Повалявшись в кровати ещё часа полтора, Шульдих понял, что ему скучно. "Будем это исправлять. Как раз пора мальца в школу будить!" Вскочив-одевшись-умывшись, он направился в комнату Наги.

Нависнув над кроватью ничего не подозревающего, а потому сладко посапывающего подростка, Шу неожиданно задумался, а что бы такого сотворить. Закричать, копируя вайссовского лидера, "Такатори шине!!!"? Не, это вчера было. Рыжий подавился смешком, вспоминая прошлое утро в целом и лицо Наги после побудки в частности. Тогда что? Облить водой? Нет, он всё-таки недостаточно жесток для этого…

Вопрос за него решила Ми-тян. Её оглушительное "Ааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!" разнеслось по всему дому и, наверно, паре окрестных кварталов. Шульдих вздрогнул и, не удержавшись на ногах(нависая, прочно стоять не получалось), хлопнулся на вскинувшегося было на постели Наги.

- Оууууу!!! – взвыл тот. – Шульдих!!!

И немец мгновенно оказался пришпиленным телекинезом к потолку.

- Это не я!!! – завопил он. – Я ещё ничего не успел сделать!

- Ааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!! – девчонка не унималась.

Ей отозвался жуткий вой из подвала: проснулся Фарф. В доме Шварц начался новый день, хотя и несколько громче, чем обычно.

- Я живу в дурдоме, - печально констатировал Наги, отпуская Шу, вследствие чего тот оказался на полу несколько быстрее, чем ему хотелось бы.

- Псих у нас только один, - огрызнулся рыжий, - а за дополнительный шум можешь поблагодарить Брэдли – это он согласился приютить маленькое чудовище. И, кстати, ты мог бы быть и поаккуратней!

Шульдих встал, потирая ушибленное место.

- Так тебе и надо! – не остался в долгу мелкий. – Выметайся из моей комнаты!

Фыркнув напоследок, Шу с гордо поднятой головой покинул помещение и решительно направился в комнату, отведённую девчонке, намереваясь заткнуть её любой ценой.

Пинком распахнув дверь, он увидел замечательную картину: Ми-тян сидела на постели и самозабвенно орала.

- Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!

Здраво рассудив, что если он тоже заорёт, то шуму не убавится, телепат просто подошёл и, не придумав ничего лучше, заткнул Ми-тян подушкой. Несколько мгновений Шульдих просто наслаждался тишиной(вопли Фарфа не в счёт, к ним он уже давно привык), а потом вновь обратил своё внимание к Ми-тян. Та смотрела на него глазами размером с чайные блюдца. Шу не понял: толи она так удивилась, толи ей просто кислорода не хватало, но подушку он всё-таки убрал.

- Ты всегда так орёшь по утрам? – мрачно вопросил он.

- Да, а что? – девочка невинно захлопала глазками.

- А то, - угрожающе сверкая глазами, прошипел Шульдих, - что тебе придётся отказаться от этой привычки на время пребывания в нашем доме. Иначе мне придётся тебя наказать.

Реакция Ми-тян на эти слова повергла его в шок. Девчонка показала ему язык и нагло заявила:

- Я тебя не боюсь!

Шульдиху такого ещё никто никогда не говорил, тем более маленькие девочки, поэтому он совершенно растерялся и ляпнул:

- Зато Брэдли ты боишься уж точно!

Спустя ещё пару мгновений его накрыло волной возмущения. "Не бояться?! Меня?! Да я её сейчас…" Но тут телепат вспомнил о клюшке. Пришлось взять себя в руки.

- А ну быстро встала, оделась и марш на кухню! – рявкнул Шу.

- Я не хочу!

- Гррррррррр!!!

Шу схватил сопротивляющуюся девчонку за шкирку и потащил на первый этаж.

- Пусти меня, дылда рыжая!!! – визжала Ми-тян.

- Сама дура! – диалог шёл на уровне детского сада.

- Ааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!

- Заткнись, пока я тебя не заткнул!!!

- ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!

Шульдих зажал Ми-тян рот ладонью, а та, в свою очередь, укусила его.

- КСО!!! #^%*((*^%#%$*()(&(*&$#%$#Y!!!!!!

Рыжий выронил брыкающуюся девчонку, и она немедленно попыталась удрать обратно наверх, но не тут-то было. Ноги Ми-тян оторвались от пола, и она повисла в воздухе. На пороге кухни стоял младший член команды.

- Уф, спасибо, Наги, - с чувством сказал ему Шульдих.

- Да не за что! – отмахнулся тот. – Просто вы вдвоём создаёте слишком много шума. У меня того и гляди башка начнёт раскалываться, а ведь ещё только утро.

- Вот за что я тебя люблю, - проговорил немец, заходя в кухню и плюхаясь на стул, - так это за доброту и чуткое отношение к коллегам по работе.

- А я тебя – за тихий нрав и деликатность, - отозвался Наги, транспортируя Ми-тян по воздуху к стулу на другом конце стола.

Потом они с Шульдихом посмотрели друг на друга и рассмеялись.

- Ладно, мелкий, что у нас насчёт пожрать? И, кстати, ослабь хватку, а то девчонка задохнётся.

Мимо Шу, в опасной близости от лица, просвистела вилка и воткнулась в стену.

- Ещё раз так меня назовёшь, и я не промахнусь, - не прерывая своих раскопок в холодильнике, сообщил Наоэ.

- Хорошо, ме… Наги, - поправился Шу, увидев, как взмыла в воздух вторая вилка.

Вилка покрутилась на месте и улеглась обратно на стол. Ми-тян, тем временем, открыла рот, чтобы снова заорать, но тут Наги наконец вынырнул из недр холодильника, и она передумала.

- С едой у нас негусто. Могу предложить только сыр, булку и кусок вчерашней пиццы. Придётся тебе, Шульдих, сходить в супермаркет, - и телекинетик злорадно захихикал.

- Почему это мне?! – возмутился рыжий.

- Да потому, что я ходил в прошлый раз, - охотно пояснил Наги.

- Но я же…

И Шульдих в красках представил поход в супермаркет вместе с Ми-тян. Истерические вопли типа "Хочу вон ту конфету!!!!!!" бледнели на фоне более ужасных вещей, которые могли бы в таком случае произойти. Шульдиха передёрнуло. Когда он наконец выплыл из своих кошмаров, перед ним маячило лицо Наги с довольной улыбкой. Видимо, в отличие от телепата, подростка подобная перспектива изрядно забавляла.

- Ни за что! Я лучше поголодаю, чем пойду за покупками с этой… этой… - так и не найдя подходящего слова, Шу махнул рукой в сторону Ми-тян.

- Ты-то, может, и поголодаешь, а вот я не собираюсь. И Фарфи надо кормить. И Брэд вряд ли обрадуется, если, вернувшись, обнаружит пустой холодильник. Так что, хочешь-не хочешь, а идти тебе придётся.

Против таких аргументов Шульдих возразить не мог, и поэтому стал придумывать, как бы выкрутиться из положения. Особенно пугала перспектива в виде некормленого психа. Когда Фарфарелло в прошлый раз забыли покормить… Фарфарелло! Ну конечно же! Выход найден! Правда, не самый безопасный, но тут уж как получится. "Если что, свалю всё на Фарфа!" - подумал Шу и успокоился.

Дверь в подвал немилосердно заскрипела на давно несмазанных петлях. Из глубины тёмного помещения послышался негромкий угрожающий рык. Шульдих поморщился и включил свет.

Псих сидел, прикованный к креслу и надёжно упакованный в смирилку. Он скалился и бешено сверкал своим единственным глазом.

Шу осторожно приблизился к Фарфу.

- Хороший Фарфи, хороший, - промурлыкал телепат, широко улыбаясь, и погладил психа по голове.

Тот зажмурился от удовольствия. Кажется, приступ уже почти прошёл, иначе Шу не досчитался бы пары пальцев.

- Фарфи хочет есть?

- Хочет! – ирландец с энтузиазмом закивал. – А ещё я хочу оскорблять Бога!

- Вот и замечательно! – Шульдих улыбнулся ещё шире. – Сейчас я тебя развяжу, и ты мне немного поможешь. А потом я тебя покормлю.

- Я хочу есть сейчас!

- Голодание оскорбляет Бога, Фарфи. К тому же, у нас нет еды, и мне нужно сходить за ней в супермаркет.

Рыжий освободил психа, и тот с удовольствием размял затёкшие конечности.

- Пойдём наверх, я тебя кое с кем познакомлю.

Они поднялись по лестнице и прошли в гостиную. Там, крепко привязанная к стулу, с заткнутым кляпом ртом, сидела Ми-тян. Шу с глубоким удовлетворением оглядел свою работу. Он угробил чуть ли не час на то, чтобы связать это маленькое чудовище, и за это время успел получить несколько укусов, узнать, что Ми-тян известны некоторые слова, которые маленькой девочке знать не положено, и понять, что НИКОГДА не заведёт детей. Кому-то может показаться, что он слишком жестоко обращается с ребёнком, но сам Шульдих был убеждён, что делает всё правильно. Он ни за что не оставил бы Ми-тян дома, если бы не был уверен, что она не перевернёт всё вверх дном. И вообщё, как уже было сказано, Шульдих не был особо терпеливым человеком, а этим утром нервы ему изрядно потрепали.

- Бога оскорбляет, когда связывают маленьких девочек, - высказал своё мнение Фарфарелло.

- Фарфи, познакомься, это – Ми-тян. Нам поручено за ней присмотреть. Присмотреть, а не убить, ты понял? – псих неохотно кивнул. – Она – внучатая племянница Такатори. Поскольку я сейчас ухожу за продуктами, то сидеть с ней придётся тебе… И, да, конечно – присматривать за связанными маленькими девочками оскорбляет Бога, - закончил свою речь Шу.

Фарф задумчиво смотрел на Ми-тян, та, в ответ, зло сверкала глазами.

- Тогда я покажу ей свою коллекцию ножей, - сказал ирландец. – А ты возвращайся поскорее, потому что я очень хочу есть.

- Конечно-конечно! – ослепительно улыбнулся рыжий.

"Хоть пару часов проведу вдали от этого кошмарного создания. Жалко, что дольше отсутствовать нельзя, ведь Фарфи может решить, что каннибализм тоже оскорбляет Бога. Ну почему Брэдли уехал так невовремя?!"

Нагруженный покупками, Шу нехотя плёлся домой. Сейчас ещё и готовить, небось, придётся. Наги из школы нескоро вернётся, а то, что готовит Фарф, есть может только он сам. По крайней мере, до сих пор никто из команды не решился попробовать стряпню ирландца. Особенно после того, как этой самой стряпнёй отравился один из гостей. Брэд тогда очень ругался, потому что тот человек не успел ему заплатить.

Тут(видимо, чтобы Шу совсем уж не скучно было) полил дождь. Телепат чертыхнулся и попытался вспомнить, куда он засунул зонтик. Когда он понял, что забыл зонтик дома, от него стали шарахаться прохожие. Наверное, они никогда не слышали столько ругательств сразу. Чтобы не промокнуть до нитки, Шульдих пустился бегом, благо, до дома оставалась всего пара кварталов. Подбежав к двери, Шу "деликатно" заколотил в неё ногой, надеясь, что Фарфарелло отвлечётся на некоторое время от своего рассказа о ножах(Фарф мог говорить о них часами). Однако надежде телепата не суждено было сбыться. Оглянувшись вокруг и не решившись поставить пакеты с продуктами прямо в грязь, Шульдих попытался достать из кармана ключ. Карман был глубоким, пакеты - тяжёлыми, настроение – паршивым, а ключ не желал находиться. Выдав ещё пару нелестных фраз в адрес ключа, кармана и погоды, Шу зажал край одного из пакетов в зубах, освободив, таким образом, одну руку. Невнятно матерясь сквозь зубы, он всё же достал ключ и попытался вставить его в замочную скважину. На третьей попытке дверь резко распахнулась, отчего Шу дёрнулся и выронил пакет, зажатый в зубах. Пакет поймал Фарфарелло, возникший на пороге.

- Хорошо, что ты вернулся, - сообщил он. – Я как раз собирался отправиться на поиски чего-нибудь съестного.

- Фарфи, твою мать! #@*(&_)+*(^$#%^&*((&*%&%@#!!! – от полноты чувств Шульдих мог выражаться исключительно матом. – Почему ты не мог подойти сразу, как я постучал??!

- Потому что мне пришлось бы прервать рассказ о моём любимом ноже, а я этого делать не хотел, - невозмутимо ответил Фарф, запирая дверь за Шульдихом.

- Из-за тебя я теперь весь мокрый! – негодовал немец, стягивая с себя промокшую одежду.

Когда он дошёл до штанов, то вспомнил, что в гостиной, кроме него и Фарфа, находится ещё и Ми-тян. Если девчонка не орала, её легко было не заметить. Раздражённо зыркнув на всё ещё связанную гостью, Шу потащился наверх, продолжая бурчать себе под нос.

Приняв душ и переодевшись в сухую одежду, Шу повеселел, уже бодро сбежал вниз и промчался на кухню. Отобрав у Фарфи сырую картошку, которую тот жевал, и не решившись отобрать сырое же мясо, рыжий принялся за готовку. Спустя некоторое время кухня наполнилась аппетитными запахами. Псих бросил грызть кость и с любопытством уставился на плиту, где что-то жарил и варил телепат. Уж что-что, а готовить Шу умел. Ещё бы не научиться, живя в одном доме с Фарфарелло, время от времени пытающимся накормить тебя мясом своей очередной жертвы. По крайней мере, если ты готовишь сам, то не сомневаешься в ингредиентах, из которых состоит твой обед.

Шульдих подобрел настолько, что даже развязал Ми-тян и усадил за стол. Девочка вела себя на удивление спокойно и вежливо, но Шу не обращал на это внимания, пока не почувствовал, что наелся до отвала. Удовлетворённо оглядевшись вокруг, немец остановил свой взгляд на Ми-тян. Та широко улыбнулась ему.

- Спасибо, Шульдих-сан, - сказала она. – Всё было очень вкусно.

- Рад, что тебе понравилось, - несколько неуверенно ответил Шу.

Он не был до конца убеждён, что девчонка не задумала очередную каверзу.

- Шульдих-сан, я хотела бы извиниться перед тобой, - Ми-тян очаровательно потупила глазки. – Я плохо себя вела сегодня утром. Я обещаю, что больше не буду, никогда-никогда.

- Никогда не будешь кричать по утрам? – подозрительно переспросил Шу.

- Не буду, - согласилась Ми-тян.

- Ну и хорошо. Ты не представляешь, насколько я рад.

Шульдих потянулся и отобрал у ирландца вилку, которой тот царапал столешницу.

Шульдих влетел в свою комнату и громко хлопнул дверью. Нет, ну каково свинство?! Так измываться над ним! Вот он возьмёт и отомстит им всем! Только надо придумать месть пострашнее… "Я мстю, и мстя моя страшна!" - с этой мыслью Шу начал сооружать баррикаду у двери, чтобы никто не смог помешать ему составлять коварные планы. Решив, что платяного шкафа, комода, письменного стола, кресла и жирного фикуса в горшке будет вполне достаточно, чтобы остановить даже Наги с его телекинезом, телепат без сил повалился на кровать. Некоторое время он просто лежал, пялясь в потолок, а потом всё же приступил к разработке плана мести.

На 32-ом плане ему надоело, и он бросил это занятие. Всё равно уже придуманных ему хватит с избытком. "Ксо, Брэдли, где тебя носит? Меня здесь обижают, а ты…" Шульдих, наверно, позвонил бы Кроуфорду на мобилу, если бы не боялся нарваться на ответ типа: "Нечего отвлекать меня по пустякам, ты вполне в состоянии прожить пару дней без меня". Прожить-то он может, но ведь он скучает. И как Брэд умудряется не понимать таких простых вещей? Хрупкая психика телепата не выдержала такого жестокого обращения, и Шу задремал.

Разбудили его глухие удары в дверь и голос Наоэ, плохо слышимый через баррикаду.

- Шульдих, идиот, ты что, обиделся, что ли? Прекращай дуться и выходи, я ужин приготовил!

Рыжий невольно улыбнулся. Пожалуй, он не будет мстить Наги… очень уж сильно. Если, конечно, тот извинится.

- Я объявляю голодовку! – заявил Шульдих баррикаде. – Вот сдохну тут, и Брэдли потом вас всех поубивает!

Баррикада задумалась.

- Не дури, - отозвалась она спустя минуту голосом Наоэ. – Хочешь, я у Ми-тян твою бандану с очками отберу?

- Ну отбери. Тогда, может быть, я выйду.

Следующие несколько минут Шу с удовольствием представлял себе, как телекинетик будет отнимать вещи у Ми-тян. Получалось забавно, телепат даже захихикал.

- Я отобрал, - снова ожила баррикада. – Тут ещё кое-кто хочет извиниться перед тобой.

- Прости меня, Шульдих-сан, - послышался тоненький голосок девочки. – Я не хотела тебя обидеть…

Шу уже почти мурлыкал от наслаждения. Всё-таки приятно, когда вокруг тебя так увиваются. Когда тебя любят.

Ложку дёгтя в бочку мёда добавил Фарфи.

- Обиды оскорбляют Бога! – сказал он.

Послышался приглушённый голос Наги, отчитывающего ирландца, и пара ударов.

- Не обращай внимания на Фарфа, он придурок, - проговорил подросток уже в полный голос. – Так ты выходишь, или как?

- Ладно уж, выйду, - ответил Шульдих. – Вот только баррикаду разберу…

Спустя полчаса рыжий с удовольствием поглощал ужин, мечтая поскорее завалиться спать. Этот кошмарный день совершенно вымотал его.

- Наги, а что у тебя завтра в школе намечается? – как бы невзначай спросил он.

"Было бы неплохо свалить заботу о девчонке на мелкого, а самому смыться куда-нибудь подальше…"

- И не пытайся, - телекинетик разгадал его манёвр. – Школу я прогуливать не собираюсь, даже ради тебя. Тем более, что завтра у меня две контрольных.

Шульдих сник.

- Фарфи? – он с надеждой посмотрел на ирландца.

Тот не ответил, полностью увлёкшись расчленением булочки на мелкие кусочки при помощи своего стилета.

- За что мне это всё? – жалобно прохныкал Шу. – Я ведь не делал ничего плохого… Ну, почти…

- Значит, за всё хорошее, - невозмутимости Наги можно было только позавидовать.

- Как несправедлива жизнь… - вздохнул телепат и поднялся из-за стола. – Ладно, спасибо за ужин. Я пошёл спать.

- Что-то ты рано сегодня, - Наоэ издевательски поднял бровь.

- Пошёл ты… - беззлобно огрызнулся Шульдих и потащился к себе.

Спокойно поспать ему, правда, так и не удалось. Когда он уже почти заснул, кто-то принялся стаскивать с него одеяло.

- Ммммм… - Шу отвоевал одеяло у неизвестного и снова натянул на себя.

Однако этот самый неизвестный оказался упорным, и одеяло опять поползло в сторону.

- Шульдих-сан, расскажи мне сказку на ночь, - произнёс голос Ми-тян.

- Чего? – рыжему совершенно не хотелось окончательно просыпаться.

- Я хочу, чтобы ты рассказал мне сказку, - повторила девочка.

- Отстань, я спать хочу…

- Ну Шуульдих-саан!

- Ммм…

- Пожалуйста!

- …

- Тогда я заплачу.

- …

- Ууууууууууууууууууууу!!!!!!

Шульдих подскочил на постели, как ужаленный.

- Ты чего опять орёшь? – возмутился он, грозно посмотрев на Ми-тян.

- А ты сказку расскажи, и я не буду орать.

- Не знаю я никаких сказок! – раздражённо отмахнулся рыжий.

- Ууууууууууууу!!!!!

- Хорошо, хорошо, будет тебе сказка, только замолчи! – Шу судорожно пытался припомнить хоть что-нибудь напоминающее сказку.

В голове было пусто, как в спортзале ночью. Стараясь выиграть побольше времени на размышление, телепат обратился к другой проблеме.

- Кстати, а ну марш из моей комнаты! У тебя своя есть.

- А сказка? – не унималась Ми-тян.

Недовольно фыркнув, Шу встал и, подхватив девчонку под мышку, понёс её в отведённую ей комнату. Там он не слишком нежно скинул свою ношу на кровать и уселся рядом на стуле. В голове неожиданно родилась идея, и Шульдих не замедлил ею воспользоваться.

- Значит так, - сказал он. – Слушай…

И начал на ходу переделывать в сказку историю об одном из заданий Шварц. Получалось неплохо, телепату даже самому понравилось. Однако Ми-тян одной истории показалось мало, и она стала требовать ещё. Пришлось рассказывать. После восьмой "сказки" Шу с облегчением заметил, что девочка наконец-то заснула. На цыпочках выйдя из комнаты, он направился к себе. "Надо бы снова баррикаду соорудить… Но влом…" С этой мыслью рыжий завалился в постель и заснул.

Проснулся Шу от криков, доносившихся с первого этажа. Поскольку он совершенно не чувствовал себя выспавшимся, немец проворчал себе под нос пару ругательств и спрятал голову под подушку. Не помогло. К тому же, внизу началась беготня, и шуму прибавилось.

- Да что же это такое?! – возмущению Шульдиха не было предела. – Сначала изводят целый день, а потом ещё и спать не дают!

Бурча ругательства, телепат поднялся, кое-как оделся и пошёл вниз, намереваясь наорать на плохих личностей, так некстати его разбудивших. Когда он вышел на лестницу, крики стали слышны более отчётливо. Орали на кухне.

- Отдай, это моё! – кричал Наги.

- Не отдам! – это уже Ми-тян.

- Противная девчонка! Отпусти сейчас же!

- Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!

- Богу больно, хе-хе!

- Фарфи, помог бы лучше!

- АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!

- Отдай, я сказал, или тебе будет хуже!

- ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!

- ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ВСЕ!!!!!!!!!!!!!!!!! – рявкнул Шульдих, остановившись на пороге.

Как ни странно, его послушались. Шу окинул разъярённым взглядом открывшуюся ему картину: Наги и Ми-тян замерли, вцепившись в какой-то небольшой продолговатый предмет, причём Ми-тян висела в воздухе. Фарфарелло сидел на столе в позе лотоса, с высунутым от усердия языком выцарапывая что-то стилетом на своей руке.

- Шу, а зачем ты это сделал? – подросток был настолько удивлён, что даже перестал удерживать Ми-тян с помощью своего дара.

- Что – это?

- Ну, на голове…

- ДА ЧТО НА ГОЛОВЕ??!

- Глянь в зеркало…

Шу вышел в коридор и глянул.

- @#^&*(_*&$%%#$#$#^&()*)(&%$%#&^*)_&*$#@#~$%^&^*%^!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Часть его волос была заплетена в аккуратненькие косички с бантиками на концах. Телепат горько пожалел, что поленился вчера заново соорудить баррикаду.

- Я УБЬЮ ЭТУ МЕЛКУЮ СВОЛОЧЬ!!!!!!!!!!!!!!!! – рыжий вихрем сплошной ярости ворвался на кухню.

Ми-тян в ужасе забилась в щель между плитой и шкафом.

- Я не хотела ничего плохого! – запищала она. – Мне показалось, что так будет красивее…

Шульдих попытался извлечь девчонку из щели, но она упиралась изо всех сил.

- Когда же ты наконец прекратишь делать мне гадости??!!! – рычал немец, не оставляя своих попыток.

- Но я вовсе не собиралась делать гадость! – глаза Ми-тян заблестели от слёз.

- А что же ты собиралась?!

- Я хотела сделать тебе приятное, Шульдих-сан! У тебя волосы такие красиивыеее… - и Ми-тян заревела.

Шульдих такого не ожидал, и потому отпустил плачущую девочку.

- Красивые, говоришь? – всё ещё недоконца успокоившись переспросил он.

- Угууу… и мяаагкиеее… Вот я и решила заплести косиичкиии… Я думала, что тебе понраавитсяаааа…

- Гхм… - рыжий задумался.

"Вроде не врёт…" Ми-тян продолжала рыдать. Шу ощутил некоторое неудобство. Это был один из тех редких случаев, когда в телепате проснулись чудом выжившие остатки совести.

- Ладно, верю тебе, - сказал он девочке. – Но больше никогда так не делай!

- Угууу…

Свирепо зыркнув на хихикающих Наги и Фарфа, рыжий вымелся из кухни и пошёл расплетать косички. Когда примерно через час с этим было покончено, Шу наконец смог спокойно позавтракать. Фарфи, согнанный с кухонного стола, ушёл к себе, Наги ещё раньше ушёл в школу, и в кухне остались только Ми-тян и телепат. Ми-тян вяло ковырялась у себя в тарелке с яичницей, Шу пил кофе.

- Прекрати дрязгаться, - наконец не выдержал он, - раздражает.

- Я не хочу больше есть.

- Не хочешь – не ешь. Тебя никто не заставляет.

Некоторое время на кухне царило молчание. Первой его нарушила Ми-тян.

- А у вас интереснее, чем у меня дома, - сказала она.

Шульдих подавился кофе и закашлялся.

- Что ты имеешь в виду? – настороженно спросил он.

- Дома мне обычно скучно, а здесь весело. Можно, я останусь жить у вас?

Шу стало дурно.

- Знаешь, я думаю, не стоит. Мы вообще-то люди занятые и всё такое… Да и твои родители вряд ли согласятся…

- Я их уговорю. Я умею уговаривать: если закричать погромче, то они обязательно сделают так, как я хочу.

Рыжий от души пожалел родителей этого маленького кошмара. Им наверняка бывало гораздо хуже, чем ему сейчас. "Если я немедленно что-нибудь не придумаю, то мне конец!"

- Слушай, я в этом доме далеко не главный, так что, думаю, с этим вопросом тебе лучше обратиться к Брэду.

Ми-тян скисла. Шу мог собой гордиться. "А теперь надо её отвлечь, пока она ещё чего-либо не удумала".

- Как ты смотришь на то, чтобы пойти прогуляться? – предложил он.

- Здорово! А куда? Давай, в парк аттракционов?

- Можно и в парк аттракционов.

"Вот только вспомню, где Брэдли прячет заначку на чёрный день. Моих скудных финансов явно не хватит на такую прогулку…"

Следующие полдня слились для Шу в сплошную круговерть аттракционов, мороженого, сахарной ваты, аттракционов, поисков Ми-тян в парке, аттракционов, мороженого, аттракционов и т.д. и т.п.

- Ну всё, я устал и умираю с голода, - заявил он, когда они в пятнадцатый раз покидали американские горки.

- Нет, я хочу ещё! – заныла Ми-тян.

- Всё, я сказал. К тому же, у меня практически кончились деньги.

"Брэдли меня за это убьёт. Хотя нет, это я его убью, за то, что обрёк меня на такие страдания, а сам сбежал!"

- Шууульдих-сааан! Последний разочек! Последний-распоследний!

- Считай, что это и был последний раз, и сейчас мы идём домой. – Шульдих был неумолим.

- Ааааааааааааааааааааааа!!!!!!!

Не обращая внимания, что на них оглядываются, Шу схватил Ми-тян за руку и потащил к выходу из парка. Девчонка вырывалась и орала, но Шу было пофигу. Он решил любой ценой утащить её отсюда, а дома что-нибудь придумает, чтобы заткнуть. Неожиданная помощь пришла со стороны старушки, сидевшей у парковых ворот. Как потом оказалось, помощь была не самой удачной.

- Кто это у нас так горько плачет? – заворковала бабулька, завидев ревущую Ми-тян. – Папа не хочет больше катать дочурку на аттракционах?

Рыжего передёрнуло от мысли, что он мог бы быть отцом этого стихийного бедствия. Старушка, тем временем, не унималась:

- Не плачь, деточка! Лучше посмотри, что есть у бабушки…

Только тут Шу заметил коробку, в которой кто-то шебаршился. Он шагнул ближе и увидел, что в коробке сидят три смешных лопоухих щенка. Ми-тян прекратила реветь и склонилась над коробкой.

- Хорошенькие… - сказала она, хлюпая носом.

- Конечно хорошенькие! Если ты успокоишься, папа купит тебе одного из них, - бабулька вопросительно посмотрела на Шульдиха и осеклась, видимо, прочитав у него на лице свой смертный приговор.

Ми-тян развернулась к немцу.

- Шульдих-сан, я хочу щенка, - требовательно сказала она.

- Нет.

"Интересно, какое лицо было бы у Брэдли, если бы по возвращению его встретил не только слегка(к счастью) разгромленный дом и это маленькое чудовище, а ещё и щенок, в комплекте с лужей на дорогущем ковре? Жаль, я этого не увидел бы, потому что находился бы в состоянии быстро коченеющего трупа".

- А я хочу! – топнула ногой Ми-тян.

- Мало ли, что ты хочешь! Пошли домой.

- Не пойду! Вот не уйду отсюда, пока ты не купишь мне щенка!

- С этим обращайся к своим родителям, а сейчас пошли.

- КУПИ МНЕ ЩЕНКА!!!!!!! – от такого вопля у Шу заложило уши.

- Ничего я не буду тебе покупать! – Шульдих снова схватил девчонку за руку и потащил прочь.

- АААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!

Под аккомпанемент подобных криков и истеричных требований купить щенка они и добрались до дома. Там Шу полез в аптечку и вытащил оттуда несколько упаковок обезболивающего. Рыжий чувствовал, что они ему ох как понадобятся. Голова уже раскалывалась от воплей и нытья Ми-тян. Шу проглотил пару таблеток и принялся готовить обед.

Через час:

- Купи мне щенкааа!..

- Отвали!

- Ну купи мне щенка!

- Грррррррррррр!!!!! А ну отстань от меня, пока я тебя не выпорол!

- Купи мне щенка!..

Через два часа:

- Купи мне щенка!

- Прекратиии!

- Купи мне щенка!

- Ууууу!.. Ох… Как болит голова…

- Купи мне щенка!

- Да пошла ты на @#&!.. Ксо, кажется, таблетки закончились…

- Купи мне щенка!..

Через три часа:

- Купи…

Бух! Бац! Тресь!

- Аааааааааааааааааа!!!

Бум!

(тишина)

Из школы вернулся Наги. Посмотрел на Шульдиха, который валялся в гостиной на ковре, прикрыв голову подушкой. Покачал головой и на цыпочках поднялся к себе.

Где-то ещё через полчаса выглянул Фарфарелло, но тоже ничего не сказал.

А ещё минут через двадцать Ми-тян выбралась из чулана, куда её засунул телепат, и вернулась в гостиную. Постояла немного над неподвижным немцем, потом присела на корточки и осторожно потрясла его за плечо.

- Шульдих-сан…

- ДА НЕ КУПЛЮ Я ТЕБЕ ЩЕНКА, ЧТОБ ТЫ СДОХЛА!!!!!!!!!!!!!! – вопль Шу потряс стены дома, а Ми-тян отлетела от него метра на два.

Рыжий смотрел на девчонку, тяжело дыша и безумно сверкая глазами не хуже Фарфа. Похоже, ещё немного, и у Шварц появится второй псих. Маньяк-убийца маленьких девочек.

- Н-но Шульдих-сан… я в-всег-го лишь хотела поп-просить ч-чаю…

- Чаю? – Шу не мог поверить в своё счастье.

"Неужели нытьё по поводу щенка закончилось???"

- Д-да…

На истерический смех телепата со второго этажа спустился Наги, с тревогой посмотрел на катающегося по полу Шульдиха и спрятавшуюся за кресло Ми-тян и пошёл за валерьянкой. Шу кое-как отпоили, и в итоге все вместе сели пить чай.

- Знаешь, Шульдих, ты бы сейчас пошёл отдохнул бы, - осторожно сказал телекинетик, боясь спровоцировать очередную истерику.

- Угу, - рыжий поставил свою кружку на стол.

Руки у него подрагивали. Ещё никому не удавалось довести телепата до такого состояния. А вот Ми-тян удалось.

- Шульдих-сан, передай мне, пожалуйста, черничное варенье.

- Возьми сама, - Шу даже головы не повернул.

Ми-тян с сомнением посмотрела на банку с вареньем, стоящую посередине стола. Потом посмотрела на Наги, но тот её проигнорировал. Тогда она встала на стуле и потянулась за банкой. Банка была тяжёлой, а Ми-тян не слишком сильной, поэтому неудивительно, что варенье выскользнуло у неё из рук на полдороги. Досталось, конечно, Шульдиху. Добрая половина варенья оказалась на его одежде. На кухне состоялась немая сцена.

- Ну вот, - печально вздохнул рыжий спустя полминуты, - это был мой любимый пиджак…

- Прости меня, Шульдих-сан, - девочка выглядела ужасно сконфуженной. – Я нечаянно…

Шу только безнадёжно махнул рукой, встал и вышел из кухни.

Тем временем Брэд наконец покончил с делами и собирался возвращаться домой. /Что-то я сильно задержался. Шу обязательно скандал устроит… Ксо, там же ещё эта девчонка!/ Кроуфорд представил реакцию Такатори на убийство его внучатой племянницы и перешёл с шага на быстрый шаг. В том, что рыжий вполне мог уже прибить надоедливую девчонку, Брэд ни капли не сомневался.

Он сел в машину и завёл мотор. Выезжая с автостоянки, он достал мобильник и, немного поколебавшись, набрал номер телекинетика.

- Да? – ответил голос подростка.

- Как вы там справляетесь без меня? – Брэд с опаской ждал ответа на этот вопрос.

- Да нормально, - Кроуфорд не поверил своим ушам. – А когда ты возвращаешься? – продолжил меж тем Наги.

- Уже еду. У вас действительно всё в порядке?

- Сейчас – да.

- А раньше?

Наоэ замялся.

- Лучше я тебе по приезду расскажу. Не беспокойся, никто не умер и даже не ранен. И дом ещё стоит на месте.

Брэд вздохнул с облегчением.

- Ладно, минут через сорок буду, - сообщил он.

- Угу, - сказал Наги и дал отбой.

Американец хмыкнул, выключил мобильник и убрал в карман. /С трудом верится, что у них не произошло никакого ЧП. Небось, когда приеду, выяснится, что Шу промотал все деньги и сейчас спит, пьяный в хлам, у Наги проблемы в школе, а Фарфарелло сожрал какую-нибудь гадость и мучается животом, или залил весь дом своей кровью… Вот это и называется у нас нормально./

Проезжая по улицам Токио, Брэд думал, как же, в сущности, жизнь в их команде похожа на жизнь в семье. Вот только нормальной эту семью назвать было никак нельзя. Скорее уж чокнутой.

Взгляд Кроуфорда уцепился за знакомую вывеску на противоположной стороне улицы. Цветочный магазин. /Давненько я рыжику цветов не дарил. Заодно наших котят проведаю…/ Он припарковался, перешёл дорогу и вошёл в "Конеко". Звякнул колокольчик на двери, что-то с грохотом упало на пол. Брэд огляделся. Других покупателей в магазине не было, у кассы ледяным изваянием замер Фудзимия, а на пороге подсобки стоял Хидака, у ног которого валялись черепки от горшков вперемешку с землёй и цветами. Кроуфорд усмехнулся и, как ни в чём не бывало, стал осматривать предложенный ассортимент товара. /Может, взять вон те красные розы? Или лучше вот эти, кремовые?/

- Что ты здесь делаешь, Кроуфорд? – кажется, наше отмороженное величество наконец обрело голос.

- Цветы выбираю, - невозмутимо ответил Брэд. – А что ещё можно делать в цветочном магазине?

/Да, пожалуй, возьму кремовые./

- Не прикидывайся! – это ожил Хидака. – Наверняка вы замысливаете очередное злодеяние, твари тьмы!

Брэд посмотрел на него, насмешливо приподняв бровь. Тут из двери в глубине помещения вылетел Кудо.

- Айя, а где… - заметив Кроуфорда, блондин от неожиданности споткнулся на ровном месте и чуть не полетел носом в пол.

Вновь обретя утерянное было равновесие, Кудо судорожно схватился за запястье, но часов там не обнаружил, поэтому просто выругался и остался стоять на месте.

Брэд повернулся к Фудзимии.

- Мне букет из этих вот роз, пожалуйста, - он указал на розы нежного кремового цвета. – И упакуйте покрасивее.

- Назови хоть одну причину, по которой мы должны тебя обслуживать, - прошипел Фудзимия, шаря рукой в поисках отсутствующей катаны.

- Я – ваш покупатель, - просто ответил Кроуфорд.

У красноволосого не нашлось, что возразить на этот довод. Раздражённо фыркнув, он занялся букетом. Двое других Вайсс продолжали сверлить Брэда ненавидящими взглядами. Наконец, букет был составлен, Кроуфорд расплатился и всё так же спокойно вышел из магазина.

Поднявшись к себе, Шульдих скинул грязную одежду, подхватил полотенце и направился в душ. Стоя под горячими струями, рыжий думал о том, что если он не сбежит немедленно из этого дурдома, то точно сойдёт с ума. А ведь до появления девчонки всё было так хорошо… "За что? – в очередной раз вопрошал Шу неизвестно кого. – У меня ведь, в отличие от Брэдли, нервы не железные… Брэдли…" Чёртов пророк бессовестно сбежал, оставив телепата на растерзание маленькому чудовищу по имени Ми-тян. Наверное, за это стоит не разговаривать с ним(с Брэдом, а не чудовищем) несколько дней. Шу выключил воду, вытерся и поплёлся обратно в свою комнату. Там он упал на кровать и мгновенно провалился в сон.

Пробуждение его оказалось уже традиционным: внизу бегали и орали на весь дом. Судя по ощущениям рыжего, проспал он не более получаса. Со стоном перевернувшись на живот, Шу накрыл голову подушкой. Поскольку прошлый раз это не помогло, он решил несколько усовершенствовать метод и вместо одной подушки использовал две. Тоже не помогло.

- Ну сколько можно?! – простонал телепат.

Естественно, никто ему не ответил. Несколько минут Шульдих ещё пытался игнорировать бедлам, творящийся в доме, но в конце концов не выдержал, встал, оделся и пошёл разбираться. Подойдя к лестнице, он едва успел вжаться в стену: мимо него пулей пролетел Фарфарелло, а за ним – Наги. По дому разнёсся очередной гневный вопль Наоэ:

- Фарф, животное, ты сожрал ещё и мою тетрадь по литературе?!!

"Нет, всё. Конец. Финиш. Я так больше не выдержу. Плевать на всё, звоню Брэдли…" Шу пошарил по карманам, но мобильника не обнаружил. Ругнулся и пошёл обратно в комнату. Однако в комнате телефона тоже не оказалось. Рыжий поразмыслил и вспомнил, что вроде бы оставил мобилку на столе в гостиной. Он спустился вниз, и тут его ждала последняя капля, переполнившая чашу его терпения. На диване сидела Ми-тян и увлечённо отковыривала кнопочки от шульдиховского телефона. Она подняла голову на звук шагов и, вдруг, пискнув, начала сползать на пол. Шу шагнул вперёд. Ми-тян заверещала.

- МЕРЗКАЯ ДЕВЧОНКА!!!!!!!!!!!! – немец схватил её за плечи и стал трясти. – ДА Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!!!!!

За всем этим шумом никто не услышал, как хлопнула входная дверь.

Вопли, доносившиеся из дома, Брэд услышал, когда стал парковать машину. /Что-то в жизни не меняется. В моём случае – это то, что я застаю по возвращении домой./ Кроуфорд вздохнул, подхватил букет и направился к двери, на ходу доставая ключи из кармана. Войдя в дом, он прислушался. Кто-то(видимо, Наги и Фарф) носился по дому, а вот в гостиной определённо орал Шульдих. Не решившись соваться туда с букетом(телепат страшен в гневе!), Брэд оставил розы на тумбочке в коридоре, а сам всё же пошёл в гостиную. Там его взору предстала картина маслом по хлебу: Шу стоял около дивана и нещадно тряс Ми-тян, которая болталась в его руках, как тряпичная кукла, но орать не забывала. При этом рыжий ещё рычал сквозь зубы что-то нечленораздельное. На заднем плане промелькнули телекинетик и псих. Очередной раз вздохнув, Кроуфорд ринулся спасать девчонку от верной смерти.

- Шульдих, прекрати! – он подошёл к телепату сзади и схватил за руки, пытаясь оторвать их от Ми-тян.

- #$@%$^&)(*&%&$@%$#^&&*(^)(&^%$#%&!!!!!!!!!!!!!!!! – ответил Шульдих.

Брэд поднатужился, и прижал-таки руки телепата к телу, надёжно стиснув его в не слишком нежных объятиях. Ми-тян, в ходе всех этих манипуляций, удалось вывернуться, и она немедленно оказалась на другом конце комнаты.

- Успокойся, Шу, - уже гораздо мягче сказал Брэд. – Ты можешь её покалечить.

- Именно это я и мечтаю сделать! – прорычал немец, безуспешно пытаясь вырваться.

Всё-таки Кроуфорд был сильнее.

- А почему, если не секрет?

- Да потому, что это мерзкое создание попортило мне столько крови и нервов, сколько не портил ещё никто за всю мою жизнь!

- И что же она сделала такого ужасного?

- Горишь желанием услышать? – злость из телепата просто фонтаном била.

Он предпринял очередную попытку вырваться, впрочем, тоже не увенчавшуюся успехом.

- Тише, Шу, тише, - Кроуфорд всё же был не железным и прекрасно понимал, что не сможет достаточно долго удерживать рвущегося на свободу рыжего.

/Надо как можно быстрее его успокоить, иначе звездец девчонке и нашей карьере у Такатори./ Брэд судорожно припоминал все мало мальски действенные способы успокоения разнервничавшегося Шульдиха, но ни один из них не подходил к данной ситуации. Уже почти отчаявшись, Брэд решил использовать довольно нечестный приём. Он поцеловал телепата за ухом. А потом ещё раз. И ещё. Шу замер, а затем внезапно обмяк, будто в нём что-то сломалось.

- Брэдли… - прошептал он.

- Спокойно, рыжик, - по инерции ответил Кроуфорд. – Всё хорошо.

- Хорошо? – Шульдих истерически хихикнул. – Это ты называешь хорошо? Знаешь, что, Кроуфорд? Выбирай – или она, или я! Третьего не дано!

- Шу, мы же не можем…

- Ах, так?! – перебил Брэда немец. – Тогда я ухожу!

И, воспользовавшись тем, что пророк несколько ослабил хватку, он вырвался и выбежал из дома.

Выскочив на улицу, Шульдих побежал куда глаза глядят. "Ноги моей больше не будет в этом проклятом доме!" Рыжий успел развить крейсерскую скорость и поэтому постоянно кого-то сбивал, но его это не волновало.

Опомнился он в каком-то парке. Было темно, большинство фонарей не горело. Шу огляделся и присел на ближайшую скамейку. Телепат не знал, куда ему идти дальше. Да и куда он пойдёт ночью и без денег? Придётся дожидаться утра… Через некоторое время Шу сам не заметил, как задремал.

Брэд посмотрел вслед умчавшемуся Шульдиху. /Надо бы вернуть его домой. Неизвестно ещё, что он может натворить в таком состоянии./ Американец протянул руку и схватил за плечо проносившегося мимо телекинетика.

- Стоять!

Наги послушался. Ещё бы тут не послушаться, когда в тебя вцепляется железной хваткой собственный шеф!

- Ну-ка, рассказывай, что тут без меня было, - потребовал Кроуфорд.

Спустя пятнадцать минут он уже торопливо выходил из дома, крикнув Наги на прощание, чтобы тот поставил цветы в вазу и прибрался. Сев в машину, Брэд задумался. Шу мог убежать куда угодно. И как его теперь искать, скажите на милость? Кроуфорд всё же тронулся с места, решив положиться на интуицию. Она его ещё никогда не подводила.

Однако, проколесив почти всю ночь по улицам и проверив все излюбленные заведения Шульдиха, американец всерьёз засомневался в своих способностях. Телепата нигде не было. /Да где же он шляется?!/ Воображение услужливо рисовало картины, в которых немец сводил счёты с жизнью. /Нет, глупости. Он не станет этого делать по такому ничтожному поводу. И вообще, не такой он человек./ Брэд притормозил у обочины и снова задумался. Потом опять завёл мотор и медленно поехал вперёд, внимательно прислушиваясь ко всем своим ощущениям. Что-то заставило его остановится возле входа в один из токийских парков. Кроуфорд вышел из машины и вошёл в парк.

Уже близился рассвет, небо посветлело, а между деревьями медленно плыли клочья тумана. На скамейке в глубине аллеи кто-то сидел. Пройдя вперёд, Брэд заметил, что у сидящего рыжие волосы. /Наконец-то!/ Брэд подошёл к скамейке и увидел, что Шу спит. У немца было такое несчастное лицо, что пророку захотелось немедленно его расцеловать. Кроуфорд присел на скамейку рядом с телепатом. Тот, в добавок, ещё и дрожал от холода. Брэд обнял Шульдиха и нежно поцеловал в висок. Рыжие ресницы дрогнули и медленно приподнялись.

- Брэдли?.. – Шу посмотрел на американца заспанными глазами. – Как ты меня нашёл?

- Я тебя везде найду.

В другое время и в другой ситуации стоило бы испугаться подобных слов, но сейчас телепат только счастливо улыбнулся. Брэд поцеловал его уже в губы, и на некоторое время Шульдиха перестало волновать что бы то ни было.

- Поехали домой, - предложил пророк.

- Не хочу, - нахмурился рыжий. – Там эта…

- Не беспокойся. При мне она даже не пикнет.

- Ну, если ты так уверен…

Кроуфорд улыбнулся и встал, подхватив телепата на руки. Шу слабо трепыхнулся:

- Я и сам дойду…

Но Брэд его не отпустил, так и донёс до машины. Там Кроуфорд сел за руль, а Шу устроился на соседнем сидении. До дома ехали молча, говорить не хотелось.

Войдя в гостиную, Шульдих заметил шикарный букет из кремовых роз, стоящий на столе. Он вопросительно посмотрел на Брэда.

- Это тебе, - ответил тот. – Я хотел подарить по приезду домой, но сначала ты был не в настроении, а потом убежал.

- Спасибо… - рыжий уткнулся носом в цветы и вдохнул их аромат.

- Пойдём, - Брэд взял его за руку и потянул в сторону лестницы на второй этаж.

Шу послушно последовал за ним.

Весь день телепат проспал, проснувшись только однажды, когда Кроуфорд вернулся в постель после отлучки.

- Ммм?

- Ми-тян забрали. – отозвался Брэд. – Кажется, её родители вернулись.

- Слава Богу! – с чувством произнёс Шульдих и снова провалился в сон.

На следующий день.

Дзиииннннн!!! Дзиииннннн!!! Дзиииннннн!!!

- Кроуфорд слушает.

- Мистер Кроуфорд, сожалею, что снова вынужден вас побеспокоить, но не могли бы вы ещё недельку присмотреть за Мицунэ? Её родители задерживаются, а у меня опять дела, дела…

/Шу меня не простит. Однако, работа у Такатори – основной источник наших доходов… Неплохих доходов, надо сказать./

- Конечно, Такатори-сан.

За стеной что-то упало.

- Я безмерно вам благодарен, мистер Кроуфорд. Не беспокойтесь, я оплачу вам это задание. Возможно, по двойному тарифу.

Брэд хмыкнул, но Такатори уже повесил трубку. Пророк встал и направился в соседнюю комнату.

Открыв дверь, он увидел валяющийся на полу стул и Шульдиха, находящегося, по-видимому, в глубоком обмороке. Рыжий, конечно же, подслушивал разговор по параллельному телефону. Брэд вздохнул, наклонился над телепатом и похлопал его по щеке. Тот открыл глаза.

- Кроуфорд, - сказал Шу, не поднимаясь с пола, - я беру отпуск на эту неделю. Я сделаю это, даже если ты мне запретишь. Можешь потом уволить меня или убить, но находиться в одном доме с этим маленьким монстром ты меня не заставишь.

Брэд улыбнулся.

- Мы поедем в отпуск вместе. Я ещё вчера купил два билета на Канары, поскольку предвидел, что Такатори вернёт девчонку. Пусть теперь Наги с Фарфом отдуваются.

- Брэээдлиии, - расплылся в улыбке телепат, - ты – прелесть. Но, всё-таки, садист.

- Я знаю, Шу, - кивнул пророк. – Я знаю.

The end.

Пора выложить что-нибудь погрустнее)

2.

Утром я звоню на работу и говорю, что заболел. Голова гудит, будто вот-вот взорвется. Большую часть дня я сосредоточенно отстраиваю свои щиты, создавая кирпичи и раствор практически из ничего. Поневоле заработаешь головную боль.
На самом деле одного дня мало. На восстановление фундамента нужна по крайней мере неделя, чтобы щиты начали укрепляться сами по себе, без постоянного наблюдения. Но босс и так орал на меня за отсутствие. Если я пропущу ещё один день - останусь без работы и окажусь в полной заднице. Конечно, деньги у меня есть – но это не те деньги, которые я хотел бы сейчас тратить.
Черт, надо было спросить Кудо, что слышно об Эсцет. Существуют ли они еще.
Ну да. Век живи – век учись.

***
Перед выходом на работу я принимаю дополнительные меры защиты. Водолазка с длинными рукавами и высоким воротом, перчатки, джинсы, ботинки. Волосы я распустил вокруг лица. Босс, скорей всего, будет орать – но пошел он… Мне нужно, чтобы преграда между мной и окружающими была как можно больше.
Кудо не появляется.
И только когда босс начинает стучать по стойке, оповещая о скором закрытии бара, я понимаю, что ждал его.
Моя квартира кажется еще более пустой, чем обычно.

***
Что ж, я всегда предпочитал смотреть правде в глаза. Возможно, он так же одинок, как и я, но это не значит, что он вернется.

***
Дни будто сливаются в один – один длинный поток бесконечной скуки, скуки, скуки. И одиночества. Не следует забывать об одиночестве.
Не то чтобы я мог, при всем моём желании.
Ладно, неважно. Я уже почти смирился с тем, что до конца дней буду работать в этом проклятом баре, продавая напитки мужчинам и женщинам, которые хотят покончить со своей печенью, а заодно и с жизнью.
Дверь распахивается, и меня до костей продувает сквозняком. Похоже, и в этих краях природа, наконец, решила, что пора наступить зиме – а значит, я каждую ночь буду отмораживать задницу, потому что в моей лачуге нет центрального отопления.
Какая радость. Еще один посетитель.
Ох уж этот чертов табурет… ладно, по его скрипу я определяю, когда надо возвращаться к работе – но все равно раздражает.
Направляюсь туда, наклонившись по дороге, чтобы убрать бутылку под стойку.
- Что будете пить? – я поднимаю голову.
Дежа вю.
Разве что на этот раз Кудо чуть меньше смахивает на покойника.
С минуту мы просто смотрим друг на друга. Я не понимаю выражения его лица – оказалось, что я совершенно неспособен угадывать намерения людей, не зная их мыслей. Не умею читать по лицам…
Какого черта он пришел?
Еще несколько секунд удерживаю его взгляд, а потом спрашиваю:
- Что вам?
- Сто грамм, - без промедления отвечает он.
- Чего?
- Все равно.
Складненько получилось. Ох, не к добру это.
Я наполняю его чертову рюмку. Он с натренированной легкостью опрокидывает ее, а я сообщаю, во сколько ему это обошлось. Он тут же протягивает деньги, будто знал заранее – иди нахрен, Кудо, ты не Кроуфорд – а потом… встает и идет к двери? Какого черта?
Я растерянно смотрю ему вслед. Очнувшись, направляюсь к кассе, чтобы положить деньги.
И только теперь замечаю листок обычной бумаги, вложенный между купюрами.
На секунду забыв обо всем, я выпрямляюсь и разворачиваю записку. Почерк у Кудо жуткий, но сейчас мне абсолютно плевать.
Прости.
Прости? За что я должен его простить? За то, что отправил мои щиты в бессрочный отпуск?
…и какое ему дело, черт побери? Зачем он извиняется передо мной?
Остаток ночи проходит, как в тумане. Я два раза подряд обсчитал одного парня и недолил другому – это все, что я помню. Как бы я ни старался сосредоточиться, мысли упорно возвращаются к записке Кудо.
После закрытия босс пару минут орет на меня, потом замечает, что я не в себе, и с отвращением велит убираться домой. Хватаю пальто, вылетаю на убийственный ночной холод – и останавливаюсь, как вкопанный.
Кудо ждет снаружи, как и в тот прошлый раз. Только тогда он был полон праведного гнева, а теперь… взволнован? Я правильно понял?
Черта с два. Не может этого быть.
Я натягиваю пальто, ожидая, пока он заговорит. Пару раз он открывает рот, и оттуда вылетает облачко пара – а больше ничего.
Открывает, закрывает, открывает, закрывает…
Ладно, это уже просто смешно.
- Кудо, какого черта тебе надо?
Он еще пару секунд продолжает изображать рыбину, потом отворачивается.
- Я… А может, пойдем куда-нибудь, где не так холодно? – зябко поводя плечами, уныло спрашивает он.
Я подозрительно смотрю на него.
- Ну ладно. Только не в мою нору, там ни хуя не теплее.
Хотите верьте, хотите нет – он вздрагивает, услышав это. Ха, похоже, малыша Кудо коробит от моих выражений. Не из сочувствия же он… хотя не понимаю, когда это он успел стать таким щепетильным?
- Тогда пошли, - поникнув, со вздохом говорит он.
Мы идем пешком, промерзая до костей. Я вдруг вспоминаю, что видел у него машину в прошлый раз, когда… ну, не в тот прошлый раз, а еще до этого. До того, как он пришел в бар. Да, точно… в последний раз, когда я видел его до появления в баре, у него была машина. Если эту хваленую тачку можно назвать машиной…
- Эй, Кудо, ты сюда пешком пришел?
Он бросает на меня взгляд через плечо, но тут же отворачивается, уставившись себе под ноги. В этом жесте сквозит больше, чем опасение поскользнуться на заледеневшем асфальте.
- Да, - тихо роняет он, не останавливаясь.
Отлично. Теперь я хочу знать, какого черта он вообще приходил, но… молчание и так достаточно неловкое. Разговор будет еще хуже.
Эй, Брэд, ты бы меня видел. Я и вправду научился держать язык за зубами.
Слыхал, как на горе рак свистит.
Воспоминание такое неожиданное и отчетливое, что я даже спотыкаюсь, резко обернувшись, будто действительно ожидаю увидеть его, увидеть эту вечную самодовольную усмешку, холодные карие глаза за стеклами очков. Если зажмуриться, я почти могу почувствовать его у себя за спиной. Услышать негромкое хихиканье Наги, заметить, как искривился в ухмылке рот Фарфа.
В такие минуты я особенно тоскую по ним. Когда могу почти увидеть, почти услышать, почти ощутить.
Почти.
- Шульдих?
Дернувшись, я открываю глаза. Кудо остановился и смотрит на меня.
- Что? – рявкаю я. Он разрушил мою иллюзию.
- Ты… ты идешь? – неуверенно спрашивает он.
Могу поклясться, он хотел сказать что-то другое, но в данный момент мне без разницы. В глубине души мне хочется наорать на него, чтобы он ушел, оставил меня в покое, оставил меня одного, вспоминать и представлять… С каждой минутой это желание все сильнее, но внутренний голос твердит мне, что Кудо – настоящий, что он – моя единственная связь с прошлой жизнью. И что он точно так же одинок, потому что, может быть, и я – его единственная связь с прошлой жизнью.
Я вздыхаю и оглядываю улицу, как будто, если я буду смотреть достаточно долго, Кроуфорд появится, вместе с Фарфом и Наги, и они подождут меня, а я улыбнусь и пойду к ним, и на этот раз буду умнее и стану дорожить тем, что у меня есть.
- Да, - тихо говорю я. – Иду.
Мы проходим еще немного, а потом Кудо останавливается, свернув возле большого многоквартирного дома. Это одно из недавно построенных дорогостоящих зданий – с просторными, удобными квартирами. У меня тоже могла быть такая, если бы я не боялся, что Эсцет отследят передвижение средств с моих старых счетов.
Кудо ведет меня на верхний этаж. Должно быть, Критикер платили ему лучше, чем я думал, раз он может позволить себе пентхаус в таком доме.
Внутри чисто, тепло и пусто. Похоже, здесь имеется только самое необходимое – ну, если не считать ультрасовременной стереовидеосистемы. А также того факта, что новехонький диван обтянут кожей высшего качества. И профессионально выполненного интерьера. И сияния кухонных поверхностей из нержавеющей стали, которые я вижу в дверном проеме.
Короче говоря, эта квартира несравнимо шикарнее моей норы. И теплее. Только в ней нет чего-то, что есть у меня – разбросанной по комнате одежды или невымытой кружки на столе. Каких-то мелочей, которые отличают обжитой дом от выставочного помещения.
Интересно, что это говорит о душевном состоянии Кудо? Психиатр мог бы многое заключить из этого – но чего вы хотите от меня, мое знакомство с внутренней сущностью людей всегда протекало на более личной основе, ясно?
Кудо убирает пальто на вешалку, снимает туфли и проходит в комнату. Он не оглядывается, но мне почему-то кажется, что хочет, и даже очень. Может, потому что я бы на его месте точно оглянулся.
Следуя его примеру, я раздеваюсь и босиком шлепаю в гостиную. Если эту необитаемую комнату можно так назвать. Из двух диванов выбираю тот, что побольше и усаживаюсь, подобрав под себя ногу. Мне всегда нравилось так сидеть, не знаю, почему. Из такой позы быстро не вскочишь - сам не понимаю, чего расселся. Хотя, если бы я в глубине души опасался Кудо, я бы и пальто с ботинками не стал снимать.
- Хочешь чего-нибудь выпить?
Я удивленно смотрю на него. Он нервничает, хотя и пытается это скрыть – и если даже я, без помощи дара, могу определить, что он нервничает, значит, ему и вправду не по себе. Но он старается быть вежливым, и я соглашаюсь.
Он бросается на кухню – я не шучу, именно бросаетcя – и возвращается с бутылкой водки и двумя рюмками.
- Извини, больше ничего нет, - смущенно говорит он.
- Сойдет, - отвечаю я.
Он разливает водку. Тишина снова повисает между нами. Я жду, пока он поднимет рюмку, потом тоже отпиваю.
Некоторое время мы молчим. Я смотрю на свою рюмку и чувствую, как Кудо сверлит меня взглядом. Поднимаю голову – он торопливо отворачивается, чуть заметно покраснев, и пялится в противоположную стену, так и не говоря ни слова.
Я снова опускаю голову, и через минуту опять чувствую, что он смотрит на меня. Поднимаю глаза – опять отворачивается. Черт, я слишком часто использую слово «опять». Пора с этим завязывать.
Так повторяется три, а то и четыре раза. Это, конечно, забавно, но молчание становится все более натянутым.
Черт, до чего нелепо.
Я со вздохом подаюсь вперед и ставлю рюмку на журнальный столик перед собой.
- Слушай, Кудо, - устало начинаю я. – Ты хотел мне что-то сказать – так говори, чтобы я мог пойти домой и лечь нахрен спать.
Йоджи моргает, потом грустно улыбается и одним глотком опустошает свою рюмку. Наверно, тот факт, что он предложил водку в рюмках для вина, а я и глазом не моргнул, что-то говорит о нас обоих.
Он отставляет рюмку и поднимается. Что там бормочут чертовы психологи насчет желания быть выше оппонента? Чувство превосходства, стремление доминировать и прочее дерьмо. Ха, судя по поведению Кудо, в этом что-то есть.
- Я хотел извиниться, - неожиданно выпаливает он. Я молча смотрю на него. Да, дурья башка, ты это уже говорил. – Я… я не знал, что так получится. Я понимаю, что причинил тебе боль. Прости.
Теперь он уставился в окно за моей спиной, категорически отказываясь глядеть на меня. Ну-ну. Отлично. Продолжай, Кудо, потому что если это все, что ты хотел сказать, я тебя просто порву.
- Ээ… - он замолкает, потом начинает снова. – Даже не знаю, как это сказать, чтобы ты не набросился на меня.
- Звучит очень многообещающе.
Наверно, он не ожидал, что я отвечу. Он дергает головой и впервые с той минуты, как мы вошли в квартиру, смотрит мне прямо в лицо. Потом поспешно отводит глаза и опять мнется.
- Я… - он снова обрывает фразу и начинает бормотать себе под нос. – Почему, черт побери, это так трудно? Я могу уболтать любую встречную женщину, так какого же я не в состоянии сказать бывшему врагу, что больше не хочу враждовать, потому что мы единственные, кто остался от тех времен, и я знаю, что он так же несчастен, как и я…
- С чего ты взял? – резко спрашиваю я. У меня возникает нехорошее подозрение.
Йоджи опять дергается и самым натуральным образом краснеет.
- Ээ… ну, вот я и говорю, что не знаю, как это сказать, чтобы ты на меня не набросился.
- Да говори уже, - устало замечаю я. – Мать твою, Кудо, я спать хочу.
- Ладно. Ээ…
Я…
- Помнишь, я там у тебя дома прикоснулся к тебе?
…сейчас…
- Ну, дело в том… Понимаешь, дело в том…
…просто…
- Ты же прочитал меня, да? Ты все узнал?
…его…
- Это… вроде как взаимно.
…убью. Медленно и мучи… что?
- Что?
Кудо опять отводит взгляд.
- Ты меня слышал.
Я недоверчиво смотрю на него, потом со стоном закрываю лицо руками.
- Мать твою, только этого мне не хватало. Это все, или есть еще какие-нибудь сюрпризы?
- Ну, я подумал, что, может быть… Может быть…
- Кудо, если ты не перестанешь ходить вокруг да около, я тебе кишки выпущу, привяжу к дереву и столкну тебя с обрыва.
Даже не глядя на него, чувствую, как он вздрагивает. Внезапно Йоджи со вздохом опускается в кресло, так что в поле зрения появляются одна его нога и одна худая длиннопалая рука.
- Слушай, - говорит он гораздо более твердо. – Мы знаем, что мы оба одиноки. И несчастны. Нам обоим хреново. Я – твое единственное напоминание о Шварц, ты – мое единственное напоминание о Вайсс, какими они были раньше. Ты, Айя и Мэнкс – единственные оставшиеся в живых люди, которые хоть что-то знают обо мне и о том, кем я был, но тем двоим совершенно похуй. Я единственный живой человек, который знает о тебе. Я вот что пытаюсь сказать: не могли бы мы стать… ну, не знаю… друзьями? Или хотя бы собутыльниками, потому что я до смерти устал от одиночества, и ты, я думаю, тоже.
Он замолкает, неподвижно откинувшись на спинку кресла, но даже так умудряется излучать напряженное ожидание. Я тоже молчу, уронив голову на руки.
Что ж, тут он, надо признать, попал в точку. Что правда, то правда, мы оба несчастны, а что там говорит пословица? Беда ищет компанию.
Я снова вздыхаю, вытягиваюсь на диване, устроив голову на мягкой подушке, и закидываю руку на подлокотник. Закрываю глаза.
По правде говоря, даже если это лучший способ покончить с одиночеством, в глубине души я не хочу этого делать. Потому что принять предложение Кудо означает наконец-то признать, что Шварц исчезли, окончательно и бесповоротно. Я отпущу одну ниточку, чтобы тут же ухватиться за другую – более слабую, потому что Кудо не знал Шварц так, как знал их я.
Но жизнь идет, а мертвые не возвращаются. Я жив… а Кроуфорд, Наги и Фарфарелло – нет.
Наверно… пришло время отпустить их.
Приподнимаю голову и тянусь за своей рюмкой. Кудо настороженно следит за мной.
Я слабо усмехаюсь – всего лишь тень моей прежней ухмылки.
- Наливай.

3.

Вечером накануне вторника Кудо встречает меня около бара. Вторник – мой единственный выходной. Это наша первая встреча с того разговора у него дома – ладно, так не уж много мы тогда разговаривали. Больше сидели и глушили водку, будто воду пили.
Никогда не понимал этого выражения. Не люблю воду - она совершенно безвкусна – так зачем мне пить что-то, как воду, когда я предпочитаю пить это, как водку?
Короче, Кудо решил, что сам выберет, куда мы пойдем. Мне же лучше – думать не надо.
Мы неспешно бредем по улице, в основном молча. В такой холод не особо тянет на разговоры. Ну и ладно. Меня вообще как-то подозрительно все устраивает. К чему бы это?
Как ни странно, Кудо обходит бары стороной и направляется в более спокойную часть города. Я-то думал, мы заскочим куда-нибудь выпить, памятуя о нашем общем пристрастии к алкоголю - как говорится, «сначала вы требуете выпивку, потом выпивка требует выпивки, потом выпивка требует вас». Однако нет.
Он приводит меня в какое-то тихое уютное местечко, где негромко играет музыка.
- Я подумал, тебя, наверно, уже тошнит от баров, с такой-то работой, - Кудо снимает пальто и перчатки. – А я как раз обнаружил это кафе. Вот и решил, что неплохо бы зайти сюда, побаловать себя кофеином вместо алкоголя.
Я усмехаюсь. Видно, у меня сегодня покладистое настроение, иначе с чего бы его слова казались мне разумными?
Мы усаживаемся друг напротив друга в кожаные кресла за маленьким кофейным столиком. Кудо заказывает мокко, я – капуччино.
Я расслабляюсь, чувствуя, как постепенно отогреваются мои озябшие члены. Я про руки и ноги, а вы что подумали?
Приносят кофе. Кудо тянется за чашкой, помешивает ложечкой, пробует.
- Неплохо… - говорит он.
- Неплохо, - соглашаюсь я. Это почти забавно.
Он откидывается на спинку кресла, обхватив чашку ладонями. Смотрится уютно. Хм, пожалуй, сделаю так же.
Склонив голову, Кудо с интересом смотрит на меня.
- Не расскажешь, как они погибли? – осторожно спрашивает он.
Что ж, на его месте и я бы поостерёгся задавать такие вопросы. Я готов разозлиться на него за то, что посмел заговорить об этом, но… злости нет. Ну, раз уж мои собственные эмоции, в которых я сам никак не разберусь, не восстают, то какого черта. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.
- Сам точно не знаю. Я был в коме шесть месяцев, а когда очнулся, они уже были мертвы. Я даже не знаю, сумел ли кто-нибудь из них выбраться из воды. Может, умерли в больнице. А может, до них добрались остатки Эсцет, - слова звучат без горечи, но задевают что-то внутри, непонятное мне самому, и я торопливо глотаю горячий кофе. Очень смешно, обжигаюсь всякий раз, когда пью кофе в присутствии Кудо.
– А твои?
- Айя выбрался без проблем, - Йоджи морщится и хмуро смотрит в чашку. – Кену и Оми… не так повезло. Кен был уже мертв, когда его выбросило на берег. Оми умер во время операции. Как-то даже несправедливо, что я всего лишь сломал ногу. А они погибли.
Я зачем-то киваю. Понятия не имею, почему соглашаюсь с ним. И вообще, чего это я такой весь положительный? А, ну да, я ведь совсем один.
- А где теперь Ран?
Не понимаю, неужели так трудно было научиться звать его Раном? Лично я всё время только так его и называл.

Йоджи хмыкает.
- Где-то на Хоккайдо. Он уехал сразу после того, как Айя-чан очнулась. Решил, что сможет начать жизнь заново в другом месте. С тех пор я о нем не слышал.
Я пожимаю плечами.
- Он всегда казался мне замкнутым типом. Вроде Наги. Ну, может, и на Брэда слегка смахивал.
- Наги? – с любопытством переспрашивает Кудо.
Я невольно улыбаюсь, с легкой грустью. Перед глазами проносится образ Наги, сосредоточенно глядящего в монитор, словно в каком-то трансе.
- Он почти всю жизнь проводил в Интернете. Иногда для развлечения, а иногда по заданию Брэда. Порой мне хотелось силком оттащить его от этой чертовой машины и как следует накормить. Он все время забывал поесть.
Кудо не то хмыкает, не то посмеивается.
- Совсем как Оми. Кен все время над ним кудахтал. Если б не он, мелкий бы начал падать от истощения, а тут ему хочешь-не хочешь приходилось отрываться от компьютера. Готовил Кен из рук вон плохо, а Оми не хватало духу отказаться – оставалось только вставать и идти готовить самому, чтобы не пришлось давиться Кеновой стряпней.
Я хихикаю.
- Кен у плиты – забавная картинка, ничего не скажешь.
Йоджи ухмыляется.
- Это и вправду было смешно. Фартук у него был совершенно дурацкий – наверно, кто-нибудь в шутку на Рождество подарил.
- Он носил фартук? – удивляюсь я. – И что на нем было написано? «Поцелуй повара»?
- Неа, - Йоджи весело мотает головой. – Там были какие-то цветочки, как у домохозяек. До него никак не доходило взять рабочий фартук из магазина. Надо было наделать фотографий, а потом шантажировать его.
Я снова усмехаюсь.
- Интересно, как бы Фарфи выглядел в фартуке.
- Фарфи?
- А что, было бы как минимум забавно…
Йоджи качает головой и отпивает кофе.
- Нет, я про имя. Ты звал его Фарфи?
Я ухмыляюсь в чашку.
- Знал бы ты, как его это бесило.
Йоджи хохочет, и я тоже начинаю смеяться. Не думал, что моя склонность доводить окружающих до белого каления может кому-то показаться смешной. Ничего личного – мерзкий характер, только и всего. Это давно вошло в привычку и утратило всякий смысл. Просто способ держать всех на расстоянии, особенно тех, с кем приходится много общаться. Люди не могут причинить боли, если не подпускать их слишком близко. Однако я понимаю, почему Йоджи находит это забавным. Мне бы тоже было смешно, не знай я, что за этим стоит.
Наверно, именно поэтому у меня не выходит ладить с людьми. Из-за своих способностей я всегда предпочитал устраняться от общения с людьми – а еще лучше, устранять их самих – и к тому времени, когда я, наконец, сообразил, что могу держать свой «дар» на привязи за прочными щитами, в моем мозгу уже прочно укоренился принцип «отталкивай и не подпускай».
Ничего удивительного, что я так одинок.
- Я вроде как делал то же самое, - Йоджи ставит чашку на стол и снова откидывается на спинку. Это просто завораживает – наблюдать, как он постепенно расслабляется и медленно оседает всем телом, растекаясь в кресле. Будто кот, который устраивается на просторной мягкой лежанке – потягивается, потом замирает и, в конце концов, почти сливается с обивкой. Только Йоджи раз в десять побольше.
- Я звал чибика Омиччи, - говорит он, лениво прикрыв глаза. – А Кена – Кенкен. Он всегда бесился. Но Оми бесился еще больше, когда я называл его малышом.
- А Ран?
Йоджи хмурится.
- Мне никак не удавалось придумать ему подходящее прозвище. Я пару раз назвал его Аян после того, как узнал его настоящее имя, но… ему вроде было все равно, так что в конце концов я плюнул на это, - он встряхивает головой, отгоняя неприятные воспоминания – в конце концов, Айя ведь бросил его, променяв на сестру. Потом на губах появляется слабая улыбка. – Оми с Кеном сговорились и тоже придумали мне прозвище, так что я стал Йотаном.
С минуту я молча смотрю в чашку. Потом поднимаю голову и встречаю любопытный взгляд живых зеленых глаз.
- Пожалуй, мои воспоминания о Шварц не так приятны. Мы… были просто командой, - медленно говорю я, вслушиваясь в собственные слова. – Нам не было дела друг до друга. В отличие от вас. В отличие от Вайсс.
Йоджи склоняет голову набок, пристально глядя на меня поверх солнечных очков. Понятия не имею, зачем ему ночью солнечные очки, да еще в помещении – хотя кто бы говорил, я и сам после выхода из больницы первым делом купил новые очки и бандану. И то, и другое сейчас красуется у меня на лбу.
- Думаю, было, и гораздо больше, чем ты готов признать.
- Ты что, психоаналитиком заделался? – фыркаю я. – Кому как не телепату лучше знать, что творится у него в мозгах.
- Только для этого ему надо сначала выбраться из чужих, - тут же парирует Кудо.
Я хмуро гляжу на него.
- Может, было что-то, о чем я не хотел думать. И, может, я не один такой.
Йоджи примирительно кивает – его невозмутимость начинает действовать мне на нервы.
- Всё что я сказал, следует из твоих же слов. Ты просто никогда не понимал, насколько они тебе дороги. На правду не обижаются.
Я знаю, что он прав, но не хочу этого признавать. Пожалуй, пора сменить тему.
С отчетливым стуком ставлю чашку на стол и тоже откидываюсь в кресле.
- Ты какую музыку предпочитаешь?
- Что? – удивленно переспрашивает Кудо.
- Какая музыка тебе нравится?
- Мы же вроде о прошлом говорили, - подозрительно замечает Йоджи.
Я перебрасываю волосы через плечо и усмехаюсь.
- Вот именно что говорили. Прошлое прошло, теперь поболтаем о настоящем.
Йоджи хмыкает и тоже ставит чашку на стол.
- Ты просто не хочешь отвечать на вопрос.
- Какой вопрос?
- Который я только что задал.
- Ничего ты не задавал.
- Я намекнул.
- Намекнуть – не значит спросить, Йоджи.
- Джаз.
- Что? – я удивленно моргаю, пытаясь понять, как «джаз» может отвечать на мое замечание.
Йоджи ухмыляется. Вот ублюдок.
- Мне нравится джаз. Легкий. А еще медленный рок и металл. Лучше может быть только какая-нибудь ритмичная танцевальная музыка.
Продолжаю недоумённо хлопать глазами, медленно прокручивая в уме предыдущие реплики. Потом мои губы расплываются в усмешке. Подловил.

- А как насчет нормального металла? Такого, от которого кровь закипает?
Йоджи дергает плечом.
- Тоже ничего.
- Ничего? Да ты не слышал настоящего металла.
- Вопящие гитары? Голоса, которые звучат так, словно вокалиста рвет? Ударники, не имеющие ни малейшего понятия о ритме? – фыркает Йоджи. – Ага, обалденная музыка, куда уж лучше.
Я усмехаюсь.
- Я ж говорю, что ты не слышал настоящего металла.
Он смотрит на меня поверх очков.
- Ну, и что такое, по-твоему, настоящий металл, скажи на милость?
- Раммштайн, конечно.
- И только? А что не так с моей музыкой?
- Раммштайн – короли музыки. С ними никто не сравнится. И потом, - добавляю я, потягиваясь, - я ведь не говорил, что с твоей музыкой что-то не так.
- Говорил.
- Нет.
- Но намекнул, - уголки губ у Йоджи чуть заметно подрагивают.
- Намекнуть – не значит сказать, - усмехаюсь я.
- Ты просто мастер двусмысленностей.
- Я никогда не вру, - выразительно качаю пальцем перед носом Кудо.
Улыбка Йоджи становится чуть более заметной.
- Намекнуть – это почти что сказать.
- Но не совсем.
- Признайся, Шульдих: ты умудряешься врать, даже говоря одну только правду.
- И чертовски горжусь этим.
Йоджи внезапно начинает хохотать. Я снова вздрагиваю от неожиданности. Пытаюсь сдержаться, но усмешка против воли перерастает в широкую ухмылку.
Постепенно Йоджи успокаивается и только слегка посмеивается.
- По-моему, у нас гораздо больше общего, чем мы думали, Шу, - замечает он.
Я начинаю улыбаться в ответ - а потом вдруг понимаю, что он только что сказал, и вместо этого грозно хмурюсь.
- Шу?!
Смех Йоджи разносится по всему кафе.

***
Сначала мы встречаемся только по вторникам. Даже странно, что есть человек, с которым можно по-настоящему поговорить, впервые за много лет, и который не отмахнется от моих слов, а выслушает и ответит. А еще он смеется над моими шутками. По-настоящему смеется. Фарф только скалился, а Наги тихонько усмехался. А Кроуфорд приказывал мне заткнуться – так я определял, что шутка и вправду хороша.
Постепенно наши встречи становятся более регулярными. Кудо по-прежнему приходит в бар, но не для того, чтобы напиться, а чтобы поболтать со мной. Босс хмурится, но, похоже, не слишком возражает – а то уж давно бы сказал что-нибудь. Будто я стану обращать на него внимание. Хотя я и так не обращаю. Работы у меня не слишком много, и, пока мы разговариваем тихо, никто нас не трогает.
Это… неплохо. Не помню, чтобы раньше был с кем-то в таких отношениях. У меня никогда не было друзей в обычном смысле слова, и мне это даже нравилось. Теперь я все чаще ловлю себя на том, что думаю о Кудо, но меня это ничуть не беспокоит. Это странно и… неплохо.

***
С того вечера в кафе прошло два месяца. Кудо опаздывает на очередную встречу, я жду его, а дождь льет, как из ведра. Повезло так повезло.
Кутаюсь в пальто, стараясь не обращать внимания на ручеек, бегущий с волос за шиворот. Гребаному Кудо лучше поторопиться, а то я уже мокрый как мышь, не самое приятное ощущение.
Его нет ни в девять, ни в десять. Около двенадцати я начинаю по-настоящему беситься. До сих пор я был просто зол, а теперь готов рвать и метать, как девица, которую продинамили.
Вскоре я решительно шагаю по улице в сторону его дома, пытаясь не думать о том, что с ним могло что-то случиться - он мог попасть в аварию, получить травму - потому что это только злит меня еще больше. Блядь, если с ним и вправду что-то случилось, мог хоть предупредить! Не то чтобы я беспокоился, просто мне не пришлось бы несколько часов торчать под ледяным дождем, дожидаясь этого полудурка. А волноваться я и не подумаю. Вот еще.
Я поднимаюсь по лестнице, оставляя за собой лужи. Добираюсь до квартиры и начинаю что есть сил молотить кулаком в дверь.
- Кудо! – ору я. – Тебе, блядь, лучше оказаться мертвым или без сознания, потому что иначе, как только я до тебя доберусь…
- Открыто, - доносится приглушенный голос с той стороны.
Да неужели? С минуту я ошарашено смотрю на дверь, чувствуя, как в душе поднимается что-то до боли знакомое. Не облегчение. Точно нет. Твою мать, если этот ублюдок решил, что на улице для него слишком сыро, так я ему сейчас объясню…
Врываюсь в квартиру, оставив дверь нараспашку, и бросаюсь в гостиную.
- Кудо! – я мчусь в комнату, обгоняя собственные вопли. - Ты, неблагодарный кусок дерьма…
- И тебе вечер добрый, - говорит Йоджи. – Я так понимаю, мое сообщение ты не получил?
- Какое нахрен сообщение?! У меня нет автоответчика! И, в отличие от тебя, некоторые люди в этом городе работают, поэтому им иногда нужно спать…
Нет, мне это нравится.
- Закрой дверь, пожалуйста. Сквозит.
Вот сволочь, еще и усмехается!
Это глупо, несерьезно и по-детски, но мне почему-то хочется показать ему язык.
Вместо этого я закрываю дверь и возвращаюсь в гостиную. Я уже немного остыл, злость улеглась, его томные замечания сбили мне весь настрой.
- Ну и какого ты не пришел? – я стою, как дурак, в мокром пальто и заливаю его ковёр.
Кудо указывает на свою ногу, перебинтованную и вытянутую на диване – я замечаю это только сейчас.
- Растяжение, - поясняет он. – Я тебе звонил, но ты не взял трубку. Тогда я позвонил твоему боссу и попросил передать, что не приду.
Я вздыхаю, бесцеремонно сбрасываю на пол пальто и плюхаюсь в кресло.
- Идиот, я же не работаю по вторникам.
- Знаю, - пожимает он плечами. – Но ты же не взял трубку.
Как будто это все объясняет.
- Ну, и что теперь?
Йоджи берет с дивана пульт и направляет его на телевизор.
- Можно фильм посмотреть.
- Фильмы – это не мое, - кисло отвечаю я. – Если только они не отвечают кое-каким специфическим требованиям.
- Это каким же?
- Наличию крови, насилия, секса и интересных героев… - я загибаю пальцы. – Почти все.
- Значит, посмотрим что-нибудь про гангстеров.

- Кудо, вряд ли кто-нибудь другой связал бы этот список с гангстерскими фильмами, - говорю я, уставившись на него.
Йоджи усмехается.
- Я так понимаю, гангстерские фильмы не подходят.
- Неа, - я качаю головой.
- Ужасы? Боевики?
- В боевиках не бывает интересных героев, а ужастики просто смешны.
- А мне нравятся.
- А боевики?
- Ну… некоторые.
- У тебя просто нет вкуса.
Кудо ухмыляется и швыряет в меня пультом.
- Принеси чего-нибудь выпить.
- Я что, похож на сиделку?
Йоджи пытается сверлить меня взглядом. Может, и был бы толк, сумей он скрыть усмешку.
- Черт, да принеси чего-нибудь, Шу.
Я встаю и направляюсь на кухню.
- Твою мать, не смей называть меня Шу!
Он снова смеется.
Засранец.

6.
Я просыпаюсь на следующее утро и вспоминаю.
Твою мать.

***
Вечером Йоджи не приходит в бар. Мне почему-то хочется пойти и извиниться. Какого черта, он первый начал.
Блядь. Я не мог так подумать, ясно?
Я вздыхаю, уставившись невидящим взглядом на ряд бутылок перед собой и пытаясь сообразить, какая из них мне нужна. Скорей бы закончилась эта чертова смена. Тогда можно будет пойти домой и спокойно упиваться жалостью к себе. Вот так, значит, и происходят ссоры между друзьями? Я думал, люди ссорятся, а потом мирятся, и все опять тип-топ.
Может, дело во мне. Похоже, я порчу все, к чему прикасаюсь.
Твою мать.
Двигаюсь на автопилоте, бездумно разливая напитки и принимая деньги. Я не думал… я не понимал, какое место Йоджи занимал в моей жизни.
Занимал.
Твою мать.
Но, черт побери, это ненормально – так скучать по кому-то. В смысле – он ведь по-прежнему ,i>жив, и, если я и вправду захочу, то могу пойти и увидеться с ним. Так что нет никакого смысла скучать по нему – а значит, все это просто чертовски глупо.
Так, хватит.
Все просто чертовски замечательно.
Просто… замечательно.

***
Прошло три дня, а я уже подыхаю от скуки.
Я купил часы. Не электронные, а такие, которые все время повторяют свое гребаное «тик-так». Этот звук хоть как-то заполняет пустоту в моей конуре.
Поворачиваюсь на кровати, отчего пружины скрипят и стонут. Не обращая внимания на шум, я закидываю руку за голову и делаю глоток из бутылки. Если этой кровати суждено развалиться, она рано или поздно развалится, что бы я ни делал. Бурный секс на ней мне в ближайшее время не светит, так что какая разница.
Скоро мне понадобится еще одна бутылка. С недавнего времени – точнее, за последние три дня - моя нора стала похожа на заброшенный склад стеклотары. Не помню, чтобы при Йоджи я столько пил.
…
Йоджи, Йоджи… ну почему мои мысли вечно возвращаются к гребаному Йоджи?! Да мне насрать! Если хочет закатывать свои дурацкие истерики и бесить меня, пусть сам, блядь, и разбирается с последствиями. Ну, не виделись мы три дня, и никакого мне дела до этого. Да плевать я хотел. Плевать.
- Надеюсь, ты там вусмерть сопьешься, - бормочу я и опустошаю бутылку.

***
Из чистого любопытства начинаю снова заниматься своими щитами.
Бар оказывается самым безопасным местом для этого. Если даже я напортачу и снесу нафиг свои щиты, это будет не страшно, потому что здесь меня окружают только погруженные в себя пьянчуги. Поверьте, они не лучшие собеседники - во всех смыслах этого слова, даже для ментального общения.
Я проработал здесь так долго, что почти все делаю на автомате. Блуждая мыслями где-то далеко, я пытаюсь разгромить свои щиты, пробить их, расплавить, растворить и даже, черт возьми, утопить – но ничего не получается.
Щиты телепата – чертовски упрямая штука.
Эх…
Впрочем, не только у меня проблемы с ними – щиты любого телепата являются ключом к его слабостям. Они поддаются тому, чему поддается сам человек.
Поэтому мне так чертовски трудно. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда я стану проклинать себя за то, что я такой морально устойчивый.
Хмуро разглядываю след от кружки на поверхности барной стойки. Потом оборачиваюсь к боссу и сообщаю, что мне нужен перекур.
Переулок за баром мрачный, сырой и вонючий. Как и все вокруг – в последнее время я слишком хорошо в этом убедился. С тех пор как Й…
Нет! Нет, черт побери! Я не собираюсь думать о нем!
Выхватываю из кармана сигареты, торопливо прикуриваю и делаю глубокую затяжку. В последнее время я много курю. И пью тоже. Все что угодно, лишь бы на время избавиться от этих мыслей. Ладно хоть колоться еще не начал.
Внезапно до меня доходит, что единственные мысли, которые я сейчас пытаюсь заглушить – мои собственные. Докатился.
Позади меня со скрипом открывается дверь бара, и выходит босс. Он слишком большой для японца – ростом почти с меня и раза в три толще. Терпимости и понимания у него кот наплакал, этакий деспот с атрофированным чувством юмора. И все-таки… на него хорошо работать. Получше, чем на прежних «работодателей».
- Эй, малый, - он глядит на меня в упор, - у тебя все в порядке?
Я фыркаю и отворачиваюсь, делая очередную затяжку.
- Просто охуительно.
Засовываю пачку обратно в карман. Только этого не хватало – у босса неожиданно возникла настоятельная потребность озадачиться моим эмоциональным благополучием. Может, если не обращать на него внимания, сам отъебется.
- Просто… твой друг что-то давно не заходил. Кудо, вроде?
Еще не легче. Послать его, что ли?
- Блядь, а вам-то какая разница?
Он прислоняется к косяку и складывает руки на груди. Одной ногой подпирает дверь, чтобы не закрылась, а то обратно мы не попадем. Интересно, кто приглядывает за баром? А, ладно, не мои проблемы.
- Вы поссорились? – ровно интересуется босс.
Я бросаю окурок и втаптываю его в землю.
- Вас послушать, так мы прямо какая-то гребаная парочка.
На его лице явственно проступает удивление.
- А разве нет?
- Какого хрена? – я потрясенно таращусь на него. – Черт, да с чего вы это взяли?
Он пожимает внушительными плечами, лицо снова становится бесстрастным.
- Видимо, ошибся. Извини.
Босс уходит обратно в бар. С минуту я молча стою, ошеломленно глядя на закрывшуюся металлическую дверь.
«Вас послушать, так мы прямо какая-то гребаная парочка».
«А разве нет?»
Твою мать… Твою же мать.
Я приваливаюсь к стене, не заботясь, что могу изгадить одежду. Внутри бушует целый ураган эмоций. Я их и сам не понимаю, я с ними, черт побери, просто не справляюсь – они напрочь лишают сил и выбивают из колеи.
Закрываю лицо. Руки слегка дрожат. Не могу, просто не могу…
Так. Спокойно, Шульдих. Дыши.
Я не могу, черт побери, я…
Щиты. Я хотел разобраться, как мне пробить щиты. Цепляюсь за эту мысль, как за спасительную нить, отчаянно пытаясь отвлечься на что-то другое, пока не сорвался, и…
Щиты!
Я долблю их чем попало - голова, того и гляди, разлетится на осколки. Я пробую все, что уже перепробовал раньше, и все бесполезно, ничего не поможет, я зашел в тупик и теперь останусь один, навсегда, потому что облажался…
Пожалуйста, мысленно прошу я, ну давайте же, черт бы вас побрал, ломайтесь, вашу мать, пока я не разревелся нахрен…
…получилось.
Поверить не могу.
Блядь, я просто не верю.
Я начинаю хохотать, зажав рот, схватившись за живот, сгибаюсь пополам, и мне плевать, что это смахивает на истерику, а сам я - на психа. Это так… так глупо.
Я в своем репертуаре.
И всего-то надо было сказать «пожалуйста».
У меня перехватывает дыхание, и в горле ком. Я не могу сейчас думать ни о чем. Одно только лихорадочное желание.
Я хочу увидеть Йоджи.

***
Я срываюсь с места и пробегаю всю дорогу до его дома. Барабаню в дверь, отталкиваю охранника, так что он врезается в косяк, мчусь вверх по лестнице, по коридору… и застываю, как вкопанный, перед дверью.
Все чувства, что гнали меня вперед, вдруг утихают. Исчезают.
Остаюсь только я – и дверь.
Я забыл пальто в баре, а на улице начало накрапывать. Ненавижу этот мелкий моросящий дождь, от которого незаметно промокаешь до нитки. Я запыхался, еле дышу, и одежда липнет к телу в самых неподходящих местах.
Какого черта я здесь делаю?
Сам не знаю.
Просто… просто…
Я лучше пойду.
В ту минуту, как я принимаю решение, дверь открывается. На пороге стоит Йоджи.
Вот и говорите про иронию судьбы. Я молча смотрю на него и чувствую себя полным идиотом, потому что совершенно не знаю, что сказать. Я не видел его пять дней – пять дней, которые кажутся вечностью – и он выглядит, как ходячий труп.
Из квартиры несет перегаром. От Йоджи тоже.
Он смотрит на меня во все глаза. Он пьян, как сапожник – и абсолютно прекрасен.
Йоджи шевелит губами, потом хрипло выдавливает:
- Шу?
Я вздрагиваю, выходя из своего странного оцепенения.
- Ээ… да.
Отлично. Умнее некуда.
- Ээ… можно войти?
Йоджи с минуту смотрит, потом отодвигается в сторону, придерживая мне дверь. Я заставляю себя войти, пока не передумал и не удрал.
Дверь захлопывается, и мне вдруг становится страшно.
Плетусь в гостиную и, как дурак, встаю посреди неосвещенной комнаты. Я чувствую себя не в своей тарелке. Моя черная рубашка и брюки резко контрастируют с белизной Йоджиной обстановки.
С меня течет.
Йоджи медленно идет следом и замирает на пороге кухни. Там горит лампа, и его фигура отчетливо вырисовывается на фоне проема. Черт, до чего же дерьмово он выглядит. Одежда мятая, глаза красные, на подбородке щетина. Похоже, он еще и не спал несколько дней.
Мне становится не по себе. Будто это я виноват. И я по-прежнему не знаю, что сказать.
Время тянется бесконечно. Мы стоим и смотрим друг на друга, и внезапно слов оказывается так много – я просто не знаю, с чего начать – я хочу извиниться, сказать, что он паршиво выглядит, что я скучал по нему, что он дорог мне, как никто никогда…
- Ты весь мокрый, - нарушает молчание Йоджи.
Я сглатываю.
- Ага. Там… дождь идет.
Он неуверенно переминается с ноги на ногу.
- Шу…
- Прости! – вырывается у меня. – Блядь, я так виноват, я должен был сразу попросить прощения, но я чертов идиот, я убедил себя, что мне плевать, но мне не плевать, прости, прости, прости, я такой придурок, я…
Йоджи в два шага пересекает комнату, и я задыхаюсь, стиснутый в его объятиях.
- Не извиняйся, - говорит он, уткнувшись мне в плечо. – Не извиняйся, это я виноват, все из-за меня…
Я тоже обнимаю его, сжимаю, пытаясь прижаться как можно крепче, ведь на то мы и друзья, верно?
Йоджи старается не касаться моего лица и в то же время притянуть поближе, и от этого объятие выходит немного неуклюжим. Мы все еще бормочем какие-то глупости, но я не слышу ни слова, да это и неважно, раз Йоджи снова со мной. Все остальное неважно.
- Я хотел бы прикоснуться к тебе, - шепчет он, прижимая меня еще крепче. Черт, у меня синяки на ребрах останутся, но…
- Прикоснись.
Чуть отстраняюсь, стягиваю перчатку и дотрагиваюсь до его щеки.
– Я разобрался, и теперь ты можешь прикоснуться ко мне…
Я резко замолкаю, увидев выражение его лица. Глаза у него блестят, а взгляд такой…
Мы оба надолго замираем.
А потом начинаем целоваться, и я не знаю, кто начал первым, и мне плевать, плевать, потому что это так чертовски хорошо, так чертовски правильно, как ничто никогда. Он притягивает меня за волосы, чтобы целовать еще крепче, и прижимает за бедра. Пряжка его ремня царапает мне живот, но я этого почти не замечаю, потому что его язык у меня во рту, и у него стоит, и, черт, он пахнет медом, а мне просто мало.
Я задираю Йоджину рубашку, лезу под нее ладонями, пробую его на ощупь. Он притискивает меня к стене, коленом раздвигает ноги и толкается бедрами навстречу. Я и не представлял, что это может быть так чудесно. Йоджи отрывается от моих губ, чтобы осыпать беспорядочными влажными поцелуями щеки, скулы, шею, нос, глаза, а потом снова возвращается к губам. Он трахает меня языком, я отвечаю стоном, просовываю руки за пояс его штанов, хватаю задницу, притягиваю к себе, и мы возбужденно тремся друг о друга.
Йоджи забирается руками под рубашку, расстегивает ее.
- Черт, я так скучал, - шепчет он, снова на миг прерывая поцелуй. Я подаюсь вперед и слегка кусаю его за шею. Йоджи стонет, откидывает голову, и, как ни приятен физический контакт, мне гораздо, гораздо приятней знать, как он скучал.
«Я тоже скучал», - отвечаю я.
Я легонько присасываюсь к коже. Он задыхается, шарит руками по моему телу.
- Так давно хотел этого… Поцеловать тебя, дотронуться, отсосать тебе, трахнуть, услышать, как ты кричишь мое имя…
От его слов меня бросает в дрожь. Я тоже хочу этого, черт, так давно, что и думать перестал, просто знаю – я никогда ничего так сильно не желал, и, наверно, уже не буду.
Я оставляю в покое его шею и заглядываю в лицо. Наши бедра трутся в едином ритме.
- Хочу тебя, - выдыхаю я. – Черт, как же я тебя хочу…
Он снова целует меня, прижимая к стене всем телом.
И вдруг я понимаю: что-то не так.
Я отворачиваюсь, отталкиваю его.
- Мы должны остановиться, - с трудом выдавливаю я. Как легко оказалось это сказать – и в то же время чертовски трудно.
- Почему? – голос у Йоджи чуть хрипловатый, и в нем слышится удивление. Как и в его мыслях. – Я хочу трахнуть тебя, Шу.
А то я не знаю. Я закрываю глаза и насильно подавляю желание – и свое, и его – и поверьте, это нелегко.
Йоджи напрягается и слегка отстраняется от меня.
- Ты ведь… ты же не можешь до сих пор злиться из-за этой истории с Кеном, а?
Что за… Ну хватит.
Я выпрямляюсь и бросаю на него гневный взгляд. Наверно, я выгляжу как полный придурок в расстегнутой, свисающей с одного плеча рубашке, со встрепанными больше обычного волосами, исцелованными губами и перекошенной физиономией – ну, и черт с ним.
- Я не злюсь из-за той истории с Кеном, - заявляю я. – Я вообще из-за этого не злился. Но с помощью этой истории ты скрыл то, что на самом деле мучает тебя уже несколько недель, и я шагу не ступлю в сторону твоей спальни, пока не выясню, в чем дело!
С минуту Йоджи молча смотрит на меня в полумраке, а потом, к моему изумлению, вдруг начинает хихикать.
- Черт, ну ты прямо как девица, Шу.
- Ничего подобного!
- Сам знаешь, что да, - он ухмыляется и тянет нараспев: - Ревнуешь к мертвому.
Прищурившись, я делаю шаг вперед.
- А ты зарываешь голову в песок. Что у тебя за проблемы?
- Это у меня проблемы? – поддразнивает он, отступая от меня. – Кто тут не хочет признаваться, я или ты?
- В данный момент ты, - рычу я. – Я хочу знать, что тебя так расстроило, мать твою. Трудно сказать?
- Трудно, когда я хочу трахнуть тебя, - огрызается Йоджи.
- Даже не рассчитывай, Кудо, пока не расскажешь, в чем дело.
Йоджи бросает на меня полный ярости взгляд, и на секунду мне кажется, что он сейчас начнет орать, - а потом вздыхает и отворачивается.
- Мы только что помирились. Я не хочу ссориться снова.
Напряжение внезапно отпускает меня. Я молчу.
Йоджи трет лицо, и я вдруг понимаю, как он вымотан.
- Прости, - я опускаю глаза. Йоджи научил меня самым разным чувствам, в большинстве своем приятным – но до сегодняшнего дня я никогда не чувствовал себя виноватым.
Он плюхается в кресло и привычно разваливается в нем, и от этого у меня почему-то сжимается сердце. Я жалею, что оттолкнул его. Но я переступаю через его ноги и устраиваюсь на диване. За что боролся, на то и напоролся, чего теперь ныть.
- Я так скучал по тебе, - тихо говорит он. – Ты сделал меня счастливым. Заставил меня забыть. Раньше у меня не получалось.
Я без выражения смотрю на него. Наша связь по-прежнему существует, и я, наверно, мог бы порыться у него в голове, чтобы выяснить, о чем, блядь, он толкует, но все-таки лучше услышать это от него самого. И потом, я никогда раньше не исследовал свой «дар» и понятия не имею об ограничениях. Не хотелось бы случайно натворить дел.
- Послушай, Шу… - он резко замолкает, проводит рукой по лицу, а когда снова заговаривает, голос звучит ровно и безжизненно. – Ты знаешь об Аске? И Ной?
Я медленно киваю и понимаю, что он не смотрит на меня.
- Да.
- Я чуть не пропустил годовщину ее смерти. Ее настоящей смерти, понимаешь, когда я сам убил ее. Чуть не пропустил - мне же было с тобой так чертовски весело.
Внезапно меня накрывает волной его горечи и ненависти к самому себе, настолько сильной, что мне становится нехорошо. Я сглатываю и, сцепив зубы, вслепую нашариваю подлокотник дивана. С усилием выпрямляюсь, моргаю, чтобы согнать набежавшие слезы. Как он может выглядеть настолько спокойным, если ему так больно?
- Я должен был найти какой-то способ спасти ее. Я тысячу раз прокручивал все заново, думал, что мог сделать то-то и то-то, и она сейчас была бы здесь, и это была бы Аска. Но я задушил ее, ведь она сказала, что любит Масафуми - а значит, я недостаточно хорош - и я возненавидел ее. Я проиграл садисту-извращенцу, и значит, я еще хуже него, потому что предал ее из ревности…
- Черт, во всем этом нет ни слова правды! – взрываюсь я.
- Нет? – он гневно смотрит на меня налившимися кровью глазами.
- Нет, - настаиваю я.
Глядя мне в лицо, Йоджи втолковывает медленно и четко, как идиоту:
- Я убил женщину, которую любил… за то, что она полюбила другого. Я собирался вырубить ее, забрать с собой и найти способ помочь, но вместо этого задушил, потому что она выбрала другого. Я убил ее, Шу, а через год почти забыл об этом, потому что нашел себе другого.
Я открываю рот, а потом опять закрываю. Смешно, но, когда я услышал от него «нашел себе другого», у меня по телу мурашки пошли. Однако говорить об этом сейчас не имеет смысла.
Сам не знаю, почему пытаюсь ему помочь. Шульдих из Шварц не стал бы утруждаться.
Хотя… Шульдиху из Шварц вообще было бы плевать.
Как бы я ни ломал голову - мне нечего сказать, кроме одного. Йоджи это не понравится, но…
Что бы я ни сказал сейчас, ему это не понравится.
- Она была бы тебе благодарна.
Йоджи смотрит на меня, и я почти вижу, как у него шерсть на загривке встает дыбом.
- Что… ты сказал? – подозрительно спокойно переспрашивает он.
- Она была бы тебе благодарна, - со вздохом повторяю я. – Остынь, мать твою, и послушай меня. Ты говоришь, что хотел помочь ей снова стать Аской, так? Поверь мне, это было невозможно.
- Почему? – резко спрашивает он.
- Все Шрайнт зашли слишком далеко, чтобы снова стать теми, кем были раньше. Теми, кем должны были быть, - ровно поясняю я. – Ной была сплошной черной дырой, я тебе как телепат говорю. Там уже не осталось личности – только серия реакций. Йоджи, это не Аска сказала, что любит Масафуми, это были гребаные реакции, которые он выработал в ней. Все, что осталось от прежней – Аски или не Аски – было слабое ощущение, которое я уловил глубоко внутри. Она кричала, - меня передергивает от одного воспоминания. – Черт, это было страшно до усрачки.
Йоджи смотрит на меня и выглядит таким несчастным.
- Шу… я убил ее, Шу.
Я вздыхаю и закрываю глаза.
- Подумай об Аске, которую ты знал. Хотела бы она стать машиной для убийств, игрушкой свихнувшегося ученого?
Долго-долго ничего не происходит. Я всматриваюсь в темноту под опущенными веками и жду, пока он заорет или врежет мне.
Услышав сдавленный звук, я резко открываю глаза. Йоджи согнулся пополам в кресле, закрыв руками лицо, зажав рот, чтобы сдержать рыдания. Я мгновенно бросаюсь к нему, тяну к себе, пытаюсь укачивать, и ему наверняка неудобно, при его-то росте, но мне плевать. Он безвольно оседает, уронив руку мне на грудь. Я почти жду, что он оттолкнет меня, но…
Он комкает в кулаке мою рубашку, и я ничего не могу поделать, только обнимать его, пока он плачет.

***
Я сделал открытие.
Нет ничего ужасней, чем бессилие, когда дорогой тебе человек страдает, а ты ни хрена не можешь сделать, чтобы ему помочь. Я практически переселился к Йоджи, проводил с ним двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю – и только беспомощно наблюдал, как он все глубже погружается в депрессию. Я спал с ним (и в этом смысле тоже), я заставлял его ходить со мной на работу, я прятал от него выпивку, черт, я даже кормил его – и все без толку.
Должно быть, я свихнулся.
Это уже вошло в привычку. Каждый рабочий вечер я тащу его с собой в бар и всю ночь нянчусь с ним, пытаясь развеселить.
Все без толку.
Дома я в основном занят тем, что пытаюсь его разговорить, а он – тем, что отмалчивается. Я не касаюсь его телепатически, пока он бодрствует, потому что не могу выдержать шквала исходящей от него боли.
…Я веду себя, как чья-нибудь гребаная мамаша. Или жена.
Ничего смешного.

***
- Что с ним такое? – шепотом интересуется босс, когда я проношу напитки мимо него. Он указывает вдоль рядов бутылок на Йоджи, сидящего за стойкой со стаканом диетической колы. Мне сильно влетело за то, что удрал тогда с работы, но когда босс увидел Йоджи, то сразу заткнулся. Даже посетители поглядывают на него с сочувствием.
- Вся его семья и любимая девушка погибли год назад, - коротко сообщаю я, озираясь в поисках относительно чистого полупинтового стакана. Объяснение не хуже любого другого.
- Черт. Бедный парень, - босс бросает хмурый взгляд на бутылку с колой. – Он не хочет чего-нибудь покрепче?
- Наверняка хочет. Но я ему не дам.
- Клиент всегда прав, Шу, - замечает босс, не сводя с меня глаз.
Я пожимаю плечами.
- Только не в том случае, когда клиент – твой друг, который сопьется, если за ним недоглядеть, - я поворачиваюсь, чтобы двигать дальше, и до меня вдруг доходит вторая половина сказанного боссом.
Он знает. Твою мать, знает мое настоящее имя. Вот дерьмо.
- Я сообразил сразу, как взял тебя на работу, - ворчливо поясняет он, увидев, что я не двигаюсь с места. – Не слишком хорошо владею немецким, но даже я могу сообразить, что ни одна мать не назовет ребенка Джоном Доу. И твой приятель все время называл тебя «Шу». Ежу понятно.
- И что теперь? – выдавливаю я. – Уволите меня?
- С какого перепугу? Работаешь ты хорошо, и ты не первый, кто скрывает свое настоящее имя. Если у меня из-за тебя начнутся проблемы – будет другой разговор, а пока все нормально.
Я медленно поворачиваюсь и недоверчиво смотрю на него.
- И все?
Он пожимает плечами.
- Я не знаю, кто ты и что натворил, и знать не хочу. Но, - он пригвождает меня к месту тяжелым взглядом. – Если у меня и вправду будут проблемы из-за тебя – любые проблемы – обещаю, что последствия тебе не понравятся. Я ясно выразился?
Я киваю, потом поворачиваюсь и ухожу.
Чертовски приятно, когда тебе напоминают, что от прошлого не скрыться.

***
Прошла неделя. Йоджи по-прежнему хандрит.
Я готов рвать на себе волосы от отчаяния. Как же мне не хватает Брэда – уж он-то знал бы, что делать. Он, мать его, всегда знал, что делать.
Но я один, и я бессилен.
Тащу Йоджи в бар, усаживаю на табурет, прислоняю к стойке, а сам ныряю за нее. Вытаскиваю из холодильника початую бутылку диетической колы – один из немногих безалкогольных напитков в нашем баре – и водружаю перед ним.
- Стакан нужен?
Он молча качает головой и берет бутылку. Не пьет, просто тупо наблюдает, как по ней стекают капли.
До боли знакомо, и радоваться тут нечему. Я вздыхаю и отправляюсь в зал, оставив его наедине со своими мыслями.
Все, о чем я могу думать – я хочу вернуть прежнего Йоджи. Йоджи, который заказывал у меня виски и расплачивался моими же деньгами, Йоджи, который рассказывал мне всякую чушь о барных орешках, Йоджи, который… который был больше Йоджи, чем этот… этот…
Чертов. Ходячий. Труп.

***
Я плюхаюсь на диван, уставившись на стакан, который держу в руке.
Жидкость в нем прозрачна. Ничего удивительного – я же пью воду. Не алкогольный напиток, которого мне так отчаянно не хватает – хотя водка ведь тоже прозрачна, и, наверно, подмена сошла бы мне с рук. Но нет, Йоджи учует разницу. А водки ему я сейчас не дам ни за что на свете.
…
Чего бы я не отдал за глоток спиртного.
Со вздохом отставляю стакан и тру лицо. Как же я устал – даже выспаться некогда, надо отслеживать Йоджины сны. Но я буду это делать, сколько потребуется. В какой-то момент я принял решение оставаться с Йоджи до конца – не знаю, когда это произошло, да и неважно. Я не отдам его гребаной покойнице.
Или покойнику, если уж на то пошло. Он теперь мой. Я, конечно, не подарок, но я позабочусь о нем лучше, чем он сам.
Снова вздыхаю.
- Шу?
Я даже подпрыгиваю, услышав его голос. Резко обернувшись, вижу, что Йоджи неуверенно топчется в дверях. Он не так уж много говорил в последнее время, и никогда не заговаривал первым, поэтому неудивительно, что голос у него хрипловатый.
- Ч-что? – заикаюсь я.
Ладно, похоже, не только Йоджи сейчас не в себе.
- Я понял, почему не любил Кена.
Здрасте, пожалуйста.
Сижу и тупо хлопаю глазами. Потом понимаю, что он ждет ответа.
- Ну и почему?
Йоджи слегка мнется, глядя в сторону.
- Кен был… он был слишком хорошим. Как будто… не совсем настоящим. И столкновение с реальным миром причиняло ему боль. Я не мог… он просто был слишком наивным.
Йоджи поднимает голову. Глаза у него красные и воспаленные. Я отставляю стакан и осторожно поднимаюсь, не зная, чего ожидать.
- Но не это главное. Главное, что… все это время я ждал кого-то другого. Кого-то, кто был бы… был бы просто… - он замолкает, беспомощно глядя на меня. Я растерянно смотрю в ответ – черт, Йоджи, я понятия не имею, что ты пытаешься сказать, поэтому… давай, мать твою, быстрей подбирай слова, я хочу знать!
- Я ждал кого-то идеального, - наконец, говорит Йоджи, и теперь голос его звучит яснее и тверже. – Идеального для меня. А Кен… был слишком хорошим, чтобы быть идеальным для меня.
Да, в этом что-то есть.
- Значит, на самом деле я не любил Кена потому, что… потому что он не был тобой.
Я молча гляжу на него.
Он не был тобой.
Отчасти я ужасно, ужасно хочу знать, как, черт возьми, он пришел к этой мысли. А отчасти… мне плевать, как.
Йоджи неуверенно улыбается – будто солнышко выглянуло.
- Я тебя люблю, Шу.
Я смотрю на него и не могу выговорить ни слова.
Потом почти безотчетно, слегка касаюсь его разума. Я уже несколько дней старался этого не делать – поэтому и не знал, что ему стало лучше. Его депрессия была лишь последней штормовой волной. Он не выздоровел, еще нет – он все еще испуган, потрясен, его раны все еще свежи – но он выздоравливает. Исцеляется.
По моему лицу расплывается улыбка, такая широкая, что мне даже больно – но это приятное чувство, и я не променяю его ни на что на свете. Я чувствую в Йоджи покой там, где раньше была только боль, и понимаю, что это моя заслуга. Я помог ему. Дал ему то, что было нужно. Я не облажался.
Сам не знаю, как это получилось, но внезапно я оказываюсь в его объятиях, или он в моих, и мы оба смеемся и целуемся, крепко прижимаясь друг к другу. Я целую его в уголок рта.
- Я тоже люблю тебя, Йоджи Кудо, чертов сентиментальный ублюдок.
Он смеется в ответ и шепчет, касаясь губами моих губ:
- Рыбак рыбака...

Это весь фик.

значит, "Крест, который мы несем" выкладывать не буду... Я то к мату отношусь вполне, ибо сам ругаюсь. Заметьте, именно ругаюсь, а не разговариваю на нем, как некоторые.
Так... чего бы выложить...

АЛЬТЕРНАТИВА

        Автор: Newkate
        Бета: helen267
        Фандом: Weiss kreuz
        Рейтинг: NC-17
        Жанр: AU, Romance, slash
        Пайринг: Брэд/Шульдих, Шульдих/Ран, будут и другие
        Предупреждение автора: АУшка. Канон - манга и первые эпизода так четыре аниме. В фике всего двадцать две главы *обморок* но он весь написан и редактируется, постараюсь выкладывать по главе в день.
        От автора: Огромное спасибо героической бете и музе helen267!!
        Отказ от прав: Персонажи фика принадлежат их создателям. Автор фика не извлекает материальной выгоды от их использования. Размещение фика на других ресурсах - с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
        Отзывы: сюда

     

     

        «Альтернатива (от латин. alternus - попеременный) - выбор одного из двух единственно возможных решений».
        Толковый словарь

        Часть первая. Заговор.

        1. С добрым утром

        Кроуфорд высунул руку из-под одеяла, отработанным движением нажал кнопку будильника и только потом приоткрыл один глаз. Как обычно, точно за пять секунд до звонка. Он самодовольно улыбнулся, собрался было перевернуться на другой бок, но вспомнил, что спал один, вздохнул и выбрался из кровати.

        Через пятнадцать минут безукоризненно одетый, аккуратно причесанный и благоухающий модным одеколоном лидер боевой группы Шварц вышел из своей спальни, готовый направлять, командовать и осуществлять общее руководство. Квартира встретила его гулкой тишиной - подчиненные дрыхли, как сурки. Кроуфорд покачал головой и заглянул в комнату Наги.

        Мальчик спал за компьютером, сидя, босиком и в пижаме, уронив голову на заваленный распечатками стол. На экране под ритмичное попискивание динамиков дрыгались какие-то нарисованные монстры, мелькали слова: “Просыпайся! Доброе утро!”, но мирный сон Наги эта вакханалия не нарушала.

        - Заведи себе нормальный будильник, - посоветовал Кроуфорд с порога. Телекинетик встрепенулся, смахнул на пол упаковку ДВД-болванок и чудом не упал со стула.

        - Наги, я говорил, никаких полуночных бдений до шестнадцати лет! Еще раз такое увижу - буду на ночь забирать клавиатуру. Сегодня работаем сверхурочно, мне нужно, чтобы ты был в форме.

        - Я буду, - пообещал Наги, протирая глаза. - Я просто… Шульдиха вчера дома не было, я волновался, не мог спать… Он пришел?

        Кроуфорд нахмурился, и мальчишка молча сполз со стула и поплелся в ванную.

        У запертой двери в комнату Берсерка Кроуфорд помедлил, прислушиваясь. Истеричных воплей, всхлипываний и молитв до него не доносилось, но это еще ничего не значило.

        - Фарфарелло? - негромко позвал Брэд, вынимая ключ из кармана.

        - Доброе утро, Кроуфорд, заходи.

        Боевик Шварц мирно лежал на кровати и читал Библию. Это тоже ничего не значило. Иногда во время приступа он выглядел совершенно нормальным, пока не начинал бросаться на товарищей по команде.

        - Как ты себя чувствуешь? - фальшиво спросил Брэд, держа руку на дверной ручке.

        - Отлично. Вот, послушай, какие интересные вещи говорит Бог. Оказывается, если кто-нибудь изнасилует девушку в черте города, то богоугодным делом будет убить и насильника, и ее. За то, что слишком тихо звала на помощь. Ты когда-нибудь насиловал девушку, а, Кроуфорд?

        Брэд скрипнул зубами и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. По крайней мере, у Берсерка не было приступа, просто дрянное настроение.

        - Эй, Шульдих вернулся или нет? - крикнул Фарфарелло ему вслед. - Я его ждал всю ночь, хотел поговорить!

        - Замечательно, еще один будет сонный, - пробормотал Кроуфорд и без стука ворвался в спальню всеобщего любимца, известного также под именем “рыжая сволочь”.

        Он, разумеется, вернулся, даже разделся и принял душ. Разметавшиеся по подушке волосы все еще были чуть влажными, от нагретой утренним солнцем кожи пахло мылом и Шульдихом. Кроуфорд не удержался, присел на кровать и тихонько погладил выглядывающее из-под одеяла смуглое плечо. Сонные глаза тут же сверкнули под растрепанной челкой, ярко-синие, хитрые, завораживающие.

        - Нагулялся? - холодно спросил Брэд.

        - Вполне, - Шульдих потянулся, сбрасывая с себя одеяло, бесстыдно демонстрируя длинные мускулистые руки и гладкую грудь. Над левым соском виднелось небольшое пятнышко. Может, след поцелуя, может, просто синяк. - Мне начинает нравиться в Японии. Скучали без меня?

        - Наги волновался. Фарфарелло тосковал по общению.

        - А ты?

        - А что я?

        Шульдих скользнул по кровати и ткнулся щекой в коленку Кроуфорда. Его запрокинутое лицо казалось странно открытым, почти беззащитным.

        - Иногда, - сказал телепат, заглядывая снизу вверх ему в глаза. - Я совсем тебя не понимаю. Ты единственный человек, о котором я знаю только то, что ты сам говоришь, и это никак не складывается во внятную картину. Я тебе нравлюсь?

        - Очень.

        - Ты меня любишь?

        - Нет, - ответил Кроуфорд, и недоуменно моргнул. Немец никогда не задавал таких странных вопросов.

        Шульдих протянул руку и коснулся его переносицы, нежно разглаживая нахмуренные брови.

        - Тогда почему ты на меня злишься?

        Кроуфорд оттолкнул его руку и подвинул рыжего обратно на подушку.

        - Где ты вчера был? Ты на себя не похож.

        - В лесбийском клубе, - охотно поделился телепат. - Я очень другой? Это иногда бывает. Тебе интересно?

        - Ты спал с лесбиянками? - изумился Кроуфорд. Шульдих ухмыльнулся, поймал его за руку, поцеловал в ладонь и принялся нежно посасывать один палец, обвивая его языком.

        - Господи, - пробормотал Кроуфорд, беспомощно оглядываясь по сторонам. - Да, мне интересно. Подожди, я закрою дверь.

        Когда он снова обернулся к кровати, одеяло валялось на полу, а Шульдих раскинулся на простыни лицом вниз, с задранной кверху очаровательной задницей. На его спине красовались длинные красные отметины, видимо, от когтей лесбиянок. Брэд сбросил пиджак, избавился от галстука и рубашки, прыгнул на кровать, провел языком по одной из полузаживших царапин. Рыжий тихо зашипел, выгибая спину, запустил пальцы в волосы Кроуфорда и притянул к себе для поцелуя.

        Организованный человек всегда точно знает, в каком кармане у него что лежит. В левом кармане брюк Оракула были зажигалка, носовой платок, запасная обойма и тюбик смазки. Иногда там лежали еще и презервативы, но дома они были ни к чему. Кроуфорд отвинтил крышку, выдавил немного прохладного геля себе на ладонь и принялся осыпать поцелуями расцарапанную спину телепата, одновременно осторожно лаская его скользкими пальцами, снаружи и изнутри.

        - Ммм… Ты лучше всех, - сказал Шульдих. Он часто это говорил, и, наверное, не кривил душой. В конце концов, ему было с чем сравнивать.

        Кроуфорд легонько укусил его между лопаток, заставив распростертое под ним тело сладко вздрогнуть. Сегодняшний, “другой” Шульдих был отзывчивый, нежный, терпеливый и покорный. Это было непривычно, но по-своему приятно. Сонные, теплые мышцы податливо расслаблялись под рукой, раскрывались ему навстречу, и Брэд, решив больше не тянуть, торопливо расстегнул брюки. Шульдих застонал, легонько подался вверх; Кроуфорд одним движением скользнул внутрь, утопая в мягкой тесной глубине. Они молча покачивались на кровати, прижимаясь друг к другу всем телом, погружаясь в гипнотический, медленный ритм. Глаза Шульдиха были закрыты, он глубоко дышал в такт их движениям, бессильно распластавшись под пригвоздившим его к постели весом, тихо, благодарно принимал это вторжение, позволяя партнеру единолично диктовать все условия. Кроуфорд смахнул с его разрумянившегося лица спутанные рыжие волосы и поцеловал в висок. Шульдих был невероятно красив, особенно в такие минуты.

        - Ты любил кого-нибудь? Ну, хоть раз? - неожиданно спросил телепат.

        - Нет, - ответил Кроуфорд сквозь зубы.

        - И я нет. А ты хотел бы?

        - Нет.

        - А я хотел бы, - задумчиво сказал Шульдих, заводя руки назад и обнимая Кроуфорда за шею. - Тебя.

        - Чертовы бабы, - прохрипел Оракул, зажал немцу рот ладонью и вмял его в матрас сильным рывком бедер. Шульдих тихонько пискнул и больно дернул его за волосы, но Кроуфорд только ускорил темп. Телепат замычал ему в пальцы, не пытаясь высвободиться, схватил за другую руку и потянул ее вниз, с трудом просовывая между кроватью и тесно прижатым к ней собственным животом. Они сплели пальцы на горячем, твердом члене Шульдиха, принялись сжимать его в одном ритме с рывками, продолжая яростно двигаться навстречу друг другу. Кроуфорд прижался лицом к покрытой испариной спине рыжего и услышал, как совсем рядом колотится его сердце.

        - Брэд, - пробормотал Шульдих ему в ладонь и уронил голову на подушку, судорожно вздрагивая. Оракул почувствовал под их сцепленными пальцами напряжение, пульсацию, а потом - влажное тепло. Шульдих счастливо выдохнул, тут же обмяк всем телом, как будто упал в обморок, а Кроуфорд высвободил руки, чтобы поудобнее опереться о постель, и принялся иметь своего телепата всерьез: быстро и сильно. Шульдих прикусил губу, не прекращая блаженно улыбаться, и ступней погладил его по голени.

        Кроуфорд кончил, не произнеся не звука, и упал на кровать рядом с рыжим. Тот прижался к нему и начал рассеянно ластиться, а Оракул смотрел в потолок и, сжав челюсти, пытался думать о работе.

        Он ненавидел эти мгновения после секса. Шульдих никогда не лез к нему в мозги; возможно, он и не смог бы пробиться сквозь поставленную в Розенкройц ментальную защиту, даже если бы захотел. Но иногда Кроуфорд терял бдительность, ронял щиты, и его мысли и чувства вырывались наружу, заставая телепата врасплох, и тот читал их, сам того не желая. В определенные моменты удерживать блок было особенно трудно. Например, сейчас, когда в голове у Брэда звенело, в груди сладко ныло, и все его существо было переполнено глупой, безнадежной, многолетней любовью к похотливому рыжему мерзавцу. Любовью, которая бурлила во всем теле, зудела под кожей и мечтала выплеснуться наружу и заорать о себе на весь мир.

        Если бы Шульдих узнал правду, это не принесло бы ничего, кроме неловкости и унижения. Немец считал моногамию психическим расстройством, и удержать его в одной постели можно было только с помощью наручников, да и то ненадолго, как показывала практика. В глубине души ни в какую любовь он, скорее всего, не верил, да и сам Оракул придерживался тех же взглядов. В начале их знакомства...

        Когда телепат встрепенулся и объявил, что завтрак готов, Кроуфорд вздохнул с облегчением, встал и принялся одеваться.

        Рыжий выплыл на кухню во всем своем великолепии, непристойный, как картинка из порнографического журнала: сияющий, всклокоченный, одетый только в ярко-зеленые пижамные брюки. Рядом с застегнутым на все пуговицы Кроуфордом он выглядел особенно ослепительно. Завтрак был сервирован по упрощенной схеме: Наги приготовил себе мисо, а для гайдзинов выставил коробку шоколадных хлопьев и пакет молока. Фарфарелло промямлил что-то про картошку и копченую рыбу, но покорно взял ложку и принялся хрустеть полезными для здоровья злаковыми.

        - Программа на сегодня, - провозгласил Кроуфорд. - Шульдих, твоя задача - обработать Такатори так, чтобы он думал, что мы охраняли его весь день, как минимум до полуночи.

        Шульдих кивнул, не задавая лишних вопросов.

        - В семь вечера идем брать Акашиму, как и собирались.

        - Мы собирались в следующем месяце, - напомнил Наги.

        - Его сегодня убьют, так что тянуть нельзя. Обеспечь планы его дома. Фарфарелло, я видел, что там будет около двадцати охранников, но может быть и больше.

        Ирландец меланхолично пожал плечами:

        - Главное, чтобы не меньше.

        - Твоя самонадеянность тебя когда-нибудь угробит, - пообещал Кроуфорд. - По крайней мере, научись стрелять, я теряю связь с твоим будущим каждый раз, как ты прыгаешь на вооруженную толпу.

        - Во-первых, стрелять - это скучно. Во-вторых, я умею стрелять. Это попадать я не умею.

        - А кто его убьет-то? - спросил Наги. - В смысле Акашиму?

        - Да так, - ухмыльнулся Кроуфорд. - Энтузиасты.

3. В “Конеко” секса нет.

        Айя проскользнул в душ первым, пока Оми раскладывал на столе содержимое аптечки, а Кен пихал окровавленную одежду в мусоросжигатель. Он подставил лицо под горячие струи воды и вздрогнул: стоило закрыть глаза, как проклятое лицо снова всплывало в памяти, словно было выжжено на веках. Синие глаза дразнили, усмехались, издевались над ним…

        Он хорошо помнил рыжего гайдзина. Воспоминания о том дне жили у него в голове смутными клочьями, затуманенные шоком и сотрясением мозга, но он помнил, как эти губы насмешливо улыбались ему, роняя едкие слова. Помнил, как взметнулись по ветру длинные волосы, когда его враг просто повернулся и ушел, оставляя его за спиной, как никчемную, сломанную вещь. Безвредную. Ненужную.

        Теперь он знал его имя: Шульдих.

        Шульдих был там, на месте взрыва, он знал, что должно было произойти, он безразлично угрожал ему смертью и не прикончил, похоже, только потому, что поленился. Скорее всего, именно он убил его родителей и искалечил сестру. Наверное, он работал на Такатори.

        Может быть, это Такатори работал на него.

        Шульдих часто снился ему, и хотя Айя помнил только невнятные, крохотные обрывки этих снов, к своему стыду и смятению он знал, что далеко не всегда эти сны кончались кровавой смертью рыжего. Иногда они кончались… совсем по-другому.

        Его враг больше не был тенью из прошлого. Он жил здесь, в Токио, дышал с ним одним воздухом, мешал убивать, нахально уходил от ударов и улыбался, улыбался, сверкал неестественно-синими глазами, отбрасывал за спину оранжевые лохмы. Он жил, от него пахло табаком, порохом и…

        Айя гневно застонал, вспоминая сегодняшнее унижение. Враг обнял его. Враг спас от пуль. Это было очередной игрой: он снова оставил его в живых, чтобы посмеяться еще раз. Рыжий негодяй держал его в руках, силком прижимал к себе, погрузив длинные пальцы в волосы, щекоча ухо своим дыханием. Одно из коленей Шульдиха прижималось к ноге Айи, и это почему-то особенно раздражало.

        Он выкрутил кран до отказа и стоял под ледяной водой, пока его не начало трясти с головы до ног. Неуместная эрекция немного опала, но совсем уходить не собиралась. Наконец он сдался и снова сделал воду теплее.

        Это часто бывает после миссий, сказал он себе. Конечно, нет ничего достойного в том, что кровь и смерть так заводят, но это научно объяснимая биологическая реакция. Ничего больше.

        Он опустил руку и коснулся болезненно твердого члена, легонько провел пальцами по всей длине. Закрыл глаза, позволяя теплым струйкам ласкать шею, медленно сжал руку на вздыбленной плоти и начал мысленно проигрывать самую надежную фантазию.

        Красивое лицо склоняется над ним, ближе, ближе, бездонные глаза, широкая улыбка, мягкие длинные волосы. Поцелуй, глубокий, влажный, бесконечный. Сильные ловкие пальцы ласкают его, умело и уверенно, сильнее, быстрее. Теплые губы скользят по шее, по груди, смыкаются на соске, острый язычок высовывается наружу, щекочет, поглаживает, начинает вылизывать мокрую дорожку вниз, по его животу, ныряет в пупок, опускается еще ниже… Облизывает его член, сначала головку, потом, по спирали, весь целиком. Зубы присоединяются к игре, легонько прихватывая тонкую кожицу, и каждый укус сопровождается поцелуем. Наконец горячий жадный рот обхватывает его пенис… Айя не очень точно представлял себе, каково это, но догадывался, что наверняка замечательно…

        “Я хочу тебя” - шепчет его любовник. Айя успел подумать, что для этого надо сначала вынуть член изо рта, но отмел эту мысль, как непродуктивную для фантазии. Он дотронулся намыленным пальцем до узкого отверстия, просунул внутрь самый кончик и содрогнулся всем телом. Оргазм подкатывал к нему теплыми волнами, он уже не смог бы остановиться. Правая рука скользила по вздрагивающему члену быстро и размеренно, он запрокинул голову, готовясь отдаться сладкому забвению, как вдруг склоненное над ним лицо дрогнуло и начало меняться.

        Мягкая, чуть рассеянная улыбка превратилась в ядовитую усмешку, теплые зеленые глаза налились враждебной густой синевой, золотые волосы стали ярко-рыжими. Айя закусил губу, борясь с наваждением, отчаянно прошептал: “Йоджи!”, но видение никуда не делось. Это проклятый Шульдих сжимал его в объятьях, это его губы заглушали поцелуями страстные стоны, это в его глаза смотрел Айя, утопая в остром, постыдном наслаждении, смотрел и не мог оторваться.

        Он смыл со стены белесые потеки семени и бессильно опустился на колени, готовый расплакаться от стыда и злости. Кен постучал в дверь и саркастически осведомился, не планирует ли Абиссинец переквалифицироваться в русалку. Айя невнятно рявкнул в ответ, вымыл лицо и потянулся за полотенцем.

        Когда он оделся и открыл дверь, Кен терпеливо стоял на пороге в одних трусах, покрытый струйками полузасохшей крови. Хидака постоянно разгуливал по верхним этажам в нижнем белье. Если верить Оми, то в первые недели их совместной работы Сибиряк дефилировал от своей комнаты до ванной вообще во всей красе, и только по личной просьбе чибика начал слегка одеваться. Может, этому Кен научился в футбольных раздевалках, но он совершенно не стеснялся мужчин, зато женщин стеснялся прямо-таки болезненно.

        - Ты как? - коротко спросил Айя.

        - Нормально. По-моему, все это только царапины. Жутко чешется. Сейчас помоюсь, и Оми меня обработает. Спокойной ночи, Айя.

        Абиссинец направился было в свою спальню, но ноги сами понесли к другой двери. Йоджи еще не спал, лежал в кровати, целомудренно прикрытый одеялом. Туго перебинтованная нога покоилась на подушке, переброшенной на другой край постели. При виде Айи он заметно обрадовался и жестом пригласил войти.

        Почти вся комната Йоджи была занята гигантской кроватью и внушительным шкафом, поэтому стульев он не держал. Айя присел на краешек кровати, переводя глаза с чудовищно распухшей щиколотки на знакомо улыбающееся лицо.

        Выглядел Балинез паршиво. Бледный до желтизны, под глазами залегли глубокие темные круги, волосы больше не спадали ему на плечи золотыми волнами, а висели свалявшимися патлами неопределенного цвета.

        - Болит? - кивнул Айя на ногу и пожалел, что спросил. Банальный вывих никак не мог болеть сильнее, чем пулевое ранение, а их Йоджи переносил с легкостью, без ощутимых потерь для красоты.

        - Да нет, не очень, - удивленно сказал Йоджи. - Пиво будешь?

        Айя поморщился, и Балинез поставил банку обратно на тумбочку.

        - Странная миссия, нэ? Кто были эти четверо? Твои знакомые?

        Айя промолчал. Это была его личная вендетта, в которой не нужны ни помощь, ни вмешательство посторонних.

        - Не отвечай, если не хочешь, я тебе доверяю. Если считаешь, что этот секрет можно хранить, не подставляя при этом нас - твое право, Ран. Тебя ведь так зовут на самом деле?

        - Меня зовут Айя.

        Он поднялся с кровати, собираясь уйти, но рука Йоджи стремительно, быстрее, чем глаза успели заметить движение, метнулась к его запястью. Теплые пальцы легли на кожу, не удерживая - только касаясь.

        - Останься.

        Айя замер, часто моргая.

        - Пожалуйста. Останься сегодня со мной. Я больше не могу спать один. Кровать широкая, я тебя не потревожу.

        Это был уже не первый раз, припомнил Айя. Две недели назад около трех утра он отправился в ванную и столкнулся на лестнице с отвратительно пьяным, перемазанным губной помадой двух цветов Балинезом. Тот держался за стену и покачивался, как будто раздумывал, не блевануть ли на ступеньки. Когда Айя попытался брезгливо протиснуться мимо, тот поймал его за плечо и так же жалобно попросил разделить с ним постель.

        От него несло табаком, перегаром и едкими духами. На левой щеке краснел отпечаток маленькой ладони, майка была надета задом наперед, сползшие очки не закрывали опухшие полуслепые глаза. Айя даже не был уверен, что Йоджи понимает, с кем разговаривает. Он отпихнул его от себя так, что тот ударился спиной о стену и едва не скатился вниз по лестнице, а потом схватил за шиворот и отволок в его спальню. Толкнул на кровать и вышел. Наутро Йоджи, казалось, ничего не помнил об этом инциденте. Теперь он просил снова.

        - Мне снится новый сон, - губы блондина болезненно скривились, он прокашлялся и продолжил. - В этот раз она совсем рядом, и я могу ее спасти. Я вижу, куда попадет пуля, могу закрыть ее собой, и она будет жива. Может быть, я даже не умру. Нет, во сне я знаю, что умру. Но она будет жива.

        - Кто?

        - Маки... Аска... Не знаю. Дело не в этом. Понимаешь, в реальности я легко могу прыгнуть на пулю, если нужно. Ты знаешь.

        Айя кивнул. Он знал.

        - А во сне я никогда этого не делаю. Мне страшно. И она умирает. А потом... она приходит за мной.

        Глаза Кудо, такие темные в сумерках, расширились, как будто он снова видел перед собой разгневанный призрак любимой женщины. Пальцы на запястье Айи конвульсивно сжались.

        - Йоджи, - сказал Айя. - Ты не виноват.

        Эти слова ничего не значили, уж он-то знал прекрасно, но Оми и Кен непременно сказали бы что-нибудь подобное.

        - Господи, - почти всхлипнул Йоджи. - Конечно, я виноват. Я каждый раз так ликую, что выжил... Конечно, я виноват. Неважно. Я могу работать, я не собираюсь сходить с ума и все такое. Я просто не хочу спать один. Останься.

        Айя облизнул губы и перевел дыхание. Его ладони вспотели, сердце билось где-то в горле. Естественно, он хотел остаться. Он мечтал снова оказаться в этой постели с тех самых пор, как проснулся в ней впервые, выскользнув из липкого, страшного сна и из объятий своего рыжего мучителя, и вместо этого оказался в руках незнакомого красивого парня, который легко смеялся, много болтал и прикасался к нему тепло и по-дружески. Лез в душу, как будто ему действительно было интересно, а фигурально получив по носу, без обид отскакивал. Тогда от него тоже пахло недавним сексом, но он был трезвый и веселый. Конечно, это было до Маки.

        Он мог бы остаться. Они лежали бы рядом под одеялом, возможно, соприкасаясь плечами, и Йоджи бы спал, мирно и тихо, а он кусал бы губы и изнывал от желания и одиночества. Это было бы даже неплохо.

        Но Йоджи держал сейчас его за руку и смотрел на него огромными, умоляющими глазами только потому, что с порванными связками он не мог смотаться в ближайший клуб и притащить домой какую-нибудь тощую вертлявую брюнеточку, которая подарила бы ему тепло, покой и забвение в обмен на пару комплиментов и добротный, умелый секс. Айя мысленно усмехнулся, прикидывая, согласился бы Йоджи расплатиться с ним тем же способом. Нет, он, конечно, был бы потрясен, почувствовал себя униженным и преданным, но наверняка не отказал бы. В своем теперешнем состоянии он дал бы Айе все, чего бы тот потребовал.

        Балинезу просто повезло, что Фудзимия больше не был человеком. Карающему мечу секс не нужен.

        - Ты как ребенок, Кудо, - произнес Абиссинец. - Если боишься спать один, купи себе ночник и плюшевого медвежонка.

        Рука Йоджи упала на простыни. Не глядя ему в лицо, Айя развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

        Кен все еще плескался в ванной. Айя вспомнил, что использовал последнее чистое полотенце, и спустился в прачечную за стопкой свежевыстиранных. Он уже собирался постучать в дверь ванной и крикнуть Кену, чтобы тот высунулся и забрал полотенца, но вовремя отдернул руку. Из-за шума воды до него донесся приглушенный стон и сдавленный голос Хидаки:

        - Йоджиии…

        Айя положил полотенца на пол под дверью и удалился, ступая абсолютно неслышно.

4. Заговорщики.

        Кроуфорд сел за руль, Шульдих устроился на переднем сиденье, вынул из бардачка диктофон и принялся монотонно бубнить в него по-немецки, сбрасывая вытащенную из головы Акашимы информацию. Он был чересчур тихий - обычно после боя с таким количеством смертей он весь искрился от беспокойной энергии. Оракул решил, что мозг телепата перегружен данными, и переключил все внимание на дорогу и в будущее.

        - Все нормально? - спросил Шульдих минут через десять, остановив пленку.

        - Много нового, но слишком туманно. Скоро будем знать. Посмотри у меня во внутреннем кармане - это то, что мы искали?

        Шульдих залез ему за пазуху, вынул толстый конверт и углубился в изучение пожелтевших листочков.

        - Похоже. По крайней мере, Акашима думал, что это оно. А чего Наги такой вялый, сейф был сложный?

        Кроуфорд посмотрел в зеркало. Наги и Фарфарелло дремали на заднем сиденье, прижавшись к противоположным дверцам. Младшие члены команды все еще побаивались друг друга.

        - Он успел покопаться в компьютере, напрямую, через телекинез. Устал. Ты знаешь, что он не спит, когда ты гуляешь?

        - Вот давайте вешать всех собак на бедных немцев... Я что, теперь должен сидеть дома, как привязанный? Что со мной вообще может случиться?

        Оракул деликатно промолчал, но потом не удержался и смачно припомнил пару берлинских приключений, проецируя яркие образы за ментальные щиты. Шульдих поежился.

        - Все под контролем. Величайшая опасность, которая сейчас мне грозит - это втык от нашего любимого начальства за халатность в работе. Брэд, ты уверен...

        - Уверен. И не подставлял бы тебя, если бы не был уверен. Я своими людьми не разбрасываюсь.

        - Самое забавное, эти пацаны сами не знают, на кого они работают. Вот будет смеху... - Шульдих мечтательно улыбнулся.

        - Не вздумай ничего делать без согласования со мной, - предупредил Кроуфорд.

        Телепат надулся и снова включил диктофон.

        *-*-*

        Кроуфорд остановился перед домом, взял спящего Наги на руки и отнес в постель, бросив парковку машины и Фарфарелло на Шульдиха. Мальчик был в полной отключке, очнулся только когда Оракул начал стягивать с него брюки - беспокойно задергался спросонья. Плафоны под потолком задребезжали, раскачиваясь.

        - Это я, - произнес Брэд. Наги сразу успокоился, помог Кроуфорду разобраться с брюками, залез под одеяло и принялся молча наблюдать, как начальник складывает его одежду, мимоходом поправляет бардак на столе, протягивает руку к выключателю.

        - Кроуфорд, - позвал он. - Это точно... Мы точно...

        - Все будет хорошо, Наги, я обещаю.

        - Еще никто этого не делал. Никто даже не пытался.

        - Мы - лучшие. Забыл? Тебе в любом случае ничего не грозит. Ты был в Розенкройц совсем мало, тебя не найдут, даже если мобилизуют всех телепатов и ясновидящих. У меня почти все готово, на днях отдам тебе новые документы, ключи и пароли к счетам. Если придется бежать, то есть куда.

        - Дааа... А вас-то найдут...

        - Хоть под землей, - кивнул Кроуфорд. Он не любил без дела врать своим сотрудникам. - Поэтому мы и планируем только твой побег. Ты уже взрослый, Наоэ Наги, не пропадешь один. Не волнуйся.

        - Пропаду, - упрямо сказал Наги. - Вот назло вам пропаду.

        - Перестань, - одернул его Кроуфорд и выключил свет. Мальчик затих под одеялом, как мышка. - Спокойной ночи.

        *-*-*

        Пока он сидел в кабинете, дожидаясь ответа из штаб-квартиры, - они всегда заставляли его ждать не меньше пяти минут, - будущее наконец частично прояснилось, причем страшно не вовремя. Ему здорово помогло то, что пока его абонент устраивался в кресле, вебкам в основном показывал белого кота, повисшего у него на руке. Картинка настолько напоминала старые фильмы про Джеймса Бонда, что Брэд хихикнул, отвлекся от пережитого шока и взял себя в руки.

        - А, Кроуфорд. Чем порадуешь?

        - Предатель Акашима уничтожен. Но во время операции произошло нечто непредвиденное.

        - Да? - толстые как баварские сосиски пальцы почесали кота за ухом. Бедное животное, казалось, пребывало в кататонии. Брэд от души посочувствовал коту, он сам еще помнил прикосновения этих пальцев. Впрочем, вспоминать об этом сейчас было ни к чему.

        - Другая группа проявила аналогичный интерес. Не исключено, что их действия были вызваны иными аспектами деятельности Акашимы…

        - Кто эти люди, на кого работают?

        Кроуфорд перевел дух.

        - Мой телепат определил, что они работают на Такатори. К сожалению, контакт был очень краток, и мы…

        - Такатори?

        - Мой телепат не ошибается, - твердо сказал Кроуфорд. - Я уверен, что мистер Такатори прояснит ситуацию, если мы обратимся к нему напрямую. С другой стороны…

        - Ты не спеши. Ему ни к чему знать про нашу связь с Акашимой, - старик задумался, наглаживая кота. - Ваше задание не меняется. Мы расследуем деятельность Такатори через иные каналы, не привлекая к вам внимания. Все.

        Связь оборвалась. Брэд выключил компьютер и отправился в комнату Шульдиха.

        Телепат сидел с ногами на кровати и бормотал в диктофон длинные цепочки цифр, не то номера счетов, не то кусочки какого-то шифра. Кроуфорд прислонился к дверному косяку, постоял так минуту, пристально разглядывая рыжего, негромко позвал:

        - Хочешь послушать про мое последнее видение?

        - Айн момент, - Шульдих закончил с номерами, выключил диктофон и поднял на него полусонные глаза.

        - Я видел того мрачного красноволосого парня, с которым мы столкнулись на сегодняшней операции, - сказал Кроуфорд, медленно приближаясь к кровати. - Он протыкал тебя мечом.

        Шульдих стянул свою бандану, швырнул ее в угол и простонал:

        - Пожалуйста, скажи, что это такая сексуальная метафора.

        - Какого черта, Шульдих? Я чувствовал, что это личная месть. Что ты ему сделал?

        - Это Фудзимия, Кроуфорд. Это был Фудзимия, и он меня вспомнил.

        - Парень, которого ты не убил полтора года назад. - Такие вещи Брэд не забывал. - Ты что, идиот, не стер ему память?

        - Стер, конечно! За кого ты меня принимаешь? Он не должен меня помнить! Но... Я его навещал, не часто, иногда... Может быть...

        - Ты проникал в его сны? - Кроуфорд стиснул кулаки, стараясь держать себя в руках. - Мало того, что ты оставил парня в живых, когда мы угрохали всю его семью, ты еще и светился после этого у него в подсознании? Это уже за чертой непрофессионализма и идиотизма, это уже какие-то суицидальные тенденции. Как будто ты хочешь, чтобы за тобой бегал маньяк, одержимый жаждой мести. Тебе что, внимания не хватает?

        - Эй, если бы мы с ним не столкнулись, я бы так и остался его страшным сном, - возразил телепат. - Коне-ечно, если подумать, то да, мы живем в одном городе и работаем в одной сфере... - Он скользнул глазами по перекошенному лицу Брэда и криво ухмыльнулся. - Да, я знал, что он теперь наемный убийца. Да, не предупредил. Ну, бей, если хочешь, что уж там, за дело.

        Кроуфорд коротко хлестнул его тыльной стороной ладони по щеке и сразу почувствовал себя намного лучше.

        - Ладно, ничего страшного. Если мы уберем только Фудзимию, все должно получиться. Сейчас Фарфарелло поспит пару часиков, и пойдет. Ты будешь его направлять, ты ведь можешь найти цель?

        - Брэд, - Шульдих тер пылающую щеку костяшками пальцев и меланхолично рассматривал собственные коленки. - Ты такой умный. Придумай какой-нибудь план, в котором не надо убивать Рана.

        Кроуфорд прекрасно знал, что означает этот спокойный тон: телепат уперся, и уговорить его не удастся. Попытки давления, когда он в таком состоянии, всегда кончались плачевно. Оракул решил пойти на компромисс и сменил тон на примирительный:

        - Он тебе нравится, да? Я понимаю, он хорошенький. Фарфарелло может притащить его прямо сюда. Развлечешься от души, а потом мы его уберем.

        - Нет.

        - Я отошлю Наги. На несколько дней, если понадобится. Он ничего не узнает.

        - Нет.

        - Почему нет-то? Если насиловать Фудзимию тебе неинтересно, ты можешь заставить его делать что угодно: хотеть тебя, любить тебя, стихи про тебя сочинять, пока не надоест.

        Шульдих молчал, свесив голову, рассыпавшиеся волосы закрывали лицо. Кроуфорду ужасно хотелось врезать ему еще разочек, но он понимал, что сейчас, как минимум, сломает рыжему ублюдку челюсть. Злости добавляло то, что он не предвидел этого подвоха.

        Шульдих был одним из самых уравновешенных телепатов своего поколения, но все же он был телепатом. Порой он вел себя странно, как сегодня утром. Иногда был чересчур импульсивен, частенько увлекался своими играми. Чужая боль опасно кружила ему голову, он безошибочно находил жертвы, которые можно было только чуть зацепить коготком, а потом упиваться их душевной агонией долго-долго, и очень не любил терять хорошие экземпляры. Но даже ради самой лучшей игрушки рыжий не стал бы идти на открытый конфликт с Брэдом и тем более рисковать своей горячо любимой шкурой.

        Кроуфорд предпочел бы списать происходящее на временное помутнение мозгов немца: время от времени у Шульдиха случались припадки похлеще фарфарелловских, но это всегда происходило вне дома. К тому же они оба до сих пор не были уверены, являются ли эти приступы симптомом личных тараканов телепата или реакцией на что-то подобранное в чужих головах, поэтому записывать рыжего в полные психи было рановато.

        - Шульдих, пока Фудзимия жив, ты одной ногой в могиле. Я не могу тебя потерять. Ты мне нужен. Мы не должны бессмысленно рисковать, только не сейчас.

        - Само собой, - глухо ответил телепат. - Поэтому я и прошу тебя что-нибудь придумать. И учти, если ты убьешь его у меня за спиной, я ведь узнаю.

        Кроуфорд схватил его за плечи, легонько встряхнул:

        - Да что с тобой, Шульдих?

        - Я не знаю, Брэдли, - пробормотал тот, отворачивая лицо. - Я бы сказал, если б знал.

Часть вторая. Связь.

        1. Наваждение.

        Середина лета, полдень - самый разгар жары, ленивой истомы, каникул. Редкие облачка беспомощно тают в густо-синем небе, цветы истекают пыльцой и душным ароматом, стрекозы неподвижно зависают над самой водой, немного пугающие в своем металлическом великолепии. Озеро тихое, глубокое, почти ледяное, даже сейчас. Если свесить ноги с мостков, почувствуешь, как от блистающей поверхности тянет мокрым холодом, от которого по обожженной загаром коже бегут мурашки. А если присмотреться, то за яркими бликами можно разглядеть тени, медленно скользящие в темной глубине. Это всего лишь рыбы, очень-очень большие рыбины...

        Они сидели рядышком на жестких, нагретых солнцем досках, ковыряли их ногтями и бросали отодранные щепочки в воду. Родители ушли в дом, а они решили остаться на озере до обеда. Вдвоем всегда было интересней.

        - Ааа, мне голову напекло, - захныкала Айя и завалилась на бок, уткнувшись горячей макушкой в его коленки. Он заслонил ее голову от солнца ладонями и предложил сходить на берег за шляпой, но она вцепилась пальцами в его голые ноги и сказала, что ей и так хорошо и удобно.

        - Ну конечно, вот опять перегреешься, тебя вырвет за обедом, и мне родители такое устроят... - пробурчал он, но никуда не пошел. Лень разливалась по всему телу, пригвождая его к мосткам куда прочнее, чем легонькое тельце сестры. Он чувствовал, как движутся ее ребра на вдохе и выдохе, теплое дыхание щекочет кожу на внутренней стороне его бедра. Ее мокрые после купания волосы были затянуты в пучок на затылке, но несколько кудряшек вырвались на свободу, прилипли к тонкой шее, одна обвилась вокруг прозрачно-розового уха. Айя медленно болтала ногами над черной водой, и тени лениво скользили по ее круглым коленкам, как будто поглаживали.

        - Этот купальник слишком открытый, - сказал он, осторожно проводя рукой по ее узкой спине. - Тебе нельзя его носить.

        - Я знаю, - ответила она. - Я знаю, что ты чувствуешь, когда смотришь на меня.

        Ее спина и плечи были покрыты уродливыми пятнами пролежней, и он принялся массировать ее холодную кожу, как будто мог стереть эти обличающие следы парой прикосновений.

        - Прости, прости, я виноват, прости, - бормотал он. Сестра еще дышала, хотя он отчетливо слышал в ее легких влажные хрипы, знак начинающейся пневмонии, но она еще дышала, и это было главное, все еще можно было поправить.

        - Это все из-за тебя. Ты не приходил целый месяц, бросил меня в этой дрянной лечебнице, совсем одну. Они меня почти убили.

        - Я работал, искал деньги...

        - Надо было продать машину.

        «Это все, что осталось от папы!» - хотел закричать он, но это было неправдой. «Порш» был не столько памятью об отце, сколько последним осколком нормальной, счастливой, богатой жизни, и наверняка ничего не случится, если Айя полежит в общей палате всего месяц, пока ему не заплатят, ведь ничего же с ней не случится?

        - Ран, я знаю правду.

        - Нет.

        - Ты меня ненавидишь.

        - Неправда.

        - Ты так виноват передо мной, что больше не можешь меня любить. Ты хочешь, чтобы я умерла. Тогда ты тоже сможешь...

        - Нет! - он с силой оттолкнул ее от себя, и она тяжело упала на мостки, беспомощно раскинув руки. Катетер выскочил из незаживающей раны на ее груди, кровь брызнула на грязные доски.

        - Я тоже хочу умереть, - простонала она. Ее огромные слепые глаза шарили по сторонам, искали его. Он хотел попросить ее опустить веки, чтобы глазные яблоки не сохли, но вспомнил, что она его не услышит. - Убей меня, Айя, ты же умеешь.

        Он проснулся, понял, что проснулся, но смог только дрожать и глотать воздух разинутым ртом, боясь даже моргнуть, чтобы кошмар не засосал его снова. Но и это быстро прошло. Похоже, он опять заснул в палате, уткнувшись лбом в матрас, крепко сжимая маленькую, неприятно холодную и влажную ладошку сестры. Она все еще дышала, значит, все было в порядке. Он методично проверил показатели на мониторах. Температура показалась ему слишком низкой, а ЭКГ - какой-то неровной, и он решил поговорить об этом с дежурным врачом.

        - Да, - сказал он, откашлявшись. - Устал я что-то. Ты, наверное, хотела поговорить, а я уснул.

        После встреч с сестрой у него всегда немножко саднило горло. Когда он приходил к ней, то говорил около часа, почти не умолкая, и так выкладывался, что остальные двадцать три часа в основном молчал. На самом деле из них двоих настоящей болтушкой была Айя, она могла трещать сутки напролет, так что ему редко когда удавалось вставить словечко, но теперь она молчала, значит, говорить должен был он.

        - Ты не волнуйся, я знаю, что ты не хочешь умереть. Ты для этого слишком вредная. Слушай, имей совесть, не снись мне так больше, ага? Та-ак, какие у нас новости...

        Он достал из тумбочки расческу и принялся переплетать косички Айи. Волосы у нее давно уже ломкие и тусклые, но в аккуратно заплетенных косах пока выглядели вполне прилично. Сестренка любила бесконечно крутиться перед зеркалом, пробовать новые прически, красить ногти лаком безумных оттенков, от нежно-голубого до ядовито-зеленого, пробовать разные сорта и ароматы блеска для губ, долго и старательно раскрашивать глаза мазилками четырех разных цветов, примерять разные сережки, колечки, бусы, цепочки. Наверное, ей было тяжело переживать разлуку со всей этой дребеденью - макияж больным не полагался, а единственным украшением, которое ей разрешили оставить, были ленты в косах. Он покупал ей самые красивые ленточки, какие только попадались ему на глаза: переливчатые, с вышивкой, с маленькими тряпочными цветочками на концах. Сегодня он принес пару красных бархатных лент - любимый солнечно-оранжевый цвет больше не подбадривал его.

        - Я наконец вылечил нашу пальму от антракноза. Если мы ее когда-нибудь продадим, сразу поставлю в магазин пожарную сигнализацию, потому что чует мое сердце, рано или поздно этот алкоголик Кудо заснет с сигаретой в зубах, а переезжать мне совсем не хочется. На прошлой неделе я забыл поставить таймер и не записал для тебя этот дурацкий девчоночий сериал, не помню, как называется, но там сейчас идет такая нудная, затянутая сюжетная линия, что ты ничего не пропустишь. Я встретил парня, который...

        Он замолчал. На некоторые темы он предпочитал с ней не разговаривать.

        - В общем, познакомился с одним парнем. Посмотрим, что из этого выйдет.

        Сестра молчала, но ему казалось, что там, внутри, она дрожит от любопыства, силится заговорщически улыбнуться, умирает от желания залезть к нему на коленки, чтобы заглянуть в глаза и потребовать рассказать все-все, с самого начала, в подробностях, с цитатами. У них был уговор - никаких секретов, и хотя он за эти два года нарушал его сотни раз, именно сейчас он чувствовал себя особенно виноватым.

        - Помнишь, мы с тобой читали мангу про демона? Он тебе так нравился, что я даже заволновался. Подумал, что тебя тянет на хулиганов. А ты тогда сказала, что конечно, погуляла бы с демоном, но замуж, как эта дура-принцесса, за него ни в коем случае не пошла бы. Я даже не знал, стоит ли мне успокоиться или начать психовать по-настоящему.

        Он встал, подошел к окну. Осторожно выглянул через щель в жалюзи. Знакомые синие глаза тут же взметнулись вверх, поймали его взгляд, как цепкие щупальца, потянули к себе. Шульдих сидел на бетонном парапете около парковки, болтал ногами и грыз мороженое. Айя усмехнулся. Сюрприза на этот раз не получилось - он уже научился чувствовать присутствие рыжего. Это начиналось как щекотка в основании черепа, потом ползло вниз по позвоночнику, а когда телепат лез в его мысли, Абиссинцу казалось, что кто-то прикасается прохладными пальцами к его вискам и легонько, нежно поглаживает. Сейчас такого не чувствовалось. Может быть, телепат не мог до него дотянуться с расстояния в шесть этажей.

        - Ну, замужество мне в любом случае не грозит, - задумчиво пробормотал Айя. - Пойду, пожалуй. Мы еще вернемся к этому разговору, хорошо?

        Он вышел из больницы и выжидательно остановился на ступеньках. Шульдих торопливо запихал в рот остаток вафельного стаканчика, слизнул с пальцев белые потеки и ловко спрыгнул с парапета. Огненные волосы взметнулись в воздухе, упали на лицо. Телепат тряхнул головой, отбрасывая их назад, сдунул с носа последнюю непослушную прядку. Айя сглотнул, усилием воли удерживая мысли в узде.

        - Чего надо?

        - И вам доброго утречка, Фудзимия-сан. Новая информация. Пойдем, не на улице же.

        - И где на этот раз? - спросил Айя так ядовито, как только мог. Шульдих уже делился «информацией» в нескольких кафе, в Макдональдсе, в дорогущем европейском ресторане при свечах («До смерти захотелось немецкой кухни, пойдем, тебе понравится...»), в парке, где он пытался склонить Айю к совместному кормлению уток, в машине Абиссинца, в собственной машине (под тихую, приятную музыку, струившуюся из динамиков), а в последний раз Шульдих пригласил его в кино, мотивируя тем, что информация слишком уж секретная и необходима жесточайшая конспирация. В кино Айя, конечно, не пошел; телепат надулся, как мышь на крупу, и исчез на несколько дней.

        - Здесь недалеко приятный маленький бар, присядем, выпьем пива...

        Айя равнодушно приподнял брови. Немец сунул руки в карманы, лениво прошел совсем рядом с ним, почти задев локтем, обернулся через плечо, глядя сквозь рыжую челку:

        - Ну, ты идешь?

        Они шли по пустынной улице, рядышком, плечо к плечу, попадая друг другу в шаг. Со стороны, наверное, они выглядели, как два друга. Может быть, студенты. Может быть, музыканты или какая-то иная богема - вон какие у обоих волосы... А может быть, и не друзья - друзья болтали бы о пустяках, а они молчат, нервные, как на свидании...

        Ран подумал, что мог бы запросто протянуть пальцы и дотронуться до запястья рыжего. Мог бы даже взять его за руку.

        Губы Шульдиха дрогнули, как будто он силился спрятать улыбку.

        - Если информация опять будет об изменениях в его распорядке дня... - угрожающе произнес Айя. - Мое терпение, знаешь ли, не безгранично.

        - А что? Это важные сведения, и нигде больше ты их не получишь. Ты благодарить меня должен.

        - Мне не интересно, во сколько Такатори просыпается и сколько раз в день ходит в туалет. Разработку операции ты обещал взять на себя, а детали мне не нужны. Просто скажи мне, где и когда я смогу его убить.

        - Мы разрабатываем, успокойся. Я думал, ты хочешь быть в курсе.

        - Не ври. Ты читаешь мои мысли и знаешь, чего я хочу.

        - Ага, знаю, просто решил, что тебя надо сначала в ресторан пару раз сводить, - хихикнул рыжий, и далеко не безграничное терпение Абиссинца наконец лопнуло, как перетянутая струна. Он сгреб Шульдиха в охапку; голова сразу закружилась от знакомого запаха табака, пороха и одеколона, но Айя только крепче притиснул к себе обмякшее от неожиданности тонкое тело, затолкал добычу в ближайшую аллею и притиснул к стене рядом с мусорным баком.

        - Хватит, - прорычал Ран, наклоняясь так близко, что растрепанные рыжие волосы защекотали ему лоб. - Ты таскаешься за мной вторую неделю. Вся эта информация - чушь. Что тебе на самом деле от меня нужно?

        Шульдих внезапно перестал издевательски ухмыляться, похоже, в первый раз с момента их знакомства. Его серьезное лицо оказалось неожиданно правильным для гайдзина, а глаза без вечного прищура - огромными и грустными.

        - Только между нами. Я сделал ужасную глупость, - быстро произнес он. - Когда я был в твоих снах, то слишком глубоко нырнул, и часть меня осталась там.

        - Там? - непонимающе переспросил Айя.

        Шульдих протянул руку и нажал кончиком пальца между сердито насупленных бровей собеседника:

        - Тут.

        Айя отшатнулся, в ужасе воображая невидимого рыжего демона, живущего в его черепной коробке, следящего за каждым его шагом, может быть, вкладывающим чужие мысли в его разум...

        - Нет, нет. Ничего такого. Просто... связь, - устало пробормотал Шульдих. - Мне плохо, когда я тебя долго не вижу, вот и все. Это постепенно пройдет. Уже проходит. Дай мне еще немного времени, просто дай мне побыть рядом...

        Это так странно и неприятно напомнило Айе недавний разговор с Йоджи, что в его запутанных мыслях словно замкнулись два оголенных провода. Он схватил Шульдиха за плечи, закрыл глаза и вцепился губами в рот немца, оборвав его тираду на полуслове.

        Чужие губы удивленно раздвинулись под его яростным натиском, и он прижался еще плотнее и, замирая от предвкушения, коснулся их языком. Шульдих громко застонал ему в рот и принялся целовать в ответ: быстро, жарко, невероятно умело и уверенно. С непривычки целоваться взасос было довольно странно, но было в этом влажном скольжении что-то одуряюще гипнотическое; их дыхание смешивалось, и Айе казалось, что он весь окутан запахом Шульдиха, что они соприкасаются так интимно и тесно, как это только возможно. Рыжий схватил его за затылок, и Абиссинец почти задохнулся в потоке ощущений - гибкий, горячий язык, ласкающий его губы, длинные пальцы в его волосах, невыносимая, пульсирующая тяжесть в паху...

        «Прямо здесь,» подумал он. «Прямо сейчас. Тут не очень грязно, у него наверняка есть презервативы...»

        Его тут же с силой оттолкнули, так, что он споткнулся от неожиданности и еле удержал равновесие; прохладный воздух защипал мокрые, истерзанные губы. Шульдих прислонился к стене, согнувшись и шумно дыша. На его щеках пятнами проступал яркий румянец, но проклятая ухмылочка уже вернулась на место, словно и не исчезала.

        - Не льсти себе, мальчик, - промурлыкал он. - Мне есть с кем спать, и сегодня, и завтра. Конечно, твои воздыхания меня забавляют, но уж извини, я не бюро добрых услуг. Если буду давать всем желающим, мне работать будет некогда.

        - Да ну? - Айя скептически покачал головой, игнорируя шевелящуюся в груди непонятную пустоту. - А мне-то показалось, что ты завелся, как школьник, с одного поцелуя.

        - Это от неожиданности. К тому же меня накрыло твоими эмоциями. У телепатов...

        - От неожиданности? Ты же читаешь мои мысли, ты знал, чего я хочу!

        - Ты сам не знаешь, чего ты хочешь, - фыркнул Шульдих. - Я вообще стараюсь держаться от твоих мыслей подальше, у меня от них голова болит. Ладно. Мне пора.

        - Погоди, - Айя схватил его за рукав, и щеки рыжего снова жарко вспыхнули, на этот раз, похоже, от злости. - Я думаю, ты достаточно потешился моими... воздыханиями. Это все началось из-за твоих телепатических штучек; ты обещал, что это пройдет само, ты соврал. Теперь убери эту мерзость из моей головы.

        - Это не в голове, Ран, - хихикнул Шульдих.

        - Убери.

        Телепат лениво пожал плечами:

        - Да пожалуйста, мне не жалко. Гарантий никаких, но я постараюсь. Под корень. С мясом. Ты сожми зубы покрепче, а то язычок прикусишь.

        Он прикрыл глаза, сосредоточенно нахмурился, и легкие невидимые пальцы на висках Айи превратились в лед, в раскаленные железные прутья, в лезвия кинжалов, и с хрустом провалились внутрь его черепа.

        Когда он снова открыл глаза, то с удивлением понял, что удержался на ногах. Лоб саднило; он смутно помнил, что пару раз приложился им об стену, и это действительно смягчило боль. Во рту было полно крови из прокушенной губы, но язык остался цел. Айя сплюнул красным себе под ноги и посмотрел на Шульдиха.

        - Легче? - издевательски спросил телепат. Он стоял у выхода из аллеи и курил. До этого Ран еще ни разу не видел его с сигаретой.

        Он ожидал, что гайдзин изменится. Станет простым, тусклым, обычным, как все. Но похоже, то, каким он видел Шульдиха, не было частью иллюзии. Наверное, таким его видели все.

        Неудивительно, что ему есть с кем спать. И сегодня, и завтра.

        - Легче, - согласился Айя. - Больше я не хочу тебя видеть до самого дня операции.

        Он брезгливо протиснулся мимо рыжего и направился домой, не торопясь и не оборачиваясь.

        *-*-*

        Такатори отправился играть в гольф со своим младшим братом и объявил, что для этого телохранители ему не понадобятся. Кроуфорд наслаждался свободным днем на всю катушку: валялся на диване, читал биржевые сводки и записывал в блокнот вызванные ими видения. Колебания курса предвиделись небольшие, но кое-что выиграть было можно. Раньше нужно было звонить брокеру, платить комиссионные, мириться с неизбежной утечкой информации и понижением прибыли, но теперь, с развитием онлайновой торговли акциями, только и требовалось, что отдать блокнот Наги. Доходы они делили пополам и складывали на личные счета. Разумеется, не те, куда шли деньги от Такатори и Эсцет и откуда Розенкройц ежемесячно хапал семьдесят пять процентов поступлений.

        Кроуфорд начал планировать крах Розенкройц, когда ему еще не исполнилось тринадцати лет. Забылись детские обиды, остался в прошлом ежедневный страх, унижения, испытания… Он выгрыз для себя уютную нишу в иерархии организации, и теперь освобождение уже не было условием выживания. Тем не менее, он не планировал оставаться в рабстве до конца своих дней. Даже если бы ему не приходилось пресмыкаться перед начальством, склонным к немотивированному гневу и варварской жестокости, он все равно сражался бы за свободу, потому что ему принципиально не нравилось отдавать этим сволочам львиную долю своей зарплаты.

        До обеда можно было вообще не вставать с дивана. Никаких дел не предвиделось, подчиненные не нуждались в заботе. Наги был у себя, ломал защиту очередного банка под саундтрек к «Призраку в доспехах», Фарфарелло тренировался, а именно - прыгал по своей комнате, размахивая ножами, Шульдих шлялся неизвестно где. Все в порядке вещей. Кроуфорд счастливо вздохнул, перевернул страницу и тут же, в полном соотвествии с законом Мерфи, увидел, что вот-вот вернется телепат и испортит ему настроение.

        Громко хлопнула входная дверь. Что-то гулко ударило об стену в прихожей, потом еще раз. Ботинки, догадался Кроуфорд. По настоянию Наги они разувались у порога. Шульдих промаршировал в гостиную, на ходу стянул приджак и швырнул его на пол. Оракул страдальчески поморщился.

        - Фарфарелло в порядке? - отрывисто спросил немец.

        - Сам не слышишь? - удивился Кроуфорд. Шульдих мог читать Фарфарелло с расстояния в несколько километров.

        - Я закрылся. Мне нехорошо, - телепат потер лоб, жмуря красные, опухшие глаза. - Мне что-то совсем нехорошо, Брэд. Я отдохну пару дней, а?

        - Если нужно, - кивнул Кроуфорд. С пси-талантом шутить было вредно: если мозги требовали передышки, отказывать им не стоило. - Только дома, пожалуйста.

        - Ага, ага, ладно. Так Фарфарелло как?

        - Нормально, по-моему. Слушай, я с тобой хотел поговорить насчет Фудзимии. Ты не слишком часто с ним встречаешься? Все-таки риск, вы оба заметные; я понимаю, что ты контролируешь свидетелей, но...

        - Все, Брэд, все. Больше не буду. Все кончилось, - Шульдих вяло махнул рукой и нетвердой походкой поплелся в комнату ирландца.

        Кроуфорд осторожно выглянул из-за газеты - с дивана просматривался весь коридор. Дверь распахнулась, когда Шульдих был в нескольких шагах до цели. Голый до пояса Берсерк появился на пороге, обеспокоенно заглянул в потупленные глаза телепата, все еще сжимающей стилет рукой подтолкнул к себе рыжую голову. Немец прижался лбом к поблескивающему от пота плечу, а Фарфарелло осторожно обнял его и скрестил руки на узкой спине. Лезвия стилетов тихонько звякнули, соприкоснувшись. Они стояли так не меньше пяти минут, неподвижно и молча, а потом ирландец втянул Шульдиха в свою комнату и захлопнул дверь.

        Кроуфорд пожал плечами и снова углубился в чтение, но вместо захватывающей картины биения финансового пульса планеты перед глазами мелькали только нудные колонки цифр.

        - Рыжая сволочь, - сказал он в пустоту, даже не понимая, чем Шульдих достал его на этот раз.

3. Откровение.

        Айя проснулся раньше обычного, разбуженный странными, совершенно неуместными звуками. До открытия магазина оставалось около часа, но кто-то уже был на ногах, гремел внизу на кухне, пускал воду из крана, и вроде бы даже весело мурлыкал какой-то дурной танцевальный мотивчик.

        Момое-сан наотрез отказывалась заходить в их жилые помещения, даже когда Оми приглашал ее на кухню на чашечку чая. Айя не знал точно, почему. Возможно, пару лет назад бедная старушка наткнулась где-то в коридоре на обнаженного Кена. А может быть, она просто знала, что мусорное ведро у них частенько забито окровавленными бинтами, а на микроволновке валяются фотографии людей, которые скоро появятся в криминальной хронике, аккуратно обведенные мелком по контуру. В любом случае, это была не она.

        Это никак не мог быть Йоджи, который всегда торговался до последнего, пытаясь отвертеться от утренней смены и проваляться в кровати часиков до двух. Это не мог быть Оми, хронически недосыпающий, разрывающийся между школой, магазином и работой. Оми вставал точно за десять минут до прибытия автобуса и накачивался холодным консервированным кофе уже в школьном вестибюле, чтобы потом целый день выглядеть свежим, бодрым и душераздирающе хорошеньким.

        Это вполне мог быть Кен. Иногда он подскакивал ни свет ни заря, и успевал еще побегать перед открытием магазина. Но на кухне ему делать совершенно нечего...

        Айя смутно припомнил, что Хидака вроде бы хотел научиться готовить, рывком выскочил из кровати и торопливо оделся, отгоняя нехорошие видения разных мастей, от «Пожар» до «Пищевое отравление». На лестнице от столкнулся с растрепанным, взволнованным Бомбейцем, и они вместе ринулись вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

        На кухне обнаружился совершенно незнакомый полуголый парень в усыпанных блестками узких штанах, босиком, только что из душа. Он нахально копался в их холодильнике, а на плите тем временем грелась любимая сковородка Фудзимии, с толстым дном и удобной деревянной ручкой.

        Айя и Оми застыли на пороге, но подоспевший Кен с разбегу врезался в них сзади, и все трое вылетели в кухню, как пробка из бутылки.

        - Здравствуйте, - пролепетал Бомбеец, ошарашенно пялясь на сверкающую задницу незнакомца.

        - Доброе утро, - ответил тот, выныривая из холодильника с добычей в виде яиц и бекона. - Ой, сколько вас. Завтракать все будут?

        - Ага! - с энтузиазмом кивнул Кен, усаживаясь за стол. - Мне три яйца, пожалуйста. Тебя как вообще зовут?

        - Мики, - сказал парень, обмениваясь поклонами со всеми по очереди. - Я вот только кофе не могу найти.

        - Я сделаю, - Айя протиснулся к кофеварке, сменил фильтр и зарядил новую порцию молотых зерен. - Вы, собственно...

        На пороге возник Йоджи, предсказуемо заспанный, одетый по-домашнему. Зевая, помахал рукой всем присутствующим одновременно, доковылял до раковины и принялся глушить стаканами водопроводную воду, как обычно делал с похмелья.

        - Привет, - сказал Мики и потерся щекой о его плечо. Балинез оторвался от стакана и звонко чмокнул парня в макушку. Оми сдавленно ахнул.

        - И бекона тоже три ломтика, - уточнил Кен. - Айя, и мне две ложечки сахара в кофе. Хорошо-то как, и почему мы так редко завтракаем вместе?

        Никто не ответил. Тишина кухни нарушалась только шкворчанием яиц на сковородке, шипением бекона на гриле и бульканьем кофеварки. Утолив жажду, Кудо, как обычно, поставил стакан в раковину, не утруждая себя мытьем посуды, и схватил Мики в охапку. Кен и Айя тактично отвернулись, стараясь не прислушиваться к хихиканию и чмокающим звукам. Оми смотрел во все глаза, завороженно разинув рот.

        Через несколько минут завтрак был сервирован. Гость вежливо отказался от предложенной табуретки, быстро поел стоя, оделся, взял предложенные Йоджи деньги на такси и поцеловал блондина в нос:

        - Ну все, я побежал, было классно, может, еще увидимся, я в том клубе часто бываю. Всем пока, приятно было познакомиться!

        - Что это было? - зловещим шепотом спросил Абиссинец, когда за Мики захлопнулась входная дверь.

        - Да так, - гордо сказал Йоджи. - Познакомился вчера. Я, кстати, бисексуал, если вы не знали.

        Айя не знал. Если бы знал - никогда не позволил бы себе так увлечься. Заведомо недостижимые мечты безопасны, они утешают и согревают в трудные минуты, но не дают слишком уж зарываться и совершать безрассудные поступки, которых нельзя себе позволять. А этого позволять никак нельзя, несмотря на то, как отчаянно встрепенулась надежда у него в душе, несмотря на то, что он уже не мог вспомнить, почему так твердо решил в самом начале, что ничего не будет.

        Нет, как раз именно поэтому.

        - Ребята, - решительно сказал Оми. - Я тоже хочу поделиться с вами одним секретом. Не знаю, как вы к этому отнесетесь. Йоджи-кун, все-таки... Но я хочу, чтобы между нами не было никаких тайн.

        Он перевел дух, залился румянцем и выпалил:

        - Мне нравятся парни!

        Айя вздрогнул, Йоджи улыбнулся, а Кен потрепал Оми по плечу и сказал:

        - Да ладно, чибик, тоже мне, большое дело. Нам тут всем нравятся парни. Правда, Айя?

        Абиссинец встал, оставил недоеденный завтрак на столе и молча вышел из кухни. Нежданно выпавшие свободные минуты можно было провести с пользой, например, опрыскать цветы или рассортировать материалы для икебаны.

        В парничке было душно, тихо и спокойно. Густо пахнущий землей, пыльцой и зеленью воздух был совершенно неподвижен. Благословенное одиночество окутывало мягким коконом, и он позволил себе расслабиться, вздохнуть посвободнее. Выбрал лейку нужной емкости и потянулся к верхней полке с химикатами, и тут чьи-то пальцы легли на его голый под задравшимся свитером живот.

        - Айя, - влажно выдохнул Йоджи ему в ухо.

        Ран стиснул зубы, развернулся и врезал Кудо пустой лейкой по морде, но тот отбил удар в последний момент и ловко перехватил его запястье. Он стоял так близко, слишком близко, и под тонкими трикотажными штанами наверняка не было никакого белья, и майка обтягивала его торс слишком плотно, задиралась кверху, открывая пупок с этим пошлым колечком, которое можно было бы теребить языком, соскальзывая...

        Он толкнул Йоджи прочь, но тот опять увернулся, пустив руку Айи вскользь, и прижался еще плотнее.

        - Айя. Скажи, чего ты хочешь.

        - Много чего, - прошипел Фудзимия, борясь с головокружением. - Мира во всем мире. Уметь летать, как птица. Чтоб ты не вел себя, как последняя шалава - но это уже из области фантастики.

        - Айяааа, - Йоджи уже дышал ему в шею, осторожно отводя назад длинные пряди волос. - Я не собираюсь тебя соблазнять. Ты мой друг, мы оба мужики, мы все прекрасно понимаем, нам не нужно плясать друг перед другом ритуальные танцы. Просто скажи, чего ты хочешь. Что угодно.

        Прикосновение губ к коже, влажное, нежное, язык, скользящий вдоль яремной вены, поцелуй у мочки уха. Айя стиснул зубы, чувствуя, что проигрывает эту схватку, и ухватился за последнюю спасительную мысль.

        В конце концов, это не его идея. Не он это предложил. Не он зажал товарища по команде в угол и лижет ему шею. Это все Кудо, и если это не будет ЕГО ошибкой или слабостью, то можно просто...

        - Отпусти меня сейчас же, - произнес Абиссинец, не двигаясь с места. - Или на счет три я сломаю тебе руку.

        - Перестань, Айя, - прошептал Йоджи, уже скользя ладонью по внутреннему шву его джинсов. - Ты же хочешь.

        - Раз.

        - Или ты не хочешь хотеть? В этом дело?

        - Два.

        - Я не понимаю тебя, честное слово. Это же ничего не значит, просто - всем нужно время от времени чувствовать человеческое тепло. Даже таким, как ты. Мы можем дать это друг другу, а остальное...

        - Три.

        Он рванул руку на себя, отчаянно надеясь встретить сопротивление, почувствовать чужую силу, почувствовать, что у него нет выбора, но Йоджи только потянулся за ним вслед, все так же бормоча эту жалкую бессмыслицу, пытаясь убедить, уговорить…

        Идиот.

        Айя бросил лейку, поймал запястье Йоджи обеими руками и швырнул блондина на пол одним точно рассчитанным движением. Тот скорчился, пережидая боль, покрутил пальцами.

        - Хе. Не сломал, - удивленно констатировал он.

        - Конечно, нет. Вечером миссия, да и смену я за тебя отрабатывать не намерен.

        Йоджи поднялся, разминая выкрученную руку, и ухмыльнулся углом рта:

        - Кажется, я понял, чего ты хочешь. Ты знаешь, я мог бы.

        - Уйди, Кудо. Пожалуйста.

        - Я мог бы, - произнес Балинес почти мечтательно, снова придвигаясь слишком близко. - Связать тебя моей леской, а это больно, Айя, и невозможно пошевелиться. Ни о чем не спрашивать, заткнуть тебе рот, делать, что хочу. О, я мог бы…

        Айя машинально слизнул капельки пота, выступившие над верхней губой, и попытался выровнять сбившееся дыхание.

        - Но, честно говоря, - закончил Йоджи. - Лень возиться. Пусть кто-нибудь другой нянчится с твоими комплексами, Фудзимия-сан.

        Он уже давно ушел, а Айя все не мог сдвинуться с места, отчаянно пытаясь задушить захлестывающую его ярость, уговаривая себя держать злость внутри, сберечь ее для сегодняшней миссии, для скорой встречи с Такатори. Наконец он взял себя в руки, поднял лейку, закатившуюся под рабочий стол, и принялся разводить пестицидный состав теплой водой.

        Через некоторое время к нему молча присоединился Оми, мужественно выходивший в первую смену каждый школьный выходной, и помог ему выбрать и подготовить цветы для витрины. Вдвоем они успели пересадить партию саженцев до открытия магазина и начали свою смену в ровном, рабочем настроении.

        В воскресное утро покупателей было немного, все отсыпались, или нежились в постели, или проводили день с семьей. Айя поймал себя на том, что бездумно пялится в окно, хотя и в пустом магазине вполне было чем заняться. Погода была отличная, в самый раз для пикника. В такой день их мама обычно делала бенто, упаковывала в корзинку с двумя термосами - чай в одном, мятное мороженое в другом, и все вместе они отправлялись в центральный парк, раскладывали на траве мягкое клетчатое одеяло...

        - Айя, - сказал Оми. - Хочешь, после смены сходим куда-нибудь?

        - Хн?

        - Я хочу с тобой поговорить, про… Ну, что я сказал…А Йоджи - такой пошляк, не хочу у него спрашивать, а Кен не намного меня старше...

        - А я, вообще-то, не намного старше Кена…

        - Но у меня столько вопросов, про секс и - ты же наверняка уже, да? Посидели бы в кафе, или хочешь, я приготовлю нам чего-нибудь с собой, и пойдем в парк, вон какая погода хорошая. Мне так нужно с кем-нибудь поговорить, Айя, и я бы хотел, что бы это был ты.

        Ран посмотрел в его честные, прозрачно-васильковые глаза, тяжело вздохнул и кивнул, сдаваясь. Оми обрадованно пискнул и повис у него на шее:

        - Ура! Спасибо!!!

        Тело у Цукиено, в отличие от мордашки, было совсем не мальчишеское, и вот так впритык Айя это хорошо чувствовал. Сильные руки, крепкие рельефные мышцы, и еще что-то достаточно рельефное где-то под фартуком... Айя осторожно обнял Оми за талию, понимая, что совершает ошибку, но оттолкнуть малыша было бы слишком жестоко, хотя он понимал, что в конце концов придется.

        - Ой, как трогательно, я не могу, - фыркнул Шульдих, врываясь в магазин. - Так, важная информация.

        - Опять? - раздраженно спосил Абиссинец, разжимая объятия. При виде телепата у него внутри, как обычно, что-то взволнованно сжалось, и он знал, что от противника это наверняка не укрылось, но он уже привык чувствовать себя голым перед этим человеком.

        Они не виделись целый месяц. Он почти забыл, как вызывающе красив был рыжий. Хотя телепатическое «лечение» почти ничего не изменило, теперь он все-таки снился Айе значительно реже, и не то чтобы он соскучился...

        - Айя, этот тип тебя все еще преследует? - нахмурился Оми. - Мы можем обратиться наверх, там этот вопрос быстро решат.

        - Не надо, Оми, - быстро сказал Айя. - У нас деловое соглашение, он мне нужен.

        - Это совершенно очевидно неправда, - размеренно произнес Бомбеец. - Я же вижу, как он на тебя смотрит. Он по тебе с ума сходит.

        - Цыц, козявка, - бросил рыжий сквозь зубы. - И если ты думаешь, что можешь грозить мне этими Критикеровскими клоунами, а ты так и думаешь, то ты глубоко заблуждаешься.

        - Я и сам бы с тобой разобрался, - произнес Бомбеец. - Да у нас мусорный бак маловат. Твой труп целиком не поместится. К тому же, если Айе нравится тебя динамить, то не буду лишать его такого развлечения.

        Шульдих холодно улыбнулся, медленно развернулся всем корпусом и посмотрел Оми в глаза.

        - Лучше подумай о своих проблемах, деточка, - прогнусавил он. - Вот таааак.

        Зрачки Оми неестественно расширились, как от невыносимой боли. Он вздрогнул, цепенея, и медленно сполз на пол, цепляясь за прилавок.

        - Нет, - прошептал он, сворачиваясь в клубочек на полу. - Нееееет...

        Айя ринулся к Шульдиху, рванул его за грудки, отчаянно заорал прямо в лицо:

        - Что ты с ним сделал, скотина? Помоги ему, сейчас же, немедленно!

        - Ничего, - невозмутимо ответил немец, позволяя Айе трясти себя, как тряпичную куклу. - Снял амнезию. Да ерунда, она у него неорганическая, типичный пост-травматизм. Я Фарфарелло снимаю амнезию по нескольку раз в год, когда он совсем достанет, так он повоет-повоет, а утром опять - Джей? Кто такой, почему не знаю? И этот так же: когда-то забыл все, что ему не нравилось, и скоро обратно все подавит.

        - Нет, - глухо сказал Оми. Он уже отдышался, приподнялся с пола и теперь сидел у стены, обхватив себя руками, тихо раскачиваясь из стороны в сторону. - Мне уже не шесть лет. Я профессионал. Нет, нет, мамочка...

        Он всхлипнул, вжался лицом себе в коленки. Айя выпустил Шульдиха, присел рядом с Оми и успокаивающе погладил его по плечу.

        - Прелесть, - фыркнул телепат. - Сейчас я оставлю тебя нянчиться с этой суррогатной сестренкой, но сначала то, зачем я, собственно, сюда пришел, хотя мне совсем не рады, как я погляжу. Откажитесь от сегодняшней миссии.

        - Вот еще, - хмыкнул Айя.

        - Там будет засада.

        - Откуда ты знаешь?

        - Засада - это мы, - пояснил Шульдих. - Еще постреляем вас сгоряча, а у нас уговор насчет Такатори, ты не забыл?

        - Такатори? - Оми поднял голову, вытер слезы. Глаза его лихорадочно блестели, и вовсе не от скопившейся в них влаги. - Такатори Рейдзи?

        Шульдих склонил голову, словно прислушиваясь, и расплылся в счастливой улыбке.

        - Ага. Надо же, мир тесен. Ладно, я пойду, в общем, я рассчитываю, что вечером мы с вами не столкнемся.

        Легкие шаги, трель колокольчика, стук двери - и он опять ушел, растворился в жарком воздухе летнего Токио, и Абиссинец даже не обернулся, чтобы проводить его взглядом. Он и так легко мог себе представить тонкий, длинный силуэт в слишком ярком зеленом пиджаке, режущие глаза солнечные блики на растрепанных волосах, нарочито расхлябанную походку… Приказал себе не думать о рыжем и коротко спросил Оми:

        - Что у тебя с Такатори?

        - А у тебя, Айя-кун?

        - Он мой враг, - честно ответил Айя, готовый ко всему. - Ты...

        - Он мой отец, - просто ответил Оми, и Абиссинец остолбенел, задыхаясь от гнева и горечи непредвиденного предательства. - Я его младший сын. Он думает, что я умер. Он... он хотел, чтобы я умер.

        Оми закрыл глаза, мучительно сглотнул, покачал головой.

        - Айя, он твой враг. Поэтому, может быть, ты не ужаснешься и поймешь. Он... Когда я был маленький, меня похитили. А он отказался платить выкуп, когда они позвонили ему; сказал, чтобы они делали что хотят. Чтобы убили меня или продали в рабство или на органы. Что я ему не нужен.

        - Оми, - выдохнул Айя, не в силах поверить. Его отец, он знал точно, убил бы похитителей его сына или дочери голыми руками, они с мамой продали бы дом и все до последней простынки, лишь бы спасти его или сестру...

        - Персия спас меня... Ох, нет, Персия... - Оми прикусил губу, тихо застонал, и Айя обнял его за плечи, прижал к себе, не зная, чем еще помочь. - Персия сказал мне, но я забыл. Я был совсем маленький, я просто не мог... Он сказал мне, что моя мама умоляла отца, но он не слушал. Персия сказал, что она повесилась. Мама, моя мамочка...

        - Шшш, - Ран склонил голову Оми к себе на плечо, принялся тихонько раскачивать их обоих, как делал с сестрой, когда она ревела по-настоящему безутешно.

        - Айя-кун, - сказал наконец Цукиено, немного успокаиваясь. - Такатори - что ты... Ты хочешь убить его?

        - Да, - признался Айя, готовясь объяснять и оправдываться, но Оми задал только один вопрос, и совсем не тот, которого он ждал:

        - Можно, я с тобой?