В любом случае, он не мог бросить тебя, но понимал, что с тобой далеко не уйдет, поэтому решил отвезти тебя в единственное место, которое пришло ему в голову – цветочный магазин. Ему повезло. Мы уже собирались уезжать, когда нашли тебя.
Шульдих сморщил нос, поймав довольно неприглядное воспоминание о себе, израненном, окровавленном, лежащем без сознания на капоте Айиной машины.
- Да, видок у тебя был тот еще, - чуть улыбнувшись, поддразнил Йоджи.
Однако веселье в зеленых глазах быстро угасло, сменившись мрачностью.
– Тот еще вид, - повторил он тише.
Йоджи оперся на руку, которой все еще поддерживал плечи Шульдиха, и снова смахнул упрямую прядь с его лба. При этом ему пришлось наклониться ближе. Шульдих невольно зажмурился, когда перед глазами вспыхнуло еще одно воспоминание о самом себе, застывшем в дверном проеме черным силуэтом на фоне стены огня, со смутно маячащей позади фигурой брата, на миг вырисовавшейся из-за его плеча, а потом…
Картина внезапно исчезла, когда Йоджи коснулся его лба своим. Шульдих удивленно открыл глаза и встретил неподвижный испытующий взгляд зеленых глаз в нескольких сантиметрах от себя.
- Не пугай меня так больше, ага? – шепнул Йоджи. Шульдих подавил дрожь, ощутив его теплое дыхание на своих губах. Так близко…
Он провел языком по губам, не в силах оторваться от пристального взгляда Йоджи.
- Ээ… Не подумай, что я жалуюсь, - медленно, неуверенно проговорил он, - но в последнюю нашу встречу ты… вроде как… врезал мне в челюсть и сказал, что ненавидишь меня…
Йоджи слегка поморщился.
- У меня был тяжелый день, - беспечно пояснил он, но глаза его снова стали мрачными.
- Ну, так и у меня тогда денек не задался, - ровно заметил Шульдих.
Йоджи вздохнул и сделал попытку отодвинуться, но Шульдих поднял руку и положил перебинтованную ладонь ему на затылок. Удерживать его было больно, но Йоджи замер при первом же прикосновении, просто излучая беспокойство. Шульдих тоже вздохнул.
- Ты меня совсем запутал, Кудо, - язвительно пробормотал он.
- Я думал, что ты погиб, - тихо сказал Йоджи. – В огне… и потом… связь… ты разорвал ее, да?
Шульдих на мгновение прикрыл глаза. Присутствие Йоджи облегчило фантомную боль в мозгу, но он по-прежнему чувствовал себя немного… пустым. Как бы близко они ни были сейчас друг к другу, все равно оставалась дистанция, которой еще недавно не существовало.
- Я не был уверен… возможно, мне предстояло умереть, или от огня, или, еще вернее, от последующего наказания, и я не знал, как это повлияет на тебя, если мы будем все еще… связаны, - объяснил он.
Йоджи закрыл глаза и наклонился так, что их лбы снова соприкоснулись. Он громко выдохнул, и Шульдих почувствовал, как ослабел сгусток бессловесной неуверенности в мозгу японца. Несмотря на драматизм ситуации, он не смог удержаться от ухмылки.
- Нет, идиот, это не означало, что я тебя отшил, - заверил он, хохотнув. – Ты что, забыл ту часть насчет «это любовь»? И не вздумай сказать, что прослушал.
Йоджи снова отстранился, так что теперь было видно и его хмурое выражение, и краску, залившую щеки.
- Это не… - возмущенно начал он, но осекся, когда Шульдих, усмехнувшись, многозначительно коснулся рукой головы.
- Да уж, отличная идея, Кудо, влюбиться в чертова телепата, - пробормотал Йоджи себе под нос.
Шульдих умудрился сдержаться и не выдать своего потрясения при этом неожиданном замечании.
- Эй, ну так я и сам запутался, - продолжил Йоджи нормальным тоном, - сначала думал, что, раз связь оборвалась - значит, ты умер, а потом… оказалось, что ты жив, не говоря уж о драматическом признании в любви в последнюю минуту – кстати, большое спасибо за добавочную порцию горя и вины – и ты прав, мы были не в лучших отношениях перед тем, как все это случилось, а… а теперь ты говоришь, что я тебя запутал, и… ну… разве ты сам не должен знать? – он протянул руку и, повторяя насмешливый жест Шульдиха, осторожно постучал его по лбу.
- Что знать? – осторожно спросил телепат. Обычно Йоджи не был подвержен таким приступам болтливости, как сейчас. А его мысли, перемешанные с воспоминаниями, были почти такими же бессмысленными, как эта бессвязная речь… хотя, если несколько раз прокрутить ее в мозгу, можно было уловить какую-то логику… только вела она почему-то в том направлении, какого Шульдих совсем не ожидал. Ни сейчас, ни, возможно, когда-либо вообще…
И все-таки… Глаза Йоджи вдруг стали теплыми и ласковыми, он нежно улыбнулся, подался вперед, слегка откинув голову, и, легко коснувшись губами губ Шульдиха, шепнул:
- Что я люблю тебя.
Шульдих застыл. Йоджи осторожно поцеловал его, раз, другой, потом углубил поцелуй, обводя языком губы немца…
Внезапно Шульдих положил ладонь ему на грудь и толкнул, не обращая внимания на боль.
- Погоди… что? – недоуменно нахмурившись, ровно переспросил он.
Глаза Йоджи потрясенно расширились, а челюсть отвисла.
- Ты только что оттолкнул меня? Когда я тебя целовал? – недоверчиво проговорил он.
- Ты только что сказал, что ты, мать твою, любишь меня? – возмущенно парировал Шульдих, злобно уставившись на ошеломленного блондина.
- Такого со мной никогда еще не случалось, - потрясенно заявил Йоджи.
- Ты тут не один такой, - отрезал Шульдих. – И ответь на вопрос, черт побери.
Йоджи моргнул и склонил голову набок, как любопытный котенок.
- Какой вопрос?
Шульдих закрыл глаза и застонал, хлопнув себя по лбу спеленутой, как у мумии рукой. Потом открыл глаза и, встретив по-прежнему недоуменный взгляд Йоджи, попросту заехал японцу в челюсть.
Конечно, учитывая намотанные на ладонь два метра бинта, а также тот факт, что рука под бинтом была довольно чувствительной, и что Шульдих лежал на спине, да и вообще был не в лучшей форме, досталось Йоджи не слишком крепко. На самом деле это был скорее тычок, чем удар, к большой досаде немца, который в этот момент действительно хотел врезать от всей души.
Так что вместо того, чтобы упасть на пол, схватившись за поврежденную челюсть, Йоджи только ухмыльнулся.
- Что ж, я так и знал, что это будут жесткие отношения, - нахально протянул он.
- Прекрати, - угрожающе рявкнул Шульдих. – Хватит шутить. Нехорошо наебывать раненых.
Йоджи приподнял одну бровь и состроил глазки. Натурально.
- Ну вот, а я так рассчитывал на вечер, - грустно заметил он.
Шульдих тупо уставился на него.
Через минуту Йоджи перестал играть глазами, а также излучать веселье и самодовольство, и в очередной раз потянулся убрать волосы с лица немца. Его нефритовые глаза были прикованы к огненно-рыжим прядям, которые он пропускал сквозь пальцы, избегая смотреть Шульдиху в лицо.
- Да, - проговорил он тихо и спокойно. - Именно это я и сказал. Что люблю тебя.
Потом встретил потрясенный взгляд телепата и мягко улыбнулся.
Шульдих поморгал и нахмурился.
- Так ты… говоришь, что… - запинаясь, начал он.
- Что люблю тебя, - ровно повторил Йоджи, улыбнувшись шире. – Хочешь, чтобы я еще раз сказал? Или пять раз? Десять? Сто?
Раздраженно зарычав, Шульдих попытался непослушными пальцами схватить его за грудки и притянуть к себе. Йоджи услужливо наклонился, вопросительно приподняв брови. Шульдих перестал тянуть, когда их разделяло всего несколько сантиметров.
- Я хочу, чтобы ты показал мне… - начал он с тихой настойчивостью, стараясь не замечать, что голос дрожит.
- Легко, - шепнул Йоджи, прежде чем снова поцеловать его.
В первую минуту Шульдих готов был уступить требованиям своего тела, каким бы израненным оно ни было. Кто знает, когда еще Йоджи будет таким любвеобильным? Но эта мысль опять вернула его к животрепещущему вопросу о том, почему вообще тот вдруг стал таким любвеобильным…
Йоджи выглядел откровенно недовольным, когда Шульдих снова вынудил его отстраниться.
- Поверить не могу, что ты опять это сделал, - с упреком пробормотал он. – Прекрати, а то нанесешь удар моему хрупкому эго.
- Кудо. Сосредоточься, - строго велел Шульдих. – Я хочу, чтобы ты показал мне…
- Именно это я и пытался сделать…
- Откуда это взялось, - торопливо договорил Шульдих, повысив голос, чтобы перекричать нытье Йоджи.
Кудо надулся. Шульдих хмуро глянул на него, охваченный раздражением, смешанным с беспокойством.
Он знал Йоджи. Лучше, чем кто-либо. Лучше, чем сам Йоджи. Йоджи просто не мог быть таким. Не с Шульдихом.
Словно прочитав мысли телепата в его взгляде, японец перестал наигранно дуться и посерьезнел. После долгой паузы он уронил взгляд на руки, скручивавшие белый пододеяльник в тугую спираль.
- Я думал, что ты умер, - тихо проговорил он, наконец.
- Да, - согласился Шульдих. И, поскольку этот факт, похоже, произвел неизгладимое впечатление на Йоджи, добавил: - Прости.
Йоджи небрежно дернул плечом.
- Это… все меняется, когда думаешь, что человека больше нет, - медленно продолжил он. – Когда думаешь… что никогда больше его не увидишь. Не услышишь его голоса, не прикоснешься к нему… но это только первый шок. А мелочи… ты начинаешь думать о всяких мелочах, которые исчезли, обо всех дурацких пустяках, которых, казалось, даже не замечал, пока не потерял их тоже, и…
- Йоджи. Я не исчез. Я здесь, - осторожно напомнил Шульдих.
Йоджи поднял глаза от скомканного пододеяльника и недоуменно моргнул, а потом слабо улыбнулся.
- Да, - сказал он. – Да, ты здесь. Но… тебя не было. И… это было больно.
Шульдих, в свою очередь, отвел взгляд, когда перед ним безмолвно пронеслись воспоминания Йоджи о горечи потери. Он отвернулся, чувствуя себя слегка виноватым за то, как его обрадовала боль японца. Не то чтобы он радовался страданиям Йоджи, а… скорее, тому, что тот так переживал его, Шульдиха, потерю. Теперь, когда телепат слегка опомнился, это уже не казалось ему таким удивительным. Очевидно, связь повлияла на Йоджи так же сильно, как на него самого.
Но Йоджи молчал, по-прежнему погруженный в свои переживания, и постепенно Шульдих начал осознавать, что такую сильную эмоциональную реакцию нельзя объяснить только обрывом связи. Он и сам переживал гораздо сильнее, чем можно было ожидать, но его собственная реакция была намного более ясной, чем спутанные и смешанные эмоции, бушевавшие сейчас внутри Йоджи. Шульдих разделял эти чувства, но в то же время отличал их от тех, что были вызваны потерей связи. И было бы удивительно, если бы Йоджи на самом деле отреагировал на разрыв так же сильно, как он сам. К тому же Шульдих-то хотя бы понимал, что происходит, когда обрывал нить – в конце концов, именно он сформировал и поддерживал эту связь, именно ему она была нужна, именно он…
Именно он знал о ее существовании.
Глядя на опущенную голову Йоджи, телепат снова прокрутил в голове весь разговор… Да, так и есть. Кудо действительно упомянул разорванную связь. Но это невозможно, ведь он просто не знал, что между ними была какая-то связь.
Что ж… Часть его знала об этом. Но…
- Это было больно, - тихо повторил Йоджи. – Но недостаточно.
Шульдих подавил настоятельное желание расспросить, как тот узнал о существовании связи. Этот тон… это утверждение… требовали чуть более пристального внимания. Даже если ему суждено умереть от любопытства.
- Что значит «недостаточно»? – очень осторожно уточнил он. Впрочем, желание поторопить разговор, чтобы как можно скорей перейти к вопросу о связи, мгновенно улетучилось, когда Йоджи встретился с ним взглядом, полным неизбывной вины.
- Йоджи, - шепнул Шульдих, инстинктивно протянув забинтованные ладони, чтобы успокаивающе коснуться его.
- Это было недостаточно больно, - отрешенно продолжил тот. – Я знал… понимаешь, ты не дал мне времени… у нас не было времени, тогда в особняке, в самом… конце, - он замолчал и шевельнулся, встряхнув головой, так что ладони Шульдиха упали с его плеч. Немец положил руки на одеяло, решив, что Йоджи не хочет, чтобы его касались, но тот осторожно взял обмотанные марлей кисти и уложил к себе на колени. Хмуро взглянув на них, задумчиво пробормотал: - Пожалуй, я немного перестарался с бинтами.
- В самом конце? – негромко подсказал Шульдих, пока Йоджи осторожно разматывал повязку с его правой руки.
Йоджи вздохнул, поглощенный своей задачей.
- Я тогда только что все понял. Правда, всего за минуту до того, как… а потом все так внезапно закончилось… Я сначала сам не знал, что чувствую… ну, помимо того, что понимал даже слишком хорошо – ощущение потери, как будто у меня что-то внезапно отняли. Сначала я думал, это из-за того, что мы разговаривали, когда ты… - Йоджи снова замолчал. Последний слой марли упал, обнажив нежную розовую новую кожу, натянувшуюся, когда Шульдих осторожно пошевелил пальцами. Было немного больно, но боль постепенно проходила. Телепат всегда выздоравливал быстро. Пройдет немного времени, и руки будут в полном порядке.
Он оставил их в ладонях Йоджи.
- Ну, короче, я понял, что люблю тебя, - внезапно снова заговорил тот. Шульдих не знал, привыкнет ли он когда-нибудь слышать это. Вряд ли. Во всяком случае, нескоро. Возможно, никогда, сколько бы времени у него ни было. – А потом… я был уверен, что ты умер. Я потерял тебя. И я знал… знал, насколько это должно быть больно. Точно знал, насколько… но не чувствовал этого. Не так сильно. Недостаточно. Ты заслуживал… большего, - горячо заявил Йоджи, слишком сильно рванув конец бинта на левой руке Шульдиха. Тот тихо вскрикнул, больше от удивления, чем от боли. Йоджи вздрогнул, тут же ослабив захват и, к изумлению немца, медленно поднес его забинтованную руку к губам и поцеловал в знак извинения. Прикосновение не ощущалось сквозь марлю, но Шульдих все равно мог поклясться, что почувствовал тепло Йоджиного рта своей свежей чувствительной кожей. Он пораженно уставился на блондина, широко раскрыв глаза. Никто никогда не был с ним таким… нежным. С самого детства.
- Мой двойник, тот, что появлялся в моих… снах… снова пришел, и он… Он сказал, что я не страдаю так сильно, как должен, потому что… потому что он страдает за меня. Сказал, что я сваливал все, чего не хотел знать или чувствовать, на него, и вот почему… Ну, вот почему мне понадобилось столько времени, чтобы понять, как я к тебе отношусь. Трудно сложить паззл, когда половина кусочков спрятана, - Йоджи поднял взгляд от рук Шульдиха и, наконец, улыбнулся.
Шульдих молчал, пытаясь уяснить все, что услышал. Очевидно, Йоджи, в конце концов, осознал, что странный обитатель его разума на самом деле был частью его личности, и они… поговорили?
- Так… значит, ты нашел остальные части того… как ко мне относишься? – медленно спросил он.
- Мм, - Кудо на мгновение отпустил полоску бинта и прижал руку к груди. – Они здесь, где и должны быть. Где всегда были.
- Йоджи, - ошеломленно прошептал Шульдих. Он же не может подразумевать…
- Я сказал ему… мне… короче, я сказал, что хочу все забрать. Все части того, что чувствую к тебе. А он сказал… что так не получится. Что я не могу взять у него… у меня только то, что хочу. Или я беру все, или ничего.
Твою мать. Похоже, он очень даже может подразумевать именно это. И подразумевает.
- Поэтому я сказал, что беру все, - серьезно заключил Йоджи.
- Йоджи… - не веря себе, прошептал Шульдих. – С тобой все в порядке? – И прежде, чем губы японца успели сложиться в улыбку, резко спросил: - Ты, мать твою, рехнулся?
Йоджи расхохотался, и напряжение, сковавшее его фигуру во время этого бессвязного рассказа, ослабло. Отсмеявшись, он встретился с взволнованным взглядом Шульдиха глазами, полными насмешливого смирения.
- Похоже, что да, - протянул он, - но, по крайней мере, это помешательство другого рода. Во всяком случае, в голове у меня царит дивный новый мир. Ты заходи как-нибудь.
Он подался вперед, чтобы в очередной раз отвести с глаз немца упрямую прядь. Шульдих поймал его ладонь своей, потер загрубевшую от мозолей кожу подушечкой большого пальца.
- Ты хоть понимаешь, во что влип? – обеспокоено спросил он.
Улыбка исчезла с губ Йоджи, но осталась в глазах, устремленных на их соединенные руки.
- Ну, еще бы. Теперь… я узнал о себе много такого, что… забыл или просто… не хотел знать. И я все еще не совсем уверен, как относиться ко всему этому… к себе. Но зато я многое приобрел. Это стоит того, - решительно заявил он. – Знаешь, я не мог по-настоящему любить никого после Аски, потому что отталкивал все грязные, несовершенные, болезненные, неромантические составляющие этого чувства. Наверно, я хотел помнить ее… идеальной. Чистой. Человеком, которым я сам не был. То есть, конечно, она не была совершенством, и наши отношения… не были похожи на дамский роман. В основном они были замешаны на жажде обладания, страхе одиночества и старой доброй похоти…
- Это не делает их менее настоящими, или особенными, или… по-своему идеальными, - негромко перебил Шульдих, которому показалось, что Йоджи слегка увлекся.
- Конечно, нет, - тихонько хохотнул тот. - Любовь никогда не бывает идеальной… и все-таки бывает.
После такого абсолютно нелогичного заявления он наклонился и снова поцеловал Шульдиха.
На этот раз Шульдих не сделал попытки оттолкнуть его, а позволил себе насладиться моментом.
Через минуту Йоджи оборвал поцелуй и слегка отодвинулся, глядя в его удивленные глаза.
- Знаешь, - пробормотал он, выдавив усмешку, - отчасти я до сих пор уверен, что это только сон. Что ты не можешь быть здесь, не можешь быть жив. Я почти боюсь… сделать хоть что-нибудь, кроме поцелуя…
- Почему? – тихо спросил Шульдих, запустив чувствительные пальцы в волосы Йоджи и обхватив ладонью его затылок.
Зрачки потемневших серьезных глаз Йоджи двигались, пытаясь приспособиться к чересчур близкому расстоянию.
- Потому что… потому что мы никогда не заходили дальше этого, и, если это сон… я боюсь, что просто проснусь, если все станет… слишком хорошо.
Губы Шульдиха невольно искривились в ухмылке.
- Кто его знает, а вдруг все станет слишком плохо. Ты же сам сказал, что мы никогда не пробовали, во всяком случае, физически, да и вообще ты не слишком опытен в этой области – разве что я еще чего-нибудь не знаю о вас с Кеном, - заявил он, с подозрением глянув на Йоджи.
Тот громко рассмеялся в ответ. Потом смех затих, превратившись в теплую улыбку, и Йоджи снова наклонился, чтобы поцеловать уголок Шульдиховой ухмылки.
- Эй, по-моему, мне полагается быть робким, - упрекнул он. – Не пытайся меня растормошить.
- Лучше, если ты не будешь напряжен, - дальновидно заметил немец. – Учись расслабляться, Кудо.
- Я стараюсь, - шепнул Йоджи, скользнув губами по скуле Шульдиха вниз к чувствительному местечку за ухом. – Тебе придется быть терпеливым со мной.
- Я уже черт знает сколько был терпеливым, - прорычал Шульдих. – Ты такой динамщик… сам не знаю, зачем я так долго возился с тобой… - он замолчал, задохнувшись, когда Йоджи лизнул, а потом ощутимо куснул мочку уха. /Herr Universum: "Если вы ранены или больны - готовьтесь к яою!"/
- Намекаешь, что мне придется расплатиться? – спросил тот, коснувшись губами горла. – Не подскажешь, с чего начать?
Шульдих тихонько застонал, подставляя шею легким укусам и нежным прикосновениям языка и чувствуя, как неистово бьется пульс в горле.
- Начни с того, чтобы… потрогать меня, мать твою…
Йоджи поднял голову, чтобы встретиться с ним внезапно помрачневшим взглядом.
- Где?
Шульдих ошеломленно моргнул.
- Где-нибудь? – неуверенно предположил он.
Йоджи отодвинулся, и Шульдих снова застонал, на этот раз протестующе.
«Нет, нет, нет, Кудо, ближе!» - строго подумал он.
Йоджи виновато взглянул на него, потом задумчиво уставился на небольшой участок тела немца, не укрытый одеялом – в основном плечи и руки. Сдвинув брови, легонько коснулся кончиками пальцев обнаженной кожи, а потом пальцы прошлись по бинтам, где Шульдих уже не чувствовал прикосновения, и только тогда тот начал осознавать, сколько же у него ран. Некоторые из них были глубокими, а другие уже даже не причиняли боли, но по тому, как хмурился Йоджи, было видно, что его беспокоит каждая из них.
- Это… может оказаться проблемой, - пробормотал японец, задержав руку на укутанной в марлю ключице. Боль вспыхнула под бинтами даже от этого легкого прикосновения. Ключица была сломана несколько лет назад во время какой-то дурацкой миссии, которой Шульдих уже не помнил, и Фарф провел немало времени, прослеживая глубокие бледные шрамы, тянувшиеся от места, где осколок кости когда-то проткнул кожу.
- Это и наполовину не так плохо, как кажется, - с надеждой уверил Шульдих. Будь он проклят, если позволит Йоджи отступить теперь, после всего, что случилось, перед лицом будущего, мрачной тенью нависшего над ними…
Шульдих знал, что Кроуфорд найдет его. Если бы он больше не был нужен американцу, тот просто убил бы его, а не отдал Фарфу поиграть. Рано или поздно кто-то придет за ним…
Выбросив на время из головы мрачные мысли, отчаянно пытаясь сохранить постепенно ускользающее настроение, Шульдих схватил руку Йоджи и сильно прижал к повязке. Пронзившая тело боль заставила выгнуться и закусить губу. Йоджи чертыхнулся, стараясь вырвать руку, но телепат ожег его яростным взглядом сощуренных глаз и тихо застонал, чувствуя, как от боли по позвоночнику пошла знакомая дрожь.
- Черт, нет, - выпалил Йоджи, все-таки выдернув руку и ответив таким же гневным взглядом. – Так не будет.
- Почему? – рявкнул Шульдих. – Мы оба отлично знаем, что небольшая боль не помешает мне получить удовольствие, так зачем же…
- Потому что это не должно быть больно, - отрезал Йоджи. – Я не хочу причинять тебе боль, идиот, в том-то и дело, мать твою…
- А ты не думаешь, что мне еще больнее, когда ты ко мне не прикасаешься? – спросил Шульдих.
- Черт, это нечестно! – заявил Йоджи. – Я думал, что ты умер нахрен, и я, блядь, люблю тебя, неужели ты думаешь, что я не хочу к тебе прикоснуться? Черт побери, я сейчас хочу быть к тебе как можно ближе, хочу так, что готов снова оказаться внутри тебя, или пусть бы ты оказался внутри меня, чтобы я мог быть уверен, что ты жив, и в безопасности, и… со мной.
Его голос чуть заметно сорвался на последних словах. Шульдих испугался, что в своем нынешнем состоянии может не удержаться от слез, а этого он бы просто не пережил. У Йоджи глаза тоже подозрительно заблестели.
Повисла неловкая пауза, во время которой оба старались снова овладеть собой.
- Послушай, - наконец, осторожно начал Шульдих. – Я ценю, что ты обо мне беспокоишься. Это… приятно. Но… я просто не хочу сейчас думать о боли. Не могу. Эта нить… она была… черт, да мне просто необходимо снова почувствовать связь с тобой, можешь ты это понять?
Йоджи задумчиво хмурился, бездумно прослеживая пальцем дорожки бинтов. Даже это было больно, но Шульдих не хотел, чтобы Йоджи снова отдернул руку, и поэтому заставил себя не двигаться.
- Так ты… хочешь заняться сексом? – спросил, наконец, Йоджи.
- О, да, - горячо подтвердил Шульдих. – Я думал, мы уже давно это выяснили, Кудо.
Йоджи слабо улыбнулся, снова встретившись глазами с его уверенным взглядом.
- Тогда мне нужно кое-что знать.
- Что? – нетерпеливо спросил Шульдих.
Йоджи молча кусал губу. Шульдих подавил желание врезать ему еще раз. Лучше, чем в прошлый раз, все равно не получится.
- Как насчет… поз? – медленно спросил Йоджи.
Шульдих нахмурился.
- В смысле, по-собачьи или в миссионерской? – озадаченно уточнил он.
Йоджи усмехнулся, но покачал головой и… покраснел. Шульдих во все глаза уставился на него. Йоджи Кудо краснеет во время разговора о сексе? Быть не может.
- Нет, я про… ну, знаешь, кто… типа… сверху или снизу, - промямлил Йоджи, неопределенно помахав рукой.
- А что, предлагаешь монетку бросить? – поддразнил Шульдих.
- Ладно, я серьезно, - обиделся Йоджи. – Я пробовал только с женщинами, и даже когда фактически я был с тобой, ты в это время был… ну, женщиной. Физически. Или… ну, короче, ты определенно был «принимающей стороной» - раздраженно заявил он, проигнорировав насмешливое фырканье Шульдиха, вызванное такой формулировкой. – Опять же, Кроуфорд… как-то сомнительно, чтобы он позволял тебе бросать монетку.
Шульдих закатил глаза.
- И в этом вся проблема, мачо? Успокойся, мне нравится быть снизу, так что…
- Тогда ничего не получится, - решительно перебил Йоджи.
- Что? – оторопел Шульдих.
- Ты не можешь… Слушай, Шу, я сам тебя отмывал и штопал, ясно? Так что я знаю… сколько у тебя ран. И… в каких местах.
Шульдих с изумлением почувствовал, что, в свою очередь, покраснел. Черт побери Фарфа и его… педантичность…
Сразу же, как будто мысль об этом напомнила его нервам о полученных повреждениях, Шульдих ощутил тупую пульсацию в своей бедной израненной заднице. Он понятия не имел, что Фарф туда засунул – скорей всего, к счастью – но, что бы это ни было, вреда оно причинило немало. Вероятно, кровь еще идет, и Йоджи… это не понравится. Шульдих готов был продолжать спорить, но по решительно вздернутому подбородку японца понял, что выиграть этот спор нечего и думать.
- Черт побери, Кудо, - удрученно пробормотал он, - надеюсь, ты хотя бы стоишь такого ожидания.
Йоджи молча смотрел на свои руки, теребившие бинты. Лицо его было непроницаемым, но спокойным.
- Ну… есть другой вариант, - тихо заметил он.
Шульдих удивленно заморгал, когда Йоджи, намеренно или случайно, спроецировал ему этот другой вариант.
«Твою мать, Кудо, да ты просто полон сюрпризов сегодня», - слабо подумал он.
Внутренний голос кричал «хватай и беги», но…
- Йоджи… - медленно сказал Шульдих. – Это было бы… чудесно. Но… тот случай с Брэдом… Знаешь, я ведь тоже не хочу причинить тебе боль.
Как ни странно, хотя при этих словах в сознании японца и шевельнулись неприятные воспоминания о ненамеренном сексе с Брэдом, слова Шульдиха как будто принесли ему облегчение и даже доставили удовольствие.
- Вообще-то я… почти совсем оправился от того случая, - заверил Йоджи. – В немалой степени мое потрясение было связано с отказом признавать, что во всем этом было кое-что… не такое уж отвратительное. Или, по крайней мере, не в том смысле, как я думал, - с кривой усмешкой пояснил он.
- Йоджи, - возразил Шульдих. – Слушай, то, что ты больше не отрицаешь свое влечение к мужчинам, еще не означает, что ты стал по-другому относиться к этому – черт, уж на что я люблю секс с мужчинами, но в половине случаев то, что делает со мной Брэд, мне совсем не нравится, так что ты не обязан…
Йоджи приложил палец к его губам, заставив замолчать, и тепло улыбнулся. Шульдих почувствовал, что он чем-то доволен… Телепат закрыл глаза, когда голос Йоджи отчетливо зазвучал в его мозгу.
«Я рад, что ты сказал это. Рад, что тебе на самом деле не нравится то, что он делает с тобой. Я думал, что, может, тебе нравится, может, ты предпочитаешь только так, а… я не смог бы быть таким с тобой. То есть, наверно, смог бы, если бы ты и вправду этого хотел, но мне бы это не доставило удовольствия… я ненавидел бы это. И тогда все стало бы… сложно. Я не хочу делать тебе больно. Я рад, что тебе этого не надо».
Шульдих обдумал этот монолог, рассеянно ухватив губами палец Йоджи и пробуя кончиком языка чуть солоноватую на вкус кожу. Он знал, что у Йоджи были сомнения насчет него и его предпочтений в постели, но раньше это были не более чем абстрактные сомнения. Кудо волновался, что его друг причинит себе вред своими «извращенными желаниями», или что-то вроде того. Но теперь… теперь все эти сомнения и связанные с ними намерения стали гораздо более личными и актуальными. Потому что Йоджи хотел заняться сексом…
Нет. Йоджи хотел заняться с ним любовью.
Твою мать.
Шульдих снова открыл глаза. Очевидно, поняв, что он пришел к какому-то решению, Йоджи отнял палец и замер в ожидании.
- Ты уверен, что хочешь этого? – наконец, спросил Шульдих, пристально глядя ему в лицо и выискивая малейшие признаки нежелания. После того случая с Кроуфордом он был уверен, что Йоджи никого не впустит в себя добровольно. Но Йоджи улыбался, и даже слабое эхо неприятных воспоминаний исчезло из его мыслей.
- Я доверяю тебе, - шепнул он и наклонился, целуя Шульдиха довольно… настойчиво. Шульдих хотел ухмыльнуться, но рот был занят, так что вместо этого он скользнул ладонью по согнутой спине блондина. Тот задрожал и придвинулся ближе, однако по-прежнему сохранял дистанцию, помня о ранах.
- Знаешь, тебе все-таки придется меня немножко потрогать, - ехидно сообщил Шульдих, когда Йоджи, задохнувшись, оборвал поцелуй. – Хотя бы в одном месте…
- Ты когда-нибудь заткнешься? – с притворным раздражением пробормотал Йоджи. Он неохотно поднялся и осторожно откинул одеяло. Шульдих слегка вздрогнул от прикосновения прохладного воздуха. Он только сейчас осознал, что лежит голый, и ощутил укол беспокойства, представив остальных Вайсс, стоявших вокруг и рассматривавших его, пока он был без сознания.
Должно быть, он невольно спроецировал эту мысль, или просто ужас слишком явно отразился на его лице, потому что Йоджи торопливо сказал:
- Я никому не позволил помогать мне с тобой. Вообще-то никто и не предложил, кроме Кена, но я попросил оставить нас одних, и он ушел.
Шульдих кивнул, не зная, смущает его или веселит мысль о Кене, который, краснея, бинтует его обнаженное тело. Но поскольку на самом деле ничего такого не произошло, он склонился в пользу веселья.
А потом Йоджи сдернул одеяло к ногам, и все мысли вылетели у Шульдиха из головы, когда его по очереди обдало волнами нервозности, предвкушения, страсти и любви, исходящими от спокойно улыбающегося японца. Он задрожал от прикосновения этих эмоций, почувствовав, что возбуждается.
Йоджи протянул руку и коснулся его, так легко, так нежно, и уже собственное желание Шульдиха заставило всю кровь устремиться к мгновенно затвердевшему члену.
Когда Йоджи наклонился и взял его в рот, Шульдих решил, что умрет на месте. Рот Йоджи… С чисто технической точки зрения это был не самый лучший минет в жизни Шульдиха, но… Тот факт, что губы, сомкнувшиеся вокруг него, принадлежали Йоджи, делал все в сто раз лучше, чем когда-либо раньше, потому что можно было чувствовать возбуждение Йоджи, удовольствие, которое он открывал для себя в этом акте, не оказавшемся, вопреки ожиданиям, неудобным или неловким, и его желание, и в особенности то, что хотел он не только секса - а хотел его, Шульдиха...
- Йоджи, - выдохнул немец, вцепившись пальцами в светлые волнистые локоны и с трудом сдерживаясь, чтобы не тянуть слишком сильно. – Я… долго… не продержусь… - он не мог подобрать слов, чтобы объяснить понятней, поэтому просто позволил Йоджи почувствовать свое нетерпение и свое осознание того, как мало у него сейчас выдержки. Его тело быстро исцелялось, что требовало огромного количества энергии, да и последние несколько дней были очень нелегкими… Больше чем на один раз его не хватит…
- Так что оставь предварительные ласки до следующего раза? – договорил за него Йоджи с усмешкой на влажных, чуть припухших губах.
Шульдих кивнул, подавив стон.
Все еще улыбаясь, Йоджи, наконец, встал со стула и, не мешкая, стянул с себя штаны. Вышагнув из них, он медленно забрался на постель, стараясь не толкнуть Шульдиха, пока устраивался сверху, легко касаясь его обнаженных бедер своими. Рука немца почти по собственной воле потянулась коснуться напряженного члена, но Йоджи перехватил ее и, нежно поцеловав, положил ему на грудь.
- Подожди минутку, ладно? – тихо попросил он.
Шульдих молча кивнул, не доверяя голосу, купаясь в волнах желания Йоджи, теперь в равных долях смешанного с неуверенностью и решимостью. Йоджи раскрыл другую руку, обнаружив маленький тюбик крема для рук, при виде которого Шульдих умудрился удивленно приподнять бровь.
Йоджи смущенно улыбнулся.
- Здесь не так уж легко найти… что-нибудь подходящее, - пробормотал он, решительно опустошив тюбик в ладонь.
Шульдих критически оценил количество крема; если бы речь шла о нем самом, то он бы не беспокоился, но нельзя, чтобы Йоджи было неприятно или больно. Кажется, хватит. Йоджи задумчиво переводил взгляд со своей полной крема ладони на член Шульдиха и обратно. Потом прочистил горло и сконфуженно пробормотал, по-прежнему не поднимая глаз:
- Ээ… я знаю теорию, но… хм…
Шульдих сумел сдержать смешок, удовольствовавшись ухмылкой. Вряд ли это свидание сможет послужить основой для любовного романа. Тем не менее, оно было невыразимо приятным.
- Иди сюда и позволь мне помочь, - велел он.
Йоджи повиновался, сдвинувшись вперед, пока вместо бедер не оказался над грудью Шульдиха. Немец подцепил пальцами щедрую порцию крема с его ладони.
- Я займусь задней частью, а тебе оставлю переднюю, - предложил он с ободряющей улыбкой.
Йоджи закатил глаза, но тоже улыбнулся и еще немного подвинулся, давая ему лучший доступ к своей заднице.
Шульдих невольно затаил дыхание, ощутив нервозность Йоджи. Он скользнул пальцами по расщелинке между ягодицами к сморщенному отверстию, коснувшись его сначала осторожно, а потом более уверенно.
- Дыши.
Йоджи моргнул и шумно втянул воздух, и в этот момент Шульдих проник в него одним пальцем, умудрившись не поморщиться, когда блондин сжался так, что пальцу стало больно. На лице Йоджи застыло презабавное выражение: что-то вроде растерянного смущенного неудобства.
- Расслабься, - строго приказал Шульдих.
Йоджи сердито глянул на него, взволнованно хмурясь, но коротко кивнул и попытался расслабиться.
Почувствовав, что мускулы, стиснувшие палец, слегка разжались, Шульдих медленно выдохнул и осторожно двинул его дальше. Йоджи слегка поерзал, продолжая хмуриться. Шульдих ввел палец еще глубже и повернул, нащупывая…
Йоджи резко вдохнул и замер, широко раскрыв глаза. Шульдих триумфально усмехнулся и не спеша потянул палец, почти полностью вытащив его наружу. Йоджи непроизвольно двинулся за ним, пытаясь удержать. Шульдих добавил второй палец и толкнулся снова, безошибочно ударяя в только что обнаруженную точку. Йоджи вскрикнул, и Шульдих с удовольствием осознал, что выдержка покинула не только его. Он еще несколько раз подвигал пальцами, добавив третий и как можно лучше смазывая проход, наблюдая, как на кончике члена Йоджи скапливается прозрачная жидкость, ощущая растущее напряжение и приближение развязки, а потом неохотно убрал руку. Йоджи протестующее застонал, и Шульдих гортанно хохотнул.
- Лучше поторопись, Кудо, пока один из нас не оконфузился, - посоветовал он.
Блондин неожиданно подался вперед, запустив свободную от крема руку в волосы Шульдиха и сведя вместе их разгоряченные лбы.
- Называй меня Йоджи, - прорычал он в рот немцу, прежде чем поцеловать, жестко трахая языком, как тот только что трахал его пальцами.
- Ебать тебя, Йоджи, - выдохнул Шульдих, когда он оборвал поцелуй.
Йоджи оскалился, как голодный волк.
- А это мысль.
- Тогда приступай, - простонал Шульдих, сжав руками простыню, чтобы не вцепиться до синяков в нависшее над ним бледное тело.
Йоджи снова отодвинулся. Шульдих застонал громче и до боли намотал простыню на кулаки, ощутив осторожное прикосновение теплой, скользкой от крема ладони к своей чувствительной плоти. Потом ладонь исчезла, и, открыв глаза, он увидел, как Йоджи приподнимается над ним, пытаясь найти лучшее положение…
Взревев от нетерпения, Шульдих отпустил простыню и, схватив его за бедра, рванул к себе, туда, где хотел его, где мог прижаться к скользкому отверстию, а потом медленно потянул вниз, проникая в это тело, в Йоджи, входя в него, как рука в перчатку, как будто они были созданы друг для друга и просто встретились после долгой разлуки…
Йоджи зашипел и подался вниз, желая его глубже, быстрее, сильнее… Шульдих снова зарычал и сжал его бедра, заставляя двигаться в своем темпе, постепенно находя нужное положение и самыми кончиками пальцев направляя худощавое тело.
Он почувствовал, как удовольствие Йоджи жгучим огнем полыхнуло в мозгу, когда нашел ту самую точку, и это оказалось почти чересчур. С трудом сдерживаясь, он легким толчком заставил Йоджи приподняться, а потом дернул вниз, яростно входя в него как можно глубже.
Йоджи вскрикнул и, забыв о тщательно намотанных бинтах, заскреб пальцами по груди и животу Шульдиха, ища, за что бы уцепиться. Вскоре он сумел поймать ритм, и они задвигались вместе, сплетясь телами, открыв души друг другу, и неизвестно, длилось ли это несколько мгновений или несколько часов, и кто первым достиг пика, а кто последовал за ним…
Наслаждение было почти болезненным, обжигающее пламя разлилось по венам, перехватив дыхание, оставив обоих разгоряченными, задыхающимися, онемевшими и растерянными.
Шульдих почувствовал губы Йоджи на своих, а потом услышал тяжелое дыхание, когда Кудо, снова вспомнив о ранах, осторожно опустился рядом с ним, спрятал лицо в его волосах и уткнулся носом в шею.
Шульдих повернулся набок, не обращая внимания на боль, и как можно крепче прижался к теплому телу Йоджи. Оба были мокрыми и скользкими от спермы.
Постепенно дыхание пришло в норму и биение пульса в горле Йоджи под губами Шульдиха замедлилось.
- Боже мой, вот это да...
- Я принимаю комплимент, - ухмыльнулся Шульдих, - но поклонение не обязательно.
Йоджи фыркнул ему в волосы и тихонько рассмеялся.
Еще через минуту Шульдих неохотно отодвинулся от своего любовника – своего любовника – ровно настолько, чтобы вытереть обоих краешком простыни. Йоджи со вздохом приподнялся, положив голову на руку, и в бог знает который раз отвел волосы с лица немца. Похоже, ему это нравилось. «Очень кстати», - иронически подумал Шульдих.
- Что ж… думаю, нам надо поговорить, - медленно сказал Йоджи.
Шульдих хмыкнул.
- Говори, если хочешь. А я посплю.
Даже с закрытыми глазами он почувствовал, как Йоджи нахмурился.
- Но… девушки всегда хотят поговорить.
Шульдих приоткрыл один глаз и нетерпеливо взглянул на него.
- Я люблю тебя, - твердо заявил он.
- Я тоже тебя люблю, - тут же с улыбкой отозвался Йоджи.
- Отлично. Вот и поговорили, - подытожил Шульдих, снова закрыв глаз.
Йоджи немного помолчал.
- Ты уверен, что не хочешь разговаривать? – спросил он через минуту.
Удивленный, Шульдих мысленно прикоснулся к нему, чтобы выяснить, что именно Йоджи так рвется обсудить, и с трудом подавил смешок. Кудо хотел спать не меньше, чем он сам. Но его просто приучили болтать после секса.
Не открывая глаз, Шульдих протянул руку и, взяв Йоджи за запястье, положил ладонью на свой обмякший член.
- Одно из многих преимуществ, - пробормотал он.
Йоджи снова хохотнул и в последний раз ласково сжал член Шульдиха, прежде чем убрать руку. Немец удовлетворенно хмыкнул, слишком усталый, чтобы реагировать.
- Тогда поговорим завтра, - зевнув, согласился Йоджи. – Теперь у нас времени сколько угодно…
Через секунду он уже спал.
Шульдих, несмотря на физическую усталость вдруг потерявший сон, тихо пролежал несколько часов, пытаясь вернуть куда-то исчезнувшее тепло.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

А теперь, дорогие читатели, спешу огорчить: за сим русский перевод этого произведения заканчивается, и когда будет продолжение, никому не известно. Также, как и неизвестно, дописан ли он вообще.

Годы

Автор: Еidolon Тree
Переводчик: MarGo
Бета: Этниэл Кроу

Лежа на полу, Шульдих посмотрел вверх.
Удар был действительно хорош. Отлично исполненный, он заставил стоящего на четвереньках Шульдиха опрокинуться на спину. Мгновение он не мог дышать, а когда ему, наконец, удалось вздохнуть, воздух был острым как бритва.
-И чтобы я больше никогда этого не видел. – Кроуфорд, на щеках которого выступил легкий румянец, смотрел на него с высоты своего роста, тяжело дыша. – Если тебя будет так заносить, ты для меня бесполезен, Шульдих. Бесполезен. Если я тебя снова поймаю за этим занятием, я тебя пристрелю.
Шульдих рассмеялся.
Наги стоял в стороне, его глаза были пусты. Мальчику пришлось присутствовать в течение всего наказания. Ему было десять лет, и он получил урок.
- Видишь, Наги? – Повернувшись к нему, засмеялся Шульдих. – Вот что бывает, когда ты его сердишь.
Кроуфорд нагнулся, схватил Шульдиха за руку, поднял и посмотрел ему прямо в глаза:
-Тогда просто не выводи меня из себя.
-Безжалостный ублюдок. - Скривился Шульдих.
-Обещай мне. – Кроуфорд хотел получить его слово.
-Обещать тебе что? – Голос Шульдиха был подчеркнуто беззаботен.
-Черт тебя дери, просто скажи это. – Это было так непохоже на Кроуфорда, что просто ему не шло. Слишком вульгарно. Он принадлежал к людям того сорта, которые настолько безупречны, что, пожалуй, даже не отбрасывают тени.
Шульдих снова рассмеялся:
-Я не буду больше этого делать. Я обещаю. Клянусь.
Кроуфорд продолжал смотреть ему в глаза. Вот ведь самоуверенная задница. Шульдих усмехнулся американцу прямо в лицо, на что тот резко отпустил его руку, развернулся и покинул комнату.
Раздраженный.
Как обычно.
Шульдих фыркнул и криво улыбнулся Наги.
-Не плачь. – Неожиданно прошипел телепат. – Ты не смеешь. – И вышел.
Его ребра болели, но он был уверен, что улыбка не покинула его лица. Ничего, скоро Кроуфорд пожалеет, что его подчиненный не может двигаться так же быстро, как обычно, и тогда Шульдих сможет рассмеяться в ответ на все обвинения. Он шел через прихожую, слегка опираясь на стену правой рукой. Возможно, он даже заслужил это наказание, впрочем, это не было так уж плохо, бывало и хуже. На самом деле, это было почти забавно - да просто видеть Кроуфорда потерявшим терпение было достаточно для компенсации ущерба.
Было даже весело. Он посмотрел на себя в зеркало - лицо было в порядке. Несмотря ни на что, Кроуфорд все же проследил, чтобы на лице не было синяков. Обидно, но даже в крайней степени ярости американец оставался расчетливым ублюдком.
Шульдих вздохнул. Наркотики были неплохим развлечением, но он сомневался, что готов попробовать еще раз и получить еще одно наказание. Героин – это весело, он позволяет чувствовать себя лучше, но Шульдих не любил отходняк. Да и Кроуфорд, когда запрещает ему развлекаться, думает, прежде всего, о работе.
Впрочем, он всегда о ней думает.
Немец отбросил зеленые волосы, проверяя шею – да, похоже, здесь будет несколько синяков.
Он расчесал волосы, пока они не легли ровно, перестав быть спутанной массой. Склонив голову, Шульдих немедленно пожалел об этом движении, так как шея отозвалась острой болью. Повреждена? Он был не уверен.
Может быть, Кроуфорд поработал над ним лучше, чем он думал.
Шульдих коснулся кончиком языка треснувшую по середине губу и почувствовал вкус меди. Он слегка надавил на нее и слизывал кровь до тех пор, пока она не перестала сочиться. Он любил вкус крови и, кроме того, считал, что это идет его профессии. Телепат откинул голову назад и всмотрелся в свое отражение в поисках повреждений. Обычно он любил смотреть на себя, так как вполне осознавал все немалые достоинства своей внешности. Его пальцы проследили линию скул, скользнув по коже - он любил это ощущение.
Шульдих вздохнул и отошел от зеркала.
Не прошло и пяти минут как его избили, а он уже скучает.

Время завтрака. Шульдих набрал поднос еды и отправился в запертую комнату, чтобы накормить озабоченного богом альбиноса и проследить, чтобы Оно не попыталось убить себя столовым прибором. Кроуфорд всегда посылал именного его иметь дело с психом, обосновывая это тем, что Шульдих альбиносу нравится больше всех и, кроме того, Наги все равно еще слишком юн, чтобы иметь с ним дело.
Когда с кормежкой было покончено, Шульдих забрал поднос и вышел, проверив перед уходом, что дверь заперта на засов. Телепат знал, что творится у психа в голове, и довольно часто это доставляло ему головную боль, главным образом, благодаря постоянным повторениям снова и снова.
Причиняя боль богу, человеку, миру.
Скукотища. Хотя иногда это тоже может служить развлечением… Шульдих вздохнул. Теперь осталось вымыть за психом посуду и, наконец-то, можно будет поесть самому.
Он вымыл тарелку и швырнул на нее остатки вчерашнего ужина, засунул в микроволновку и плюхнулся за стол.
Кроуфорд пил кофе из большой белой чашки, по краю которой змеилась коричневая трещина.
Наги молча сидел над своей разогретой и нетронутой едой.
- Ешь давай. Отличная еда. – Раздраженно сказал Шульдих.
- Я не голоден. – В голосе мальчика было слишком много горечи, так как многие знания, как известно, это многие печали. Ха.
-Нет, ты не голоден, ты просто моришь себя голодом. Ешь. - Шульдих просто ненавидел иметь дело с чужими психологическими проблемами. Наги начал через силу запихивать в себя куски овощей. Мальчик всегда наказывал себя лишением. Он вообще чувствовал необходимость наказывать себя за все, что делал неправильно. Нарушил закон? Не ешь неделю. Не сделал так, как сказал Кроуфорд? Не ешь неделю.
Детская логика.
-«Я буду наказывать себя потому, что он себя не хочет». Боже, Наги, ты прямо мученик. – Раздражение Шульдиха нарастало. Писк микроволновки, оповещающий об окончании процесса, заставил его подпрыгнуть. Доставая тарелку, Шульдих подумал, что желтая подсветка открытой печи придает кухне оттенок нереальности, хотя абсолютно спокойный Кроуфорд, читающий свою газету не отрываясь от кофе, отлично вписывается в любую обстановку.
-Я не мученик.
-Маленький Иисус. – Засмеялся в ответ Шульдих.
-Шульдих. – В голосе прозвучало легкое предупреждение. – Прекрати его доставать.
-Как скажешь, папочка. – Легкомысленно произнес Шульдих, ему было весело. Его глаза встретились с слегка раздраженными ореховыми. Ухмыльнувшись Кроуфорду, он начал есть. Еда была пересолена и на редкость противна.
Но, как бы то ни было, большую часть утра он провел, развлекаясь.

После завтрака, Кроуфорд показывал им план следующей операции. Много внимания он посвятил Наги, и надо сказать тот действительно в этом нуждался. И вообще, решил Шульдих, Наги все-таки слишком умен для своего возраста.
По делу все выходило очень удачно, хотя и была одна проблема, но о ней они позволят позаботиться альбиносу, ведь смерть доставляет тому столько чистого удовольствия.
Шульдих убедил психа надеть свой прямой пиджак и спокойно сесть в машину. Оно о чем-то беседовало само с собой. Странный акцент. Немец не напрягался, чтобы услышать, о чем Оно бубнило, но и так слышал много раз повторяемые слова «Бог» и «страдать», перемежаемые время от времени «жертвами». Впрочем, Шульдих был слишком занят, слушая радио, чтобы отвлекаться на всякую ерунду.
-Это было забавно. – Шульдих переключил передачу, и джип подпрыгнул, пересекая возвышенность. Кроуфорд сердито на него посмотрел и поправил съехавшие очки. – Что такое?
-Ты ведешь машину так, будто за нами кто-то гонится.
-Копов поблизости все равно нет, так что все в порядке.
-Шульдих, почему бы тебе хоть немного не следовать…
-…здравому смыслу. – Недовольный взгляд: Кроуфорд раздражен. Шульдих почувствовал, как его губы растянулись в усмешку до того, как смог это предотвратить. Он действительно любил доставать Кроуфорда, тот был гораздо забавнее большинства тех людей, которым он вынужден был подчиняться раньше. Может быть благодаря меньшей разнице в возрасте между ними.
Профиль американца четко выделялся на фоне неба. Хотя у Кроуфорда была короткая прическа, волосы сзади были несколько длиннее, что делало их отличной игрушкой для ветра, трепавшего и взбивавшего их в беспорядочную массу.
-Нам необходимо что-нибудь помимо джипа.- Рука Кроуфорда лежала на колене, а локоть был выставлен в окно. – Эта машина просто не…
-…сексуальна? – Рассмеялся Шульдих. Его длинные волосы развевались на ветру. Их зелень взметнулась вокруг, и Шульдих рассмеялся снова, добавляя скорость. – Но чертовски забавна…

После возращения домой, они заперли Это в комнате и заставили Наги поесть и сесть учиться. Кроуфорд как-то сказал, что у Наги есть интеллект, а зря тратить ум и способности большее преступление, чем убийство, впрочем, у американца вообще были интересные приоритеты в жизни.
Покинув комнату Наги, Шульдих последовал за Кроуфордом, за что получил недовольный взгляд через плечо. Шульдих только сладко улыбнулся.
-С тобой так забавно играть, Брэдли.
-Кроуфорд.
-Что?
-Называй меня «Кроуфорд», мы не достаточно близко знакомы, чтобы называть друг друга по имени.
-Но ты же называешь меня «Шульдих». – Отметил немец, приподняв подбородок. Его губы растянулись в улыбке, которую сложно было назвать дружелюбной.
-Как твоя фамилия? – Даже вопросы, которые задавал Кроуфорд, всегда звучали как утверждения.
-«Любимый». – Шульдих послал начальству воздушный поцелуй.
-Шульдих Любимый, не мог бы ты свалить к черту и оставить меня в покое. – Кроуфорд остановился, иронично изогнув тонкую бровь.
-Хорошо, Брэдли Дорогой. – Шульдих не смог удержаться от смеха.

Шульдих включал музыку слишком громко и отлично об этом знал. Он шаловливо улыбнулся и сделал звук еще немного громче. Соседи сверху его ненавидели, соседи снизу его ненавидели, впрочем, как и соседи по этажу. Но на самом деле, его это ни капли не заботило.
Дверь спальни открылась, и появился раздраженный Кроуфорд.
Шульдих довольно усмехнулся.

Кроуфорд отсутствующе посмотрел в окно. Потом посмотрел на небо. У него болела голова, а этого он не любил.
Они были плохой командой. Они просто не были ей. Брэдли Кроуфорду было всего двадцать один год, и он был окружен детьми. Наги едва ли умет что-либо, кроме как отталкивать людей, Фарфарелло они были вынуждены почти все время держать взаперти, хотя Кроуфорд и сомневался, что тот понимает разницу между свободой и заточением. И у Шульдиха явные проблемы с дисциплиной.
Кроуфорд был раздражен.
Он задумался, может быть, он слишком категоричен относительно некоторых вещей. Может быть все гораздо проще, может, стоит взглянуть на ситуации с другой точки зрения и использовать иной план для атаки. Он обдумал новую тактику… и рассмеялся.

Когда раздался стук в дверь, Шульдих лежал на кровати в своей комнате и смотрел в потолок.
-Я ничего не слышу, так что, Кроуфорд, отвали. - Послал мысль Шульдих.
-Шульдих, открой дверь.
-Нет. – Он даже не побеспокоился встать с кровати. – Не хочу.
Дверь открылась.
-Хорошо, хорошо, в следующий раз я ее закрою… – Шульдих рассмеялся. – Черт, Брэдли, это так грубо. Неужели твоя мать не научила тебя вежливости? – Он поднял голову, чтобы взглянуть на Кроуфорда. – Ты что не собираешься орать на меня за то, что назвал тебя «Брэдли»?
-Нет.
-Ты сегодня непоследователен. – Шульдих выгнул бровь.
-Не хочешь ли со мной выпить? – Голос Кроуфорда спокоен и вежлив.
-Чего? – Не понял Шульдих.
-Выпить. – Терпеливо повторил Кроуфорд. – Алкоголь.
-Почему?
-Почему бы нет?
-Это звучит как-то слишком нормально. – Шульдих сел. – Что-то я недопонимаю.
-Так присоединись ко мне и выпей и мы сможем поговорить.
-Но почему? – Шульдих так и не встал с кровати, потому что все еще не был уверен, как стоит действовать в такой ситуации.
-Черт, Шульдих, почему нет? Мы собираемся работать вместе бог знает сколько времени. Это глупо, постоянно конфликтовать. – Кроуфорд снял очки и запустил пальцы в волосы, чуть заметно улыбаясь.– Я не дурак и понимаю, что мы будем работать вместе гораздо результативнее, если будем нравиться друг другу, и алкоголь этому поможет.
-И что, по-твоему, алкоголь лучше наркотиков? – Шульдих еще слишком хорошо помнил утреннее избиение.
Шульдих посмотрел на Кроуфорда, такого аккуратного, вежливого и самоуверенного. Он действительно сильно не нравился телепату. Это был тот тип личности, который спокоен и вежлив до последнего момента, после которого тебя просто убивают. Кроуфорд - это человек, который никогда не позволит тебе осознать, что ты находишься на грани смерти.
-Конечно.
Шульдих скривился и, встав с некоторым трудом, двинулся к двери.
– Если ты сможешь тягаться со мной, старичок. – Он игриво подмигнул Кроуфорду. Была надежда, что такое подмигивание заставит американца нервничать. Большинство мужчин заставляло.
Они прошли к Кроуфорду в кабинет. В этом месте царил хаос, и единственный, немного кособокий стол, и стоящий на нем постоянно включенный компьютер были завалены планами и схемами. Шульдих бывал здесь не слишком часто.
-Боже, почему-то мне казалось, что тут должно быть больше порядка.
-Иногда. Иногда нет. – Изогнул бровь хозяин комнаты. Это настолько не походило на то, как должен вести себя Кроуфорд, что Шульдих даже не знал, как на это реагировать. – Есть бурбон, настойка, водка…
-У тебя больше одного вида выпивки?
-Почему бы и нет? – Посмотрел на него Кроуфорд.
Шульдих не смог придумать достаточно хороший ответ, а потому предпочел промолчать.
-Настойка. – Решил Кроуфорд. – Я сделаю коктейль. – С этими словами он повернулся, чтобы приготовить напитки. По мнению Шульдиха, американец вообще был слишком резок и категоричен, он принимал решение и немедленно его реализовывал, совершенно не интересуясь мнением окружающих.
-Ты не против того, чтобы я пил? – Шульдих все еще сомневался.
-Я не против того, что ты убиваешь, почему я должен быть против того, что ты пьешь? – Он налил в стакан алкоголь, добавил фруктовый сок, после чего передал бутылку Шульдиху, чтобы тот приготовил порцию себе. Тот налил в стакан количество алкоголя, заставившее Кроуфорда поднять брови, и затем добавил немного сока.
-Но ты возражаешь против наркотиков. – Шульдих все никак не мог успокоиться.
Кроуфорд постарался сохранить терпение:
– Только идиоты используют сильные наркотики. Пей. – Кроуфорд сел на небольшой диван, находившийся в комнате.
Все это было замечательно, но вовсе не было достаточной причиной для Шульдиха, чтобы остаться. Американец потянулся и поставил свою выпивку на кофейный столик.
-Итак. – Шульдих с некоторым трудом присел на противоположном конце того же дивана.
-Итак. – Повторил Кроуфорд. – Нравится ли тебе Эсцет.
-Кха. – Шульдих одним глотком втянул в себя слишком много выпивки. - Нет. Но ты их любишь. Сделать там карьеру твоя голубая мечта.
-Верно… Вскакивать и бежать туда, куда велит Эсцет, просто безумно весело.
Шульдих и Кроуфорд посмотрели друг на друга и синхронно выпили.
-Таким образом, Эсцет раздражает тебя так сильно, что ты решил приложить все силы, чтобы их осчастливить. – Фыркнул Шульдих, отводя взгляд. – Гениально.
-В данный момент я получаю от них то, что мне необходимо. Я получаю время.
Шульдих подтянул ноги к груди, устраиваясь на диване, его взгляд изучающее остановился на Кроуфорда.
-Откуда ты знаешь?
-Я – знаю. – Легкая самоуверенная улыбка тронула губы Кроуфорда.
-И что ты делаешь? – Спросил Шульдих, баюкая стакан между ладонями.
-Приказываю тебе, когда это необходимо, и игнорирую тебя, когда ты бесполезен.
-Я имел в виду - кроме этого, придурок.
Кроуфорд повернул голову и взглянул на него. Другая, ленивая и самоуверенная улыбка изогнула его губы. Самоуверенность, похоже, вообще неотъемлемая часть должности лидера команды, судя по тем из них, с которыми приходилось работать Шульдиху.
-Я пророк.
-А… и это все? – Дар предсказания редок, гораздо реже, чем эмпатия и телепатия.
-И, кроме того, я гений.
-Чертовски самоуверен, не так ли? – Шульдих не смог удержаться от смеха.
-А разве ты не такой же? – Кроуфорд снова слегка улыбнулся, но на этот раз не столько самоуверенно, сколько весело.
Шульдих глянул на него и ответил:
-Ну, думаю, такой же. – Он снова выпил, и тепло начало медленно распространяться по всему телу. – Сильная штука.
-Да, сильная.
Неловкая тишина. Оба пили и периодически посматривали друг на друга. Шульдих так и не мог стереть усмешку со своего лица.
-Зачем ты это делаешь?
-Что?
-Все время усмехаешься - это раздражает.
Шульдих рассмеялся.
-Ты только что сам ответил на свой вопрос, Крэбби.
Кроуфорд моргнул от неожиданности, потом вопросительно выгнул бровь – похоже, это его любимое выражение лица.
-Кажется, это рыба?
-Достаточно близко. – Снова рассмеялся Шульдих.
На мгновение Кроуфорд нахмурился, но тут же улыбнулся, глядя в свой стакан, и тряхнул головой.
-Мм, хорошо. Но только не на публике.
Шульдих подавился смехом:
-Что?
-Ты к тому же еще и глухой?
-Хм. – Шульдих заглотнул остатки выпивки. – Никогда не думал, что у тебя есть чувство юмора.
-Никогда не думал, что кто-то настолько худой, как ты, может столько пить.
Шульдих рассмеялся:
-А я могу.
-Я заметил. Хочешь еще?
-Йех.
Кроуфорд взял свой бокал и отправился сделать им еще выпивки. Шульдих растянулся на диване и вздохнул: лечь было приятно, а то у него уже все затекло от неподвижного сидения в неудобной позе. Возможно, это было действие алкоголя, но теперь Кроуфорд уже не казался ему настолько плохим, как раньше.
Американец подошел к креслу, неся выпивку им обоим, и остановился, глядя на Шульдиха. Тот самоуверенно улыбнулся ему в ответ.
-Я претендую на диван.
-Я это вижу. – Хмыкнул Кроуфорд. Он поставил выпивку на кофейный столик и сделал невероятное: сел на пол. Немец подумал, что это неестественно, но промолчал. Кроуфорд вздохнул, оперся спиной о край кресла и потянулся, выгибаясь. Шульдиху понравилось, как это выглядело, может быть, он был даже восхищен. Почувствовав, как рука Кроуфорда случайно коснулась его ноги, он подумал, что и это ему тоже понравилось.
Пророк закончил потягивание глубоким вздохом.
-Кроуфорд.
-Хм?
-Когда ты в последний раз по-настоящему обламывался?

Потом было обсуждение новой работы. Оно бормотало себе под нос, ненавидело бога и кричало в его голове. В общем, обычный скучный день.
Шульдих шлепнул Это по голове. Мысли о Боге и определения бытия, что бродили в голове у альбиноса, были гораздо интереснее того бормотания, что выходило из его рта. Иногда в нем проскальзывало сознание, иногда нет. Иногда, даже в смирительной рубашке, альбинос казался более похожим на пророка, чем на безумца. Но чаще всего он был просто психом.
-Фарфарелло. Фу. – Он снова ударил его по голове.
-Шульдих. – В голосе Кроуфорда звучало предупреждение.
-Что? Оно ничего не чувствует. – Он снова толкнул. – Видишь?
Пророк посмотрел на него.
-Хорошо, хорошо. Отлично. Знаешь, ты совсем не умеешь развлекаться. Они позволили альбиносу пойти поиграть и дали ему ножи, чтобы резать человеческую плоть. Шульдих снова заполучил головную боль. Это повторялось так часто. Оно было так уверенно в своей значимости. Это было так, черт… религиозно. Когда они вернулись домой, Шульдих запихал психа в комнату более грубо, чем было необходимо. Телепат не любил подобную головную боль, ту, что таилась глубоко в самом основании черепа, как будто в голове застряла нудная песня, и даже не целиком, а только бессмысленный кусок:
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Бог ранит.
Бог ранит.
Бог ранит.
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Это всегда воспевало святую троицу.
После того, как дверь была заперта, Шульдих вздохнул, прислонился спиной к двери и тер переносицу до тех пор, пока боль не стала меньше. Приняв решение, он развернулся на каблуках и направился по серому коридору к кабинету Кроуфорда.
Он открыл дверь, даже не подумав постучать, подошел к столу, где сидел американец, и почти лег на лежащие на столешнице бумаги:
-Привет, детка.
Кроуфорд поднял на него глаза и раздраженно спросил:
-Что?
-Секс.
Пророк выглядел слегка удивленным:
-Я думал, мы договорились, что не будем любовниками.
-Нам не обязательно быть любовниками, чтобы спать друг с другом.
Он игриво потянулся и скользнул пальцами по ключице Кроуфорда. Тот с сомнением посмотрел на него и поймал за руку.
-Ты так можешь? Большинство - нет.
-Конечно, могу. Ты мне не нравишься. Ты хотел, чтобы мы нашли общий язык, верно? Секс выглядит для меня достаточно приемлемым, даже если я не собираюсь снова с тобой пить.
Он слез со стола и пристроился у начальства на коленях, скользнул поцелуем по нижней губе американца и улыбнулся. Кроуфорд посмотрел на него оценивающе и, мгновение спустя, поднял голову Шульдиха за подбородок и властно поцеловал телепата. Но когда через мгновение он отстранился, в его глазах не было страсти.
-Приходи через час. К тому времени я закончу работу. – Сказал Кроуфорд и оттолкнул немца.
Шульдих засмеялся, скользнул с колен пророка и покинул кабинет.

Двадцать лет. Он все еще был расчетливой сволочью, и все еще спал с Кроуфордом. Но так же тащил в кровать все, что казалось ему достаточно привлекательным. Кроуфорд не возражал, впрочем, в половине случаев он, казалось, вообще ничего не замечал. Как бы то ни было, Шульдих не напрягался, хотя он так же вынужден был принять, что если Кроуфорд находил себе кого-нибудь на стороне, его это тоже не касается. В случае если он не мог найти себе партнера, он просто заваливался в кровать американца, и такое положение дел устраивало всех.
И они больше не конфликтовали.
Спать с Кроуфордом было потрясающе, два года регулярного секса и их тела запомнили друг друга. Пальцы знали, где нежно прикоснуться, а где безжалостно впиться. Они играли, экспериментировали, развлекались. Шульдих обнаружил, что флиртовать со своим непосредственным начальством на публике доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Главным образом потому, что это так злило Кроуфорда.
Он никогда не думал, что американец окажется таким хорошим развлечением.

Новое место обитания команды было хуже предыдущего. Даже близко не стояло к нему по степени удобства, так как Кроуфорд не хотел, чтобы они жили в слишком большой роскоши, он сказал, что это их испортит. Ха.
Шульдих сделал себе легкий ужин и отправился в свою спальню.
Заниматься сексом с Кроуфордом было хорошо, да… Но спать, когда у тебя не болит голова, было еще лучше. Шульдих подумал о том, как изменились его жизнь. У него, похоже, больше не было зависимостей: два года с Кроуфордом и единственное, что он принимал за это время, были кофеин и никотин. Убийства и манипулирование людьми были просто развлечением, не более того, секс также был развлечением, а не необходимостью.
Телепат растянулся на мягком матрасе. В комнате было слишком жарко, и свет из окна был слишком ярок, так что он никак не мог уснуть.
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Ранит Бога.
Шульдих раздраженно вздохнул. Обычно он был вполне способен держать весь окружающий мир снаружи, это было легко. Ты будто стоишь в комнате, полной кричащих людей, и просто их игнорируешь, не слушая. Но постоянно повторяющийся речитатив Фарфарелло было сложно игнорировать, хотя через некоторое время и он стал просто фоном, как звук тикающих часов, и Шульдих заснул.

Ему снились птицы. Он был убийцей птиц. Это была его работа, и она ему нравилась. Шульдих находился в белой комнате, которая было полна птиц, но он убивал только тех, которые залетали в золотую клетку посреди помещения. Нет, не тех, которые задевали крыльями его голову, пролетая мимо, и не тех, которые бились о слепые белые окна белой комнаты. Только тех, которые залетали в клетку. Одна как раз влетела туда через дверцу на противоположной от Шульдиха стороне. Длиннохвостый попугай. Птица склонила голову набок и посмотрела на телепата, в ее взгляде было понимание - это было самоубийство.
Шульдих открыл дверцу со своей стороны и сделал свою работу. Он любил эту работу, любил ощущение мягких перьев в своих руках, когда сворачивал птицам шеи. Нет, он не оторвал им головы, все, что он делал, это лишь сворачивал шеи.
Шульдих изучающе смотрел на тельце в своей руке. Какая-то птица скользнула вдоль его лица, и, задев щеку, улетела. Он улыбнулся, ему это нравилось. Он любил, когда его руки были полны крыльев. А птицы все летели и летали вокруг. Еще одна влетела в клетку, и он сделал свою работу…
Проснулся он хорошо отдохнувшим.

Сегодня у них была работа в час ночи. Некоторое время Шульдих подумал о том, как хорошо было бы иметь нормальное расписание, но потом решил, что это было бы слишком скучно.
Телепат встал и потянулся, он все еще не был одет для работы.
Обычно, он любил надевать яркие одежды, чтобы позлить Кроуфорда. Его новый цвет волос продуманно не сочетался с новой яркой зеленой футболкой. Шульдих довольно улыбнулся.
Воспоминания о сегодняшнем сне несли с собой умиротворение.
Он вышел из комнаты, спустился в гостиную и проверил кабинет. Наги сидел за компьютером. Двенадцатилетний и слишком умный для своего возраста. Компьютер выдал несколько странно звучащих английских слов, которые Наги старательно повторил. Кроуфорд считал, что мальчик должен знать как минимум два языка.
Шульдих направился вниз в спальню мальчика, он знал, что рядом с кроватью Наги висела клетка. Внутри сидел длиннохвостый попугай, зеленоватый, с черными отметками на перышках. Шульдих переполз по кровати к клетке и, чуть наклонив голову, уставился на птицу с интересом, в котором было что-то кошачье. Ее оперение имело такой же цвет, как его глаза. Глаза же попугая были одного цвета с отметинами на его оперении. Шульдих задумался о том, были ли его перья такими же мягкими, как у птиц из его сна.
Он чувствовал мысли Фарфарелло, которые бились в его мозгу как птицы в комнате.
Перед ним была клетка, в которой была птица.
Он потянулся вперед и открыл дверцу. Птица запаниковала и попыталась вырваться из клетки, но Шульдих ее поймал. Маленькие коготки причиняли боль, маленькое сердечко билось между его пальцев. Перья были мягкие. Птица вскрикнула. Шульдих, очарованный звуком, улыбнулся - в его сне у птиц не было голоса. Он протянул вторую руки и свернул попугаю шею. Птица замолчала.
Пальцы телепата скользнули по оперению. Мягко… да, очень мягко. Не так как во сне, но все равно неплохо. Ему понравилось движение мышц под пальцами, когда он расправил птице крылья. Внутренний слой перьев был еще мягче. Шульдих подумал, что на ощупь они похожи на кошачий мех. Он выдернул перо, сложил крылья, и положил птицу обратно в клетку. Пусть ее найдет Наги.
Телепат подошел к зеркалу и посмотрел на себя: хитрющая усмешка, яркие рыжие волосы, зеленая футболка и джинсы. Он зажал перо губами, как сигарету, и засмеялся – он был похож на кота из мультиков, потом открыл рот и положил перо на язык. Немец решил, что это выглядит мило, и некоторое время смотрел на себя в зеркало, потом вынул перо и оставил у зеркала.
Шульдих вышел из спальни мальчика - надо было пойти сделать кофе, так как предстоит очередная долгая скучная ночь.
Он прошел в спальню к Кроуфорду. Американец был одет в костюм безупречного белого цвета и выглядел в нем просто шикарно, так что Шульдиху захотелось скользнуть руками по его телу, чтобы почувствовать скрытые под одеждой мускулы.
Он улыбнулся уголком рта:
-Ты так одеваешься, чтобы доставать меня, верно?

Двадцать один год. У немца болела голова. Было по-настоящему плохо. Боль отдавалась во всем теле. Хотелось плакать. Любой свет причинял боль. Звуки ломились в голову со всех сторон.
Бог ранит.
Бог ранит.
Бог ранит.
В конце концов, он встал с кровати. Внутренности скрутило, и он почти упал обратно.
Шульдих направился в спальню Кроуфорда. Открыл дверь и подошел к кровати:
-Брэдли. – Собственный голос причинял боль.
Американец проснулся и посмотрел на него:
-Я устал, Шульдих. Не сегодня.
-Брэд… - Его голос сорвался. Он зажмурился и попытался их снова открыть. Мир покачнулся и на мгновения потерял четкость. Все думали. Все кричали. Шульдиха тошнило, он чувствовал, что вот-вот упадет.
И только Кроуфорд был тишиной.
-Брэд… Можно я останусь на ночь. – Его голос сорвался. – Пожалуйста? Нам не обязательно заниматься сексом, если ты не хочешь. Просто остаться, пожалуйста.
Кроуфорд посмотрел на него в недоумении. Когда пророк моргнул, отраженный его глазами свет луны на мгновении пропал, чтобы появился вновь:
-Зачем?
-Ты тихий. – Прошептал Шульдих. – Пожалуйста, только сегодня. – Он был готов молить, так как сейчас присутствие Кроуфорда было единственным, что не причиняло ему боли - он отчаянно хотел немного покоя.
-Хорошо.
И Шульдих почти заплакал от облегчения. Он упал на кровать и вцепился в Кроуфорда обеими руками, содрогаясь от дрожи. Пророк всю ночь гладил его волосы и легко целовал, телепат притягивал его к себе, повторяя поцелуи снова и снова. Это приносило столь желанный покой, когда каждое прикосновение успокаивает.
Обычно каждый поцелуй с любым из его предыдущих любовников всегда вовлекал Шульдиха в водоворот чужих мыслей, хотел он того или нет. С Кроуфордом все было иначе. Это были просто поцелуи, просто чистое физическое удовольствие. Это было хорошо.

Шульдих вздохнул.
-Что? – В голосе Кроуфорда звучало раздражение.
-Мне скучно.
-Тогда займись чем-нибудь. – Американец вернулся к газете. Некоторое время они просидели в тишине. Потом телепат включил телевизор и начал что-то смотреть, но через некоторое время снова вздохнул и откинулся на диван.
-Мм. – Прозвучало со стороны Кроуфорда – Может быть, новости?
-Не знаю. Я ненавижу новости, и ты это отлично знаешь. Если они только не про нас, тогда это было бы интересно.
-Если про нас появятся новости, они будут о том, что мы убиты. – Пророк потягивал кофе. – Я не допущу, чтобы мы когда-нибудь оказались настолько небрежны, чтобы засветиться в новостях.
Шульдих усмехнулся про себя. Ему особенно нравилось, насколько самоуверенно выглядел американец, произнося эти слова. И, надо признать, тот имел достаточно причин для высокомерия. Он был чертовым гением и пророком в придачу, и даже половины этого вполне хватало, чтобы быть самоуверенным засранцем.
-Скоро мы переезжаем. – Неожиданно сказал Кроуфорд.
-О? Надеюсь куда-нибудь в хорошее место, так как это меня уже достало.
-Мы сможем выбрать. На этот раз бюджет… позволяет. – Пророк откинулся на кресло, в котором сидел. – И мы избавимся от этой мебели, в любом случае она слишком старая. Как ты думаешь, сколько нам понадобиться комнат?
-Наги захочет Интернет. Для Фарфарелло нужна хорошо запирающаяся комната. Твой кабинет, моя спальня, твоя спальня.
-Кстати, - Кроуфорд положил газету на стол, - ты в любом случае спишь в моей комнате шесть дней из семи. Почему бы нам не жить в одной?
Шульдих отвернулся от телевизора и посмотрел не него:
-Что?
-Жить в одной комнате.
-Почему?
-Я тебе только что это сказал. – Кроуфорд был само спокойствие. – Зачем иметь столько комнат, если мы их не используем.
Шульдих моргнул:
-Это серьезно?
-Нет, это экономично.
Немец рассмеялся, хотя ни мог не признать, что ему было приятно.
-Четыре года секса и я наконец-то удостоен права делить с тобой комнату. – Он откинулся на спинку кресла. – Зашибись!

Сегодня они слишком устали для занятия сексом, хотя привычно спали в одной кровати. За то время, что они жили в одной комнате, Шульдих привык к теплоте рук, которые обнимали его во сне. Кроуфорд был потрясающе тих - просто тело рядом. Тепло и темно. Тихо.
Электронный будильник американца был единственной вещью в комнате, имеющей цвет - зеленый, как волосы Шульдиха при их первой встрече.
Телепат прижался к спине Кроуфорда. Тот умел быстро засыпать, это был поразительный талант, один из тех, которыми обладал пророк. Шульдих же всегда ненавидел спать, ненавидел, когда чужие сны проникали в его мозг.
Они жили в одной комнате уже год, и пять лет спали вместе. Шульдиху было двадцать два. Он вздохнул. Они оба по-прежнему имели любовников на стороне, так что иногда иметь одну кровать на двоих было не так уж удобно.
Шульдих перекатился на спину и сразу начал замерзать без тепла Кроуфорда.

КОМНАТА - УЛЫБКА - ТАЙНА
     

        Автор: Undel
        Фандом: Weiss Kreuz
        Бета: нет
        Рейтинг: PG-13
        Жанр: Romance, Angst
        Пайринг: Брэд /Шульдих
        От автора: Написано в подарок ki-chen на День Рождения.
        Отказ от прав: Персонажи фика принадлежат их создателем. Автор фика не извлекает материальной выгоды от их использования. Размещение фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
        Отзывы: сюда

     

         

        1. Запах.

        Брэд состоит из запаха табака и черного кофе. Хорошего твида, в котором курили табак и пили черный кофе. Одеколона. А еще - денег.

        Деньги - лучший в мире запах.

        Шульдих не пахнет ничем. Он избегает запахов. Они его раздражают и отвлекают, а ему необходимо быть сосредоточенным. Поэтому дом надо проветривать. Однако в помещении не должно быть слишком холодно. За этим надо следить, поэтому Шульдих считает, что ему тяжело живется.

        Фарфарелло пахнет кухней. В обычные дни он пахнет уютно - домом и едой. А еще мыльной пеной. Детским мылом, натертым на терке: Фарф знает немало полезных рецептов. Все современные средства для мытья посуды с отдушками, а отдушки - не для этого дома. Все помнят про Шульдиха? - Он не даст о себе забыть.

        Наги старается ничем не пахнуть. Он подросток, ему сейчас все сложно. Как будто в чистую воду добавили туши - стоит пошевелиться, черный завиток разойдется и станет мутью. Наги принимает душ по шесть раз в день. Зубная паста и мятные пастилки. Дезодоранты без запаха. Он завидует Шульдиху.

        2. Одежда.

        Шульдих одевается ярко. Эта яркость - как окраска древесных лягушек или тропических змей. Тех, о ком пишут «смертельно опасен». Странное сочетание: ядовитые цвета и натуральные ткани. Только натуральные - еще один пунктик Шульдиха. Чтобы его кожи не касалась синтетика. И никаких ароматизированных порошков. Ни «морозной свежести», ни «летнего луга», ни, тем более, запахов специй. Ванилью и корицей могут пахнуть только ваниль и корица. Булки, выпечка. Шульдих готов об этом рассказать.

        Фарфарелло одет так, как ему удобно. Обычно это одежда без рукавов. Будто ему важно видеть свои голые руки, чтобы знать, что они достаточно сильны. От того, что ему неудобно, Фарф способен избавиться за несколько секунд. Но при необходимости согласен терпеть и неудобную одежду. Иногда Кроуфорд думает, что это относится и к смирительной рубашке. Терпение - одна из воспитанных в Фарфарелло добродетелей.

        Одежда Кроуфорда - продолжение его статуса. Здесь нет понятия дорого или дешево. Как в ресторанах, где в меню не проставлена цена: если вы приходите сюда, значит, сумма не имеет значения. Поэтому одежда Кроуфорда - это просто одежда Кроуфорда.

        Наги носит школьную форму, он ходит в ней и после занятий. Форма из натуральной ткани. Шерсть. Только не мягкая, а жесткая: воротник-стойка натирает шею. Форма сковывает движения: стоит потянуться - и Наги всем телом ощущает границы. Сейчас ему это важно.

        3. Улыбка.

        Кроуфорд улыбается, словно протягивает руку для рукопожатия. Он покровительствует улыбкой: «Брэд Кроуфорд». Его ладонь всегда сверху.

        Фарфарелло улыбается, будто здоровается на чужом языке. Бедная мимика - следствие его болезни. Поэтому улыбка выглядит неестественной. Но иногда - очень редко - он улыбается по-настоящему. И тогда становится заметно, какие у него мягкие губы, какое детское лицо. Куда более детское, чем у Наги. В такие моменты шрамы по-настоящему уродуют Фарфарелло, а Кроуфорд приглядывает за ним внимательнее.

        У Шульдиха тысяча улыбок. Большинство из них - для выражения недовольства. Он стоит, сложив руки на груди - никаких рукопожатий. Его улыбки, как и одежда, не для того, чтобы привлекать к себе. Не подходи. Не трогай. Пожалеешь. Есть улыбка-угроза, улыбка-претензия, улыбка-высокомерие. Как улыбается Шульдих, когда ему хорошо, знает только Брэд Кроуфорд.

        Наги улыбается одними губами, очень вежливо. Его не назовешь веселым. Зато он серьезный, ответственный и на хорошем счету у учителей.

        4. Комната.

        Комната Фарфарелло похожа на келью. То есть, Кроуфорду кажется, что она похожа на келью. На самом деле комната - копия той, где Фарфарелло жил в приюте. Она ничья, в нее может зайти любой.

        Кровать заправлена, подушка поставлена уголком: так и видятся длинные ряды таких же кроватей. Очень чисто. На полу ни соринки. Память цепко держит все, чему его когда-либо учили. Его приучили быть аккуратным.

        Комната Шульдиха - большая гардеробная. Дорогая обувь, одежда, ремни, шейные платки валяются вперемешку на полу, на стульях, на кровати. Когда Шульдих приходит спать сюда, он одним широким жестом сбрасывает их вместе с покрывалом. Эти вещи заслуживают лучшего обращения, но они не держат на Шульдиха зла. Ему достаточно один раз встряхнуть, и вещь опять как новая.

        Из груды денима, шелка и вельвета черным боком блестит пистолет. Уважения к нему не больше, чем к одежде. Шульдих столько раз ронял его на пол - остается надеяться, что и пистолет его не подведет.

        Комната Наги такая, какой ее сделал Кроуфорд. Кажется, там на несколько градусов холоднее, чем во всем доме. В комнате есть письменный стол, кровать, компьютер, шкаф. Что еще нужно подростку?

        Наги не думает, что выбрал бы сам. Он просто пытается соответствовать.

        Комната Кроуфорда - кабинет и библиотека. Когда там нет Шульдиха, она открыта для всех: можно зайти, взять книгу, спросить о чем-нибудь - и не быть неуместным.

        Но если там Шульдих, для остальных комната исчезает. Можно сколько угодно стоять под дверью - никто не откроет.

        5. Утро.

        Фарфарелло просыпается потому, что кончилось время сна. Без полутонов - как включить и выключить рубильник. Он встает раньше всех в доме.

        Наги встает по будильнику, выныривая из сна, словно рыба из глубины. Жарко, душно - Наги спит, накрывшись с головой. Надо сбросить одеяло и позволить холодному воздуху комнаты разбудить себя, но темнота не хочет отпускать. Стоит опустить голову - и она примет Наги, подхватит и покажет то яркое, долгожданное, ради чего он ночь за ночью плывет по этому сну. Еще чуть-чуть, совсем близко…

        Будильник будет звонить, пока Наги не сядет на кровати, тяжело дыша и тараща глаза в пустоту.

        …С утра ему мучительно хочется спать.

        Кроуфорд просыпается сам: привычка людей, встающих в определенное время. Осторожно поднимается, выходит и закрывает за собой дверь. Он не хочет потревожить Шульдиха: тот и так спит слишком чутко. За дверью на секунду останавливается и прислушивается - в комнате тихо. Шульдих не проснулся.

        На самом деле Шульдих всегда просыпается. Он лежит неподвижно и ждет, когда Кроуфорд спустится вниз. Тогда Шульдих - так же, не открывая глаз - перекатывается на его место. И, уткнувшись лицом в его подушку, в его тепло и запах, засыпает уже по-настоящему, крепко, до позднего утра. Он будет спать, пока не выспится.

        6. Арифметика.

        День начинается с того, что Фарфарелло готовит завтрак.

        Яичница с беконом, тосты и кофе. Четыре одинаковые порции. Всегда одинаковые - Фарфарелло справедлив. Если завтрак не съедят, Фарфарелло не расстроится: просто выкинет его и вымоет тарелку. Главное, чтобы в половине восьмого еда была на столе.

        Они сидят втроем, без Шульдиха - так рано его не поднимешь. Кроуфорд разговаривает с Наги, спрашивает о школе.

        Три - хорошее число.

        Если к ним присоединяется Шульдих, число рассыпается. Получается два, один и один. Два - это Кроуфорд и Шульдих. Они могут почти не замечать друг друга, но находиться рядом с ними - все равно, что стоять перед закрытой дверью.

        Однако обычно Шульдих пропускает завтрак.

        Он проснется поздно, часов в двенадцать. Зевая, пройдет по дому, хлопнет дверцей холодильника. И уже к часу в дом на отшибе принесут роскошные коробки, где будет все, как описано в буклете: натуральное, грубого помола, без красителей и эмульгаторов. Яблоки без слоя воска на кожуре, настоящая клубника - мелкая, пахнущая на весь дом. Долой сою и модифицированные продукты. Здоровое питание - очередная блажь Шульдиха.

        7. Будни.

        Кроуфорд работает. Этот тезис не нуждается в доказательствах. Он работает постоянно. Можно не видеть его, не знать, где он в данный момент, но в одном можно не сомневаться - Кроуфорд занят. Он один из атлантов, которые держат на плечах небесный свод.

        Что бы ни делал Шульдих, он старается не утратить праздного вида. «Мысли людей сладкие, как мед». Читать их - развлечение. Это и в самом деле развлечение. Почти такое же, как танцевать балетную партию. Что может быть легче танцев?

        Хороший день Фарфарелло проходит в трудах, которые можно назвать праведными. Фарфарелло ведет дом - он сам выбрал себе это занятие. Рутина необходима, она держит надежнее любых лекарств. Одни и те же заботы, одни и те же маршруты. Скудного набора японских слов хватает Фарфарелло, чтобы выбрать товар в магазине и расплатиться за покупку. Там давно не замечают его увечий и приветствуют как знакомого.

        Дома он готовит, моет, строгает детское мыло для следующей уборки. Или вытирает пыль - этим можно заниматься бесконечно. Иногда на его лице появляется странное блуждающее выражение - будто он пытается кому-то подражать. Если бы Кроуфорд это видел, он запретил бы ему уборку.

        День Наги беспросветно длинный. Он проводит его в школе.

        Наги сидит на заднем ряду. Черные затылки других учеников - как икринки в банке. Под монотонный голос учителя Наги смотрит в окно. Там высокое дерево, ветка наискосок перерезает небо. И кажется, что нет ни неба, ни дерева, а есть просто картинка на стене. Тихо гудят лампы под потолком. Не верится, что где-то есть воздух, который еще не сдышали. Глаза закрываются сами собой, голова опускается на грудь. Но воротничок врезается в шею. Наги вздрагивает и выпрямляется. Он не спит.

        И не хочет домой.

        8. Миссия.

        Это особые дни, с правильной арифметикой, когда четыре равняется четырем. Шварц вместе, они обезличены и равны.

        Фарфарелло выбирается из паутины привычек. Потом он опять оплетет себя, но сейчас ему это не нужно. Он - оружие, а потому не безумен.

        И Наги не подросток. Он смерть, он может все. И знает, насколько необходим. Смертью быть гораздо проще.

        Шульдиха почти нет. Он - функция: принимает и передает сигналы. Телепат на своем месте и не пытается занять место других.

        И только Кроуфорд прежний. Даже больше: кажется, именно на миссии он проявляет себя в полную силу. Если остальные - оружие, то Кроуфорд - тот, кто сражается.

        Когда их четверо, они непобедимы.

        9.Тайны.

        Тайна Фарфарелло в том, что его имя - не Джей. Джей - только первая буква имени. Это намек и обещание: Фарфарелло приятно о нем помнить. Он катает имя на языке, как стилет в ладонях. Но осторожно, без крови: эти раны он подделывать не будет.

        Кроме того, имя не имеет значения. Когда тот, кого он так ждет, позовет его, то обратится не по имени, а как звал всегда: «Мой возлюбленный сын».

        Тайна Шульдиха в том, что он счастлив и не хочет ничего менять.

        Шульдих - консерватор: он не верит в перемены к лучшему.

        А еще Шульдих суеверен и боится, что если он покажет, что все в порядке, случится что-то плохое. Ему кажется, он обманывает высшие силы, которые только и ждут, чтобы нанести удар. Он не верит, что они могут быть благосклонными.

        Шульдих лелеет свои пунктики: они позволяют ему быть недовольным миром.

        Тайна Кроуфорда в том, что он влюблен. Это его слабость, но Кроуфорд не пытается от нее избавиться. Он рад, когда закрывается дверь, и они с Шульдихом остаются одни.

        Когда их, как прибоем, опрокидывает в постель, и Кроуфорд сбрасывает с плеч небо, позволяет Шульдиху стать старше, избавить себя от забот - ненадолго, на время.

        Кроуфорду так легко, что хочется смеяться.

        А потом ему становится тревожно. Словно он пропустил что-то важное. Какую-то беду, которая придет, потому что он позволил себе отвлечься и забыть об остальных. Тогда Кроуфорд идет к Фарфарелло, подмечает больничную чистоту его комнаты и новые бинты на руках...

        Он успокаивается в своей тревоге.

        Он знает, откуда ждать удар.

        А у Наги нет тайн.

        Ему просто снятся сны. Глубокие, как море, яркие, завораживающие.

        И каждый из них обещает смерть Шульдиху.

        Наги видит кровь на рыжих волосах, на одежде, на крыльях стрекоз и бабочек. И улыбается, и смеется особым легким смехом - похожим на тот, которым смеется Кроуфорд за закрытой дверью своей спальни.

        Потому что Шульдиха нет, больше нет, а Наги рядом. И сейчас откроет эту дверь.

        А дальше… дальше сны опять невинны. Наги залезает в постель, где тепло и уютно. Пусть другие стоят перед закрытой дверью. Другие смотрят на ветку за окном. А Наги здесь, он просто спит. За окном светлеет, он пропускает и первый, и второй урок…

    Конец